«Трибуна де импренса» полагает, что в бразильской сельве устроено несколько сот секретных аэродромов.
— Включая наши, — заметил Стив.
— Ну, разумеется, — благодушно согласился Цвикк, снова отхлёбывая пиво.
— А как с золотом и драгоценными камнями на полигоне? — Стив пододвинулся с креслом поближе к столу.
— Должны быть…
— Прислать бы сюда Шарка и проверить его гениальность на золоте, — предложил Стив, обращаясь к Цезарю.
— Нет. Он будет заниматься кимберлитами океанов, — твёрдо заявил Цезарь. — Завтра поговорим с Пэнки — пусть по возвращении оформляет с ним контракт.
— Придётся вызвать Шарка в Нью-Йорк? — Стив вопросительно взглянул па Цезаря.
— Пусть Пэнки отправится к нему в Лондон.
— Он не согласится.
— Надо сделать так, чтобы согласился. И ты должен помочь мне в этом. Ты ведь видел его кимберлиты.
— Видел, но…
— Придётся без «но», Стив. Это надо!
«А у него все чаще появляются диктаторские нотки — у этого бывшего учёного-востоковеда и историка буддизма», — отметил про себя Стив, снова отъезжая с креслом к окну.
За окном была та же синь неба и зелёный полог внизу, по которому плыла тень их самолёта.
— Пройду к пилотам, — сказал Цезарь, поднимаясь.
Цвикк бросил взгляд на часы:
— Лететь ещё около сорока минут, патрон.
Цезарь молча кивнул, вышел из салона.
— Неужели действительно развернули такое наступление на эти места? — обратился Стив к Цвикку. — Может, «Трибуна де импренса» преувеличивает? Сверху край кажется совершенно нетронутым. Мы пролетели больше тысячи километров — и ни одного выруба.
— Во-первых, тайные аэродромы легко замаскировать, — пожал массивными плечами Цвикк. — Что обычно и делается… И что, кстати, сделали мы на полигоне. Ведь пока сведения о нем, просочившиеся в печать, ничтожны и далеки от действительности… Да-а… Во-вторых, северная Амазония — вот эти места, — Цвикк указал в окно, — они действительно мало тронуты, зато в других вырубка се львы идёт открыто и в широчайших масштабах. Вот, например, есть такой «тихий» миллиардер Дэниел Кейт. Он ваш соотечественник, мистер Роулинг, но в Штатах о нем мало кто слышал. Так вот, он ещё лет шесть или семь назад приобрёл у бразильского правительства за три миллиона долларов солидный кусок амазонской сельвы в центре страны и стал вырубать лес, а освободившиеся участки продавать под разные плантации. За шесть лет им вырублено более шести миллионов гектаров сельвы, и к концу семидесятых годов он собирается вырубить ещё десять миллионов. Ходят слухи, что за шесть лет его состояние удвоилось, и не исключено, что за последующие десять учетверится… Лес, который он вырубает, конечно, не пропадает даром. Он экспортирует древесину ценных пород, построил мебельные и бумажные фабрики, но… амазонские леса стремительно отступают перед его напором, а ведь они — это теперь известно каждому школьнику — лёгкие нашей планеты… Да-а… По последним данным ООН, на Земле ежедневно вырубается около тридцати тысяч гектаров тропических лесов. Вообразите эту цифру, мистер Роулинг! А сколько ещё дэниелов кейтов мечтают урвать свои куски, например, отсюда. — Цвикк снова указал в окно трубкой, которую начал набивать.
— Вы разве не американец, Цвикк? — поинтересовался Стив.
— Нет, помилуй бог… Я бразильский подданный, а родился в Эквадоре.
— Но на службе у Фигуранкайнов вы, кажется, очень давно?
— Всю жизнь, — проворчал Цвикк, раскуривая трубку. — Начинал с его отцом, а Цезаря знаю с младенчества… Да-а…
Он умолк и, глубоко затянувшись, окутался облаком душистого дыма.
— Значит, по крови вы испанец?
— Мать была испанкой, отец наполовину поляк, наполовину индеец. Я сложный гибрид, мистер Роулинг.
В кабинет возвратился Цезарь. За ним следовал стюард с подносом, уставленным бутылками и бокалами. Стюард поставил поднос на стол, молча раздал бокалы с коктейлем и с поклоном удалился.
— Твой любимый, — сказал Цезарь Стиву.
Стив сделал глоток, прикрыл глаза, смакуя, и покачал головой:
— Нет. Слишком много гренадина и мяты. Надо разбавить…
Он принялся манипулировать с бутылками.
— Мистер Роулинг, не откажите в любезности налить мне чистого мартеля, — попросил Цвикк, ставя нетронутый бокал на стол. — Не обижайтесь, патрон, не люблю этой современной алхимии.
— Я тоже не любил, — заметил Цезарь, — но меня Стив приучил. Только ему никто не может угодить…
— Потому что составить настоящий коктейль — великое искусство, которого никогда не постигнут твои балийские дикари, — отпарировал Стив, передавая Цвпкку коньяк. — Дай мне твой бокал, Цезарь, и ты поймёшь разницу между истинным коктейлем и пойлом, которое намешал этот мрачный язычник…
Самолёт слегка качнуло, и в динамике послышался голос капитана. Он попросил приготовиться к посадке.
Стив поспешно глянул в окно. Внизу по-прежнему расстилался до самого горизонта однообразный зелёный ковёр сельвы.
Стив не был на бразильском полигоне больше года и не мог не признать, что теперь тут многое переменилось. Аэродром, на котором они приземлились, ангары и службы, а также близлежащий посёлок с мастерскими и лабораториями — все было закрыто сверху полупрозрачной масксетыо, растянутой на металлических опорах па высоте около тридцати метров над землёй. Маскировочная сеть зелёных оттенков пропускала только рассеянный солнечный свет. Под пей царила относительная прохлада, как и в тени соседних деревьев, а будучи растянута на той же высоте, что и вершины их, она наделено укрывала аэродром и посёлок от всевидящих глаз искусственных спутников и от возможного воздушного разведчика.
— В других местах сейчас то же самое, — сказал Цвикк, попыхивая трубкой. — Кстати, мы пролетали над некоторыми из наших объектов. Заметили вы что-нибудь?
— Нет, — признался Стив.
— А вообще-то мы стараемся по возможности сохранять крупные деревья, убираем только подлесок, кусты и, конечно, лианы. Ну а там, где требуется большое открытое пространство, сразу ставим такие прикрытия. — Он указал на масксети, заслоняющие взлётную полосу.
— Я даже не заметил, где мы нырнули под них, — сказал Стив. — Мне показалось, самолёт садится прямо на вершины деревьев.
— Здесь посадка по приборам, как при отсутствии видимости. — Цвикк продолжал попыхивать трубкой. — Самолёт ныряет в открывшиеся ворота, и они тотчас снова затягиваются сетью. Нежданные гости не сядут. Нет…
Вечером состоялось знакомство с Тиббом Линстером. К удивлению Стива, он оказался негром. Тибб был высокий худощавый человек с очень тонкими чертами подвижного лица и внимательным взглядом темно-коричневых глаз. У него был очень высокий лоб, чёрные, коротко подстриженные, курчавые волосы, тронутые на висках сединой, и длинные нервные пальцы, похожие на пальцы пианиста. Он прилетел один на небольшом вертолёте, который вёл сам. Вертолёт опустился прямо на зелёную лужайку рядом с коттеджем, где разместились Цезарь, Стив и Цвикк. Над лужайкой защитная сеть отсутствовала, но свободного пространства было так мало, что Стив, наблюдая, как вертолёт снижается вертикально, почти касаясь лопастями крон ближайших деревьев, подивился мастерству и отваге пилота.
Через минуту оказалось, что высокий чернолицый человек в белом полётном комбинезоне, легко выпрыгнувший из прозрачной кабины вертолёта, это и есть сам Тибб. Он пожал руки Цезарю и Цвикку и вежливо поздоровался со Стивом.
Под огромными макарангами и лаурелиями, окружающими большой двухэтажный коттедж, уже сгущался сумрак. Лучи низкого вечернего солнца едва пробивались сквозь густые кроны, окрашивая в красноватые тона могучие стволы деревьев.
Возле вертолёта появились двое сингалезцев из личной охраны Цезаря, а Стив, Цезарь и Тибб Линстер прошли в коттедж. Цвикк уехал на аэродром встречать самолёт Пэнки, который уже вылетел из Каракаса.
Ужинали втроём на веранде коттеджа, затянутой густой противомоскитной сеткой. Было очень душно, несмотря на то, что четыре больших вентилятора, установленные по углам веранды, бесшумно гнали к столу струи тёплого влажного воздуха. За ужином разговор шёл главным образом о международных делах: нарастающей волне терроризма, о войне в Индокитае, в которой завязли американцы, о поездке президента Никсона в Китай, о президентских выборах, которые должны вскоре состояться, о новых советских предложениях в ООН в защиту мира. Говорили Цезарь и Тибб: Стив ограничивался краткими репликами, внимательно наблюдая за Тиббом. Чернокожий конструктор все больше нравился ему и своей интеллигентностью, и каким-то особым умением ненавязчиво убедить собеседника в собственной правоте, не отвергая контраргументов. Его взгляды на действительность далеко выходили за пределы общепринятых норм и критериев. О войне в Индокитае он отозвался как о величайшем преступлении из всех совершенных американцами за последнюю сотню лет. Никсона назвал политическим гангстером, прорвавшимся в Белый дом, и утверждал, что его президентура останется позорнейшей страницей истории страны. События в Китае, по его словам, являли пример трагического тупика, в котором может оказаться великий народ по вине авантюристов и шизофреников.
Цезарь пытался с ним спорить, твердил, что вся история человечества — плод хронического безумия владык, цитировал буддийские тексты, приводил многочисленные примеры из древности и средневековья.
— То же самое происходит и сейчас, — говорил он, беря ломтик ананаса и погружая его в бокал с шампанским. — Безумный грызущийся мир, разделённый на сотни государств, больших и малых, с разными уровнями богатства и развития, с разными социальными и нравственными идеалами, с разными способами и средствами достижения этих идеалов. Мир электричества, атомной энергии и электроники, в котором почти треть населения неграмотна, четверть недоедает, а четыреста — пятьсот миллионов находятся на грани голодной смерти, когда еды могло бы хватить всем. Мир, в котором по каждому поводу и без повода хватаются за ножи и уничтожают себе подобных. Мир, в котором чудовищные запасы самого разрушительного в истории оружия не применяются лишь потому, что ни у кого пет уверенности, что почти уничтоженный противник не ответит ещё более сокрушительным ударом. Все это уже было, и не один раз, при ином уровне знаний, технологии и страха… В атомно-электронный век, когда наука и технология сотворили все то, что стало нашей гордостью, слабостью и кошмаром, уровень страха, способного обуздать амбиции безумцев, должен быть соответствующим. В одной из книг Будды…
— Простите, мистер Цезарь, — сказал Тибб, — по меня не убеждают ни исторические аналогии, ни речения мудрецов минувших эпох. Вы правы в том, что клубок противоречий нынешнего мира необыкновенно сложен, запутан и таит множество угроз, среди которых важнейшая — самоуничтожение цивилизации… Но именно это и отличает данную эпоху от всех предыдущих. Отличие тут отнюдь не просто количественное, а качественное. Новое качество создано именно современной наукой и её производным — нынешней технологией. Наука — дитя разума. Вы видите панацею от всех бед человечества и в прошлом, и в настоящем в нагнетании страха. Я — в воспитании разума. Разум создал нынешнюю цивилизацию, и разум должен спасти её. Как? Это уже другой вопрос…
— А всё-таки, как? — не удержался Стив.
Тибб быстро взглянул на него и неожиданно улыбнулся.
— К сожалению, я не в силах дать сейчас исчерпывающего рецепта, хотя… — он задумался ненадолго, — кое-что, вероятно, мог бы предложить. Прежде всего — отказ от применения термоядерного оружия и обуздание угрозы всеобщей войны. Отказ от войны вообще, как средства решения споров. Тем более, что мир давно поделён и делить больше нечего. Постепенное разоружение высвободит фантастические ценности. Можно накормить голодных, дать чистую питьевую воду там, где люди умирают в электронный век от отсутствия чистой воды. Обучить неграмотных. Переориентировать биологов, биохимиков и химиков с поиска наиболее действенных смертоносных бактерий, ядов и отравляющих веществ на поиск радикальных средств борьбы с ещё не покорёнными болезнями — раком, сердечно-сосудистыми заболеваниями, холерой, проказой… Развернув совместное мирное наступление на океаны, глубокие недра Земли и ближний космос, создать миллионы новых рабочих мест и ликвидировать безработицу. Наконец, без болтовни и митингования всерьёз взяться за очистку биосферы от того мусора, хлама и грязи, которые люди сами нагромоздили за последние полвека. Это тоже необходимо сделать, иначе мусор и грязь уничтожат жизнь даже в условиях всеобщего мира. Можно было бы добавить и ещё кое-что, но, вероятно, и сказанного достаточно, тем более что подобная программа отнюдь не нова. Москва, например, предлагает её вам и всему так называемому западному миру не первый год…
— Ну, куда загнули, — разочарованно протянул Стив, — Москва!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Включая наши, — заметил Стив.
— Ну, разумеется, — благодушно согласился Цвикк, снова отхлёбывая пиво.
— А как с золотом и драгоценными камнями на полигоне? — Стив пододвинулся с креслом поближе к столу.
— Должны быть…
— Прислать бы сюда Шарка и проверить его гениальность на золоте, — предложил Стив, обращаясь к Цезарю.
— Нет. Он будет заниматься кимберлитами океанов, — твёрдо заявил Цезарь. — Завтра поговорим с Пэнки — пусть по возвращении оформляет с ним контракт.
— Придётся вызвать Шарка в Нью-Йорк? — Стив вопросительно взглянул па Цезаря.
— Пусть Пэнки отправится к нему в Лондон.
— Он не согласится.
— Надо сделать так, чтобы согласился. И ты должен помочь мне в этом. Ты ведь видел его кимберлиты.
— Видел, но…
— Придётся без «но», Стив. Это надо!
«А у него все чаще появляются диктаторские нотки — у этого бывшего учёного-востоковеда и историка буддизма», — отметил про себя Стив, снова отъезжая с креслом к окну.
За окном была та же синь неба и зелёный полог внизу, по которому плыла тень их самолёта.
— Пройду к пилотам, — сказал Цезарь, поднимаясь.
Цвикк бросил взгляд на часы:
— Лететь ещё около сорока минут, патрон.
Цезарь молча кивнул, вышел из салона.
— Неужели действительно развернули такое наступление на эти места? — обратился Стив к Цвикку. — Может, «Трибуна де импренса» преувеличивает? Сверху край кажется совершенно нетронутым. Мы пролетели больше тысячи километров — и ни одного выруба.
— Во-первых, тайные аэродромы легко замаскировать, — пожал массивными плечами Цвикк. — Что обычно и делается… И что, кстати, сделали мы на полигоне. Ведь пока сведения о нем, просочившиеся в печать, ничтожны и далеки от действительности… Да-а… Во-вторых, северная Амазония — вот эти места, — Цвикк указал в окно, — они действительно мало тронуты, зато в других вырубка се львы идёт открыто и в широчайших масштабах. Вот, например, есть такой «тихий» миллиардер Дэниел Кейт. Он ваш соотечественник, мистер Роулинг, но в Штатах о нем мало кто слышал. Так вот, он ещё лет шесть или семь назад приобрёл у бразильского правительства за три миллиона долларов солидный кусок амазонской сельвы в центре страны и стал вырубать лес, а освободившиеся участки продавать под разные плантации. За шесть лет им вырублено более шести миллионов гектаров сельвы, и к концу семидесятых годов он собирается вырубить ещё десять миллионов. Ходят слухи, что за шесть лет его состояние удвоилось, и не исключено, что за последующие десять учетверится… Лес, который он вырубает, конечно, не пропадает даром. Он экспортирует древесину ценных пород, построил мебельные и бумажные фабрики, но… амазонские леса стремительно отступают перед его напором, а ведь они — это теперь известно каждому школьнику — лёгкие нашей планеты… Да-а… По последним данным ООН, на Земле ежедневно вырубается около тридцати тысяч гектаров тропических лесов. Вообразите эту цифру, мистер Роулинг! А сколько ещё дэниелов кейтов мечтают урвать свои куски, например, отсюда. — Цвикк снова указал в окно трубкой, которую начал набивать.
— Вы разве не американец, Цвикк? — поинтересовался Стив.
— Нет, помилуй бог… Я бразильский подданный, а родился в Эквадоре.
— Но на службе у Фигуранкайнов вы, кажется, очень давно?
— Всю жизнь, — проворчал Цвикк, раскуривая трубку. — Начинал с его отцом, а Цезаря знаю с младенчества… Да-а…
Он умолк и, глубоко затянувшись, окутался облаком душистого дыма.
— Значит, по крови вы испанец?
— Мать была испанкой, отец наполовину поляк, наполовину индеец. Я сложный гибрид, мистер Роулинг.
В кабинет возвратился Цезарь. За ним следовал стюард с подносом, уставленным бутылками и бокалами. Стюард поставил поднос на стол, молча раздал бокалы с коктейлем и с поклоном удалился.
— Твой любимый, — сказал Цезарь Стиву.
Стив сделал глоток, прикрыл глаза, смакуя, и покачал головой:
— Нет. Слишком много гренадина и мяты. Надо разбавить…
Он принялся манипулировать с бутылками.
— Мистер Роулинг, не откажите в любезности налить мне чистого мартеля, — попросил Цвикк, ставя нетронутый бокал на стол. — Не обижайтесь, патрон, не люблю этой современной алхимии.
— Я тоже не любил, — заметил Цезарь, — но меня Стив приучил. Только ему никто не может угодить…
— Потому что составить настоящий коктейль — великое искусство, которого никогда не постигнут твои балийские дикари, — отпарировал Стив, передавая Цвпкку коньяк. — Дай мне твой бокал, Цезарь, и ты поймёшь разницу между истинным коктейлем и пойлом, которое намешал этот мрачный язычник…
Самолёт слегка качнуло, и в динамике послышался голос капитана. Он попросил приготовиться к посадке.
Стив поспешно глянул в окно. Внизу по-прежнему расстилался до самого горизонта однообразный зелёный ковёр сельвы.
Стив не был на бразильском полигоне больше года и не мог не признать, что теперь тут многое переменилось. Аэродром, на котором они приземлились, ангары и службы, а также близлежащий посёлок с мастерскими и лабораториями — все было закрыто сверху полупрозрачной масксетыо, растянутой на металлических опорах па высоте около тридцати метров над землёй. Маскировочная сеть зелёных оттенков пропускала только рассеянный солнечный свет. Под пей царила относительная прохлада, как и в тени соседних деревьев, а будучи растянута на той же высоте, что и вершины их, она наделено укрывала аэродром и посёлок от всевидящих глаз искусственных спутников и от возможного воздушного разведчика.
— В других местах сейчас то же самое, — сказал Цвикк, попыхивая трубкой. — Кстати, мы пролетали над некоторыми из наших объектов. Заметили вы что-нибудь?
— Нет, — признался Стив.
— А вообще-то мы стараемся по возможности сохранять крупные деревья, убираем только подлесок, кусты и, конечно, лианы. Ну а там, где требуется большое открытое пространство, сразу ставим такие прикрытия. — Он указал на масксети, заслоняющие взлётную полосу.
— Я даже не заметил, где мы нырнули под них, — сказал Стив. — Мне показалось, самолёт садится прямо на вершины деревьев.
— Здесь посадка по приборам, как при отсутствии видимости. — Цвикк продолжал попыхивать трубкой. — Самолёт ныряет в открывшиеся ворота, и они тотчас снова затягиваются сетью. Нежданные гости не сядут. Нет…
Вечером состоялось знакомство с Тиббом Линстером. К удивлению Стива, он оказался негром. Тибб был высокий худощавый человек с очень тонкими чертами подвижного лица и внимательным взглядом темно-коричневых глаз. У него был очень высокий лоб, чёрные, коротко подстриженные, курчавые волосы, тронутые на висках сединой, и длинные нервные пальцы, похожие на пальцы пианиста. Он прилетел один на небольшом вертолёте, который вёл сам. Вертолёт опустился прямо на зелёную лужайку рядом с коттеджем, где разместились Цезарь, Стив и Цвикк. Над лужайкой защитная сеть отсутствовала, но свободного пространства было так мало, что Стив, наблюдая, как вертолёт снижается вертикально, почти касаясь лопастями крон ближайших деревьев, подивился мастерству и отваге пилота.
Через минуту оказалось, что высокий чернолицый человек в белом полётном комбинезоне, легко выпрыгнувший из прозрачной кабины вертолёта, это и есть сам Тибб. Он пожал руки Цезарю и Цвикку и вежливо поздоровался со Стивом.
Под огромными макарангами и лаурелиями, окружающими большой двухэтажный коттедж, уже сгущался сумрак. Лучи низкого вечернего солнца едва пробивались сквозь густые кроны, окрашивая в красноватые тона могучие стволы деревьев.
Возле вертолёта появились двое сингалезцев из личной охраны Цезаря, а Стив, Цезарь и Тибб Линстер прошли в коттедж. Цвикк уехал на аэродром встречать самолёт Пэнки, который уже вылетел из Каракаса.
Ужинали втроём на веранде коттеджа, затянутой густой противомоскитной сеткой. Было очень душно, несмотря на то, что четыре больших вентилятора, установленные по углам веранды, бесшумно гнали к столу струи тёплого влажного воздуха. За ужином разговор шёл главным образом о международных делах: нарастающей волне терроризма, о войне в Индокитае, в которой завязли американцы, о поездке президента Никсона в Китай, о президентских выборах, которые должны вскоре состояться, о новых советских предложениях в ООН в защиту мира. Говорили Цезарь и Тибб: Стив ограничивался краткими репликами, внимательно наблюдая за Тиббом. Чернокожий конструктор все больше нравился ему и своей интеллигентностью, и каким-то особым умением ненавязчиво убедить собеседника в собственной правоте, не отвергая контраргументов. Его взгляды на действительность далеко выходили за пределы общепринятых норм и критериев. О войне в Индокитае он отозвался как о величайшем преступлении из всех совершенных американцами за последнюю сотню лет. Никсона назвал политическим гангстером, прорвавшимся в Белый дом, и утверждал, что его президентура останется позорнейшей страницей истории страны. События в Китае, по его словам, являли пример трагического тупика, в котором может оказаться великий народ по вине авантюристов и шизофреников.
Цезарь пытался с ним спорить, твердил, что вся история человечества — плод хронического безумия владык, цитировал буддийские тексты, приводил многочисленные примеры из древности и средневековья.
— То же самое происходит и сейчас, — говорил он, беря ломтик ананаса и погружая его в бокал с шампанским. — Безумный грызущийся мир, разделённый на сотни государств, больших и малых, с разными уровнями богатства и развития, с разными социальными и нравственными идеалами, с разными способами и средствами достижения этих идеалов. Мир электричества, атомной энергии и электроники, в котором почти треть населения неграмотна, четверть недоедает, а четыреста — пятьсот миллионов находятся на грани голодной смерти, когда еды могло бы хватить всем. Мир, в котором по каждому поводу и без повода хватаются за ножи и уничтожают себе подобных. Мир, в котором чудовищные запасы самого разрушительного в истории оружия не применяются лишь потому, что ни у кого пет уверенности, что почти уничтоженный противник не ответит ещё более сокрушительным ударом. Все это уже было, и не один раз, при ином уровне знаний, технологии и страха… В атомно-электронный век, когда наука и технология сотворили все то, что стало нашей гордостью, слабостью и кошмаром, уровень страха, способного обуздать амбиции безумцев, должен быть соответствующим. В одной из книг Будды…
— Простите, мистер Цезарь, — сказал Тибб, — по меня не убеждают ни исторические аналогии, ни речения мудрецов минувших эпох. Вы правы в том, что клубок противоречий нынешнего мира необыкновенно сложен, запутан и таит множество угроз, среди которых важнейшая — самоуничтожение цивилизации… Но именно это и отличает данную эпоху от всех предыдущих. Отличие тут отнюдь не просто количественное, а качественное. Новое качество создано именно современной наукой и её производным — нынешней технологией. Наука — дитя разума. Вы видите панацею от всех бед человечества и в прошлом, и в настоящем в нагнетании страха. Я — в воспитании разума. Разум создал нынешнюю цивилизацию, и разум должен спасти её. Как? Это уже другой вопрос…
— А всё-таки, как? — не удержался Стив.
Тибб быстро взглянул на него и неожиданно улыбнулся.
— К сожалению, я не в силах дать сейчас исчерпывающего рецепта, хотя… — он задумался ненадолго, — кое-что, вероятно, мог бы предложить. Прежде всего — отказ от применения термоядерного оружия и обуздание угрозы всеобщей войны. Отказ от войны вообще, как средства решения споров. Тем более, что мир давно поделён и делить больше нечего. Постепенное разоружение высвободит фантастические ценности. Можно накормить голодных, дать чистую питьевую воду там, где люди умирают в электронный век от отсутствия чистой воды. Обучить неграмотных. Переориентировать биологов, биохимиков и химиков с поиска наиболее действенных смертоносных бактерий, ядов и отравляющих веществ на поиск радикальных средств борьбы с ещё не покорёнными болезнями — раком, сердечно-сосудистыми заболеваниями, холерой, проказой… Развернув совместное мирное наступление на океаны, глубокие недра Земли и ближний космос, создать миллионы новых рабочих мест и ликвидировать безработицу. Наконец, без болтовни и митингования всерьёз взяться за очистку биосферы от того мусора, хлама и грязи, которые люди сами нагромоздили за последние полвека. Это тоже необходимо сделать, иначе мусор и грязь уничтожат жизнь даже в условиях всеобщего мира. Можно было бы добавить и ещё кое-что, но, вероятно, и сказанного достаточно, тем более что подобная программа отнюдь не нова. Москва, например, предлагает её вам и всему так называемому западному миру не первый год…
— Ну, куда загнули, — разочарованно протянул Стив, — Москва!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71