Он двигался в руках, будто им водила неведомая сила.
Конец посоха скользил по полу, вырисовывая какие-то письмена, но следов не оставлял.
Я знала; ничто не изменит ее решения. Дама Мэт даже не взглянула на меня и не ответила на мое прощание. Словно ушла куда-то невообразимо далеко и полностью забыла о моем существовании.
Я приблизилась к двери. Может, кликнуть людей, чтобы вывести тетю против ее воли? Я была уверена, что сейчас она не отвечает за свои слова и поступки.
Дама Мэт будто прочла мои мысли: широко открыла глаза и повернула посох в мою сторону, словно нацелилась на меня копьем.
— Дурочка.., я скоро умру… Доверь мне честь рода, я сделаю так, что враги пожалеют, что пришли в Иткрипт. Они уже задолжали мне, и я заставлю заплатить этот кровавый долг. Достойный финал для человека из рода Сломанного Меча!.. Постарайся заслужить такой же, когда придет твое время, Джойсана.
— Жезл грозно указывал на меня. Я повернулась и пошла. Не могла поступить иначе: меня словно заколдовали.
— Джойсана! — Колокол перестал звонить, и я услышала свое имя. — Джойсана, где ты?
Я сбежала по ступеням и увидела Торосса. Его капюшон был надвинут на лоб, открывая только часть лица.
— Чего ты ждешь? — сердито спросил он и, схватив меня за руку, потащил за собой к двери. — Садись на лошадь и уезжай!
— Дама Мэт.., она не хочет уходить…
Торосе посмотрел на лестницу, затем на меня. Покачал головой.
— Пусть остается! У нас нет времени. Дагэйл с отрядом уже на берегу. Враги.., враги плывут по реке.
У них есть оружие, которое может стрелять дальше, чем любой лук.
Он вывел меня на улицу. Там стояла лошадь; другая была у ворот. Торосе с силой закинул меня в седло.
— Поезжай!
— А ты?
— Я к реке. Куда же мне еще? Начнем отступать, как только получим сигнал, что вы уже вошли в ущелье. Все по плану.
Он стегнул лошадь, и та резко рванулась вперед.
Мне пришлось призвать на помощь все свое умение, чтобы удержаться в седле.
Позади я слышала крики и какие-то резкие хлопки. Это были таинственные, никогда мною не слышанные звуки. К тому времени, как я справилась с лошадью. Торосе уже скакал во весь опор в противоположном направлении, к реке. Мне очень хотелось поехать с ним, но я понимала, что буду только помехой воинам. Мне надо было вести тех, кто не мог сражаться. Поднявшись в горы, мы разделимся на маленькие отряды, каждый из которых пойдет по своему пути под руководством пастухов и лесников. Все должны были пробираться на запад — единственное место в Верхнем Холлеке, где было еще безопасно.
Но пройдя немного, я вдруг вспомнила — хрустальный Грифон! Он остался на ветке возле источника! Нужно забрать его! Я повернула лошадь и понеслась назад по хлебному полю, не думая о том, что топчу посевы. Вот и кольцо деревьев. Схвачу шар и тут же обратно.
Я въехала под деревья и спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока лошадь остановится. Но у меня хватило здравого смысла привязать поводья к веткам.
Я обошла вокруг куста, отыскивая среди множества фигурок свой шар. Вот он! Как я могла забыть его? Я не стала расстегивать кольчугу, а просто сунула шар за ворот, перекинув цепь через шею.
Затем я повернулась и поспешила к внезапно заржавшей лошади. Возбужденная тем, что Грифон снова у меня, я ни на что не обращала внимания и шла прямо навстречу опасности, как глупое животное.
Враги, должно быть, заметили, как я ехала сюда, и быстро устроили мне западню. Им помогло то, что я была слишком поглощена мыслью о своем амулете.
Как только я взяла поводья лошади, меня окружили — очень быстро и организованно. Вероятно, большая практика. Откуда-то прилетела петля и опустилась мне на плечи, крепко стянув руки. Я попала в плен к ализонцам — из-за собственной глупости!
КЕРОВАН
Итак, мой отец мертв. Кто же правит теперь в Ульме? Яго? Единственный мой друг… За время, проведенное в крепости, я так и не обрел сторонников, на поддержку которых мог бы положиться. Но должен же я выяснить, что случилось!
Я притаился в кустах близ стены. Ночной ветер был холодным, меня бросало в дрожь.
Крепость в этот час закрыта. Кроме…
Вернулась способность мыслить. Видимо, потрясение, которое я испытал при виде порванного флага, привело меня в чувство. Был еще потайной выход…
Я не знаю, что привело наших предков сюда с юга.
Они не оставили никаких записей, которые раскрыли бы причины их миграции. Но сохранившиеся строения говорили о том, что жизнь предков была в опасности.
Они не воевали с Древними за обладание Долинами. Тогда почему же здесь вырастали крепости — одна сильнее другой? И каждая — с тайным ходом, о котором знали только лорд и его наследник. Как будто они предвидели, что наступит момент крайней опасности…
Отец показал мне однажды тайный вход в Ульм.
У меня была возможность проникнуть в самое сердце того, что, очевидно, уже стало вражеской территорией, и узнать все. К тому же, — я облизнул губы и соленый привкус крови появился у меня во рту, — это наверняка единственное место, где не будут меня искать. Там, в суровом здании, под разорванным в клочья флагом, я буду в безопасности.
Теперь, когда у меня появилась цель, я двигался уверенно, но не забывал об осторожности. Я должен пройти довольно большой путь — от стены к стене, от укрытия к укрытию. В окнах замка и в деревенских домиках кое-где был виден свет. Огни постепенно гасли, а я скользил тихо, как змея. Меня сызмальства приучили к терпению, а теперь, когда каждый неверный шаг грозил смертью, терпение было более, чем необходимо.
Залаяла собака возле крестьянского дома, и я замер с бешено бьющимся сердцем. Но, по счастью, вышедший мужчина сердитым окликом унял собаку.
Постепенно я приближался к цели моего путешествия.
В Ульмсдейле сохранилось гораздо меньше строений Древних, чем в северных Долинах. Только здесь, в тени Кулака Великана, остались следы тех, кто жил в долине до того, как сюда пришли наши предки. И это сооружение не было чем-то потрясающим — просто каменная плита среди камней. Никто не мог сказать, чему она служила.
От других плит ее отличало только то, что на ее гладкой поверхности был вырезан знак Грифона.
Даже сейчас, ночью, я хорошо видел четкие линии на плите. Они указывали мне путь.
Я поднялся чуть выше по склону. Измученное, избитое тело яростно протестовало против любого движения. Вскоре я нашел нужное место: здесь начинался подземный ход, скрытый под искусно выложенными камнями.
Я прошел в темную расщелину. Стало ясно, что отсутствие света создаст дополнительные трудности.
Я начал осторожно ощупывать стены мечом, пытаясь вспомнить, куда нужно двигаться. И вот меч нашел пустоту: заветный лаз, довольно круто спускавшийся вниз. Сапоги, сшитые на обычную ногу, изрядно мешали мне. Я разулся и привязал сапоги к поясу.
Мои копыта почти не чувствовали холода камня, так что спускался я уверенно. Но долго ли придется идти? Этого я не знал. Мы с отцом не были в подземелье, он только показал мне вход.
Я спускался все глубже под землю. Казалось, что время остановилось в этом кромешном мраке. Но вот мое копыто притронулось к твердой почве, и я осторожно поставил рядом второе. Свет…
Я достал кресало и стал ощупывать стену, пока не наткнулся на то, что искал. Высек огонь и зажег факел, который вспыхнул так ярко, что пришлось зажмурить глаза. Подземный ход большей частью представлял собой естественный туннель — видимо, русло высохшей подземной реки. В некоторых местах приходилось двигаться на четвереньках.
Но здесь мне не грозила опасность быть замеченным! Вскоре путь стал пологим. Я понял, что нахожусь под долиной и до крепости осталось пройти совсем немного.
Вскоре свет факела выхватил из темноты боковой проход в стене. Грубые ступени вели вниз и в сторону. Видимо, выход в пещеру на берегу моря, отец говорил мне о нем. Теперь я поднимался наверх. Длинная лестница вела в крепость, в комнату отца. Я остановился и погасил факел: мне могли понадобиться обе руки.
Я заглянул в одну из трещин в стене: на полу слабо освещенной комнаты спало несколько человек.
Я подошел к следующей трещине, и перед глазами открылся приемный зал. Я смотрел в него откуда-то из-за трона отца. В очаге горел огонь, которому никогда не давали угаснуть. Неподалеку на скамье сидел слуга, рядом с ним на полу свернулись две собаки. Самая обычная, мирная картина.
Я у цели! Некоторое время я не отваживался отвести плиту в сторону. Что же меня ждет?
Люди часто используют слово «любовь». Оно обозначает как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и обычную похоть. Я никогда не использовал этого слова, так как мне еще не представился случай испытать любовное томление. Страх, почтение, трепет — эти эмоции были более понятны, чем. любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был с ним, я уважал его и преданно ему служил.
Но между нами неизменно стояло мое изгнание.
Отец приезжал ко мне, посылал подарки, которые привели бы в восхищение любого мальчишку. Однако в его присутствии я всегда испытывал неловкость и беспокойство. Не знаю, что было тому причиной — его реакция на мое уродство, неспособность воспротивиться воле матери?..
Между нами постепенно воздвигалась стена, сломать ее мы так и не смогли. К сожалению, лорд Ульрик был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить всем сердцем. Теперь, стоя в темном туннеле возле его комнаты, я ощущал, что потеря отца опустошила мою душу.
Рука лежала на засове, который отпирал каменную плиту за спинкой огромной отцовской кровати.
Я чуть-чуть приотворил ее, прислушался. И тут же поспешно вернул плиту в прежнее положение: в комнате горел свет, слышались чужие голоса. Я вспомнил, что можно обойти вокруг кровати и проникнуть в комнату незаметно. Вот возможность сразу узнать все, что здесь произошло!
Я проскользнул за балдахин кровати. Это было великолепное укрытие. Нашлась даже дырочка, через которую я мог все видеть.
В комнате находились четверо. Двое сидели на скамье у стены, один на стуле, а четвертый — в отцовском кресле.
Хлаймер и Роджер. На стуле — девушка. У меня перехватило дыхание: ее лицо было похоже на мое, как две капли воды! А в кресле сидела леди Тефана; я не сомневался, что впервые в жизни вижу свою мать.
Она была в пепельно-серой одежде вдовы. Вуаль ее была отброшена назад и закрывала только волосы. Лицо было таким молодым, что леди Тефана казалась старшей сестрой девушки. Хлаймер не унаследствовал ее облика — в отличие от меня.
Я не испытывал никаких чувств, кроме любопытства, когда смотрел на мать. Меня с нею ничто не связывало.
Она быстро говорила и делала стремительные жесты красивыми руками с длинными пальцами. На одном пальце сверкал перстень — перстень моего отца, который имел право носить только лорд. То есть, теперь — только я!
— Идиоты! Но нам-то зачем повторять, их ошибки? Когда придут вести, что Керован убит, Лисана станет наследницей, а ее муж, — она показала на Роджера, — будет править здесь от ее имени. Пришельцы предлагают нам хорошие условия. Им нужен порт, но они не хотят брать его с боем. Война ни к чему не приведет: нам не устоять. Кому нужны смерть и разрушение?.. Эта сделка спасет нашу долину!
— Я охотно соглашусь на то, чтобы быть мужем Писаны и правителем Ульмсдейла, — сказал Роджер. — Что касается остального… — Он покачал головой. — Это совсем другое дело. Легко заключить договор. Но соблюдать его гораздо труднее. Мы можем открыть ворота, но как потом закрыть их? Враги хорошо знают, насколько мы слабы.
— Слабы? Мы? И это говоришь ты, Роджер? — госпожа Тефана окинула его пренебрежительным взглядом. — Глупый мальчик, ты забыл, какое могущество мы унаследовали от нашего рода? Я не уверена, что пришельцы сталкивались с чем-нибудь подобным.
Роджер улыбнулся своей обычной, едва заметной улыбкой. Она всегда наводила меня на мысль, что Роджер очень уверен в себе. Как будто он владеет каким-то страшным оружием — вроде того, что пришельцы применили против нас.
— Значит, моя дорогая леди, ты хочешь обратиться к Ним? Но подумай хорошенько: может ведь произойти непредвиденное. Они способны выйти из-под контроля и пойти своим путем. Мы их родственники, но не очень-то близкие.
Я видел, как вспыхнуло лицо леди Тефаны.
— И ты осмеливаешься говорить это мне, Роджер? — ее голос стал пронзительным.
— Я не твой муж, госпожа. — Если он и испугался окрика, то ничем не выдал себя. — Его род был проклят, поэтому он легко поддавался всему, что исходило от Них. Но во мне течет та же кровь, что и в тебе. Мною не так просто руководить. Хотя даже твой муж вышел из-под контроля — назвал своего сына наследником, несмотря на все твои заклинания.
Ее лицо еле заметно изменилось, и мне стало как-то неспокойно. Что-то гнетущее возникло в комнате. Зло.
Я ощущал его, чувствовал, как оно втекает, чтобы наполнить поджидающий сосуд. Сосуд-женщину. Я отказывался поверить в то, что именно она дала мне жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25