Он с удовольствием произносил звучные латинские названия редких растений, которые Инге слышала впервые.
— Хороший сад, хороший, — любил повторять Пако, — но труда требует, большого труда… Помру — быстро захиреет… Кто станет этим заниматься…
По субботам Мариана и Мариэля уходили в собор, который был где-то поблизости. Как-то в феврале Инге сказала, что хотела бы пойти в собор вместе с ними.
Мариана, по обыкновению, промолчала, а Мариэля холодно предупредила, что собор католический.
— Я тоже католичка, — заверила Инге.
В следующую субботу Пако отвёз их — всех троих — в собор на машине, а по окончании службы приехал за ними. Собор находился в пяти минутах езды от «Лас Флорес». Это было совсем новое светлое здание в стиле модерн. Привычные колонны внутри отсутствовали. Куполообразный свод был подвешен на цепях к сложной железобетонной конструкции, похожей на портальные краны. Изображения спасителя и святых напоминали современных хиппи. Людей было много. Все в праздничных нарядах — мужчины в чёрных пиджаках с галстуками и в чёрных бархатных брюках, расшитых серебром, женщины в светлых платьях и белых кружевных мантильях, прикреплённых к волосам большими черепаховыми гребнями. Большинство пришли семьями, со стайками ребятишек, тоже празднично разодетых, в кружевах, лентах. Старшие дети чинно вели за руки младших. Инге не без удивления насчитала во многих семейных стайках по десять—двенадцать ребятишек; старшим было лет тринадцать—четырнадцать, самых младших везли в колясках или несли на руках.
Служба почти не отличалась от европейской: латинские слова молитв, которые нараспев повторяли прихожане, детский хор, торжественные звуки органа. Проповедь пожилой священник читал по-испански. Инге поняла не все, — познания в испанском были ещё недостаточными. Её поразило, с каким вниманием слушали проповедь прихожане. Собор был полон — ни одного свободного места на скамьях. В боковых притворах и у выхода люди стояли плотной массой. Тишина царила абсолютная. Не слышно ни покашливания, ни шелеста одежды. Лишь в открытые настежь двери с площади изредка доносился шорох проезжающих машин. Голос проповедника звучал глуховато, но отчётливо. Он говорил о доброте, которая должна противостоять злу, о справедливости, о помощи бедным… Потом вдруг заговорил о мире, о том, что мир на Земле должен быть сохранён, что обязанность всех людей — бороться за мир. Затем он перешёл к Кубе. Инге поняла только, что в чём-то следует брать с Кубы пример… В чем? Она хотела спросить у Мариэли. Молодая индианка слушала проповедника с таким вниманием и благоговением, что Инге не решилась отвлекать её. В конце проповеди священник обратился к прихожанам с просьбой помочь — кто сколько может — походу мира, который состоится весной. Участники похода понесут петицию мира, подписанную миллионами мексиканцев, в Вашингтон. Голос проповедника смолк, и сразу все зашевелились, заговорили шёпотом. Послышался звон монет. Соборные служки в черно-белых одеяниях протискивались среди прихожан, держа в руках большие блестящие блюда. На блюда падали серебряные монеты, медная мелочь, бумажные купюры в несколько песо. Пожилая женщина отколола и положила на блюдо большую серебряную брошь. Мариана и Мариэля тоже опустили серебряные монетки. У Инге мелочи не оказалось. В сумочке у неё были только зелёные десятидолларовые бумажки. Она заколебалась… Никто не бросал на блюдо долларов. Служка на мгновение задержался перед нею, женщина справа уже протягивала руку с монетой. Инге всё-таки решилась. Закусив губу, она быстро открыла сумочку и положила на блюдо десять долларов. Вокруг словно возник вакуум. Стало очень тихо. Соседи отстранились, а женщина справа отдёрнула руку с монетой. Служка замер и поднял на Инге удивлённые глаза. Инге, почему-то очень испугавшись, тоже глядела на него. Кругом молчали.
— Может быть, сеньора… то есть сеньорина, — поправился служка, — желает взять сдачи?
— Нет-нет, — замотала головой Инге.
— Но это… очень много, — тихо сказал служка. — Хотите, я вам отсчитаю песо за… ну хотя бы за пять долларов.
— Да нет же, — прошептала Инге, готовая расплакаться.
— Сеньорина — американка?
— Нет… Из Дании…
— О, danesa. — Глаза служки вдруг потеплели. — Спасибо, сеньорина.
Он поклонился Инге и двинулся дальше.
И вакуум сразу исчез. Вокруг заулыбались, повторяя: «Danesa, danesa», а какая-то красивая полная мексиканка, протиснувшись к Инге, обняла её и расцеловала, твердя со смехом:
— Bonita danesa — si, yankee — no… Ха-ха!
Лишь Мариана и Мариэля сохраняли полнейшую невозмутимость и не разжали губ. Впрочем, садясь в машину, Мариана пробормотала что-то о гордыне и сорении деньгами. Инге приняла её слова за намёк. Поэтому после обеда объявила старухе, что хочет платить за пребывание в «Лас Флорес» и за еду. Мариана отрицательно качнула седой головой, а Мариэля бесстрастно пояснила, что «за все» заплачено «хозяином».
В следующую субботу с утра светило солнце, и Инге настояла, чтобы они отправились в собор пешком. Пако сопровождал их. В собор он не пошёл, но после службы встретил у входа и проводил домой. Улицы, по которым они шли, выглядели уютными, чистыми и тонули в зелени. Одноэтажные и двухэтажные домики были окружены деревьями манго, магнолиями, софлорами, пальмами. В палисадниках и на газонах вдоль тротуаров пестрели цветущие олеандры. Все это немного напоминало кварталы вилл в Копенгагене, только архитектура была иной, да ещё — султаны пальм в ярко-синем небе и желтоватые горы вдали. Вероятно, это были окраинные кварталы большого и красивого города; Инге впервые вдруг захотелось узнать Гвадалахару, увидеть центр, окрестности.
Вечером она сказала об этом Пако, и на другой день он повёз её осматривать город. С ними поехала и Мариэля — помочь Инге при покупках. День был воскресный, и опять тёплый и солнечный. Центральные универмаги оказались закрытыми, но они все втроём долго ходили по большому крытому базару, заглядывали в маленькие магазинчики и лавчонки на узких улочках торговых кварталов. Пако исступлённо торговался за каждую безделушку, которая интересовала Инге. А она так ничего и не купила, к великому разочарованию и Пако, и хозяев лавчонок. Город Инге понравился, особенно — пёстрые, шумные торговые кварталы и центр со старинным барочным собором, потемневшими от времени каменными дворцами, множеством памятников и фонтанов.
Обратно поехали другой дорогой по широким зелёным авенидам новых районов. После узких улочек центра здесь казалось удивительно просторно. Многоэтажные дома и большие отели стояли вдалеке один от другого. Между ними располагались зелёные лужайки, корты, спортивные площадки, скверы с фонтанами. Вся эта часть Гвадалахары напоминала огромный зелёный парк, в котором лишь кое-где люди построили себе жилища…
— Гвадалахара — самый зелёный город в мире, — говорил Пако, неторопливо ведя открытый белый «ягуар» по широкой пустынной авениде. — Здесь двести парков и скверов…
— И четыреста фонтанов, — добавила вдруг Мариэля.
Она сидела позади Инге, и Инге сразу обернулась к ней, но красивое, словно выточенное из слоновой кости, лицо молодой индианки было, как всегда, бесстрастно, а взгляд льдисто-голубых глаз, устремлённый поверх головы Инге, оставался равнодушным и холодным.
— Четыреста, — повторил Пако, — сейчас в Сквере динозавров делают, наверно, четыреста первый. — Он негромко рассмеялся в седые усы. — Почему не делать? Воды много. С гор бежит…
— Сквер динозавров? Что это? — спросила Инге.
— Поедем посмотрим.
— К обеду опоздаем, — строго сказала Мариэля.
— Мы скажем, что сеньорина велела, — лукаво усмехнулся Пако, подмигивая Инге.
— А я могу — велеть? — поинтересовалась Инге.
— Ещё бы, — убеждённо заявил Пако, а сзади Мариэля кашлянула недовольно.
— Тогда поехали к динозаврам, — решила Инге.
Сквер динозавров занимал небольшую треугольную площадь в северо-западной части города. Площадь окружали белые двухэтажные домики с голубыми балконами и голубыми ажурными решётками на окнах. Домики были все разные, но одинаково аккуратные, празднично чистые и казались очень уютными. Площадь и сквер в этот полуденный час были пустынны. Пако обогнул сквер и остановил «ягуар» в густой тени темно-зелёных кустарников.
— А динозавры, — разочарованно протянула Инге, — где динозавры?
— Вот они, — Пако указал на ближайшие кусты. — Это все динозавры…
Инге присмотрелась и ахнула. Куртины густолистых зелёных кустарников были искусно подстрижены под всевозможных ящеров. Можно было узнать и утконосых двуногих динозавров, и огромного диплодока, и игуанодона с большими зубцами вдоль спины. В центре сквера высилась зелёная скульптурная группа: тиранозавр, преследующий травоядного ящера. Хищник почти настиг свою жертву. Его разверстая пасть выглядела ужасающе кровавой — там были оставлены крупные соцветия ярко-красных цветов.
Инге выбралась из машины и торопливо обежала усыпанные красноватым гравием дорожки, замирая перед наиболее эффектными композициями. Мариэля и Пако следовали за ней, не отступая ни на шаг.
— Обязательно приду сюда снова с фотоаппаратом и этюдником, — объявила Инге. — Все сфотографирую и кое-что нарисую. Никогда не думала, что простой кустарник можно превратить в такое чудо.
— Это не простор! кустарник, — обиженно возразил Пако. — Это редкая разновидность перуанского держи-дерева… — Пако подумал немного и присовокупил длинное латинское название. — Листья у него мелкие, прочные, растут очень густо, а под ними ещё гуще — шипы. Самый подходящий материал для динозавров…
— Завтра же приду сюда опять, — повторила Инге.
— Отвезу, когда сеньорина захочет.
— Я могу теперь и одна пешком… Или на автобусе.
— Очень далеко от «Лас Флорес», — резко сказала Мариэля. — И ещё, сеньорина… Молодые девушки тут одни не ходят…
— Это-то что верно, то верно, — согласился Пако. — Да вы не тревожьтесь. Отвезу по первому слову…
К обеду они, конечно, опоздали, и Мариана встретила их сурово недоумевающим взглядом. Мариэля что-то коротко объяснила ей на языке, совершенно незнакомом Инге. Мариана пристально взглянула на Инге, нахмурилась ещё больше, но ничего не сказала. Обед прошёл в напряжённом молчании, даже Пако выглядел неуверенно и, вопреки обыкновению, помалкивал.
Спустя несколько дней Пако снова привёз Инге в Сквер динозавров. На этот раз сквер был полон шумной детворы. Инге провела там несколько часов, сделала множество снимков и удачные зарисовки детских головок на фоне зелёных чудовищ.
Потом она приезжала в этот сквер много раз, однако ни разу ей не удалось побыть там одной, как не удавалось побродить в одиночестве по улицам Гвадалахары. И в поездках, и во время пеших прогулок, даже при посещении музеев и художественных выставок Инге всегда сопровождали Пако либо Мариэля, а иногда — они вместе.
Время шло, и Инге все чаще задавала себе вопрос: кто же она в действительности — служащая «Смит—Цвикк лимитед» или просто пленница? И — не находила ответа…
Наконец, когда Инге совсем извелась ожиданием, тревогой и постоянным присутствием «стражей», явился вестник. Его приход возвестил стук бронзового молотка за входной дверью. Обитатели «Лас Флорес» досматривали вечернюю телевизионную программу в гостиной внизу. Инге заметила, что Мари-ана и Мариэля тревожно переглянулись, услышав стук. Пако нахмурился, неторопливо поднялся с кресла; выходя в холл, переложил что-то тяжёлое из заднего кармана брюк в карман потёртой бархатной куртки.
Хлопнула входная дверь, послышались шаги, и на пороге гостиной выросла высокая сутуловатая фигура в элегантном сером костюме.
— Шейкуна, — не веря глазам, пролепетала Инге.
Африканец приоткрыл в улыбке ровные белые зубы.
— Я, сеньорина.
Сложив большие ладони, он коснулся ими лба, губ и груди.
Мариана и Млриэля молча кивнули в ответ, а Инге, вдруг рассмеявшись, повторила приветственный жест Шейкуны.
— Войди и сядь, — предложила Мариана. — Что хочешь пить?
— Ром, если сеньора позволит.
— Мариэля принесёт. Пока говори.
— Все хорошо. Хозяин поздравляет всех.
— Поздравь его. Что ещё?
— Это тебе, — Шейкуна протянул Мариане бумажный квадратик, — прочтёшь — сожги.
— Знаю. Ещё?
— Соблюдать осторожность. Беречь сеньорину.
Вошла Мариэля с подносом в руках. На подносе были бутылка рома, большой бокал, тарелочки с сыром и фруктами.
Мариэля поставила поднос на столик перед Шейкуной и присела в кресло рядом.
— Я — один? — Шейкуна обвёл присутствующих вопросительным взглядом.
— Один, — кивнула Мариана. — Мы ужинали; Пако на ночь не пьёт.
Пако у двери гостиной хмыкнул неопределённо.
Шейкуна наполнил бокал ромом, посмотрел на свет, выцедил неторопливо, облизнулся и вытер губы тыльной стороной ладони. Потом запустил правую руку куда-то очень далеко под свой элегантный пиджак и извлёк небольшой плоский свёрток, обшитый белой тканью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Хороший сад, хороший, — любил повторять Пако, — но труда требует, большого труда… Помру — быстро захиреет… Кто станет этим заниматься…
По субботам Мариана и Мариэля уходили в собор, который был где-то поблизости. Как-то в феврале Инге сказала, что хотела бы пойти в собор вместе с ними.
Мариана, по обыкновению, промолчала, а Мариэля холодно предупредила, что собор католический.
— Я тоже католичка, — заверила Инге.
В следующую субботу Пако отвёз их — всех троих — в собор на машине, а по окончании службы приехал за ними. Собор находился в пяти минутах езды от «Лас Флорес». Это было совсем новое светлое здание в стиле модерн. Привычные колонны внутри отсутствовали. Куполообразный свод был подвешен на цепях к сложной железобетонной конструкции, похожей на портальные краны. Изображения спасителя и святых напоминали современных хиппи. Людей было много. Все в праздничных нарядах — мужчины в чёрных пиджаках с галстуками и в чёрных бархатных брюках, расшитых серебром, женщины в светлых платьях и белых кружевных мантильях, прикреплённых к волосам большими черепаховыми гребнями. Большинство пришли семьями, со стайками ребятишек, тоже празднично разодетых, в кружевах, лентах. Старшие дети чинно вели за руки младших. Инге не без удивления насчитала во многих семейных стайках по десять—двенадцать ребятишек; старшим было лет тринадцать—четырнадцать, самых младших везли в колясках или несли на руках.
Служба почти не отличалась от европейской: латинские слова молитв, которые нараспев повторяли прихожане, детский хор, торжественные звуки органа. Проповедь пожилой священник читал по-испански. Инге поняла не все, — познания в испанском были ещё недостаточными. Её поразило, с каким вниманием слушали проповедь прихожане. Собор был полон — ни одного свободного места на скамьях. В боковых притворах и у выхода люди стояли плотной массой. Тишина царила абсолютная. Не слышно ни покашливания, ни шелеста одежды. Лишь в открытые настежь двери с площади изредка доносился шорох проезжающих машин. Голос проповедника звучал глуховато, но отчётливо. Он говорил о доброте, которая должна противостоять злу, о справедливости, о помощи бедным… Потом вдруг заговорил о мире, о том, что мир на Земле должен быть сохранён, что обязанность всех людей — бороться за мир. Затем он перешёл к Кубе. Инге поняла только, что в чём-то следует брать с Кубы пример… В чем? Она хотела спросить у Мариэли. Молодая индианка слушала проповедника с таким вниманием и благоговением, что Инге не решилась отвлекать её. В конце проповеди священник обратился к прихожанам с просьбой помочь — кто сколько может — походу мира, который состоится весной. Участники похода понесут петицию мира, подписанную миллионами мексиканцев, в Вашингтон. Голос проповедника смолк, и сразу все зашевелились, заговорили шёпотом. Послышался звон монет. Соборные служки в черно-белых одеяниях протискивались среди прихожан, держа в руках большие блестящие блюда. На блюда падали серебряные монеты, медная мелочь, бумажные купюры в несколько песо. Пожилая женщина отколола и положила на блюдо большую серебряную брошь. Мариана и Мариэля тоже опустили серебряные монетки. У Инге мелочи не оказалось. В сумочке у неё были только зелёные десятидолларовые бумажки. Она заколебалась… Никто не бросал на блюдо долларов. Служка на мгновение задержался перед нею, женщина справа уже протягивала руку с монетой. Инге всё-таки решилась. Закусив губу, она быстро открыла сумочку и положила на блюдо десять долларов. Вокруг словно возник вакуум. Стало очень тихо. Соседи отстранились, а женщина справа отдёрнула руку с монетой. Служка замер и поднял на Инге удивлённые глаза. Инге, почему-то очень испугавшись, тоже глядела на него. Кругом молчали.
— Может быть, сеньора… то есть сеньорина, — поправился служка, — желает взять сдачи?
— Нет-нет, — замотала головой Инге.
— Но это… очень много, — тихо сказал служка. — Хотите, я вам отсчитаю песо за… ну хотя бы за пять долларов.
— Да нет же, — прошептала Инге, готовая расплакаться.
— Сеньорина — американка?
— Нет… Из Дании…
— О, danesa. — Глаза служки вдруг потеплели. — Спасибо, сеньорина.
Он поклонился Инге и двинулся дальше.
И вакуум сразу исчез. Вокруг заулыбались, повторяя: «Danesa, danesa», а какая-то красивая полная мексиканка, протиснувшись к Инге, обняла её и расцеловала, твердя со смехом:
— Bonita danesa — si, yankee — no… Ха-ха!
Лишь Мариана и Мариэля сохраняли полнейшую невозмутимость и не разжали губ. Впрочем, садясь в машину, Мариана пробормотала что-то о гордыне и сорении деньгами. Инге приняла её слова за намёк. Поэтому после обеда объявила старухе, что хочет платить за пребывание в «Лас Флорес» и за еду. Мариана отрицательно качнула седой головой, а Мариэля бесстрастно пояснила, что «за все» заплачено «хозяином».
В следующую субботу с утра светило солнце, и Инге настояла, чтобы они отправились в собор пешком. Пако сопровождал их. В собор он не пошёл, но после службы встретил у входа и проводил домой. Улицы, по которым они шли, выглядели уютными, чистыми и тонули в зелени. Одноэтажные и двухэтажные домики были окружены деревьями манго, магнолиями, софлорами, пальмами. В палисадниках и на газонах вдоль тротуаров пестрели цветущие олеандры. Все это немного напоминало кварталы вилл в Копенгагене, только архитектура была иной, да ещё — султаны пальм в ярко-синем небе и желтоватые горы вдали. Вероятно, это были окраинные кварталы большого и красивого города; Инге впервые вдруг захотелось узнать Гвадалахару, увидеть центр, окрестности.
Вечером она сказала об этом Пако, и на другой день он повёз её осматривать город. С ними поехала и Мариэля — помочь Инге при покупках. День был воскресный, и опять тёплый и солнечный. Центральные универмаги оказались закрытыми, но они все втроём долго ходили по большому крытому базару, заглядывали в маленькие магазинчики и лавчонки на узких улочках торговых кварталов. Пако исступлённо торговался за каждую безделушку, которая интересовала Инге. А она так ничего и не купила, к великому разочарованию и Пако, и хозяев лавчонок. Город Инге понравился, особенно — пёстрые, шумные торговые кварталы и центр со старинным барочным собором, потемневшими от времени каменными дворцами, множеством памятников и фонтанов.
Обратно поехали другой дорогой по широким зелёным авенидам новых районов. После узких улочек центра здесь казалось удивительно просторно. Многоэтажные дома и большие отели стояли вдалеке один от другого. Между ними располагались зелёные лужайки, корты, спортивные площадки, скверы с фонтанами. Вся эта часть Гвадалахары напоминала огромный зелёный парк, в котором лишь кое-где люди построили себе жилища…
— Гвадалахара — самый зелёный город в мире, — говорил Пако, неторопливо ведя открытый белый «ягуар» по широкой пустынной авениде. — Здесь двести парков и скверов…
— И четыреста фонтанов, — добавила вдруг Мариэля.
Она сидела позади Инге, и Инге сразу обернулась к ней, но красивое, словно выточенное из слоновой кости, лицо молодой индианки было, как всегда, бесстрастно, а взгляд льдисто-голубых глаз, устремлённый поверх головы Инге, оставался равнодушным и холодным.
— Четыреста, — повторил Пако, — сейчас в Сквере динозавров делают, наверно, четыреста первый. — Он негромко рассмеялся в седые усы. — Почему не делать? Воды много. С гор бежит…
— Сквер динозавров? Что это? — спросила Инге.
— Поедем посмотрим.
— К обеду опоздаем, — строго сказала Мариэля.
— Мы скажем, что сеньорина велела, — лукаво усмехнулся Пако, подмигивая Инге.
— А я могу — велеть? — поинтересовалась Инге.
— Ещё бы, — убеждённо заявил Пако, а сзади Мариэля кашлянула недовольно.
— Тогда поехали к динозаврам, — решила Инге.
Сквер динозавров занимал небольшую треугольную площадь в северо-западной части города. Площадь окружали белые двухэтажные домики с голубыми балконами и голубыми ажурными решётками на окнах. Домики были все разные, но одинаково аккуратные, празднично чистые и казались очень уютными. Площадь и сквер в этот полуденный час были пустынны. Пако обогнул сквер и остановил «ягуар» в густой тени темно-зелёных кустарников.
— А динозавры, — разочарованно протянула Инге, — где динозавры?
— Вот они, — Пако указал на ближайшие кусты. — Это все динозавры…
Инге присмотрелась и ахнула. Куртины густолистых зелёных кустарников были искусно подстрижены под всевозможных ящеров. Можно было узнать и утконосых двуногих динозавров, и огромного диплодока, и игуанодона с большими зубцами вдоль спины. В центре сквера высилась зелёная скульптурная группа: тиранозавр, преследующий травоядного ящера. Хищник почти настиг свою жертву. Его разверстая пасть выглядела ужасающе кровавой — там были оставлены крупные соцветия ярко-красных цветов.
Инге выбралась из машины и торопливо обежала усыпанные красноватым гравием дорожки, замирая перед наиболее эффектными композициями. Мариэля и Пако следовали за ней, не отступая ни на шаг.
— Обязательно приду сюда снова с фотоаппаратом и этюдником, — объявила Инге. — Все сфотографирую и кое-что нарисую. Никогда не думала, что простой кустарник можно превратить в такое чудо.
— Это не простор! кустарник, — обиженно возразил Пако. — Это редкая разновидность перуанского держи-дерева… — Пако подумал немного и присовокупил длинное латинское название. — Листья у него мелкие, прочные, растут очень густо, а под ними ещё гуще — шипы. Самый подходящий материал для динозавров…
— Завтра же приду сюда опять, — повторила Инге.
— Отвезу, когда сеньорина захочет.
— Я могу теперь и одна пешком… Или на автобусе.
— Очень далеко от «Лас Флорес», — резко сказала Мариэля. — И ещё, сеньорина… Молодые девушки тут одни не ходят…
— Это-то что верно, то верно, — согласился Пако. — Да вы не тревожьтесь. Отвезу по первому слову…
К обеду они, конечно, опоздали, и Мариана встретила их сурово недоумевающим взглядом. Мариэля что-то коротко объяснила ей на языке, совершенно незнакомом Инге. Мариана пристально взглянула на Инге, нахмурилась ещё больше, но ничего не сказала. Обед прошёл в напряжённом молчании, даже Пако выглядел неуверенно и, вопреки обыкновению, помалкивал.
Спустя несколько дней Пако снова привёз Инге в Сквер динозавров. На этот раз сквер был полон шумной детворы. Инге провела там несколько часов, сделала множество снимков и удачные зарисовки детских головок на фоне зелёных чудовищ.
Потом она приезжала в этот сквер много раз, однако ни разу ей не удалось побыть там одной, как не удавалось побродить в одиночестве по улицам Гвадалахары. И в поездках, и во время пеших прогулок, даже при посещении музеев и художественных выставок Инге всегда сопровождали Пако либо Мариэля, а иногда — они вместе.
Время шло, и Инге все чаще задавала себе вопрос: кто же она в действительности — служащая «Смит—Цвикк лимитед» или просто пленница? И — не находила ответа…
Наконец, когда Инге совсем извелась ожиданием, тревогой и постоянным присутствием «стражей», явился вестник. Его приход возвестил стук бронзового молотка за входной дверью. Обитатели «Лас Флорес» досматривали вечернюю телевизионную программу в гостиной внизу. Инге заметила, что Мари-ана и Мариэля тревожно переглянулись, услышав стук. Пако нахмурился, неторопливо поднялся с кресла; выходя в холл, переложил что-то тяжёлое из заднего кармана брюк в карман потёртой бархатной куртки.
Хлопнула входная дверь, послышались шаги, и на пороге гостиной выросла высокая сутуловатая фигура в элегантном сером костюме.
— Шейкуна, — не веря глазам, пролепетала Инге.
Африканец приоткрыл в улыбке ровные белые зубы.
— Я, сеньорина.
Сложив большие ладони, он коснулся ими лба, губ и груди.
Мариана и Млриэля молча кивнули в ответ, а Инге, вдруг рассмеявшись, повторила приветственный жест Шейкуны.
— Войди и сядь, — предложила Мариана. — Что хочешь пить?
— Ром, если сеньора позволит.
— Мариэля принесёт. Пока говори.
— Все хорошо. Хозяин поздравляет всех.
— Поздравь его. Что ещё?
— Это тебе, — Шейкуна протянул Мариане бумажный квадратик, — прочтёшь — сожги.
— Знаю. Ещё?
— Соблюдать осторожность. Беречь сеньорину.
Вошла Мариэля с подносом в руках. На подносе были бутылка рома, большой бокал, тарелочки с сыром и фруктами.
Мариэля поставила поднос на столик перед Шейкуной и присела в кресло рядом.
— Я — один? — Шейкуна обвёл присутствующих вопросительным взглядом.
— Один, — кивнула Мариана. — Мы ужинали; Пако на ночь не пьёт.
Пако у двери гостиной хмыкнул неопределённо.
Шейкуна наполнил бокал ромом, посмотрел на свет, выцедил неторопливо, облизнулся и вытер губы тыльной стороной ладони. Потом запустил правую руку куда-то очень далеко под свой элегантный пиджак и извлёк небольшой плоский свёрток, обшитый белой тканью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71