— Ребенок? — удивилась она. — У меня нет детей.
— О, прости, я не знала, что он умер…
— Да нет же, у меня никогда не было детей! Мне это не нужно и неинтересно. — Она вновь обернулась в мою сторону. — С чего ты вообще взяла?..
— Но… как же твоя грудь…
— Ах это, — улыбнулась она. — У женщин нашей Земли груди вырастают не только на время вскармливания. Они формируются в юности и остаются на всю жизнь.
— На всю жизнь?! Бедные, — искренне посочувствовала я. — Всю жизнь таскать на себе эти несуразные жировые мешки! Как это неудобно, да и некрасиво к тому же… А от них нельзя как-нибудь избавиться медицинским путем?
— Ну, кое-кто мог бы сказать нечто подобное и про твои крылья, не так ли? — усмехнулась она.
— Извини, — смутилась я. — Я не хотела тебя обидеть.
— Я не обиделась. Мы вообще не имеем такого обыкновения. Просто поясняю тебе, что у разных видов разные физические особенности. У ваших мужчин широкие носы, а у наших женщин большие груди.
— Да, но… широкий нос все же доставляет гораздо меньше неудобств, — непреклонно заметила я.
— Вообще-то ты права, — неожиданно согласилась Валерия, — на Земле довольно многие женщины предпочитают избавляться от грудей. Особенно тех, что выросли после… неважно. С тех пор как нанохилеры хранят нас от рака, это вопрос исключительно эстетических предпочтений. Я воспитана на классическом искусстве, где грудь вовсе не считалась некрасивой. — Она вновь улыбнулась. — Но я не отрицаю и новую эстетику. Каждому свое.
Что ж, эстетика и впрямь во многом — вопрос привычки. Так, поначалу розовая кожа Валерии показалась мне отвратительной, как освежеванная туша, но теперь я уже почти не обращала на это внимания.
Конечно, об этом я ей говорить не стала, хоть она и сказала, что обижаться не в их правилах…
Наутро Валерия и впрямь довольно долго расспрашивала меня о подробностях жизни в Йартнаре, интересуясь даже, казалось бы, совсем неинтересными для пришельцев со звезд бытовыми мелочами. Когда, однако, я попыталась вознаградить себя за этот скучный рассказ, расспросив ее в ответ о Земле людей, Валерия отвечала коротко и уклончиво, норовя перевести беседу на природу, флору и фауну своей планеты. Это тоже было интересно, тем более что она иллюстрировала свои слова, выводя на стены комнаты то амазонские джунгли, то эвкалипты Австралии, то подсвеченный солнцем подводный мир Средиземного моря, но все же я предпочла бы больше узнать и о самих людях. Однако приходилось довольствоваться тем, что мне рассказывали.
Потом я спросила, где мне найти Раджива. Валерия сказала, что сейчас свяжет меня с ним, и через несколько секунд в помещении зазвучал его голос:
— Привет, Эйольта. Что, не терпится прокатиться? Можешь пока пройти на стоянку, я скоро буду.
Я вышла на улицу, шагнув из свежей прохлады помещения в сухой горячий воздух гларцуского полудня. Солнце палило немилосердно, и мир вокруг плавал в дрожащем мареве, а на блики блестящего корпуса флаера невозможно было смотреть, не щурясь. Флаер и не подумал открыть мне дверцы, так что, если бы я и впрямь задумала его угнать, у меня бы ничего не вышло. Однако торчать в ожидании на солнцепеке было немногим приятнее, чем сидеть в духовке. Тени в этот час почти не было; так как в наземном положении крылья машины располагались слишком низко, чтобы спрятаться под ними, я прикрылась от солнца своими собственными.
Вскоре показался пилот. Как и во время первой нашей встречи на лодке, он был в мешковатом комбинезоне и прозрачном круглом шлеме. Однако, когда мы залезли в кабину, он снял шлем и бросил его на заднее сиденье.
— Зачем вам эти костюмы? — спросила я. — Вчера ведь мы летали без них.
Кажется, он хотел опять ответить, что это долго объяснять, но, взглянув на меня, рассмеялся и передумал.
— То было вечером, — сказал Раджив. — Все дело в магнитном поле. У вашей планеты оно слишком слабое, даже не покрывает ее целиком, а лишь отдельные районы… Из-за этого уровень солнечной радиации, ну, вредных частиц, которые прилетают вместе со светом, в несколько раз выше, чем на нашей Земле. Вы-то к этому адаптировались, вам в некотором роде это даже пошло на пользу — из-за высокой радиации у вас больше мутаций, а значит, быстрее протекает эволюция. Ваша планета, как и вся система Бруно, моложе нашей, однако жизнь здесь уже достигла того же уровня развития… А для нас ваше солнце смертельно опасно, оно может нарушить работу не только естественных систем организма, но даже нанохилеров. Корпус флаера, как и стены домов, защищает от радиации, но на открытом воздухе днем нам нужны защитные костюмы.
«Мутации, — подумала я. — Доктор Ли сказал, что мои крылья тоже мутация».
— Вот, значит, почему ваши дома соединены подземными туннелями, — сказала я вслух. — Чтобы лишний раз не выходить на солнечный свет.
— Да.
— А что такое система Бруно?
— Бруно — так мы назвали ваше солнце, — пояснил Раджив. — Вы первая инопланетная цивилизация, открытая нами, поэтому вашей звезде мы дали имя астронома, который первым отстаивал идею множественности обитаемых миров. Это было много столетий назад; его… Ладно, полетели.
Мы промчались над ослепительно сверкающим морем и углубились, как выразился Раджив, «в воздушное пространство Гантру». Вот уж что не пришло бы в голову гантруским правителям, так это что у них, помимо земли и территориальных вод, есть какое-то воздушное пространство. «Для птиц нет границ», — как гласит старинная поговорка.
В тот день мы летали больше трех часов, хотя, когда Раджив сказал мне об этом, я поверила с трудом — настолько незаметно промелькнуло время. Тем не менее цифры на ИЛ Се, которые я уже научилась читать, показывали, что топливо кончается и пора возвращаться. На обратном пути Раджив даже позволил мне разогнаться до сверхзвука, предупредив, чтобы я держала курс строго прямо и не дергала ручку почем зря. Впрочем, бортовой компьютер не позволил бы мне превысить допустимую перегрузку.
На третий день мы с Радживом, залетев подальше от поселений, отрабатывали посадку. Уменьшить тягу, снизиться и перейти на маховый режим было нетрудно, куда сложнее оказалось опустить флаер в намеченной точке. С первой попытки я проскочила лишние три сотни локтей. В той ровной каменистой пустыне, которую мы избрали своим полигоном, это не имело значения, а вот при попытке уместиться на маленькую площадку, выплавленную в скалистом склоне Зуграха, я бы при таком заходе наверняка разбилась. В следующий раз, пытаясь учесть свою ошибку, я, естественно, не долетела, и пришлось дотягивать до цели на бреющем полете в маховом режиме, в котором машина управлялась сложнее, чем на реактивной тяге. Раджив, однако, продемонстрировал, что под управлением опытного пилота машущий крыльями флаер может творить чудеса — не только зависать над точкой и разворачиваться на месте, но даже двигаться хвостом вперед.
Впрочем, заметил он мне в утешение, с помощью мозгового импланта все это проделывать намного легче, чем с помощью ручки. К тому моменту, как мы взяли курс на базу, у меня уже получалось заметно лучше, хотя, конечно, посадку на Зуграхе Раджив мне не доверил — и был прав.
На четвертый день с севера прилетел еще один флаер. На нем прибыли зоологи, изучавшие фауну Йертаншехе. Их было шестеро, и у главного была борода, словно у воцумаки! Когда они в своих защитных комбинезонах выбирались из кабины, я ожидала, что они будут вытаскивать шкуры и чучела животных или, может быть, даже живых зверей в клетках. Но весь их багаж состоял из плоских серебристых чемоданчиков. Обо мне благодаря радиосвязи они уже знали, но все же приставать прямо к ним, нарываясь на очередные «неважно» и «долго объяснять», я не решилась и спросила Валерию, почему они не привезли образцы.
— Они привезли образцы четырех сотен видов, — улыбнулась инопланетянка. — Просто нам нет нужды брать для этого целых животных. Достаточно их генетического кода, по которому впоследствии можно воссоздать живой организм.
Вообще же прибытие новой группы вызвало оживление, пришельцы, проведшие врозь многие месяцы, предпочитали общаться друг с другом, и всем, включая Раджива, было не до меня. Когда же я наконец отловила пилота, он огорошил меня новостью:
— Мы улетаем сегодня вечером.
— Все? — только и спросила я, чувствуя, как похолодело внутри.
— Пока нет. Будут два последних рейса челночной ракеты. Первый заберет нашу группу. Второй, через три дня, — прибывших сегодня зоологов, им еще нужно некоторое время, чтобы подвести итоги своей работы и демонтировать базу. Так что тебе пора возвращаться домой.
— А у меня уже почти начала получаться посадка… ,
— Что делать, Эйольта, не можем же мы из-за тебя менять график экспедиции. Я и так пошел ради тебя на серьезные нарушения инструкций.
— А можно, я останусь еще на три дня?
— Если упросишь Робера, лидера йертаншехской группы. Я в любом случае улетаю сегодня.
— А я могу упросить их пилота?..
— Вряд ли. Вальтер родился со встроенным знанием устава. И не вздумай сказать ему, что я учил тебя. Ты обещала.
— Вы пролетели сто восемнадцать световых лет, а у нас пробыли неполных два года, — вздохнула я.
— Нас ждут другие звезды Гиад.
— Значит, отсюда вы полетите не на свою Землю?
— Пролететь такое расстояние, чтобы исследовать лишь три системы, и впрямь было бы расточительством, — улыбнулся он. — Ну ладно, время идет, ракета скоро прибудет. Советую тебе вернуться со мной в Йартнар. Учти, даже если ты уговоришь Робера, Вальтер не обязан доставить тебя домой. И скорее всего он откажется пустить тебя во флаер, так что тебе опять придется добираться через полмира своим ходом.
— Мне не привыкать, — невесело усмехнулась я.
На самом деле я вовсе не собиралась домой. Я уже тогда обдумывала, как мне пробраться на ракету. Я не была уверена, что действительно хочу улететь с пришельцами, которые оказались вовсе не моими крылатыми собратьями, а посланцами совершенно чужого мира, — улететь навсегда, чтобы провести всю свою жизнь среди чужаков. Но… родная планета тоже не очень-то признавала меня за свою. И чудеса техники людей завораживали… особенно флаер. Оказавшись на их корабле, я получила бы последний шанс все уточнить и обдумать. И, может быть, вернуться с последним рейсом ракеты.
Я даже не стала говорить с Робером, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Пользуясь тем, что днем люди избегали выходить из своих домов без необходимости, я отправилась в одиночестве обследовать остров, в особенности его западную сторону, куда должна была сесть ракета. Ее посадочная площадка была во много раз больше флаерной и огорожена такой же проволочной сеткой, как и поселок.
Я понимала, что туда лезть не стоит — окажись я слишком близко от места посадки, меня просто испепелит. Однако, полазив вдоль длинного каменного горба, делившего остров на восточную и западную части, я отыскала… даже не грот, скорее трещину в скале, полуприкрытую чахлыми колючими кустиками. Я с трудом протиснулась внутрь, распугивая ящериц и обдирая сложенные крылья об острые каменные выступы; убежище было не самым удобным, зато отсюда открывался прекрасный обзор посадочной площадки, а меня было бы проблематично заметить снаружи, если только не искать специально.
Меня, однако, никто не искал. За эти дни я верно уловила отношение ко мне большинства пришельцев — мне не желали зла, пожалуй, я заслужила даже определенную их симпатию тем энтузиазмом, с которым добиралась сюда, но в общем-то с тех пор, как Валерия и Джек Ли удовлетворили свое научное любопытство, им не было до меня дела. Они бы защитили меня, если бы мне грозила опасность, однако, не видя меня, они едва ли обо мне вспоминали, тем более в предотлетной суете. Я была для них просто одной из миллионов аборигенов, любопытный случай атавистической мутации и не более. Пожалуй, на общем фоне несколько выделялся только Раджив — еще с того момента, как пришел утешить меня на причал. Думаю, это было что-то вроде братства — я была крылатой по рождению, он — по профессии; к тому же ему нравилось, что я оказалась способной ученицей. Но даже для него я была всего лишь представительницей низшей культуры, не ровней покоряющим звезды людям…
Правда, что я сразу почувствовала: если пришельцы и относились ко мне свысока, то лишь из-за разницы в развитии между нашими мирами. Никому из них и в голову не приходило считать отягчающим обстоятельством мою половую принадлежность. Похоже, что и при общении друг с другом они совершенно не обращали внимания, кто какого пола. Это я оценила.
Я просидела в своей засаде несколько часов; все тело ныло от неудобной скрюченной позы, вдобавок было жарко и хотелось пить.
Наконец незадолго до заката с неба донесся раскатистый гул, и спустя некоторое время я увидела ракету, опускающуюся на четырех огненных столбах. Из корпуса высунулись и растопырились четыре могучие опоры, над площадкой взвились вихрями облака пыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93