Напялив подобранные с пола волосы, я поправил их перед зеркалом — очаровашка, и только. С сумочкой Хиллари через плечо я зашагал к «Ягуару» Бенедикта.
Верх я откинул.
Разумеется, у Бенедикта был кабриолет. А теперь за рулем восседал я: с обнаженными руками, яркой внешностью и густыми каштановыми волосами, развевающимися на ветру (под скальпом Хиллари голова зудела, но он был липкий и неплохо приклеился. Несколько раз, когда порывы ветра становились сильнее, приходилось придерживать волосы рукой, чтобы они не улетели. Но в основном все шло нормально).
Не проехав и мили от дома Западонов, я встретил три полицейских автомобиля: два черно-белых патрульных и одну «непомеченную» темно-бордовую колымагу, в которой сидела пара парней в штатском. Должно быть, в этот район они прибыли по мою душу.
Ну что, увидели меня?
Из шести копов пять были мужиками, а одна — баба. Шесть длинных восторженных взглядов. Меня так и подмывало улыбнуться, или махнуть рукой, или послать пару воздушных поцелуев. Но решил подчеркнуто их проигнорировать, ведь именно так повела бы себя Хиллари, которая наверняка была надутой богатой сучкой, считавшей ниже своего достоинства выказывать дружелюбие по отношению к блюстителям порядка.
К счастью, не пришлось хвататься за волосы, когда копы мною восхищались.
Полицейские не были единственными, кто поворачивал в мою сторону головы. На меня глазели мужчины всех возрастов, цветов и размеров. Моментально влюблялись и моментально желали меня. Один чудак, бежавший трусцой рядом с подругой или женой, до того засмотрелся, что чуть не вывихнул шею. В зеркале я увидел, как он шагнул в сторону с тротуара, оступился и, поскользнувшись, плашмя рухнул на пpoeзжую часть.
Это вызвало у меня смех, но закончилось довольно сильным возбуждением, потому что вспомнилась девчонка из вчерашней ночи — как она скользила по мокрой траве и как лежала потом с задранной кверху рубашкой.
Такая цаца, эта девчонка.
Сальные взгляды мужиков перестали привлекать мое внимание — теперь я полностью погрузился в мысль о том, что я буду делать с девчонкой, когда доберусь до нее.
Расслабиться немного и помечтать — это все, конечно, здорово, к тому же опасный район позади. Но пора подумать и о том, что делать дальше.
Домой нельзя. Домом я называю свою холостяцкую квартиру в западном Лос-Анджелесе. С одной стороны, потому что не было ключей. Они остались в фургоне Тома вместе с остальными вещами, и судьба их совершенно не ясна. С другой стороны, кто-нибудь из соседей мог меня увидеть. Трюк с переодеванием был рассчитан вовсе не на тех, кто меня знал, — их бы я не провел. Последняя и, пожалуй, самая главная причина держаться подальше от своей квартиры заключалась в том, что меня там могли поджидать мои дружки.
Естественно, им известно, где я обитаю. И, должно быть, уже знают, что я не справился с заданием. Свидетели, которых должен был убрать, мало того что убежали, но еще и настучали на нас. Поэтому меня надо наказать. Так или иначе.
Может, это будет «окончательное решение» в их стиле.
А может, и нет.
Хотя одно не вызывало сомнений: я облажался и это не могло понравиться моим подельщикам.
Лучшее, что я сейчас мог сделать, как мне казалось, это лечь на дно, пока не выяснится, на каком я свете.
Вот как я очутился в «Палм-Корт». Это самый убитый мотель, который я сумел отыскать, дважды проехав вперед и назад по бульвару Ла-Сьенега. Лучшего места, чтобы спрятать концы в воду, не придумаешь.
Дежурный администратор был на вид не старше ученика выпускного класса. Лицо у него было такое жирное, что на нем можно было бы изжарить яичницу, а в уголке одной ноздри висела толстая козявка. Пока я заполнял карточку посетителя, он пялился на мою грудь и облизывал губы.
Зарегистрировался как Саймона Дэ Солей из Деланда, штат Флорида, и заплатил наличными вперед за трое суток — спасибо Хиллари и Бенедикту.
И голос у сопляка был какой-то странный — скрипучий.
— Меня зовут Джастин, мэм. Если вам что-нибудь понадобится...
— Я тебя обязательно позову... — поспешил добавить я.
Пластмассовая бирка ключа от номера была такая скользкая, что я бы не удивился, если в Джастин до этого тер ею нос. На ней я увидел, что у меня был номер 8.
В «Палм-Корт» было двадцать номеров, и все окнами выходили во двор, который представлял собой не что иное, как широкую дорогу с парковочными площадками, расположенными под окнами. Судя по внешним признакам, на момент моего поселения в мотеле было по крайней мере еще пятнадцать свободных номеров.
Мой номер был в самом конце. Там я и поставил свою машину. С бульвара мой «яг» хотя и был виден, но только чуть-чуть. Проезжающему мимо патрулю должно было очень повезти, чтобы он заметил его.
Номер не ахти, но, похоже, в нем есть все, что мне сейчас нужно. Если не считать санитарных условий.
Первое, что я сделал, — это задернул шторы. Затем включил кондиционер. Да, даже в такой дыре есть кондиционеры. Здесь был установлен оконный, который хрипел, тарахтел и вздрагивал... Уверен, его тяжкое дыхание попало на пленку. Слышите?
В любом случае этот шум меня не раздражает, потому что помешает подслушать, о чем я здесь говорю.
Перед началом записи я содрал с себя свои волосы. О, прошу прощения, волосы Хиллари. Хотя, как знать, чьи они теперь? Решение вопроса о собственности порой заводит в такие дебри, согласны?
Как бы там ни было, но сейчас они мои.
И я с огромным облегчением освободил свой многострадальный лысый череп от их мокрых объятий. Как только они отлипли, я склонился над раковиной и вымыл голову с мылом. Это не потому, что было ощущение грязи, заверяю вас — эмоционально контакт с ее кожей доставляет мне истинное удовольствие. Это все из-за зуда, от которого я буквально лезу на стену.
Натирая мылом голову, я решил, что лучше раздобыть где-нибудь парик. Именно парик, а не чей-то скальп. Волосы Хиллари сделали большое дело — помогли выбраться из кишащего копами квартала. Но сейчас мне нужно было что-нибудь получше. Кроме того, едва ли время делало их краше.
Но пусть копна ее волос полежит пока под рукой — на случай, если нагрянет Джастин или еще кто-нибудь.
Одежду, разумеется, я не снимал. Не хотел, чтобы моя кожа коснулась стула. Коричневую обивку из букле назвать чистой можно было лишь с большим трудом. Я даже не скинул туфли, хотя и очень хотелось, но так была хоть какая-то надежда защитить ноги от любого дерьма и острых предметов, застрявших в ковре.
Ладно, кажется, пора заняться делами.
В номере все же есть телефон: на маленьком столике у кровати. Розовый и замусоленный.
Телефон Тома я помню наизусть.
От этого звонка мне все равно никуда не уйти. И чем раньше его сделать, тем лучше.
Впрочем, от одной мысли об этом звонке становилось тошно. Не только потому, что придется брать в руку этот грязный аппарат, хотя и это не вызывало большого восторга.
Мне не хотелось с ним разговаривать. Он бросил меня на произвол судьбы. Нет, не в этом суть. Это только часть. Он нанес мне удар в спину. Все они. И это только часть. А суть в том, что я боюсь.
Это все равно что звонить врачу, чтобы узнать результаты лабораторных анализов, когда наверняка знаешь, что тот скажет: у тебя рак, или СПИД, или еще какая-нибудь дрянь.
Том обязательно скажет, что я дал маху. Если у него хорошее расположение духа, он пощадит моих родных и близких: Лизу и других.
«Но тебе лучше покинуть этот мир, Саймон».
И никакими слезами его не разжалобить. Плевать, что мы дружили с пеленок. Ничего не имеет значения, кроме того, что я упустил свидетелей и они о нас рассказали.
Нет, я не в силах сделать этот звонок. По крайней мере не сейчас.
Если говорить правду, то сейчас вовсе не хочется ничего делать. Хочу просто вот так сидеть и говорить, и ничего больше.
Может, удастся использовать пленки для шантажа.
Я уже назвал поименно всех членов, так что с этим разобрались. Теперь очередь дошла до настоящих изюминок, подлинно обличительного материала, в который копы могли бы вцепиться зубами, если когда-нибудь им попадут в руки эти пленки.
Так что начнем с самого начала. С самого первого убийства.
Глава 20
Первое убийство не было преднамеренным.
Это произошло, когда мы еще учились в предпоследнем классе средней школы, примерно двенадцать лет назад. Томми, я, Ковбой и Брайан — все мы учились в восьмом классе и были неразлучными друзьями.
Фамилия у Брайана была Фишер, поэтому мы дразнили его Пескарем. Из-за фамилии и роста. Он был маленьким и сухоньким, таким и остался.
И тем не менее он по уши втюрился в Дениз Деннисон. Нетрудно понять почему. Она была такая красивая, что больно было смотреть: золотистые волосы, кожа — как мед, глаза — как небо в жаркое летнее утро. Если этого вам недостаточно, могу добавить, что у нее были огромные сиськи и она никогда не носила бюстгальтера. Так что время от времени на них можно было полюбоваться — когда она наклонялась.
Подозреваю, что все мы были от нее без ума.
Но были не настолько глупы, чтобы не понять — у нас нет ни малейшего шанса. Но только не Пескарь.
Он был, есть и всегда будет занудой, тупицей, слюнтяем и безнадежным оптимистом. Другими словами, настоящим неудачником.
— Кажется, я ей нравлюсь, — заявил он однажды после школы.
— Гонишь, — не поверил я.
— Чему тут нравиться, — добавил Томми.
— Неужели твои льняные кудри? — сострил Ковбой. Нам всегда нравилось поострить насчет волос Пескаря. Он отпустил их до плеч — не очень красиво, когда ты тринадцатилетний сосунок. Думал, длинные патлы придадут ему бунтарский вид, но этого не произошло. Напротив, он выглядел с ними просто расхлябанно, и все на него смотрели как на конченого недоумка.
Помню, я еще сказал, чтобы он пригласил Дениз на свидание — заплести ему косички.
— А я как раз и собираюсь позвать ее, — признался он.
— Не теряй времени, — посоветовал я.
— Да она выставит тебя на посмешище, приятель, — добавил Ковбой.
— Может быть, а может быть, и нет.
— Правильно, рискни, — вмешался Томми. — Терять нечего. Самое худшее, что может произойти, так это услышишь отказ.
— И, может, почувствуешь себя хуже червяка, — вставил Ковбой.
— А червяк даже меньше пескаря, — заметил я.
— Ха-ха-ха.
Когда мы говорили о «самом худшем, что могло произойти», у нас и в мыслях ничего такого не было.
На следующий день в школе мы все наблюдали за Пескарем, когда он встал за Дениз в очередь в столовке. С наших мест все было видно, хотя и не слышно.
В тот день она была просто великолепна. Собранные сзади в хвостик волосы и клетчатая юбка, едва прикрывавшая задницу. Еще на ней была белая блузка, и я до сих пор хорошо помню, как сквозь нее просвечивала розовая спина — и никаких бретелек.
Пескарь остановился прямо возле нее.
— Смотри, он и вправду собрался, — произнес Ковбой. Похоже, он был ошеломлен наглостью Пескаря.
Затем Дениз повернула голову в сторону — казалось, она смотрит прямо в глаза Пескарю, — несколько раз кивнула, и на ее лице появилось оживленное и любопытное выражение. Потом, должно быть, их беседа добралась до главной темы, а именно, приглашения покататься на коньках на городском катке в пятницу вечером. Вдруг ее лицо расплылось в улыбке. И как ни старалась она казаться приветливой, улыбка, с которой она ему отказала, все равно превратилась в жалостливую гримасу.
Потом он нам передал все дословно: «Спасибо за приглашение, Брайан. В самом деле. Это очень мило с твоей стороны. Но я буду занята, понимаешь?»
«Я ПОЙДУ С ТОБОЙ! Я ЗДОРОВО КАТАЮСЬ!»
Это была Хестер Ладдгейт, случайно оказавшаяся в очереди позади Дениз и которая, должно быть, подслушала весь их разговор.
Я уже рассказывал кое-что о Хестер. Она явилась в тот мой короткий сон прошлой ночью, когда я вознесся на вершину блаженства и вкушал его, пока моя красотка не превратилась в безобразное и изуродованное исчадие ада. И этим монстром была Хестер.
Хестер не только выглядела как свинья — от нее пахло носками, которые не снимали весь день — причем очень жаркий, и в которых, ко всему прочему, еще и угораздило вступить в зловонную жижу. И практически это был ее постоянный запах.
И все же Хестер воскликнула: «Я здорово катаюсь!» — и схватила Пескаря за руку. Да еще как сильно. Даже с расстояния было видно, как он весь сжался, а после он показал нам оставленные ее пальцами синяки.
Хестер даже бросила свою очередь, чтобы отвести Пескаря в сторону.
Мы потеряли их из виду, потому что катались со смеху и глаза застилали слезы веселья.
Как затем обнаружилось, Хестер затащила его за угол здания, где и состоялся разговор с глазу на глаз. Пескарь всячески пытался отговориться от свидания на катке, но та призвала на помощь все свои чары: слезы плюс угрозы.
В итоге они договорились встретиться на катке в пятницу в восемь вечера.
Но в пятницу в восемь Пескарь еще сидел с нами дома у Томми, в шикарном особняке на холме над бульваром Солнечных закатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55