А что люди? Они молоды, глупы, не ценят жизнь, не берегут друг друга и всем доставляют одни только хлопоты. Вот и эта: сколько он ее знает – два с половиной дня, – а уже голову заморочила, ни о чем больше думать не получается. Альв тяжело вздохнул. Правда, она ему доверилась, но что же теперь – всю жизнь с ней возиться? И опасно, ох как опасно... Все внутри маленького человечка кричало о том, что очень дорого ему обойдется эта дружба...
– А где здесь можно нанять вооруженный отряд? – Вопрос Каэтаны прервал его размышления на самом грустном месте.
– Есть какая-то банда, которая предлагает свои услуги направо и налево. Но вам-то нужно совсем другое, знаете ли. Вам нужны умелые и честные воины – и за какой срок вы хотите их собрать? Если же потратить на это слишком много времени, то в итоге вы прибудете в Урукур прямо к сражению. А кто даст гарантию, что, после резни в городе, которую наверняка учинит разгневанный император, вы найдете Тешуба среди живых? Ох, я и не знаю, что вам присоветовать...
Они вошли в маленький глухой переулочек, который оказался им совершенно незнакомым – видимо, сбились с пути.
Воршуд насторожился: ему послышался стук каблуков по брусчатке.
– Может, сбежим? – спросил он, кивая на боковую улочку.
– Зачем? – удивилась Каэтана. Когда из-за угла неслышно появилась неясная тень, альв позволил себе напомнить:
– А ведь предупреждали благородную госпожу, что по таким местам ночью ходить небезопасно. Теперь придется попрощаться с кошельком – в лучшем случае.
И, заметив гневно сдвинутые брови своей спутницы, поспешил добавить: – Не советую сопротивляться. Здесь никого не жалеют.
– Посмотрим, – сквозь зубы процедила Каэтана. Странным образом она была уверена в своем умении владеть оружием, это чувство не покидало ее и сейчас, когда она взглядом опытного бойца оценивала фигуру, приближающуюся к ним в этом уединенном переулке.
– Пожалуйста, Воршуд, держись подальше, – попросила она и остановилась, выжидая.
– Добрый вечер, благородные господа, – звонко сказал некто, приближаясь легкими шагами. Тусклый уличный фонарь высветил со спины темный силуэт. У незнакомца также висели за спиной два меча. Их рукояти виднелись за плечами. Человек подошел поближе и весело произнес: – Я некоторым образом являюсь хозяином этих мест, а вы в данную минуту мои гости. Позвольте представиться: меня зовут Джангарай. Может, слышали?
– А как же, – проскрипел альв. – Уже успели.
– Ну вот и прекрасно, – обрадовался Джангарай. – Тогда сразу перейдем к делу. Знакомство с предметом значительно облегчает разговор. Вы со мной согласны?
Каэтана молча кивнула, не желая, чтобы девичий голос выдал ее. Но ночной разбойник расценил это как проявление страха.
– Не бойтесь, – подбодрил он спутников. – Я никогда не убиваю без крайней нужды, так что слухи о моей кровожадности сильно преувеличены. А вот от денег никогда не отказываюсь, это правда. Ну...
Он демонстративным движением извлек из ножен оба меча, и узкие клинки тускло блеснули в луче света.
Каэтана, напротив, находилась в тени, и ее силуэт нападающий видел смутно – во всяком случае, оружие явно не разглядел, да и не привык он к сопротивлению.
– Ну же, добрые господа, я терпеливо жду. Но могу стать и неоправданно жестоким. Отдайте мне ваши кошельки, и мы мирно и полюбовно разойдемся. – С этими словами он принял выжидательную боевую позицию – слегка согнул ноги в коленях, а руки с мечами развел в стороны, направив клинки вертикально вверх.
Каэтана скупо улыбнулась. Он действительно легко двигался, этот знаменитый на весь Аккарон разбойник, но вовсе не был таким опасным, как приписывала ему молва. Или не встречал достойного противника.
Она тоже обнажила мечи, с удовольствием ощутив в ладонях шершавую прохладу кожи рукоятей. Затем движением головы отправила Воршуда в сторонку, и альв без единого звука подчинился. Каэтана не могла не заметить, как удивленно он посмотрел на отработанные движения, которыми она отдавала салют, но по восхищенному восклицанию поняла, что Воршуд проникся доверием к ее воинскому искусству.
Разбойник слегка удивился. Дело, похоже, принимало не самый привычный оборот, но подраться он был явно не дурак, поэтому даже обрадовался неожиданному развлечению:
– А вы храбрый, молодой человек! Я, пожалуй, не стану убивать вас в знак моего особого уважения. Но проучить все-таки придется. Защищайтесь! – и стремительно пошел в наступление.
Джангарай вращал клинки в разных направлениях: руки его двигались легко и уверенно, не сбиваясь с темпа и ритма вращения. Это был отвлекающий маневр, и неопытные бойцы часто на него попадались: пытаясь уследить за движением обоих мечей, человек неизбежно терял ориентацию и становился легкой добычей искусного фехтовальщика.
Но Каэтана, сама не зная откуда, была знакома и с более серьезной тактикой. Она чувствовала себя как на уроке в фехтовальном зале. Воспоминания молнией проносились в ее голове, но она решительно отбросила их в сторону. Сейчас предстояло сосредоточиться на самом поединке. Хотя собственно сражения и не получилось.
Ее тело и мозг вышли из-под контроля сознания и попали в водоворот какой-то неистовой, могучей силы, которая находилась как бы несколько в стороне от нее, Эта сила контролировала каждое движение, каждый взгляд, поворот, взмах клинка.
Джангарай только присвистнул, когда сверкающая «ветряная мельница» замелькала у него перед глазами. Пробить такую защиту еще не удавалось никому. Он сделал несколько ложных выпадов, прощупав странного соперника, и пришел к выводу, что встретил равного по силе бойца. Джангарай даже не знал, радоваться ему – он ценил мужество и мастерство – или огорчаться. Ведь теперь уже его собственная жизнь подвергалась нешуточной опасности. Однако повернуться и убежать мешала гордость. Чтобы завтра по всем углам шептались о том, что Ночной Король Аккарона сбежал с поля битвы, оставив победу какому-то юнцу, – этого удара самолюбие Джангарая просто не могло вынести. И он решил, что лучше уж пасть от руки случайного противника.
Джангарай использовал все известные ему приемы. Он крутился волчком, приседал, пытался поймать клинок соперника между двумя гардами, но ничего не получалось. Этот удивительный фехтовальщик уходил из-под удара, как вода утекает сквозь пальцы. Даже особо не уклоняясь от своего врага, он оказывался там, где его меньше всего ожидал увидеть опешивший и запыхавшийся ингевон, и только клинки двигались в бешеном темпе.
Разбойнику приходилось все тяжелее и тяжелее. А главное, ему чудилось, что все явственнее раздается тихое хихиканье. И этот голос мог принадлежать только мальчишке, не достигшему еще и шестнадцати зим. Это раздосадовало и оскорбило грабителя. Победить уже стало для него вопросом не только жизни и смерти, но и чести. Он удвоил усилия, стараясь добраться до противника, пробить брешь, проскользнуть между мечущимися всполохами света узкими клинками, но силы его были на исходе, а конца сражению не предвиделось.
И тут Джангарай с ужасом понял, что идет игра кошки с отчаявшейся мышкой, в которой он был отнюдь не кошкой. Хуже того – и тот, другой, тоже знал об этом. Он явно наслаждался боем и потому затягивал его. Страх холодной рукой сжал горло разбойника, когда он понял, что сражение в любую минуту может закончиться его смертью. Один-единственный удар из тех, что так легко проводил и так легко удерживал от последнего прикосновения противник, – и все. Он тяжелее задышал и в этот момент услышал тихий голос, который произнес всего два слова:
– Ну хватит.
Клинки перед глазами Джангарая задвигались с удвоенной скоростью, сливаясь в блестящий металлический круг, за которым изредка мелькал тонкий невысокий силуэт. В течение минуты лезвие дважды скользнуло по животу разбойника, коснулось горла, уперлось острием в грудь прямо напротив сердца, не причиняя сколько-нибудь существенного вреда. И наконец, с тихим свистом пронеслось у самых его кистей. Затем Джангарай почувствовал, как неистовая сила выхватывает у него рукояти обоих мечей; поскользнулся, протянул руки – но пальцы уже сжимали пустоту.
Соперник стоял прямо над ним, приставив к горлу Джангарая его же собственный клинок, и говорил:
– Я тоже люблю деньги. Особенно если они честно заработаны. Считаю, что это были сверхурочные, так что платить придется двойную цену. Ну, дружок, выворачивай карманы! Меня устроит только все.
Скрежеща зубами от бессильной ярости, ингевон действительно вывернул карманы и бросил к ногам победителя туго набитый кожаный кошель.
– Я еще найду тебя, – прохрипел он.
– Как скажешь, – отозвался юноша из темноты., – Буду всегда рад.
Всю ночь Джангарай в бессильной ярости метался по небольшой каморке, которую занимал вместе со своими мечами. Он относился к ним как к живым существам – разговаривал с ними, мечтал вслух, заботился о клинках так же, как заботился бы о собственных детях, которых у него, впрочем, никогда не было. Может, именно из-за этой всепоглощающей страсти, неистовой любви к холодному оружию.
Он был высоким и худощавым, тонким в кости и идеально сложенным для фехтования: ни грамма лишнего веса – одни мышцы и сухожилия. Силы Джангарай был недюжинной, но она не бросалась в глаза. Скорее внешность его – щеголя и любимца женщин – была весьма обманчивой: гладкая нежная кожа, тонкий ястребиный профиль, веселые и живые черные глаза.
Одеваться он умел и любил, поэтому его камзолы всегда были сшиты у лучшего портного, а драгоценности ингевон предпочитал неброские. Весь его облик напоминал об аристократическом происхождении, но сам Джангарай на эту тему предпочитал ни с кем не говорить.
Почему младший сын ингевонского вельможи покинул отчий замок и вступил в отряд наемных солдат, осталось неизвестным. Это была одна из тех тайн, которые так надежно хранил Ночной Король Аккарона.
Несколько месяцев он воевал в Мерроэ, но нравы и обычаи гемертов ему не понравились.
Джангараю было всего семнадцать лет, когда он ушел из дому, и восемнадцать, когда он блестяще провел свой пятидесятый поединок. Его слава фехтовальщика росла и множилась. Его с удовольствием нанимали телохранителем, охранником, начальником стражи. Но гордец ингевон не мог выносить хозяев, пусть даже тех, которые очень хорошо платили. Правда, он сам утверждал, что делает все исключительно ради денег, но это было неправдой. Джангарая интересовали только мечи.
Несколько лет он провел в княжестве Тевер. Там жили известные фехтовальщики, и у одного из них – знаменитого на весь Вард меченосца Амадонгхи – Джангарай-пробыл в учениках в течение долгих пяти лет.
Когда в Тевере случился государственный переворот, непокорный и независимый Амадонгха не пришелся ко двору. Тогдашний князь был убит своим сыном на охоте. Об этом знали абсолютно все, но только Амадонгха бросил в лицо новому правителю слова обвинения и презрения. Катонда не стал бы новым владыкой Тевера, если бы не был столь умен и хитер – он спокойно выпустил знаменитого фехтовальщика из дворца, милостиво «простив» ему сказанное в запальчивости, и в ту же ночь Амадонгха был зарезан у себя в доме якобы ворвавшимися разбойниками.
Князь высоко оценил мастерство Амадонгхи и его неистового ученика – пятьдесят воинов отправил он расправиться с неугодным, и только треть из них дожила до рассвета. Изрубленный труп фехтовальщика нашли в саду, а вот тела его ученика так никто и не видел.
Поговаривали, что он успел убежать, когда понял, что учитель уже мертв. Но со временем людская молва исказила подлинные события, и теперь в Тевере были убеждены, что славного Амадонгху предательски зарезал его ученик – из зависти и из-за денег. Впрочем, чего еще можно ждать от коварных ингевонов, с которыми Тевер постоянно находился в состоянии необъявленной войны. Что же на самом деле произошло той страшной ночью в доме любимого учителя, Джангарай не рассказывал никому. Через год он вернулся в Аллаэллу.
Два меча крест-накрест висели у него за спиной в потертых кожаных ножнах. В правом ухе – по заморскому обычаю – болталась золотая серьга с крупным синим камнем, а через всю щеку шел тонкий, едва заметный шрам, начинавшийся у виска и доходивший до верхней губы. От этого усмешка ингевона всегда выходила кривоватой и саркастической. Первое время по этому доводу у него случилось несколько поединков, но после того, как он безжалостно убил двоих противников и изувечил третьего, все в Аккароне признали, что каждый имеет право носить серьги и улыбаться так, как захочет.
Джангарай наведался в родительский замок. К тому времени его отец – Сента Арматай, высокий лорд и властитель многих земель, – скончался в своем родовом поместье в возрасте семидесяти лет. Джангараю тогда исполнилось двадцать семь. Однако он не получил ни гроша из отцовского наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76