Конвей знал, что врачи более низкой квалификации всегда боролись с
искушением не стирать содержимое мнемограммы, а сохранить его в памяти в
надежде сделать какое-нибудь оригинальное открытие, которое их прославит.
Однако люди здравомыслящие, подобные ему, этим искушением и
ограничивались.

Хотя Конвей исследовал своих крохотных пациентов поодиночке, видеть
их он все равно не мог, даже прибегнув к зеркалам и защитным экранам.
Однако он знал, как они выглядят и внутри и снаружи - ведь мнемограмма, в
сущности, превратила его в одного из них. Этих сведений вместе с
результатами обследования и историей болезни было достаточно, чтобы
приступить к лечению.
Пациенты Конвея составляли часть тельфианского психоединства,
управляющего межзвездным кораблем, на котором произошла авария одного из
ядерных реакторов. Эти маленькие, похожие на жучков и, если брать их
порознь, весьма тупые создания были пожирателями радиации, но происшедшая
вспышка была слишком мощной даже для них. Болезнь можно было
классифицировать как исключительно тяжелый случай переедания в сочетании с
чрезмерной стимуляцией всех органов чувств, в особенности болевых центров.
Поместив тельфиан в антирадиационный контейнер и посадив на голодную
радиационную диету (что исключено в условиях их радиоактивного корабля),
Конвей уже через несколько часов, похоже, для семидесяти процентов из них
успешно провел бы лечение. Даже сейчас он мог сказать, кто из его
пациентов попадет в число счастливчиков. Судьба остальных была трагичной:
даже избежав физической смерти, они испытают более страшную участь -
утратят способность к взаимослиянию разумов, а для тельфиан это
равносильно превращению в беспомощного калеку. Только приобщившись к
образу мышления, характеру и инстинктам тельфианина, можно было осознать
истинную глубину подобного несчастья. И, судя по истории болезни, на это
обречены были именно те существа, которым удалось приспособиться к
ситуации и сохранить способность действовать, что позволило за несколько
секунд спасти корабль от полного уничтожения.
Впрочем, способ лечения этих несчастных все же существовал -
единственный способ. В процессе подготовки сервомеханизмов к предстоящей
процедуре Конвея не оставляла мысль, что способ этот в высшей степени
нежелателен. Это был сознательный риск - ставка здесь делалась на
объективную клиническую статистику, которую не в состоянии были изменить
все его усилия. Он ощущал себя чем-то вроде обыкновенного механизма.
Быстро взявшись за дело, Конвей прежде всего удостоверился, что
шестнадцать из его пациентов страдают тельфианским эквивалентом острого
несварения желудка. Этих особей он отделил и заключил в закрытые,
поглощающие радиацию сосуды, чтобы вторичное излучение их все еще
"горячих" тел не тормозило процесса лечения. Сосуды он поместил в
небольшую реакторную установку с нормальным для тельфиан уровнем радиации
и к каждому сосуду подсоединил детектор, рассчитанный на снятие
экранировки, как только спадет избыточная радиоактивность.
Семеро остальных тельфиан нуждались в особом лечении. Он поместил их
в другой реактор, и когда настраивал приборы, чтобы воспроизвести условия,
возникшие внутри корабля в результате аварии, раздался сигнал
коммуникатора. Конвей прежде закончил наладку, все проверил и только потом
отозвался:
- Слушаю.
- Говорит справочная. Доктор Конвей, с тельфианского корабля поступил
запрос относительно пострадавших. Можете ли вы сообщить им какие-нибудь
новости?
Конвей понимал, в данных обстоятельствах его новости не так уж плохи,
но ему очень хотелось, чтобы они были лучше. Разрушение или перестройка
однажды сформированного тельфианского психоединства была аналогична лишь
смертельной травме, и Конвей, впитав мнемограмму, ощущал это всем своим
существом. Он говорил, взвешивая каждое слово:
- Через четыре часа шестнадцать тельфиан будут в полном порядке, а из
семи оставшихся, боюсь, половина умрет, но кто именно, станет ясно только
через несколько дней. Я дал им двойную норму радиации и будут постепенно
снижать этот уровень до нормального. Понятно?
- Я понял.
Через несколько минут коммуникатор снова ожил:
- Тельфианин остался доволен информацией и благодарит вас. Отбой.
Наверно, следовало бы радоваться, что он так успешно справился со
своим первым самостоятельным случаем, а Конвей испытывал разочарование.
Теперь, когда самое страшное было уже позади, в сознании его все как-то
перемешалось. Неотвязно крутилась мысль, что семь пополам - это три с
половиной. Так как же быть с этой чертовой половинкой тельфианина? Он
все-таки надеялся, что в живых останутся четверо, а не трое, и что у всех
четверых сохранятся все их способности. Он думали о том, как хорошо,
наверно, быть тельфианином, непрерывно впитывать в себя радиацию и все
богатые разнообразные ощущения составного тела. От этих мыслей собственное
тело стало казаться ему каким-то одиноким. Не без усилия над собой он
заставил себя покинуть уютное тепло радиационной.
Закрыв дверь, Конвей сел в тележку и направился обратно к входному
люку. Самым правильным было бы теперь явиться в Образовательную секцию,
чтобы стереть тельфианскую мнемограмму, собственно, ему даже приказали так
поступить. Но туда не хотелось идти; перспектива встречи с О'Марой не
радовала, больше того - страшила. Конвей знал, что все мониторы ему
неприятны, но тут примешивалось нечто другое. Скорее всего то, как отнесся
к нему О'Мара при разговоре. Конвей ощущал себя приниженным, словно О'Мара
в чем-то его превосходил, а он не мог мириться с мыслью о собственной
приниженности рядом с каким-то жалким монитором!
Сила этих чувств пугала его; ему, человеку воспитанному,
уравновешенному, вообще должны быть чужды подобные чувства, да еще если
они близки к настоящей ненависти. Испугавшись - на сей раз самого себя, -
Конвей решил взять себя в руки и постараться установить контроль над
собственными мыслями. Тем более, что можно было повременить с визитом в
Образовательную секцию под предлогом обхода своих палат. Это была вполне
обоснованная отговорка на случай, если О'Мара заговорит об опоздании, а
тем временем главного психолога могут вызвать куда-нибудь или он уйдет
сам. Конвей очень рассчитывал на это.
Первый вызов у него был к АУГЛу с Чалдерскола-2, единственному
обитателю палаты, отведенной для больных этого вида. Конвей влез в
соответствующую защитную амуницию - в данном случае легкий водолазный
костюм - и сквозь люк проник в цистерну с тепловатой зеленой водой,
воспроизводящей среду обитания больного. Он достал инструменты из
встроенного шкафчика и громко оповестил о своем присутствии. Если чалдер
действительно спит и спросонья испугается, последствия могут быть очень
серьезными. Один случайный взмах этого хвоста - и в палате будут уже не
один, а два пациента.
Чалдер был покрыт мощной чешуйчатой броней и напоминал сорокафутового
крокодила, только вместо лап у него были похожие на обрубки ласты, а
середину туловища опоясывала бахрома лентообразных щупалец. Он вяло
дрейфовал у дна большой цистерны, и единственным признаком жизни в нем
были периодические завихрения воды возле жабер. Конвей провел
предварительный осмотр - он немного припоздал из-за тельфиан - и задал
обычные вопросы. Ответ в какой-то немыслимой форме прошел сквозь воду,
достиг транслятора, и в наушниках доктора раздалась медленная лишенная
интонаций речь:
- Я тяжко болен, - сообщил чалдер, - я страдаю.
Врешь ты все, подумал про себя Конвей, врешь всеми своими шестью
рядами зубов! Доктор Листер, директор Госпиталя и, возможно, лучший
диагност современности обследовал этого чалдера вдоль и поперек. Его
диагнозом было неизлечимое состояние ипохондрии. Далее он установил, что
признаки перенапряжения отдельных чешуек в панцире пациента и чувство
дискомфорта объясняются просто-напросто немыслимой ленью и обжорством.
Каждый знает, что живые формы с наружным скелетом могут прибавлять в весе,
наращивая плоть только изнутри! Диагносты никогда в своих определениях не
ходили вокруг да около.
Чалдер действительно становился больным, когда возникла угроза, что
его отправят домой. Таким образом Госпиталь приобрел постоянного пациента.
Впрочем, того это все не волновало. Врачи и психологи продолжали осмотры
существа, его посещали интерны и сестры многочисленных рас, представленных
в администрации Госпиталя. Регулярно, через короткие промежутки времени, у
него брали анализы и вводили лекарства, стажеры безжалостно валтузили
чалдера с разной степенью жестокости, но ему это нравилось. Госпиталь был
счастлив, что все устроилось подобным образом, и так же счастлив был
пациент. Больше об отправке домой уже не было речи.

3
Подплыв к люку в верхней части огромной цистерны, Конвей на мгновение
замешкался: он как-то странно себя чувствовал. Предполагалось, что
следующий вызов у него будет к двум дышащим метаном существам в
низкотемпературную палату, но он почувствовал, что ему жутко туда не
хочется. Несмотря на теплую воду и то, что он изрядно потрудился плавая
вокруг массивного пациента, ему было холодно, кроме того, он отдал бы все
на свете за то, чтобы в цистерне появилась орава студентов - просто для
компании. Обычно Конвей не любил столпотворений, особенно если это были
стажеры, но сейчас он ощущал себя отрезанным от мира, особенно одиноким,
лишенным друзей. Ощущение это было столь сильно, что даже испугало его. Он
подумал, что все определенно указывает на необходимость беседы с
психологом, хотя и необязательно с О'Марой.
Этот участок Госпиталя своей конструкцией напоминал порцию спагетти -
изогнутых и невообразимо перекрученных спагетти. Так, например, каждый
коридор с атмосферой земного типа со всех сторон через определенные
промежутки пересекали другие коридоры с иной атмосферой, давлением и
температурой, как правило, смертельной для человека. Это было сделано
затем, чтобы в случае срочной необходимости врач мог добраться до любого
пациента в наикратчайшее время - мерить Госпиталь из конца в конец в
заранее надетом защитном скафандре было и неудобно, и долго. Решили, что
разумнее облачаться в скафандр соответствующего типа прямо у входа в
палату каждого пациента, как это только что проделал Конвей.
Вспоминая географию этой секции Госпиталя, Конвей сообразил, что
может срезать часть пути, если двинется заполненным водой коридором,
ведущим в операционную чалдеров, выйдет через люк в хлорное отделение,
поднимется на два этажа и окажется в метановой палате. Такой маршрут
позволял еще хоть немного побыть в теплой воде, а Конвея явно знобило.
В хлорном отделении мимо Конвея на своих колючих, мембрановидных
отростках с шорохом прополз выздоравливающий илленсанин ПВСЖ, и Конвею
вдруг отчаянно захотелось заговорить с ним - о чем угодно. Но он заставил
себя пройти мимо.
Защитный скафандр для пребывания в метановой палате существ типа
ДБДГ, был чем-то вроде этакого небольшого самодвижущегося танка. Изнутри в
нем были установлены обогреватели, чтобы врач не замерз до смерти, а
снаружи - охладители, чтобы излучаемое тепло не изжарило бедных пациентов;
ведь для них даже смертельнейшие дозы радиации или хотя бы светового
излучения были смертельными. Конвей, например, понятия не имел, по какому
принципу действует сканирующее устройство, которым он пользовался для
обследования пациентов - это знали разве что помешанные на технике типы с
нашивками инженеров, - но он был убежден, что устройство это работает не с
помощью инфракрасных лучей - они были слишком горячими для его пациентов.
В процессе работы Конвей добавлял все больше и больше тепла в
скафандр, так что в конце концов пот уже катил с него градом, но ему
по-прежнему было очень холодно. Внезапно его охватил страх. Что если он
подцепил какую-нибудь болезнь? Снова выбравшись наружу, на свежий воздух,
он торопливо поглядел на крохотный циферблат, вшитый в кожу предплечья.
Пульс, дыхание, гормональный обмен - все было в норме, если не считать
небольших отклонений, вызванных испугом; в крови тоже не было никаких
чужеродных тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24