А вот в носовой части крошечного корабля царил хаос.
Тут по всему двигательному отсеку плавали части только что взорвавшейся
сердцевины ядерного реактора - небольшие обломки с критической массой - и
тут было слишком "жарко" даже для тельфиан.
Коллективно мыслящее групповое единство, которое являлось
одновременно и капитаном тельфианского космического корабля и его
командой, включило коммуникатор ближнего действия и заговорило на языке,
который применялся для общения с существами, не способными к тельфианскому
психослиянию, и сводился к стремительной череде жужжаний и пощелкиваний.
- Говорит тельфианское сточленное психоединство, - произнесло оно
медленно и членораздельно. - У нас имеются пострадавшие, и нам требуется
срочная помощь. Наша групповая классификация - ВТКМ, повторяю - ВТКМ...
- Пожалуйста, сообщите детали и степень срочности оказания помощи, -
торопливо отозвался чей-то голос как раз в тот момент, когда тельфианин
уже собрался повторить свое сообщение. Вопрос прозвучал на том же языке,
которым пользовался капитан. Тельфианин поспешил сообщить подробности и
замолчал в ожидании дальнейшего. Его мозг и многочленное тело состояло из
сотни элементарных существ. Одни из них были слепы, глухи и, может быть,
даже мертвы и не воспринимали никакой чувственной информации, но были и
другие, которые излучали волны такой безмерной, мучительной боли, что
коллективное сознание содрогалось и корчилось в безмолвном сочувствии. Да
ответит ли он, наконец, этот голос, думали они, и, если ответит, сможет ли
им помочь?
- Вам запрещается приближаться к Госпиталю более чем на пять миль, -
внезапно проговорил тот же голос, - иначе вы создадите угрозу космическому
транспорту, а также существам с пониженной устойчивостью к радиации.
- Понятно, - сказал тельфианин.
- Отлично, - отозвался голос. - Вам, должно быть, известно, что
представители вашего вида слишком "горячи" для нас, что исключает
непосредственное общение с вами. Но дистанционно управляемые механизмы уже
на пути к вам и они облегчат проблему эвакуации, если вы доставите
пострадавших к самому большому люку корабля. А если это вам не удастся, не
стоит волноваться: мы располагаем механизмами, которые сумеют проникнуть
внутрь вашего корабля и вынесут пострадавших.
Голос сообщил еще, что Госпиталь надеется помочь пациентам, хотя
точный прогноз в настоящее время невозможен, и умолк.
Тельфианин подумал про себя, что скоро боль, которая терзает его мозг
и многочленное тело, исчезнет, но с нею исчезнет и добрая четверть самого
тела...
С ощущением счастья, которое испытываешь, только когда позади у тебя
восемь часов сна, внутри - отличный завтрак, а впереди - увлекательная
работа, Конвей поторопился к своей палате. Строго говоря, это нельзя было
назвать "своей палатой" - если бы там произошло что-либо серьезное, то
самое большее, чего ожидали от него, - это призыва о помощи. Однако Конвей
находился в Госпитале всего лишь два месяца, а потому не придавал этому
особого значения, понимая, что ему не скоро доверят большее, чем самые
простые процедуры. Всякую информацию о любой форме внеземной психики можно
получить за считанные минуты с помощью мнемограммы, но умение использовать
полученные сведения, особенно в хирургии, приходит только со временем. И
Конвей готов был посвятить этому свою жизнь.
В поперечном коридоре он заметил своего знакомого из класса ФГЛИ,
стажера-тралтанина, горбатую слоноподобную тушу на шести губчатых ногах.
Сегодня короткие ноги тралтанина, казалось, прогибались больше обычного, а
маленькое существо ОТСБ, жившее в симбиозе с громадной тушей, пребывало в
бессознательном состоянии. На радостное: "С добрым утром!" - Конвей
получил в ответ переведенное транслятором и потому, конечно,
невыразительное: "К-ш-ш-ш!" Он усмехнулся в ответ.
Накануне в Приемной и вокруг нее царило заметное оживление. Конвея
туда не пригласили, но тралтанин выглядел так, словно не успел за ночь ни
отдохнуть, ни разогнуться.
Через несколько шагов Конвей встретил второго тралтанина, который
неторопливо шествовал рядом с маленьким существом класса ДБДГ, сходным с
самим Конвеем. Впрочем, не совсем сходным: термин ДБДГ означал всего лишь
групповую классификацию, которая учитывала только основные физические
признаки, вроде количества рук, ног, голов и их положения на теле. Это
существо было семипалым, возвышалось над полом всего лишь на четыре фута и
походило на кудлатого плюшевого медвежонка.
Руки ДБДГ были сплетены за спиной, а сосредоточенно-отсутствующий
взгляд устремлен вниз. Его неуклюжий спутник выглядел таким же
сосредоточенным, только его взгляд был устремлен вверх - вследствие иного
расположения зрительных органов. И у того и у другого были
профессиональные знаки отличия - золотые шевроны на рукавах, означавшие,
что их владельцы являются по меньшей мере почтенными диагностами.
Поравнявшись с ними, Конвей воздержался от приветствий и даже ступать
постарался как можно тише.
Вероятно, они погрузились в глубокие размышления над какой-то
медицинской проблемой, но с равным успехом могли просто повздорить и
намеренно игнорировали друг друга. Диагносты вообще были странными
существами.
Из громкоговорителей на каждом перекрестке раздавалась какая-то
внеземная тарабарщина, которую Конвей слушал вполуха, но, когда диктор
внезапно переключился на земной язык и он уловил собственное имя, то от
удивления замер как вкопанный.
- ...к двенадцатому входному шлюзу немедленно, - монотонно повторял
голос. - Доктор Конвей, немедленно отправляйтесь к двенадцатому входному
шлюзу. Классификация ВТКМ-23...
В первый момент Конвей подумал, что это к нему не относится, потому
что речь шла о серьезном клиническом случае, ибо цифра 23 после
классификационного индекса означала количество подлежащих лечению
пациентов. И вдобавок сама эта классификация была для него совершенно
новой. Правда, он подозревал, что такое сочетание букв вполне возможно -
так могла обозначаться некая разновидность телепатических существ,
жизнедеятельность которых основана на прямом потреблении радиации, и такие
организмы, как правило, существуют в виде тесно взаимодействующей группы,
или психоединства. Он все еще соображал, способен ли справиться с таким
случаем, а ноги уже сами несли его к двенадцатому шлюзу.
Пациенты ожидали его возле шлюза в небольшом металлическом
экранированном свинцовыми брусками ящике, погруженном на самоходную
тележку. Санитар кратко объяснил Конвею, что существа называют себя
тельфианами и, судя по предварительному диагнозу, работать с ними придется
в радиационной операционной. Благодаря портативности своих пациентов,
добавил он, Конвей может сэкономить время, взяв их с собой в секцию
мнемограмм и оставив за дверью на время, пока он сам будет впитывать там
тельфианскую мнемограмму.
Конвей благодарно кивнул, лихо прыгнул в тележку и включил мотор,
будто делал это по сто раз на дню...
В той приятной и деятельной жизни, которую он вел в этом весьма
необычном месте, именуемом Общим сектором, только одно претило ему, и
сейчас он снова столкнулся с этим, войдя в секцию мнемограмм: там
находился на дежурстве монитор. А мониторов Конвей не выносил. На
присутствие кого-либо из них он реагировал примерно так же, как на
носителя особо страшной инфекции. Конвей считал себя существом разумным,
цивилизованным, не лишенным нравственных начал, а потому не способным
всерьез возненавидеть кого-либо или что-либо, однако это не мешало ему
совершенно не выносить мониторов. Он знал, разумеется, что время от
времени в любом коллективе случаются срывы и всегда нужны люди, которые в
этом случае предпримут определенные меры, необходимые для сохранения
порядка. Но испытывая отвращения ко всякому насилию, Конвей органически не
мог хорошо относиться к тем, кто такие действия предпринимал.
Да и было ли что этим мониторам вообще делать в Госпитале?
Человек в темно-зеленом комбинезоне, сидевший перед контрольной
панелью информатора, заслышав шаги, торопливо обернулся, и Конвей испытал
еще один удар. В добавление к майорским нашивкам на плечах монитора
красовались значки с изображением жезла и змеи - эмблемы врача!
- Меня зовут О'Мара, - достаточно приветливо представился он. - Я
главный психолог этого бедлама. А вы, полагаю, доктор Конвей?
Он улыбнулся.
Конвей заставил себя улыбнуться в ответ, прекрасно сознавая, сколь
вымученная его улыбка, и опасаясь, что собеседник это тоже понимает.
- Вам нужна тельфианская мнемограмма? - спросил О'Мара, голос его
звучал уже менее приветливо. - Ну, доктор, на этот раз вам выпал
действительно фантастический случай! Только закончив работу, постарайтесь
как можно скорее стереть мнемограмму. Поверьте, это отнюдь не те
воспоминания, что хотелось бы сохранить надолго. Поставьте вот здесь
отпечаток пальца и присядьте вот туда.
Пока О'Мара закреплял на его голове налобную ленту и электроды
образовательной машины, Конвей старался выглядеть особенно невозмутимым и
не избегать жестких и умелых рук. Короткие волосы О'Мары отливали тусклым
металлическим блеском, и взгляд у него тоже был металлический, колючий.
Конвей понимал, что этот взгляд сейчас фиксирует все его реакции, а
острый, проницательный ум делает соответствующие выводы.
- Ну, вот и все, - сказал наконец О'Мара, когда сеанс закончился. -
Да, пока вы не ушли, доктор, вот еще что: думаю, нам с вами не мешало бы
провести небольшую беседу установочного характера, если можно так
выразиться. Не сейчас, конечно, сейчас у вас серьезный случай, но и
особенно не откладывая.
Конвей спиной ощущал на себе его цепкий взгляд, пока шел к двери.
Как ему сказали, он должен гнать из головы лишние мысли, чтобы вновь
приобретенная информация улеглась в голове соответствующим образом. Однако
он неотвязно думал о назначении монитора, который относился к
высокопоставленной части постоянного персонала Госпиталя, да к тому же еще
был врачом. Как можно совмещать две такие разные профессии? Конвей подумал
о нарукавной повязке, которую носил. На ней были изображены черный и
красный круги тралтан, пылающее солнце дышащих хлором илленсанов и
обвивающая чашу змея земных медиков - известные всем медицинские символы
трех главных рас Галактического союза. А тут этот доктор О'Мара, чьи
петлицы на воротнике свидетельствовали, что он - целитель, а нашивки на
рукавах говорили, что к медицине никакого отношения не имеет.
Одно теперь было ясно: отныне Конвей не успокоится, пока не
разузнает, почему главный психолог Госпиталя является еще и монитором.
2
Конвей впервые принял внеземную мнемограмму и теперь с интересом
наблюдал, как раздваивается его сознание - верный признак того, что
программа "прижилась". Подойдя к операционной, он уже ощущал себя сразу
двумя существами - и земным человеком по имени Конвей, и огромным
пятисотчленным тельфианским психоединством, которое должно было
регистрировать все, что касалось физиологии этой расы. В таком раздвоении
состоял единственный недостаток системы мнемограмм, если это можно было
считать недостатком. В мозгу, прошедшем "обучение", в равной мере
запечатлевались не только факты, но и личность существа, хранившего эти
факты. Не удивительно, что диагносты, порой державшие в памяти до десяти
мнемограмм сразу, вели себя несколько странно!
Диагност - самая важная фигура в Госпитале, размышлял Конвей,
облачаясь в противорадиационные одежды и готовясь к предварительному
осмотру своих пациентов. Все чаще он подумывал о том, чтобы самому стать
диагностом. Основная задача диагноста состояла в том, чтобы, используя
свою наполненную мнемограммами память, вести самостоятельные исследования
в области ксенологической терапии и хирургии, прибегая к консилиуму лишь
при отсутствии мнемограммы, когда необходимо поставить диагноз и наметить
курс лечения.
Рядовые простенькие болезни и травмы их не касались. Чтобы диагност
удостоил пациента своим вниманием, тот должен быть уникальным больным и
лежать на смертном одре. Но уже если диагност взялся за него, считай,
больной выздоровел, - диагносты с методичным однообразием творили чудеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Тут по всему двигательному отсеку плавали части только что взорвавшейся
сердцевины ядерного реактора - небольшие обломки с критической массой - и
тут было слишком "жарко" даже для тельфиан.
Коллективно мыслящее групповое единство, которое являлось
одновременно и капитаном тельфианского космического корабля и его
командой, включило коммуникатор ближнего действия и заговорило на языке,
который применялся для общения с существами, не способными к тельфианскому
психослиянию, и сводился к стремительной череде жужжаний и пощелкиваний.
- Говорит тельфианское сточленное психоединство, - произнесло оно
медленно и членораздельно. - У нас имеются пострадавшие, и нам требуется
срочная помощь. Наша групповая классификация - ВТКМ, повторяю - ВТКМ...
- Пожалуйста, сообщите детали и степень срочности оказания помощи, -
торопливо отозвался чей-то голос как раз в тот момент, когда тельфианин
уже собрался повторить свое сообщение. Вопрос прозвучал на том же языке,
которым пользовался капитан. Тельфианин поспешил сообщить подробности и
замолчал в ожидании дальнейшего. Его мозг и многочленное тело состояло из
сотни элементарных существ. Одни из них были слепы, глухи и, может быть,
даже мертвы и не воспринимали никакой чувственной информации, но были и
другие, которые излучали волны такой безмерной, мучительной боли, что
коллективное сознание содрогалось и корчилось в безмолвном сочувствии. Да
ответит ли он, наконец, этот голос, думали они, и, если ответит, сможет ли
им помочь?
- Вам запрещается приближаться к Госпиталю более чем на пять миль, -
внезапно проговорил тот же голос, - иначе вы создадите угрозу космическому
транспорту, а также существам с пониженной устойчивостью к радиации.
- Понятно, - сказал тельфианин.
- Отлично, - отозвался голос. - Вам, должно быть, известно, что
представители вашего вида слишком "горячи" для нас, что исключает
непосредственное общение с вами. Но дистанционно управляемые механизмы уже
на пути к вам и они облегчат проблему эвакуации, если вы доставите
пострадавших к самому большому люку корабля. А если это вам не удастся, не
стоит волноваться: мы располагаем механизмами, которые сумеют проникнуть
внутрь вашего корабля и вынесут пострадавших.
Голос сообщил еще, что Госпиталь надеется помочь пациентам, хотя
точный прогноз в настоящее время невозможен, и умолк.
Тельфианин подумал про себя, что скоро боль, которая терзает его мозг
и многочленное тело, исчезнет, но с нею исчезнет и добрая четверть самого
тела...
С ощущением счастья, которое испытываешь, только когда позади у тебя
восемь часов сна, внутри - отличный завтрак, а впереди - увлекательная
работа, Конвей поторопился к своей палате. Строго говоря, это нельзя было
назвать "своей палатой" - если бы там произошло что-либо серьезное, то
самое большее, чего ожидали от него, - это призыва о помощи. Однако Конвей
находился в Госпитале всего лишь два месяца, а потому не придавал этому
особого значения, понимая, что ему не скоро доверят большее, чем самые
простые процедуры. Всякую информацию о любой форме внеземной психики можно
получить за считанные минуты с помощью мнемограммы, но умение использовать
полученные сведения, особенно в хирургии, приходит только со временем. И
Конвей готов был посвятить этому свою жизнь.
В поперечном коридоре он заметил своего знакомого из класса ФГЛИ,
стажера-тралтанина, горбатую слоноподобную тушу на шести губчатых ногах.
Сегодня короткие ноги тралтанина, казалось, прогибались больше обычного, а
маленькое существо ОТСБ, жившее в симбиозе с громадной тушей, пребывало в
бессознательном состоянии. На радостное: "С добрым утром!" - Конвей
получил в ответ переведенное транслятором и потому, конечно,
невыразительное: "К-ш-ш-ш!" Он усмехнулся в ответ.
Накануне в Приемной и вокруг нее царило заметное оживление. Конвея
туда не пригласили, но тралтанин выглядел так, словно не успел за ночь ни
отдохнуть, ни разогнуться.
Через несколько шагов Конвей встретил второго тралтанина, который
неторопливо шествовал рядом с маленьким существом класса ДБДГ, сходным с
самим Конвеем. Впрочем, не совсем сходным: термин ДБДГ означал всего лишь
групповую классификацию, которая учитывала только основные физические
признаки, вроде количества рук, ног, голов и их положения на теле. Это
существо было семипалым, возвышалось над полом всего лишь на четыре фута и
походило на кудлатого плюшевого медвежонка.
Руки ДБДГ были сплетены за спиной, а сосредоточенно-отсутствующий
взгляд устремлен вниз. Его неуклюжий спутник выглядел таким же
сосредоточенным, только его взгляд был устремлен вверх - вследствие иного
расположения зрительных органов. И у того и у другого были
профессиональные знаки отличия - золотые шевроны на рукавах, означавшие,
что их владельцы являются по меньшей мере почтенными диагностами.
Поравнявшись с ними, Конвей воздержался от приветствий и даже ступать
постарался как можно тише.
Вероятно, они погрузились в глубокие размышления над какой-то
медицинской проблемой, но с равным успехом могли просто повздорить и
намеренно игнорировали друг друга. Диагносты вообще были странными
существами.
Из громкоговорителей на каждом перекрестке раздавалась какая-то
внеземная тарабарщина, которую Конвей слушал вполуха, но, когда диктор
внезапно переключился на земной язык и он уловил собственное имя, то от
удивления замер как вкопанный.
- ...к двенадцатому входному шлюзу немедленно, - монотонно повторял
голос. - Доктор Конвей, немедленно отправляйтесь к двенадцатому входному
шлюзу. Классификация ВТКМ-23...
В первый момент Конвей подумал, что это к нему не относится, потому
что речь шла о серьезном клиническом случае, ибо цифра 23 после
классификационного индекса означала количество подлежащих лечению
пациентов. И вдобавок сама эта классификация была для него совершенно
новой. Правда, он подозревал, что такое сочетание букв вполне возможно -
так могла обозначаться некая разновидность телепатических существ,
жизнедеятельность которых основана на прямом потреблении радиации, и такие
организмы, как правило, существуют в виде тесно взаимодействующей группы,
или психоединства. Он все еще соображал, способен ли справиться с таким
случаем, а ноги уже сами несли его к двенадцатому шлюзу.
Пациенты ожидали его возле шлюза в небольшом металлическом
экранированном свинцовыми брусками ящике, погруженном на самоходную
тележку. Санитар кратко объяснил Конвею, что существа называют себя
тельфианами и, судя по предварительному диагнозу, работать с ними придется
в радиационной операционной. Благодаря портативности своих пациентов,
добавил он, Конвей может сэкономить время, взяв их с собой в секцию
мнемограмм и оставив за дверью на время, пока он сам будет впитывать там
тельфианскую мнемограмму.
Конвей благодарно кивнул, лихо прыгнул в тележку и включил мотор,
будто делал это по сто раз на дню...
В той приятной и деятельной жизни, которую он вел в этом весьма
необычном месте, именуемом Общим сектором, только одно претило ему, и
сейчас он снова столкнулся с этим, войдя в секцию мнемограмм: там
находился на дежурстве монитор. А мониторов Конвей не выносил. На
присутствие кого-либо из них он реагировал примерно так же, как на
носителя особо страшной инфекции. Конвей считал себя существом разумным,
цивилизованным, не лишенным нравственных начал, а потому не способным
всерьез возненавидеть кого-либо или что-либо, однако это не мешало ему
совершенно не выносить мониторов. Он знал, разумеется, что время от
времени в любом коллективе случаются срывы и всегда нужны люди, которые в
этом случае предпримут определенные меры, необходимые для сохранения
порядка. Но испытывая отвращения ко всякому насилию, Конвей органически не
мог хорошо относиться к тем, кто такие действия предпринимал.
Да и было ли что этим мониторам вообще делать в Госпитале?
Человек в темно-зеленом комбинезоне, сидевший перед контрольной
панелью информатора, заслышав шаги, торопливо обернулся, и Конвей испытал
еще один удар. В добавление к майорским нашивкам на плечах монитора
красовались значки с изображением жезла и змеи - эмблемы врача!
- Меня зовут О'Мара, - достаточно приветливо представился он. - Я
главный психолог этого бедлама. А вы, полагаю, доктор Конвей?
Он улыбнулся.
Конвей заставил себя улыбнуться в ответ, прекрасно сознавая, сколь
вымученная его улыбка, и опасаясь, что собеседник это тоже понимает.
- Вам нужна тельфианская мнемограмма? - спросил О'Мара, голос его
звучал уже менее приветливо. - Ну, доктор, на этот раз вам выпал
действительно фантастический случай! Только закончив работу, постарайтесь
как можно скорее стереть мнемограмму. Поверьте, это отнюдь не те
воспоминания, что хотелось бы сохранить надолго. Поставьте вот здесь
отпечаток пальца и присядьте вот туда.
Пока О'Мара закреплял на его голове налобную ленту и электроды
образовательной машины, Конвей старался выглядеть особенно невозмутимым и
не избегать жестких и умелых рук. Короткие волосы О'Мары отливали тусклым
металлическим блеском, и взгляд у него тоже был металлический, колючий.
Конвей понимал, что этот взгляд сейчас фиксирует все его реакции, а
острый, проницательный ум делает соответствующие выводы.
- Ну, вот и все, - сказал наконец О'Мара, когда сеанс закончился. -
Да, пока вы не ушли, доктор, вот еще что: думаю, нам с вами не мешало бы
провести небольшую беседу установочного характера, если можно так
выразиться. Не сейчас, конечно, сейчас у вас серьезный случай, но и
особенно не откладывая.
Конвей спиной ощущал на себе его цепкий взгляд, пока шел к двери.
Как ему сказали, он должен гнать из головы лишние мысли, чтобы вновь
приобретенная информация улеглась в голове соответствующим образом. Однако
он неотвязно думал о назначении монитора, который относился к
высокопоставленной части постоянного персонала Госпиталя, да к тому же еще
был врачом. Как можно совмещать две такие разные профессии? Конвей подумал
о нарукавной повязке, которую носил. На ней были изображены черный и
красный круги тралтан, пылающее солнце дышащих хлором илленсанов и
обвивающая чашу змея земных медиков - известные всем медицинские символы
трех главных рас Галактического союза. А тут этот доктор О'Мара, чьи
петлицы на воротнике свидетельствовали, что он - целитель, а нашивки на
рукавах говорили, что к медицине никакого отношения не имеет.
Одно теперь было ясно: отныне Конвей не успокоится, пока не
разузнает, почему главный психолог Госпиталя является еще и монитором.
2
Конвей впервые принял внеземную мнемограмму и теперь с интересом
наблюдал, как раздваивается его сознание - верный признак того, что
программа "прижилась". Подойдя к операционной, он уже ощущал себя сразу
двумя существами - и земным человеком по имени Конвей, и огромным
пятисотчленным тельфианским психоединством, которое должно было
регистрировать все, что касалось физиологии этой расы. В таком раздвоении
состоял единственный недостаток системы мнемограмм, если это можно было
считать недостатком. В мозгу, прошедшем "обучение", в равной мере
запечатлевались не только факты, но и личность существа, хранившего эти
факты. Не удивительно, что диагносты, порой державшие в памяти до десяти
мнемограмм сразу, вели себя несколько странно!
Диагност - самая важная фигура в Госпитале, размышлял Конвей,
облачаясь в противорадиационные одежды и готовясь к предварительному
осмотру своих пациентов. Все чаще он подумывал о том, чтобы самому стать
диагностом. Основная задача диагноста состояла в том, чтобы, используя
свою наполненную мнемограммами память, вести самостоятельные исследования
в области ксенологической терапии и хирургии, прибегая к консилиуму лишь
при отсутствии мнемограммы, когда необходимо поставить диагноз и наметить
курс лечения.
Рядовые простенькие болезни и травмы их не касались. Чтобы диагност
удостоил пациента своим вниманием, тот должен быть уникальным больным и
лежать на смертном одре. Но уже если диагност взялся за него, считай,
больной выздоровел, - диагносты с методичным однообразием творили чудеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24