Некоторые песни звучали почти что без фальши. Но, хотя он то натягивал струны, то ослаблял их, чистого звука не получалось… Джон-Том стал опасаться, что порвет струны или поломает колки. Впрочем, инструмент едва ли можно было назвать нежным, скорее наоборот. Просто он еще не научился его настраивать.
Где-то в середине дня Талея перебралась к нему поближе и, прислушиваясь к почти музыкальным звукам, выходившим из-под рук Джон-Тома, спросила без обычных колкостей и сарказма:
– Джон-Том, а ты не чаропевец?
– Мммм? – Он поднял глаза. – Как это ты меня назвала?
– Чаропевец. – Она кивнула в сторону выдра, вышагивающего в нескольких ярдах впереди. – Мадж говорил, что волшебник Клотагорб втащил тебя в наш мир, потому что посчитал чародеем, который мог бы помочь ему в колдовских делах.
– Правильно. Но у меня же незаконченное высшее.
Она с сомнением поглядела на него.
– Волшебники таких ошибок не допускают.
– Ваш вот сплоховал.
– Значит, ты не… – Она странными глазами глядела на него. – Чаропевец – это такой волшебник, который чародействует с помощью музыки.
– Неплохая идея. – Джон-Том коснулся нижних струн, и в воздухе, смешиваясь с золотистыми от солнца пылинками, заплясали почти безупречные ноты. – Хорошо бы ты оказалась права. – Он смущенно ухмыльнулся. – У нас мне говорили, что хотя тенор мой чарующим не назовешь, однако мелодия выходит чудесно. Но это вовсе не то, о чем ты думаешь.
– А ты откуда знаешь? Вдруг Клотагорб не ошибся?
– Талея, это глупо. Я не более волшебник, чем вы с Маджем. Черт, даже просто играть на этой штуковине на ходу и то сложно… А тут еще посох мешается за спиной: все норовит высвободиться. К тому же, – пальцы его пробежали по верхним струнам, – я даже настроить его не могу. А как играть, если все время фальшивишь?
– А ты всеми дутипами воспользовался? – В ответ на откровенно недоумевающий взгляд его Талея жестом указала на настроечные колки. Он кивнул. – А как насчет дутипов? – Юноша вновь не понял и на сей раз имел все основания удивиться.
Снизу в днище инструмента были вделаны две кнопки. Он их не заметил – все внимание свое Джон-Том уделил струнам и дутипам, как она их называла. Юноша покрутил кнопки. Каждая каким-то образом сжимала тоненькие металлические и деревянные стойки внутри резонатора. Одной регулировались дисканты, другая разом понижала звук на пару октав и приблизительно соответствовала бас-модулятору. Он внимательно поглядел на них. Вместо обычных «диск» и «бас» на кнопках стояло «дрызг» и «масс».
Однако качество звука определенно улучшилось.
– Попробуй теперь, – потребовала Талея.
– Что пробовать? Я уже на Мадже проверял, так что не советую рисковать…
– Я не боюсь, – ответила она, не поняв. – Не ищи звук, поищи магию. Не мог столь великий волшебник, как Клотагорб, допустить подобный промах, невзирая на старость.
Магию ей подай, размышлял Джон-Том… Не ищи звук. Ух ты, а ведь ведущий бас одной из весьма знаменитых групп говорил ему совсем другое. Проще было попасть к папе римскому, чем встретиться с этим музыкантом, – Джон-Том совершенно случайно столкнулся с ним в вестибюле перед концертом. В зале ожидали двадцать тысяч человек. Запинаясь в трепете перед знаменитостью, он умудрился спросить обычного в таких случаях «совета молодому… трудолюбивому гитаристу».
– Вот что, парень… попытайся добиться звука. Слышал? Попробуй добиться звука. Слышал? Попробуй добиться звука.
Сия поспешно сформулированная идея из-за своей неожиданности застряла в его голове. Джон-Том не один год добивался звука, но даже не приблизился к своей цели. Так обычно и случается со всеми, кто намеревается стать музыкантом. Должно быть, те, кто умеет найти звук, становятся профессионалами… прочие остаются любителями. А может быть, ощутить разницу можно, только набравшись как следует?
Чертовщина.
Он повозился еще с басами и дискантами. Звук становился все чище. Не сыграть ли что-нибудь посложней? Джон-Том, расслабься. Терять все равно нечего. Эта пара критиков никоим образом не сумеет повлиять на твою музыкальную карьеру. Но Джон-Том всегда мечтал овладеть звуком, а поэтому…
– «Пурпурный туман»… – затянул он и, как обычно с ним бывало, растворился в музыке, забывая о внимающей Талее и о Мадже, забыв о том, что попал в совершенно чужое пространство и время… забыв обо всем, кроме звука.
Он пытался выжать все, что было в его силах, из этого странного изогнутого инструмента. Музыка поднимала его, наполняла тем дивным восторгом, который всегда даровало ему истинное искусство. Где-то сквозь мелодию он слышал отголоски дребезжащего пения своей старенькой электрогитары. Нервы его трепетали от удовольствия, в ушах отдавались знакомые звуки. Он был воистину счастлив и ласкал, сжимая в руках, инструмент, позабыв об окрестностях, о собственных тревогах… даже о родителях.
Прошло много времени, а возможно, и просто пара минут – и он ощутил, что его трясут чьи-то руки. Заморгав, Джон-Том оторвал пальцы от струн, последний резкий аккорд еще таял в лесу меж ветвей и листьев. Он недоуменно поглядел на Талею, и она отступила на шаг. Девушка смотрела на него странным взглядом.
Мадж глазел тоже, но держался чуть поодаль.
– Ну, что случилось? Неужели было так плохо? – У юноши слегка кружилась голова.
– Ну, дурят нашего брата, ну, дурят, – заметил выдр со странной смесью почтения и недовольства в голосе. – Извини, парень. А я-то так и не догадался, что ты меня все время тока за нос водил. Вот что – не будь со мной крут. Я ж все делал так, чтоб тебе самому лучше было, и…
– Прекрати, Мадж. О чем это ты болтаешь?
– Ты сотворил звуки… и кое-что еще, чаропевец. – Юноша, открыв рот, глядел на девицу. – Значит, решил, что сумеешь провести нас, как старого Клотагорба? Посмотри-ка на свою дуару.
Взгляд Джон-Тома опустился вниз, и он едва не подскочил. По краям инструмента затухал яркий фиолетовый свет, трепетавший еще на ясных металлических струнах.
– Но я не… Я же ничего не сделал. – Джон-Том оттолкнул от себя инструмент, словно тот мог вдруг ни с того ни с сего тяпнуть его за пальцы. Но ремень удержал дуару, которая возвратилась, ударив юношу по ребрам. Дубина за спиной покачнулась.
– Попробуй еще, – шепнула Талея. – Ищи свою магию.
Темнело, пожалуй, слишком уж быстро. Нерешительно – в конце концов, это же всего лишь дуара – Джон-Том притронулся к нижним струнам и сыграл на них несколько тактов «Пурпурного тумана». И каждый раз, когда он прикасался к струнам, они испускали фиолетовый свет.
Но было и еще что-то. Сама музыка казалась здесь другой. Прохладной, как вода из горного озера, и шершавой, словно напильник. В голове его полыхали белые молнии, по рукам бегали мурашки. Обломки мыслей громыхали в его голове, как в погремушке.
М-да… Но какой звук!
Он попробовал вновь, уже более уверенной рукой. Мощные аккорды срывались со струн с громом – он такого не ожидал. Раскаты отдавались далеко в лесу, хотя никакого усилителя не было и в помине. Этот могучий звук исходил из дуары, уверенно покоившейся на его животе, а из-под пальцев струился свет.
«Что это, – метались мысли, – инструмент ли виною или же преображаюсь я сам?»
Строчка целиком была из какой-то песни, однако она позволяла если не объяснить, то понять, что с ним происходит.
– Нет, я не чаропевец, – наконец сообщил Джон-Том Маджу и Талее. – Просто не знаю, что и думать. – Смирение в собственном голосе удивило его самого. – Но мне всегда казалось, во мне что-то есть. Так думает всякий, кто хочет стать музыкантом. Есть такая строчка в одной песне: «Магия в музыке, а музыка во мне». Наверно, Талея, ты права. Может быть, Клотагорб не так уж и ошибся… Тогда буду делать, что сумею, хотя я еще ничего не понимаю. Пока, по-моему, мне удалось только заставить эту гитару светиться фиолетовым огнем.
– Приятель, что нам в том, как ты это делаешь. – Маджа уже распирала гордость за успехи Джон-Тома. – Тока не позабудь как.
– Надо… поэкспериментировать. – Ум Талеи лихорадочно напрягался. – Джон-Том, ты должен уметь направлять свои способности. Любой волшебник…
– Не надо… Не зови меня так.
– Ну, любой чаропевец умеет сотворить то, что захочет. А так, если не знаешь, что получится, магия не то что бесполезна – опасна.
– Но я не знаю нужных слов, – запротестовал Джон-Том. – Просто нет таких песен – с научными словами.
– Джон-Том, ты владеешь музыкой. Ее магии достаточно, чтобы слова сделали свое дело. – Она огляделась. В лесу темнело, сумерки мягко опускались на макушки деревьев. – Что нам сейчас нужно?
– Деньги, – без промедления вставил Мадж.
– Заткнись, Мадж. Будешь ты, наконец, серьезным?
– Там, где речь идет о деньгах, любашка, я всегда серьезен.
Талея кисло глянула на него.
– Отсюда за деньги не выберешься – нечего покупать. Деньги не помогут нам быстро и благополучно добраться до Клотагорбова Древа. – Она выжидающим взором поглядела на Джон-Тома. – Может, попробуешь?
– Что? Переместить нас туда? Но я не знаю чем… – Он умолк, все еще чувствуя опьянение. Должно быть, причиной этого было воздействие музыки… Или власть над нею, вдруг появившаяся у него… Или сознание того, какие способности вдруг свалились на него, а он и не знает, что с ними делать.
Итак, придется вести их к Древу. Делай, дурень, женщина просит.
А какую же песню использовать? В этом и кроется главное, кого бы ты ни хотел заворожить, – духов или зрительный зал.
«Бич Бойз»… Да, наверное. «Чертовщинка в машинке». Ну, и раз берешься за дело, Меривезер, нечего дурачиться по пустякам. Давай-ка создадим нечто действительно реальное.
Голова Джон-Тома кружилась. Почти ничего не замечая, он прочистил горло и завел: «Дорога гладка, лети моя „девятка“.
Дуара в колыбели рук его завибрировала и засветилась. На сей раз свечение со струн перешло на весь инструмент. Он словно ожил в руках Джон-Тома и даже попытался освободиться. Тот еле удерживал дуару, неловко прищипывая пальцами струны… Они вырывались из-под рук.
Талея и Мадж отступили назад, потрясенные лица их были обращены к траве. Пульсирующий желтый шар свалился с дуары на землю. Он рос, вращался, набухал музыкой. Занятый инструментом Джон-Том смотрел в другую сторону.
Когда возглас Талеи заставил его наконец повернуться, светящийся объект значительно увеличился. А что, сработало, взволнованно сказал он себе. Объект уже начинал принимать форму грубого цилиндра. Оставалось только надеяться, что лимонно-желтый седан материализуется с полным баком бензина – песен, посвященных этой жидкости, он не знал. И тогда по лесу их повезет экипаж, подобного которому еще не знал этот мир.
Он и в самом деле был чуть-чуть под хмельком. Гордость пьянит мозг не хуже алкоголя. Джон-Том уже начал придумывать на ходу вирши о гоночных шинах, пристяжных ремнях и магнитофоне… В конце концов, если делаешь дело – так делай его хорошо.
И вдруг раздался громкий хлопок, словно рядом выстрелила тысяча пробковых ружей. От неожиданности он полетел на спину, дуара хлопнула его по животу.
Там, где только что был желтый цилиндр, возникло нечто могучее. Гоночные шины отсутствовали, однако трудно было сомневаться в способности объекта к передвижению. Верха не было… электронных приборов тоже.
Фары были обращены прямо к Джон-Тому, они горели ярким красным огнем, только посередине каждую пересекала узкая черная полоса. Из-под «капота» выполз тонкий язык и лизнул распростертого перед «машиной» Джон-Тома.
Негромко урча, «машина» глядела на юношу, он тоже не мог отвести от нее глаз.
Невзирая на страх, охвативший Джон-Тома, ни Талея, ни Мадж не обнаруживали испуга. Они деловито, даже с восхищением оглядывали транспортное средство. Тут Джон-Том набрался храбрости, сел и обозрел дело рук своих.
Заметив поводья, он сразу все понял. В пасти огромной змеи не было удил. Никакое живое создание не сумело бы повернуть голову могучей твари. Вожжи крепились к двум ушным отверстиям, почти прямо за глазами.
Обойдя змею спереди, Талея подобрала поводья, резко потянула за них, коротко выкрикнула какое-то слово.
Огромная рептилия кротко опустила голову на землю. Красные глаза тупо глядели прямо вперед.
Джон-Том поднялся на ноги, и восхищенный Мадж повлек его за собой.
– Пошли, приятель! Во ты какой у нас колдун! Не сердись тока, что я над тобой дурачился!
– Забудем об этом. – Стряхнув оцепенение, Джон-Том позволил подвести себя к огромной змее. Она была не менее сорока футов длиной, хотя из-за невероятной ширины – в два человеческих роста – казалась короче. На спине размещены были четыре седла. Их удерживали не ремни, пропущенные под животом, а нечто вроде присосок, плотно прилегающих к гладким чешуям.
Чуть успокоившись, он признался себе, что змеюга вышла просто восхитительная: алые, синие, ярко-оранжевые полосы кольцами опоясывали тело. Так вот какую «машину» вызвал он к бытию своей песней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44