— Кое-чего знаю, — искренне ответил Карденас.
— Но не достаточно. — Орилак, закашлявшись, отложил трубку. — Иначе не был бы здесь.
Инспектор чуть заметно кивнул.
— Мне нужна твоя помощь. Твоя и твоих собратьев по вере.
— С какой стати нам помогать вам? — резко бросила женщина, заботившаяся о прикованном к шезлонгу священнослужителе. — СФП никогда для нас ничего не делала.
— Позвольте не согласиться, сеньора. Мы оставляли вас в покое.
— А, чудесное благо официального недосмотра! — хохотнул Орилак. — Федоко с чувством юмора. А юмор — это клин для достижения неохотно открывающихся истин. — Поднявшись в сидячее положение, он подмигнул гостю. — Часть работы священника заключается в умении отпускать краткие афоризмы.
— У тебя это здорово получается, — правдиво сказал ему Карденас.
— Нас связывает друг с другом еще кое-то. Полагаю, ты обязан задать мне несколько вопросов. Это не значит, что я отвечу на них.
— Тебе и не придется. Вопросы эти не о тебе или твоей секте. Я пытаюсь найти одну женщину.
Стоявшая рядом с ним Камилла негромко рассмеялась. При этом украшавшие ее одежду огоньки замерцали ярче.
— Тогда тебе нужно заглянуть в секстель, а не в Костезону.
Карденас смерил ее взглядом, полным терпения.
— Одну женщину и ее дочь.
Камилла выдержала его взгляд.
— Остаюсь при своем мнении.
Инспектор со вздохом переключил внимание на Орилака, выказавшего умеренное любопытство.
— Их ищут и другие. Некоторые хотят их допросить, а некоторые — убить.
— А у тебя какие намерения? — хмыкнул Орилак.
Карденас сделал глубокий вдох.
— Я просто хочу выяснить, что же, черт возьми, происходит.
Выказав неожиданную энергию, священнослужитель резко поднялся в сидячее положение, да так проворно, что поразил свою заботливую сиделку. Закрыв глаза, он выставил руки перед собой и встал на колени, повернувшись к гостю. Лицо его выражало удовлетворение.
— Чудо из чудес! Многая хвала Универсальному Ящику. Федоко, у которого есть не только чувство юмора, но и намеки на мудрость. Кто б подумал увидеть такое. — Откинувшись назад, он снова взял трубку. — Это, друг мой, настолько близко к универсальной истине, насколько любое слышанное мной толкование. По крайней мере за последнюю неделю. Я не говорю, будто мы сможем помочь тебе, но что именно ты хочешь узнать об этих двух женщинах? И почему это другие хотят допросить их, или желают умертвить?
— Когда найду их, то обязательно у них спрошу, — ответил Карденас. Мудрый склонялся к поддержке его просьбы. Инспектор видел это.
— И связанные, и несвязанные все одинаковы, — вздохнул Орилак, — и они даже не понимают этого. — Отложив трубку, он взял толстыми пальцами голком. — Как их зовут?
Вместо ответа Карденас повозился со спиннером и передал священнику «вафлю», содержащую многое из того, что он узнал о Сурци и Катле Моккеркин.
Говоря прямо в голком, Орилак связался со своей паствой. И сразу же замигали, оживая, новые экраны, а сбоку и наверху запылали свеже заряженные голограммы. Прошло меньше минуты, прежде чем Мудрый потер пристегнутый к его правому уху крошечный приемник. Выражение его лица не внушало особых надежд.
— Никаких сведений об их текущем местонахождении нет. Они не связаны с общиной. Ты уверен насчет имен и внешности?
Карденас плотно сжал губы.
— Убежден. Я думал, у ваших людей есть доступ к закрытым ящикам.
Орилак чуть пожал плечами, и по облегающей его лопатки плоти пробежала рябь.
— О, да неважно, что ищешь, если внутри ничего нет. Если разыскиваемая тобой парочка находится в Севамерике, их присутствие нигде не зарегистрировано. Они, должно быть, хорошо и истинно спрятались. Наверное, даже прибегнув к хирургии.
Нетерпеливый и разочарованный, Карденас покачал головой.
— У них хватало времени на бегство или изменение внешности, но не на то и другое.
— Сожалею, — оправдываясь, сказал Орилак. — Если б они существовали, мы бы знали. — Он снова окинул взглядом свое мигающее, светящееся окружение. — Люди-то могут спрятаться, но вот цифры — нет. Ты знаешь, что слово «нумерология», бывало, означало нечто совсем иное?
У Карденаса больше не было времени для философской болтовни.
— Вы не могли бы поискать их еще раз? В местечке под названием Дружба?
Орилак передал эту информацию своим. И почти мгновенно пришел ответ, что в недавнее время ни одной женщины и девочки указанной внешности не зарегистрировано ни в Пенсильвании, ни в Айове, ни в Манитобе.
Карденас отказался признать поражение. Сурци и Катла Моккеркин должны где-то да быть. По части «то» он уверен, и ему надо лишь точно определить это «где».
— Попробуйте лингвистические аналоги, — предложил наконец он.
— Которые? — спросил гостеприимный хозяин.
— Все. Самые близкие друг к другу физически и лингвистически.
Для данного поиска было задействовано столько кранча, что в помещении заметно потемнело. И где-то, знал Карденас, из вполне законных предприятий выкачивались, несомненно незаконно, кранч и энергия.
Пока шел поиск, Орилак Мудрый безмолвствовал, опустив подбородок на грудь, закрыв глаза. Теперь же он поднял голову, и Карденас с огромным облегчением понял суть того, что собирался сказать священник, прежде чем тот открыл рот.
— Есть. — Для священнослужителя, подумал Карденас, Орилак Мудрый мало склонен к нескончаемому догматическому разглагольствованью. Между хозяином и гостем материализовался голографический экран. Он показывал мерцающую запись цепочки путешественников, стоящих в очереди в таможню. Когда две фигуры прошли, Карденас узнал мать и дочь. Они изменили цвет волос и прически и надели платья, призванные замаскировать их физические черты, но основываясь на архивах соче, он бесспорно видел перед собой Сурци и Катлу Моккеркин.
— Когда и куда? — живо спросил он. Все виденное и слышанное им фиксировалось его открытым спиннером.
Экран в ответ на команду Орилака сфокусировался на бланке, который внимательно изучал таможенник. Обзор длился всего секунду. Едва не войдя в красноватую голограмму, Карденас прочел название.
— Коста-Рика, — задумчиво пробормотал он. — Не удивительно, что поиск по линии СФП их не обнаружил. Они выехали за пределы нашей юрисдикции.
— Вашей юрисдикции, — указала с нескрываемым удовольствием сиделка.
— Ла-Амистад. — Карденас поработал со своим спиннером. — А в переводе — Дружба, национальный парк, тянущийся вдоль всей границы с Панамой. Самый большой нетронутый участок влажного тропического леса, оставшийся в Центральной Америке. — Оторвавшись от спиннера, он встретился взглядом с Орилаком. — Да, в таком месте хорошо скрываться от упорных преследователей. — Он сунул спиннер обратно в пиджак. — Меня зовут инспектор Анхель Карденас, и я перед вами в долгу.
— Искатели истин связаны друг с другом более прочными узами, чем долг, друг мой. Когда будешь в следующий раз глубоко в ящике, удели мысль тем из нас, кто посвятил жизнь поискам. И предоставь нам спокойно продолжать свои изыскания.
— Я так и сделаю. — Карденас повернулся к выходу. — Только постарайтесь, — попросил он с прощальной улыбкой, — не красть слишком много кранча.
— Кто, мы? — Орилак Мудрый указал на занятое кипучей деятельностью помещение. — Мы платим за все, что ты видишь вокруг себя.
— Вердад, — отозвался инспектор — но какой валютой?
— Ну конечно же, связующей валютой, — заверил его на прощанье гостеприимный хозяин. И добавил более серьезно: — Надеюсь, ты найдешь эту полусемью раньше, чем это сделают те, о которых ты говорил. Мне не по душе беспричинное убийство.
— В отличие от искреннего убийства?
— Мы мирный орден. — Орилак поднял руку. Этот жест был и благословением и разрешением удалиться. Карденас предпочел не указывать на смертельный аппарат, скрытый под благопристойным и хорошо освещенным платьем очаровательной Камиллы. Это было бы невежливым.
9
Вот из подобных-то озарений и складываются следовательские карьеры. За долгие годы службы в Департаменте Карденас выдал немало таких наитий. В конце концов, было вполне разумным предположить, что болтливый Уэйн Бруммель обсуждал свое потенциальное убежище и с женщиной, с которой жил, и с той, которую когал на стороне. И головой инспектор качал не из-за разговорчивости покойного, а из-за понимания иронии ситуации. Говоря с детства и по-английски и на испангоне, он ухитрился проморгать возможность использования языка дедов Карденаса каким-то англо вроде Бруммеля.
Согласно архивам, Мока столько раз привлекали к суду по разным обвинениям, что Карденасу и считать не хотелось. В большинстве случаев его отпускали, иногда в силу каких-то юридических формальностей, а обычно за отсутствием твердых улик. Согласно закону, жену нельзя заставлять свидетельствовать в суде против своего мужа. В отношении ребенка процедурные положения были менее ясными.
Кроме того, учитывая их нынешнее душевное состояние, ни Сурци, ни Катлу Моккеркин не понадобилось бы принуждать давать свидетельские показания — так считал Карденас.
Установление местонахождения обеих Моккеркин не гарантировало, что ему удастся не только добиться их экстрадиции, а даже просто увидеться с ними. Как кратко указала сердитая сиделка Орилака Мудрого, Коста-Рика находилась за пределами юрисдикции СФП. Хотя СШС заключили десятки договоров с Центрально-Американской Федерацией, те не простирались до официального разрешения блюстителям порядка обеих территорий открыто действовать в пределах границ соседа.
Но вот неофициальные набеги, размышлял он, выходя со станции индукционной трубы около госпиталя, были (как часто случается, когда речь идет о деятельности правоохранительных органов) совсем иным делом.
Хаяки ждал его, неудобно втиснутый в кресло-каталку рядом со столом выписки пациентов. Он выглядел сейчас менее похожим на довольного Будду и больше — на страдающую расстройством пищеварения гориллу, которую чересчур долго держали в небольшом упаковочном ящике. Когда подошел старший коллега, он скорбно глянул на инспектора.
— Официально меня не выпустят, пока за меня не распишется кто-то из Департамента, — проворчал он. — В такие времена я жалею, что холост. А то чувствую себя какой-то чертовой посылкой, которая одиноко стоит на почтамте, дожидаясь, пока кто-то явится ее забрать.
— Значит, я могу поставить на тебя штампик «Отказ, вернуть отправителю»? — съехидничал Карденас. Хаяки ответил нехарактерным для него ругательством. Покуда Карденас расписывался на необходимых бланках, сержант не переставал обиженно ворчать.
Когда ему наконец официально дозволили покинуть кресло-каталку, он пнул его в подъезд перед приемным покоем. Пинок получился слабоватым, иначе кресло не пережило бы такого обращения.
— Как спина? — сочувственно спросил Карденас.
Спрашивать ему, конечно же, не требовалось. Он и так знал. Но после долгих скучных дней, проведенных в реабилитации, его другу требовалось поговорить.
Нельзя сказать, что Хаяки был особенно разговорчивым малым. Сержант лишь вкратце коснулся омерзительных удовольствий госпитального простоя, прежде чем вновь проявить интерес к делу, которое и привело его к вынужденному отпуску. Толкая свой якк и слушая ответы Карденаса, он часто встряхивал плечами или вращал торсом, словно его заново отросшая кожа была слишком тесной и сидела не совсем как надо.
— Коста-Рика, — пробормотал рослый сержант, когда инспектор завел патрульную машину. — Ла-Амистад. Странное место бегства для человека при деньгах. Можно б ожидать, скажем, Прагу или Петербург. Но уж никак не джунгли.
Карденас нырнул в пока не слишком бурный поток уличного движения, оставив бездействующей мигалку, лучи которой исполосовали верх официальной машины. Они не спешили.
— Очевидно, скрытость для них важнее комфорта. Если тебя распылят, то все равно, где ты валяешься, в пятизвездочном отеле или на автостоянке.
Хаяки потер щеку, мягко массируя новую эпидерму. Кожа у него не чесалась, но зудела. Для уменьшения симптомов госпиталь снабдил его спреем.
— Амистад, Амистад — по-моему, я уже натыкался на это название.
Его напарник включил сканер патрульной машины и приказал ему настроиться на станцию, передающую негромкую классику из лондонского Ист-Энда. Парящие мелодии ранней симфонии Брага-Сантоса создавали соответствующий интерьеру машины музыкальный фон.
— Это самый большой участок девственного влажного тропического леса гор, какой остался в ЦАФ. И конечно, Резерва Амистад означает просто заповедник Дружба. Даже не верится, что я мог этого не заметить.
— Слишком много новых слов приходится усвоить, — улыбнулся сержант. — Когда живешь в таком местечке, как Ногалес, где каждый день обновляется словарь, твоему церебро легко упустить очевидное. — И постучал себя пальцем по лбу, подчеркивая сказанное. Отсутствие волос, улетучившихся при взрыве, уничтожившем жилище Андерсонов, сделало его более, чем когда-либо похожим на азиатскую версию Просветленного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43