— Благодарю вас, мистер Шаклворс, — сказал Чарли с отчаянием. — Я уверен, что проведу его отлично.
На этом программа заканчивалась.
«Ребята» отключали и выключали, кричали друг другу «О'кей», словно все они только что прибыли из Голливуда, а режиссер, сняв шляпу, уверял мистера Кинни, что при всех условиях выпуск войдет в ночную программу, которую сегодня будут демонстрировать в нескольких кинотеатрах Вест-Энда.
— Что сделано, то сделано, — сказал мистер Шаклворс, вытирая лицо. — В первый раз в жизни я связался с этой проклятой съемкой и, надеюсь, в последний.
— Я тоже, — солидарно поддержал его Чарли.
— Я вас поручаю одному из своих молодых работников, — сказал мистер Шаклворс не без важности. — Минутку, Хьюсон! Он доставит вас в гостиницу «Нью-Сесил» и позаботится, чтобы вас там хорошо приняли. Я хотел бы, чтобы в течение нескольких часов вы не уходили оттуда, возможно, нам понадобятся еще несколько ваших фотографий и кое-какой материал. Позвоните из гостиницы в редакцию и будьте у телефона, пока мы не кончим всё. Чек можете передать кассиру гостиницы, он разменяет его для вас, Хэббл. Ну, вот и всё.
— Мистер Шаклворс, как в отношении других газет и агентств? — спросил Хьюсон. — Можно дать им воспользоваться материалом?
— Да, они могут пользоваться материалом и фотографировать его. Но вся эта история — наша, и для них никакого интересного материала, понятно? Давать им только то, что мы находим нужным давать. Держитесь этой линии. Кстати, Хэббл, вы пьете?
— Не так чтоб очень, мистер Шаклворс.
— Хорошо. Пейте как можно меньше. Безопасней, намного безопасней. До свидания.
Хьюсон, тощий смуглый молодой человек с обезьяньим морщинистым лицом, проводив редактора взглядом, подмигнул Чарли и, жеманно передразнивая, сказал:
— Безопасней, намного безопасней.
Чарли, чувствуя себя с ним значительно проще, чем с такими великими людьми как Шаклворс и Кинни, понимающе ответил:
— Я знаю, на что он намекает.
Хьюсон опять подмигнул:
— Я тоже. Если бы я был на твоем месте, я бы и в рот не брал. Был бы трезвым, как стеклышко, пока не кончилась бы вся эта затея. Давай, идем отсюда.
— А моя физиономия? Пудра?
— На вид не так плохо, как пахнет. Ты пахнешь, как хор красоток в не особенно удачных ревью «Стоктон-он-Тиз» или «Эштон-андер-Лайм». Может быть, тебе здесь дадут умыться. Непохоже это на них, но кто знает.
«Ребята» дали ему умыться, и Чарли вышел из студии, сияя от облегчения и желтого дешевого мыла. Хьюсон подозвал такси.
— Чемодан твой? — спросил он.
— Весь мой багаж, — ответил Чарли.
— Ну и удивятся в «Нью-Сесил». Наплевать. Что в нем? Старая ночная шерстяная сорочка, ковровые шлепанцы и пара-другая носок?
— Почти угадал.
— Ничего, кивнешь, и завтра они оденут тебя с ног до головы, или реклама теперь не реклама. Советую брать обеими руками. Потряси городишко. Жги и грабь.
Когда такси завезло их в красные ревущие джунгли автобусов, Хьюсон, положив руку на руку Чарли, посмотрел на него испытующе и доверительно зашептал:
— А теперь я спрошу тебя не как журналист (помоги всем нам, господи!), а как человек, как любимый сын своей матери, и я хочу, чтобы ты ответил не как герой, не как «герой-чудотворец», спаситель тысяч, британец, выполнивший свой долг, а как другой человек, утеха своего отца. Ты действительно сделал что-то такое в этом, как его — Аттертоне?
— Нет, — чистосердечно признался Чарли.
— Я так и думал. Иначе бы наша газетенка полетела к чертям, если бы начала печатать действительные факты. А так — это что-то из ничего. Отлично. Значит, мы всё еще в старой форме.
Такое сбивало с толку. Рядом с Чарли был журналист, совсем не похожий на Кинни или мистера Шаклворса. Очевидно, один из тех бойких ребят, которым всё нипочем. Тем не менее он ему нравился. В его молодом и в то же время старом сморщенном лице было что-то забавное. Чарли встречал такого рода парней с такими же веселыми обезьяньими ужимками. В каждой футбольной команде, на каждой фабрике найдется такой вот.
Такси затормозило у входных дверей огромного нового здания возле парка.
— «Нью-Сесил отель» — твой будущий дом. На неделю-две, хотя, может быть, и на десять лет, если ты сумеешь использовать это дело как следует. Последний крик лондонской роскоши, то, что называется «супер-де-люкс отель». Ничего домишко! — провозгласил Хьюсон, показав рукой на него.
— Слушай, приятель! — воскликнул Чарли, со страхом разглядывая умопомрачительное здание. — Я не могу жить здесь.
— Можешь и будешь. Нет ничего легче. Только приказывай. Гостинице нужна реклама, а наш старина — один из ее директоров.
— Какой старина? — спросил Чарли.
— Хозяин «Дейли трибюн» и «Санди курир» и еще нескольких газет и журналов. Он директор этого уютного гнездышка, хотя я и не верю, что он настолько глуп, что мог всадить в него деньги, потому что домишко никогда не будет приносить доход.
— Сколько стоит день в такой гостинице?
— Точно не скажу. Если ночевать в буфете, не брать ванну и тратить деньги разумно, то гинеи четыре, а если так, как полагается здесь, — то есть так, как будешь жить ты, дружок, потому что я сам позабочусь об этом, — тогда восемь-десять гиней в день.
Чарли надул щеки, выпустил воздух, медленно покачал головой и наконец заявил:
— Это бессмысленно.
— Бессмысленно! — воскликнул Хьюсон, когда они вошли в дверь. — Здесь забудь о смысле. Это тебе не в твоем городишке под названием «Лужи». Не для этого в Лондоне строят такие гостиницы. Стиль здесь — великолепие и нелепость. Посмотри на этих двух субъектов, разодетых, как мажордомы великого герцога. Посмотри на люстры: они горят, хотя на улице еще белый день. Посмотри на двери: они придуманы и сделаны так, что даже глоток воздуха не проникает через них в зал. Эй, ты, отнеси чемодан джентльмена и подожди меня!
Ничего похожего на этот отель Чарли никогда не видел, разве только в кинофильмах, да и в них не часто. Темно-алый ковер толщиной в несколько дюймов простирался на сотни ярдов. Где-то играл джаз. В холле было с десяток лакеев в пурпуровой с серебром униформе, слуги в смокингах, бои, хорошенькие девушки в причудливых платьях; они разносили на подносах сигареты и почту. Кресла были такие глубокие и мягкие, что человек, сев, почти исчезал в них. Чарли никогда не видел, что можно устроить так освещение, — все лампочки в зале были хитроумно спрятаны. Даже одного взгляда на всё это было достаточно, чтобы у человека сложилось такое впечатление, как будто он побывал на музыкальном представлении в театре. Единственным недостатком была духота: было слишком тепло. Воздух, которым надо было дышать, был так нагрет, так надушен и так использован, что легким он был бесполезен. Чарли никогда не приходилось бывать в таком большом и высоком помещении, в котором дышалось бы так тяжело. Толщина ковра казалась угрожающей, в нем можно было, ступив, утонуть. Похоже было на то, что в стенах окон не было, и внутри невозможно было установить, какая идет часть суток — день или ночь. А люди в униформе и девушки как будто уж давно забыли, чем отличается день от ночи.
Хьюсон подвел Чарли к большому бюро, сооружению из стекла и сияющего металла. За бюро сидел вылощенный молодой человек, который, казалось, состоял из цилиндра и костюма на американский манер.
— Управляющего, — сказал внушительно Хьюсон.
— Прошу извинить, сэр, но управляющего нет. Он вернется в половине седьмого.
— Его заместителя.
— Одну минуту, сэр. Могу ли я узнать, с кем имею честь говорить?
— Это — мистер Чарльз Хэббл, человек, который спас Аттертон и половину Средней Англии, причем, лучшую часть Англии. Моя фамилия Хьюсон, я сотрудник «Дейли трибюн». Пожалуйста, пригласите сейчас же заместителя управляющего.
Они подождали, пока вылощенный молодой человек говорил по телефону.
— Как тебе нравится этот домашний уют? — спросил Хьюсон. — Подходит для героев?
— Всё это не по мне, — ответил Чарли. — Это… это нелепо. Я не знаю, что мне делать с собой в таком месте. С таким же успехом ты мог отвезти меня в Букингемский дворец, всё равно.
— Букингемский дворец! Э, дружок, разве можно сравнить одно с другим. После «Сесил отеля» дворец покажется тебе убожеством. Отель этот — чудо супер-де-люкса! Заметь, даже воздух здесь уже наполовину разжеван. Но не позволяй дурачиться над собой. Плюй на всё, ни на что не обращай внимания. А вот и заместитель управляющего. Ох, и хитер же он, сам увидишь. Я как раз говорил, — добавил он, нимало не смущаясь, когда заместитель управляющего подошел к ним, — что и хитры же вы!
— Я хитер, очень хитер. — Улыбаясь, пристально разглядывая их, говоря ничего не значащие слова гостеприимства, заместитель управляющего сильно пожал им руки. Он был высок, с широким ртом и преждевременными залысинами, отчего лоб его казался громадным. Одет он был в свежевыглаженный темный костюм и белую сорочку. Чарли никогда не приходилось видеть мужчину, одетого так опрятно и чисто. Поздоровавшись, он хлопнул ладонями. — Всё необходимое сделано. Для мистера Хэббла приготовлен номер на третьем этаже, розово-серый, в стиле Антуанетты. Нам лестно иметь такого гостя. Я сам проведу вас. Пожалуйста, джентльмены, сюда.
Они вошли в один из лифтов.
— Обратите внимание на систему указателей. Я всё время говорю, на каком этаже лифт, я никогда не ошибаюсь.
Последнее утверждение заместителя управляющего слегка смутило Чарли, так как заместитель управляющего не сказал, на каком этаже они находятся, а только показал на указатель. Позднее Чарли узнал, что именно таков был метод заместителя управляющего вести разговор, когда он находился в особенном ударе хитрости. Он не рассказывал о предмете, а становился им. Попав в лифт, он превращался в лифт.
— Обратите внимание, давление во мне остается постоянным. Я не заставляю вас дышать, как утопающих. Я останавливаюсь там, где вы хотите. Я не могу остановиться там, где не надо.
В коридоре третьего этажа он в мгновение ока превратился в систему световых сигналов.
— Вам не надо всё время слушать, как я звоню, — заявил он Чарли и Хьюсону с гордостью. — От меня вы не услышите ни звука. Я делаю свое дело бесшумно, одними лампочками. — Однако подлинных вершин он достиг, когда преобразился в розово-серый номер в стиле Антуанетты — в спальню, гостиную и ванную. Чарли не мог не восхититься, когда он превратился в тончайший водяной душ. Последним величайшим его превращением было перевоплощение в систему обслуживания по телефону.
— Запомните, — возвестил он, показывая на свое второе «я», — я основан на принципе указателей. Вам нужен слуга. Отлично. Нажмите здесь, снимите трубку и только скажите. Вы хотите связаться с магазином — вам понадобились запонки, цветы, сигары, перчатки, галстуки или носки, — нажмите меня вот здесь, скажите в трубку, и, пожалуйста, вы — в магазине. Нужны секунды — и полная гарантия.
— Что надо нажать у вас, чтобы позвонить на биржу? — осведомился Хьюсон.
— Поверните меня вот так, и я включу вам нужный коммутатор. После разговора поверните меня обратно. — Просто, не правда ли? Итак, мистер Хэббл, мы польщены тем, что видим вас у себя, и я уверен, мы сделаем всё, чтобы вы остались довольны. Наш девиз «Роскошь и Услуги».
— Очень хороший девиз, — благоговейно заметил Хьюсон. — У меня никогда не было ни того, ни другого.
— Всё, что вам придется делать здесь, это только требовать, — сказал заместитель управляющего Чарли. Затем, повернувшись к Хьюсону, он добавил уже деловым тоном: — Скоро должен прийти мистер Брукс, джентльмен, который ведает нашей рекламой. Всего доброго.
И заместитель управляющего оставил их одних в розово-серой гостиной в стиле Антуанетты, в которой было тепло и душно и которая напоминала внутренность коробки из под шоколадных конфет.
Чарли осмотрелся. Он постепенно начал приходить в себя.
— Понимаешь, я не привык к такому вот.
— Конечно, не привык, — согласился Хьюсон ободряюще. — К такому привыкли немногие: богатые и выжившие из ума вдовушки да международные аферисты. Но помни, наше дело здесь только требовать. Начнем?
— Зачем?
— Ты хочешь спросить: «Почему» или «Ради чего?» Так или иначе, это роли не играет. Сейчас мы чего-нибудь спросим. Хотя бы чаю. Мы будем пить чай. Не так, как в твоем Аттертоне, с жареной свиной колбасой и другой чепухой, а настоящий вечерний чай. Ну-ка, Хэббл, сможешь ты набрать номер и потребовать настоящий вечерний чай на две персоны?
— Ладно, приятель, — усмехнулся Чарли, — пусть будет по-твоему.
— Скажи, что звонит герой.
— Э, нет, — отрезал Чарли. — И ты этого не скажешь, если не хочешь, чтобы тебе попало. Брось это, понял?
— О! Извини, Чарли. Я не думал, что ты принимаешь это так близко к сердцу. Я думал, что ты принимаешь это, как я, — в шутку. Лучший метод, сказал бы я. Взять у них всё, что возможно, а потом над ними же и посмеяться. Им всем на тебя наплевать, плюй и ты на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36