Он был лыс, с головой, испещренной пятнами старческой пигментации, его расслабленные ноги покрывал плед, а в руке он держал отливавший синевой револьвер калибра 32.
— Тимми? — тем же дрожащим голосом повторил старик, уставившись на своего телохранителя сквозь очки в старомодной черной оправе с линзами, толстыми, как донышки бутылок.
Курц держал тушу Тимми между собой и дулом револьвера.
— Простите меня, Говард, — выдохнул Тимми. — Он застал меня врасплох. Он... а-а-а-а-а! — Последний звук вырвался у Тимми потому, что Курц отогнул его палец настолько, что этого никто не смог бы вытерпеть.
— Доктор Конвей, — сказал Курц, — нам необходимо поговорить.
Старик оттянул затвор револьвера.
— Вы из полиции?
Курц решил, что вопрос слишком дурацкий для того, чтобы стоило утруждать себя ответом. Тимми попытался согнуться вперед, стараясь ослабить боль в руке и пальце, поэтому Курцу пришлось упереться коленом в жирный зад, чтобы заставить верзилу выпрямиться и снова занять подобающее щиту положение.
— Вы от него? — спросил старик. Его голос дрожал еще сильнее. Рука, держащая оружие, тоже ходила ходуном.
— Да, — ответил Курц. — От Джеймса Б. Хансена.
Результат оказался таким, будто Курц произнес заклинание. Доктор стоматологии Говард К. Конвей нажал на спусковой крючок 32-дюймового револьвера один, два, три, четыре раза. В обшитой деревянными панелями комнате выстрелы прозвучали громко и резко. В воздухе сильно запахло кордитом. Дантист уставился на револьвер с таким видом, будто оружие стреляло по своей собственной воле.
— А-а-а, черт, — недовольно произнес Тимми и рухнул ничком, гулко ударившись лбом о паркетный пол.
Но еще раньше Курц успел с молниеносной быстротой нырнуть за падающее тело, перекатиться по полу, вскочить и выбить оружие из руки Конвея, прежде чем престарелый дантист смог выпустить пятую и шестую пули. Он схватил старика за отвороты фланелевого халата, поднял с кресла и дважды встряхнул, чтобы убедиться, что под свалившимся при этой процедуре с колен пледом не было спрятано никакого другого оружия.
В дальнем конце комнаты находились высокие, во всю стену, двери, выходившие на узкий балкон. Оттолкнув инвалидное кресло в сторону, Курц пронес пытавшееся отбиваться чучело по комнате, распахнул двери и поднял старика над обледеневшими железными перилами. Очки доктора Конвея сорвались с носа и канули во тьму.
— Не надо... не надо... не надо... не надо... — умоляюще повторял дантист дрожащим голосом.
— Расскажите мне о Хансене.
— Что?.. Я не знаю никакого... ради Христа, не надо. Пожалуйста, не надо!
Курц взмахнул правой рукой, делая вид, что швыряет старика через перила, а левой поймал его за халат. Фланель затрещала, но не разорвалась.
Зубные протезы доктора Говарда К. Конвея соскочили и клацали во рту. Если бы этот дряхлый кусок дерьма не был молчаливым пособником дюжины, если не больше, убийств детей, Джо Курцу, возможно, было бы немного жаль его. Возможно.
— У меня руки замерзли, — шепотом сообщил Курц. — В следующий раз я могу вас и не удержать. — Он снова толкнул дантиста к перилам.
— Все что угодно... Что хотите! У меня есть деньги. У меня много денег!
— Джеймс Б. Хансен.
Конвей с отчаянным выражение лица лишь закивал головой.
— Другие имена, — прошипел Курц. — Карты. Документы.
— В моем кабинете. В сейфе.
— Шифр?
— Тридцать два налево, девятнадцать направо, одиннадцать налево, сорок шесть направо. Умоляю вас, отпустите меня. Нет! Только не бросайте!
Курц приподнял старика и с силой стукнул его костистой и, возможно, лишенной чувствительности задницей о перила.
— Почему вы ничего никому не сказали, Конвей? Почему молчали все эти годы? Погибло столько женщин и детей! Почему вы молчали?
— Он убил бы меня. — Дыхание старика имело запах эфира.
— Да, — согласился Курц. Ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить желание сбросить старика вниз на бетонированную террасу с высоты в пятнадцать футов. Сначала бумаги.
— Что мне делать теперь? — Доктор Конвей рыдал, одновременно громко икая. — Куда мне идти?
— Вы можете идти на... — начал было Курц и вдруг заметил, что слезящиеся глаза старика уставились через плечо Курца куда-то вниз, и в них мелькнуло выражение отчаянной надежды.
Он схватил дантиста за халат и развернул, держа перед собой, словно щит, как раз в тот момент, когда Тимми, оставляющий на паркетном полу широкий кровавый след, выпустил последние две пули из револьвера, до которого ему удалось доползти.
Тело Конвея было слишком тощим и хрупким, для того чтобы остановить пулю 32-го калибра, но первая пуля прошла мимо, а вторая угодила Конвею точно в середину лба. Курц пригнулся, но кровь и клочья мозга брызнули лишь из входной раны: навылет пуля не прошла.
Курц бросил труп дантиста на обледеневшем балконе и подошел к Тимми, который продолжал нажимать на курок, щелкая по оставшимся в барабане стреляным гильзам. Не желая прикасаться к оружию даже в перчатках, Курц наступил на руку лежавшего на полу человека так, что тот выпустил револьвер, а потом перевернул Тимми, толкнув его носком ботинка. Две пули из оружия малораспространенного 32-дюймового калибра поразили молодого богатыря в грудь, третья угодила в горло, а четвертая пробила щеку ниже левой скулы. Тимми должен был истечь кровью через считанные минуты, если ему, конечно, немедленно не предоставят квалифицированную медицинскую помощь.
Курц нашел комнату, которая, несомненно, была кабинетом доктора Конвея, не обратил никакого внимания на ряд запертых канцелярских шкафов, нашел большой встроенный в стену сейф, скрытый за картиной, изображавшей обнаженного мужчину, и набрал шифр. Он считал, что Конвей отбарабанил числа слишком быстро и испытывал в этот момент слишком сильное потрясение для того, чтобы лгать, и оказался прав. Сейф открылся с первой же попытки.
В сейфе он обнаружил несколько металлических коробок, в которых содержалось 63 000 долларов наличными, пачки облигаций, множество золотых монет, пачка сертификатов держателя акций, а также толстая канцелярская папка, набитая рентгеновскими снимками зубов, документами медицинского страхования и вырезками из газет. Курц оставил деньги на месте, а папку вынул, закрыл дверь сейфа, запер ее и покрутил наборный механизм замка, чтобы не оставить шифра.
Тимми больше не шевелился; вязкая струйка крови стекала на цементный пол балкона, сливалась с лужицей, растекшейся вокруг простреленной головы доктора Конвея, и быстро сворачивалась на морозе. Курц положил папку на круглый столик, стоявший рядом с пустым инвалидным креслом, и просмотрел ее содержимое. Он был уверен, что люди, живущие в этом районе, не станут кидаться к телефону и набирать 911, как только услышат звуки, похожие на стрельбу.
Двадцать три газетные вырезки. Пятнадцать фотокопий писем в полицейские управления различных городов, к которым были приложены негативы рентгеновских снимков. Пятнадцать различных идентификационных свидетельств.
— Ну-ка, ну-ка... — прошептал сквозь зубы Курц. Если здесь не окажется нынешних документов Хансена, — того «Хансена», который живет в настоящее время в Буффало, значит, вся кутерьма, которую он устроил, была ни к чему. Но с какой стати она должна здесь оказаться? Зачем Конвею знать действующий псевдоним Хансена до того, как возникнет необходимость идентифицировать его по очередному запросу детективов, расследующих следующее групповое убийство?
Потому что у Хансена должна иметься наготове «крыша» на тот случай, если старый дантист отдаст концы. После следующего «самоубийства» на запрос полиции ответил бы Тимми. Но все записи зубного врача обязаны находиться в полном порядке.
Предпоследняя бумага в папке содержала запись о посещении дантиста в ноябре минувшего года — устранение зубного камня и небольшая пломба. Никаких рентгеновских снимков. Не имелось счета за лечение, зато на полях было написано от руки: «$50 000». Неудивительно, что доктор Говард К. Конвей не принимал новых пациентов. А дальше был записан адрес в Тонавонде, пригороде Буффало, и имя пациента.
— Срань господня, — прошептал Курц.
Глава 16
— Интересно, где его черти носят? — спросил детектив Майерс у детектива Брубэйкера. Эти двое на сегодня заготовили куда более подходящее для слежки средство передвижения: серый фургон доставки на дом цветов — и приехали на стоянку к «Ройял делавер армз» в полвосьмого утра на тот случай, если Курцу взбредет в голову отправиться в офис пораньше. Они заранее обсудили, где и как задержать его. Предлогом будет замеченное ими нарушение правил движения на Элликотт-стрит, а затем последует быстрый обыск, обнаружение оружия — подброшенного оружия, в том случае, если Курц окажется не вооружен (а оба полицейских предполагали, что он будет вооружен), попытка сопротивления при аресте, подавление сопротивления, а затем арест.
Брубэйкер и Майерс были наготове. Они облачились в бронежилеты, у каждого, помимо штатного 9-миллиметрового «глока», имелась при себе тяжелая телескопическая дубинка, а у Майерса в хармане лежал еще и «тазер» — 10 000-вольтовый электрошокер.
— Где его черти носят? — повторил Майерс.
«Вольво» Курца нигде не было видно.
— Может быть, он с самого ранья уволокся в свой поганый офис? — предположил Брубэйкер.
— А может быть, он так и не возвращался из Орчард-Парка вчера вечером.
— Может быть, может быть... Может быть, его похитила какая-нибудь гребаная летающая тарелка! — прорычал Брубэйкер. — Может, нам лучше будет перестать рассуждать, пойти, разыскать его и покончить со всем этим делом.
— А еще лучше просто плюнуть на всю эту затею. — Майерс возился с Курцем без особого желания. Но ведь не Майерсу Малыш Героин Фарино обещал лишние 5000 баксов за то, чтобы Курц больше не разгуливал на свободе и вернулся в тюрьму, где с ним можно будет разделаться вглухую. Брубэйкер подумал, не стоит ли сказать партнеру о гонораре, ради которого он работает, и предложить поделиться с ним. На раздумья по этому поводу ушло около двух миллисекунд.
— А может быть, будет лучше, если ты заткнешься? — сказал Брубэйкер, включая зажигание. Через несколько секунд фургон отъехал от «Ройял делавер армз».
* * *
Джеймсу Б. Хансену пришлось подождать, пока двое его подчиненных уедут. Лишь после этого он смог поставить свой большой внедорожник «Кадиллак» на то самое место, которое занимал их фургон, и войти во вшивую ночлежку, именовавшуюся отелем, через черный ход. Он поднялся по черной лестнице на седьмой этаж и нашел коридор, которой упомянули в своем рапорте Брубэйкер и Майерс. Хансен мог, конечно, предъявить свой значок и получить запасной ключ от номера Джо Курца, но это было бы непростительной глупостью. Впрочем, легализовать осмотр комнаты Курца предстояло гораздо позже. Хансен не желал, чтобы до начала расследования убийства некоего Джона Веллингтона Фрирса между бывшим заключенным и им самим можно было бы отыскать хоть какую-нибудь связь.
Хансен заметил цементную пыль, которой была посыпана середина лестницы и коридора на восьмом этаже. Учитывая, что Курц на протяжении нескольких последних дней приходил в свой номер и уходил из него, это должно было являться чем-то вроде охранной сигнализации параноика. Хансен прошел возле самой стены, не оставив за собой никаких следов.
Дверь номера Курца была заперта, но замок оказался дешевым, и при помощи маленького набора воровских инструментов, хранившихся в аккуратном кожаном футляре — Хансен с успехом пользовался этими инструментами добрых пятнадцать лет, — он смог открыть дверь за десять секунд.
Комната оказалась холодной, по ней гуляли сквозняки, но, как ни странно, она выглядела на удивление опрятной для жилища такого подонка. Ни к чему не прикасаясь (хотя на нем, естественно, были перчатки), Хансен заглянул в смежную комнату — никакой мебели, лишь увесистые гантели и боксерская груша — и принялся за осмотр первой комнаты, где Курц, похоже, проводил большую часть времени. Удивительно: книги. И что еще удивительнее, серьезные книги. Хансен сделал мысленную пометку: не следует недооценивать интеллект этого преступника. Все остальное в комнате полностью соответствовало его ожиданиям: маленький холодильник, электроплитка для приготовления пищи, тостер, никакого телевизора, никакого компьютера, никаких предметов роскоши. А также никаких записей, или дневников, или даже чистых листов бумаги. Хансен заглянул в шкаф: несколько изрядно поношенных рубашек, несколько галстуков, вполне приличный костюм, пара прекрасно начищенных черных ботинок.
В комнате не оказалось ничего, похожего на комод, но в углу стояли коробки, в которых находились сложенные джинсы, чистое нижнее белье, еще несколько рубашек и несколько свитеров. Хансен осмотрел все места, где можно было устроить тайник, но не смог найти ни огнестрельного оружия, ни незаконных ножей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Тимми? — тем же дрожащим голосом повторил старик, уставившись на своего телохранителя сквозь очки в старомодной черной оправе с линзами, толстыми, как донышки бутылок.
Курц держал тушу Тимми между собой и дулом револьвера.
— Простите меня, Говард, — выдохнул Тимми. — Он застал меня врасплох. Он... а-а-а-а-а! — Последний звук вырвался у Тимми потому, что Курц отогнул его палец настолько, что этого никто не смог бы вытерпеть.
— Доктор Конвей, — сказал Курц, — нам необходимо поговорить.
Старик оттянул затвор револьвера.
— Вы из полиции?
Курц решил, что вопрос слишком дурацкий для того, чтобы стоило утруждать себя ответом. Тимми попытался согнуться вперед, стараясь ослабить боль в руке и пальце, поэтому Курцу пришлось упереться коленом в жирный зад, чтобы заставить верзилу выпрямиться и снова занять подобающее щиту положение.
— Вы от него? — спросил старик. Его голос дрожал еще сильнее. Рука, держащая оружие, тоже ходила ходуном.
— Да, — ответил Курц. — От Джеймса Б. Хансена.
Результат оказался таким, будто Курц произнес заклинание. Доктор стоматологии Говард К. Конвей нажал на спусковой крючок 32-дюймового револьвера один, два, три, четыре раза. В обшитой деревянными панелями комнате выстрелы прозвучали громко и резко. В воздухе сильно запахло кордитом. Дантист уставился на револьвер с таким видом, будто оружие стреляло по своей собственной воле.
— А-а-а, черт, — недовольно произнес Тимми и рухнул ничком, гулко ударившись лбом о паркетный пол.
Но еще раньше Курц успел с молниеносной быстротой нырнуть за падающее тело, перекатиться по полу, вскочить и выбить оружие из руки Конвея, прежде чем престарелый дантист смог выпустить пятую и шестую пули. Он схватил старика за отвороты фланелевого халата, поднял с кресла и дважды встряхнул, чтобы убедиться, что под свалившимся при этой процедуре с колен пледом не было спрятано никакого другого оружия.
В дальнем конце комнаты находились высокие, во всю стену, двери, выходившие на узкий балкон. Оттолкнув инвалидное кресло в сторону, Курц пронес пытавшееся отбиваться чучело по комнате, распахнул двери и поднял старика над обледеневшими железными перилами. Очки доктора Конвея сорвались с носа и канули во тьму.
— Не надо... не надо... не надо... не надо... — умоляюще повторял дантист дрожащим голосом.
— Расскажите мне о Хансене.
— Что?.. Я не знаю никакого... ради Христа, не надо. Пожалуйста, не надо!
Курц взмахнул правой рукой, делая вид, что швыряет старика через перила, а левой поймал его за халат. Фланель затрещала, но не разорвалась.
Зубные протезы доктора Говарда К. Конвея соскочили и клацали во рту. Если бы этот дряхлый кусок дерьма не был молчаливым пособником дюжины, если не больше, убийств детей, Джо Курцу, возможно, было бы немного жаль его. Возможно.
— У меня руки замерзли, — шепотом сообщил Курц. — В следующий раз я могу вас и не удержать. — Он снова толкнул дантиста к перилам.
— Все что угодно... Что хотите! У меня есть деньги. У меня много денег!
— Джеймс Б. Хансен.
Конвей с отчаянным выражение лица лишь закивал головой.
— Другие имена, — прошипел Курц. — Карты. Документы.
— В моем кабинете. В сейфе.
— Шифр?
— Тридцать два налево, девятнадцать направо, одиннадцать налево, сорок шесть направо. Умоляю вас, отпустите меня. Нет! Только не бросайте!
Курц приподнял старика и с силой стукнул его костистой и, возможно, лишенной чувствительности задницей о перила.
— Почему вы ничего никому не сказали, Конвей? Почему молчали все эти годы? Погибло столько женщин и детей! Почему вы молчали?
— Он убил бы меня. — Дыхание старика имело запах эфира.
— Да, — согласился Курц. Ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить желание сбросить старика вниз на бетонированную террасу с высоты в пятнадцать футов. Сначала бумаги.
— Что мне делать теперь? — Доктор Конвей рыдал, одновременно громко икая. — Куда мне идти?
— Вы можете идти на... — начал было Курц и вдруг заметил, что слезящиеся глаза старика уставились через плечо Курца куда-то вниз, и в них мелькнуло выражение отчаянной надежды.
Он схватил дантиста за халат и развернул, держа перед собой, словно щит, как раз в тот момент, когда Тимми, оставляющий на паркетном полу широкий кровавый след, выпустил последние две пули из револьвера, до которого ему удалось доползти.
Тело Конвея было слишком тощим и хрупким, для того чтобы остановить пулю 32-го калибра, но первая пуля прошла мимо, а вторая угодила Конвею точно в середину лба. Курц пригнулся, но кровь и клочья мозга брызнули лишь из входной раны: навылет пуля не прошла.
Курц бросил труп дантиста на обледеневшем балконе и подошел к Тимми, который продолжал нажимать на курок, щелкая по оставшимся в барабане стреляным гильзам. Не желая прикасаться к оружию даже в перчатках, Курц наступил на руку лежавшего на полу человека так, что тот выпустил револьвер, а потом перевернул Тимми, толкнув его носком ботинка. Две пули из оружия малораспространенного 32-дюймового калибра поразили молодого богатыря в грудь, третья угодила в горло, а четвертая пробила щеку ниже левой скулы. Тимми должен был истечь кровью через считанные минуты, если ему, конечно, немедленно не предоставят квалифицированную медицинскую помощь.
Курц нашел комнату, которая, несомненно, была кабинетом доктора Конвея, не обратил никакого внимания на ряд запертых канцелярских шкафов, нашел большой встроенный в стену сейф, скрытый за картиной, изображавшей обнаженного мужчину, и набрал шифр. Он считал, что Конвей отбарабанил числа слишком быстро и испытывал в этот момент слишком сильное потрясение для того, чтобы лгать, и оказался прав. Сейф открылся с первой же попытки.
В сейфе он обнаружил несколько металлических коробок, в которых содержалось 63 000 долларов наличными, пачки облигаций, множество золотых монет, пачка сертификатов держателя акций, а также толстая канцелярская папка, набитая рентгеновскими снимками зубов, документами медицинского страхования и вырезками из газет. Курц оставил деньги на месте, а папку вынул, закрыл дверь сейфа, запер ее и покрутил наборный механизм замка, чтобы не оставить шифра.
Тимми больше не шевелился; вязкая струйка крови стекала на цементный пол балкона, сливалась с лужицей, растекшейся вокруг простреленной головы доктора Конвея, и быстро сворачивалась на морозе. Курц положил папку на круглый столик, стоявший рядом с пустым инвалидным креслом, и просмотрел ее содержимое. Он был уверен, что люди, живущие в этом районе, не станут кидаться к телефону и набирать 911, как только услышат звуки, похожие на стрельбу.
Двадцать три газетные вырезки. Пятнадцать фотокопий писем в полицейские управления различных городов, к которым были приложены негативы рентгеновских снимков. Пятнадцать различных идентификационных свидетельств.
— Ну-ка, ну-ка... — прошептал сквозь зубы Курц. Если здесь не окажется нынешних документов Хансена, — того «Хансена», который живет в настоящее время в Буффало, значит, вся кутерьма, которую он устроил, была ни к чему. Но с какой стати она должна здесь оказаться? Зачем Конвею знать действующий псевдоним Хансена до того, как возникнет необходимость идентифицировать его по очередному запросу детективов, расследующих следующее групповое убийство?
Потому что у Хансена должна иметься наготове «крыша» на тот случай, если старый дантист отдаст концы. После следующего «самоубийства» на запрос полиции ответил бы Тимми. Но все записи зубного врача обязаны находиться в полном порядке.
Предпоследняя бумага в папке содержала запись о посещении дантиста в ноябре минувшего года — устранение зубного камня и небольшая пломба. Никаких рентгеновских снимков. Не имелось счета за лечение, зато на полях было написано от руки: «$50 000». Неудивительно, что доктор Говард К. Конвей не принимал новых пациентов. А дальше был записан адрес в Тонавонде, пригороде Буффало, и имя пациента.
— Срань господня, — прошептал Курц.
Глава 16
— Интересно, где его черти носят? — спросил детектив Майерс у детектива Брубэйкера. Эти двое на сегодня заготовили куда более подходящее для слежки средство передвижения: серый фургон доставки на дом цветов — и приехали на стоянку к «Ройял делавер армз» в полвосьмого утра на тот случай, если Курцу взбредет в голову отправиться в офис пораньше. Они заранее обсудили, где и как задержать его. Предлогом будет замеченное ими нарушение правил движения на Элликотт-стрит, а затем последует быстрый обыск, обнаружение оружия — подброшенного оружия, в том случае, если Курц окажется не вооружен (а оба полицейских предполагали, что он будет вооружен), попытка сопротивления при аресте, подавление сопротивления, а затем арест.
Брубэйкер и Майерс были наготове. Они облачились в бронежилеты, у каждого, помимо штатного 9-миллиметрового «глока», имелась при себе тяжелая телескопическая дубинка, а у Майерса в хармане лежал еще и «тазер» — 10 000-вольтовый электрошокер.
— Где его черти носят? — повторил Майерс.
«Вольво» Курца нигде не было видно.
— Может быть, он с самого ранья уволокся в свой поганый офис? — предположил Брубэйкер.
— А может быть, он так и не возвращался из Орчард-Парка вчера вечером.
— Может быть, может быть... Может быть, его похитила какая-нибудь гребаная летающая тарелка! — прорычал Брубэйкер. — Может, нам лучше будет перестать рассуждать, пойти, разыскать его и покончить со всем этим делом.
— А еще лучше просто плюнуть на всю эту затею. — Майерс возился с Курцем без особого желания. Но ведь не Майерсу Малыш Героин Фарино обещал лишние 5000 баксов за то, чтобы Курц больше не разгуливал на свободе и вернулся в тюрьму, где с ним можно будет разделаться вглухую. Брубэйкер подумал, не стоит ли сказать партнеру о гонораре, ради которого он работает, и предложить поделиться с ним. На раздумья по этому поводу ушло около двух миллисекунд.
— А может быть, будет лучше, если ты заткнешься? — сказал Брубэйкер, включая зажигание. Через несколько секунд фургон отъехал от «Ройял делавер армз».
* * *
Джеймсу Б. Хансену пришлось подождать, пока двое его подчиненных уедут. Лишь после этого он смог поставить свой большой внедорожник «Кадиллак» на то самое место, которое занимал их фургон, и войти во вшивую ночлежку, именовавшуюся отелем, через черный ход. Он поднялся по черной лестнице на седьмой этаж и нашел коридор, которой упомянули в своем рапорте Брубэйкер и Майерс. Хансен мог, конечно, предъявить свой значок и получить запасной ключ от номера Джо Курца, но это было бы непростительной глупостью. Впрочем, легализовать осмотр комнаты Курца предстояло гораздо позже. Хансен не желал, чтобы до начала расследования убийства некоего Джона Веллингтона Фрирса между бывшим заключенным и им самим можно было бы отыскать хоть какую-нибудь связь.
Хансен заметил цементную пыль, которой была посыпана середина лестницы и коридора на восьмом этаже. Учитывая, что Курц на протяжении нескольких последних дней приходил в свой номер и уходил из него, это должно было являться чем-то вроде охранной сигнализации параноика. Хансен прошел возле самой стены, не оставив за собой никаких следов.
Дверь номера Курца была заперта, но замок оказался дешевым, и при помощи маленького набора воровских инструментов, хранившихся в аккуратном кожаном футляре — Хансен с успехом пользовался этими инструментами добрых пятнадцать лет, — он смог открыть дверь за десять секунд.
Комната оказалась холодной, по ней гуляли сквозняки, но, как ни странно, она выглядела на удивление опрятной для жилища такого подонка. Ни к чему не прикасаясь (хотя на нем, естественно, были перчатки), Хансен заглянул в смежную комнату — никакой мебели, лишь увесистые гантели и боксерская груша — и принялся за осмотр первой комнаты, где Курц, похоже, проводил большую часть времени. Удивительно: книги. И что еще удивительнее, серьезные книги. Хансен сделал мысленную пометку: не следует недооценивать интеллект этого преступника. Все остальное в комнате полностью соответствовало его ожиданиям: маленький холодильник, электроплитка для приготовления пищи, тостер, никакого телевизора, никакого компьютера, никаких предметов роскоши. А также никаких записей, или дневников, или даже чистых листов бумаги. Хансен заглянул в шкаф: несколько изрядно поношенных рубашек, несколько галстуков, вполне приличный костюм, пара прекрасно начищенных черных ботинок.
В комнате не оказалось ничего, похожего на комод, но в углу стояли коробки, в которых находились сложенные джинсы, чистое нижнее белье, еще несколько рубашек и несколько свитеров. Хансен осмотрел все места, где можно было устроить тайник, но не смог найти ни огнестрельного оружия, ни незаконных ножей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40