А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- заорал он. Теперь в моче был не только он, но и простыни. Причем моча была красноватого цвета. У этой дуры что, к тому же и месячные?
- Развяжи меня!
Струйка иссякла. Сколько же в одной негодяйке может быть мочи! Как в мужике после пяти кружек пива!
- Я думала, - сказала Синди спокойно, - что ты именно этого хотел.
- Я.., хотел? С чего ты взяла?
- По крайней мере я этого хотела.
- Черт побери, немедленно развяжи меня! Девушка отползла в изножье кровати и, стоя на коленях, грубо схватила упавший мягкий пенис. Покрутила его в руках и с досадой провела по нему ногтем - да так, что кровь выступила. Хорошо хоть не по головке!
- Боже! - запричитал Райли. - Да ты рехнулась!
Она наклонилась и взяла с пола свои трусики, вытерла ими смешанную с кровью мочу на его животе.., и сунула их ему в рот Он замотал головой, а она с силой вогнала этот кляп поглубже.
Райли тут же вырвало. Но рот был забит шелковым кляпом, поэтому рвотным массам было некуда деваться. Он попытался прокашляться, сделать вдох, но все дыхательные пути были перекрыты. Глаза у него полезли на лоб, воздух в легких заканчивался, и он понял, что это конец, он умирает.
Тем временем она сжала в своих руках его яички - словно это был лимон.
Он ощутил страшную боль. А она жала сильнее и сильнее. Похоже, его левое яичко лопнуло, но он уже ничего не чувствовал. Он стал проваливаться в черную бездну.
Синди криво улыбнулась и сказала:
- Погоди, самое потешное только начинается. Если бы он мог кричать, он бы закричал. Но он не мог.

Глава 8
1
- Есть красота в литературе, живописующей ужасы, - говорил Ян, облокотившись о кафедру. - Ужас - это нечто живое, реальное. Страшное находит отклик в сердцах читателей. Даже специалисты по английской литературе не сразу припомнят, кто такие Пол Морель или Кэвин Стивенс - герои достаточно известных классических произведений. А вот Франкенштейна всякий школьник знает. То же самое с Дрякулой. Самый запомнившийся персонаж Диккенса - всем вам известный Скрудж - появился в рассказе о привидениях. В отличие от романов Томаса Манна и Марселя Пруста, жизнь в которых держится за счет неустанных усилий литературоведов-реаниматоров, старинные романы ужасов читают широко и с удовольствием - они выжили самостоятельно, даже вопреки критикам-душителям, и продолжают успешно существовать в сознании все новых и новых поколений...
- Как крокодилы среди шустрых млекопитающих, - подсказал Курт Лодрук - Что ж, можно сказать и так. Скорее, как латимерии - ископаемые рыбы, которых мы давно похоронили, а они, оказывается, живут и здравствуют в глубинах океана. Если посмотреть на литературную историю человечества, то выяснится, что ужасные рассказы и фантастические страшные чудища сопровождают нас с начала письменной истории. Скажем, первое дошедшее до нас произведение западной литературы - "Беовульф". По сути, это "страшилка" - ведь Беовульф сражается с драконами и в итоге погибает, отравленный ядовитым дыханием самого страшного из них. "Черные фантазии" имеются и в Библии, и в древнекитайской литературе. Практически все великие писатели прошлого на каком-то этапе своего творчества обращались к страшному рассказу. Высокоумные профессора, мнящие себя великими знатоками литературы, вольны относить данные произведения к сорнякам на поле классики. Но эти сорняки отлично устояли перед безжалостным серпом времени и до сих пор привлекают читателей!
Перри Магнусон, аккуратного вида тонкогубый студент из первого ряда, имевший вид первого ученика средней школы, при упоминании Манна и Пруста недоверчиво потряс головой, словно не соглашался с преподавателем. А по окончании речи профессора поднял руку.
Ян протянул руку в его сторону и сказал:
- Да, пожалуйста.
- Проблема литературы ужасов в том, что она массовая, сниженная. Она не является серьезным исследованием действительности. Это обочина литературы.
- Вот как? - возразил профессор. - Значит, подобные книги читать не" следует? Странное представление о литературе и чтении. Вы занимаете антиинтеллектуальную позицию, мистер Магнусон. Не хотите ли вы сказать, что цена литературного произведения зависит от изображаемого предмета? Выберешь достойный - будет великая литература? Выберешь попроще - будет литература "массовая", никчемная?
- Нет, конечно, я так не думаю.
- Отчего же вы позволяете себе такие обобщающие заявления? На самом деле не существует явной и незыблемой границы, которая отделяла бы "популярную" литературу от "серьезной". В свое время у Диккенса и Харди, которых мы сейчас относим к "серьезным" прозаикам, была огромная читательская аудитория. Десятки тысяч людей набрасывались на новые романы Толстого и Достоевского. "Преступление и наказание", "Война и мир", "Анна Каренина" - все эти романы можно по праву назвать бестселлерами девятнадцатого века. И после этого вы будете утверждать, что признание массового читателя унижает литературное произведение, обесценивает его?
- Разумеется, нет.
- Тогда почему вы выбрасываете на задворки литературы все произведения "черной фантазии" только на том основании, что они нравятся "простому" читателю? Лишь время расставляет все по местам и решает, какому произведению быть классикой, а какому - увы и ах. Вы уж меня извините, но, по моему мнению, тягомотину Сола Беллоу забудут через десять лет, а романы Сидни Шелдона будут с удовольствием читать и через сто лет.
Студенты дружно рассмеялись.
- Разумеется, я слегка преувеличиваю, но если говорить совершенно серьезно, то, по-моему, это в высшей степени опасное заблуждение, это удручающий снобизм - полагать, что исключительно профессора расставляют по ранжиру произведения искусства, исключительно они решают, кто первоклассный, кто похуже, а кто и вовсе третий сорт.
- Но что вы скажете о писателях вроде Стивена Кинга? - спросила Джани Хольман. - Не кажется ли вам, что они гробят свои произведения тем, что в них столько актуальных намеков, столько замечаний на злобу дня, такое обилие модных словечек-однодневок? Все названное мной обесценит их произведения уже через десять - двадцать лет, а то и раньше. Читателю будет скучно пробираться через лес непонятных ему намеков и забытых слов.
- Вы знаете, у меня такие трудности со Стейнбеком. Он описывает незнакомые мне времена Великой депрессии, какие-то тогдашние заботы и проблемы. А знали бы вы, как я мучаюсь с Хемингуэем... Отчего он не писал про наше время, а упрямо строчил о своем? То про Первую мировую, то про гражданскую войну в Испании. Да еще рабски копировал ныне забытую манеру говорить тогдашних людей...
Студенты опять дружно рассмеялись.
- Вот-вот! Вы смеетесь. Но ведь это очень распространенная ошибка. Людям кажется, что если в произведении описывается во всех подробностях какая-то эпоха, то в следующую эпоху книга уже не будет интересна. На самом же деле время в романе создает контекст, рамку; содержание вечно. В широком смысле любое произведение искусства есть произведение своего времени. Зачастую многие книги читаются сейчас с таким удовольствием не вопреки тому, что в них масса черточек ушедшей эпохи, а именно благодаря тому, что в них масса черточек ушедшей эпохи. Скажем, произведения Джорджа Аддисона и Ричарда Стила, Самуэля Джонсона и Александра Попа в наше время ценят в равной степени и как литературные шедевры, и как дотошные исторические документы. А может, они даже важнее именно как памятники прошлого.
- Что же касается "модных словечек-однодневок", - продолжал Ян, - то я советую вам вспомнить произведения Томаса Пинчона. Его работы никто не назовет легковесными, и они одобрены общим гласом профессоров английской литературы. А ведь его романы просто набиты просторечными и жаргонными выражениями - он точно отражает говор тех, о ком пишет. Новое поколение заговорит на другом языке, но документ Пинчона останется. И никто не ставит ему в упрек это увлечение текущим этапом американского языка. - Ян посмотрел на часы. - Ладно, наше время истекает. Заканчиваем. К следующему занятию будьте добры прочитать на выбор любые два рассказа М. Дж. Джеймса и повесть "Поворот винта" Генри Джеймса. Будьте готовы к обсуждению обоих Джеймсов - в чем они похожи, а в чем разнятся.
Как всегда после семинара его окружила группка студентов - задать какие-то вопросы, высказать мнение, которое они стеснялись произнести перед всеми. Но сегодня Ян решительно извинился, сославшись на отсутствие времени, и поспешил к себе в кабинет, где ему надо было просмотреть кое-какие книги и бумаги перед тем, как отправиться в "Акапулько" - он договорился пообедать с Эленор.
Эленор.
Так звали эмоционально неуравновешенную главную героиню в рассказе Эдгара По "Привидение Хилл-Хауза".
Отчего ему пришла в голову такая ассоциация? И почему она раньше не приходила ему в голову? Ладно, не важно. Ян запер дверь своего кабинета, спустился по лестнице и направился к автостоянке.
Эленор поджидала его в ресторане. Разумеется. Очень положительное существо. Она уже сидела в отдельной кабинке и дала метрдотелю такое исчерпывающее описание своего друга, что Яну не пришлось даже называть себя - его тут же провели к столику.
Они не виделись две с половиной недели - с тех пор как начали встречаться, в их отношениях еще не было столь длительного перерыва. Ян обнаружил перед свиданием, что слегка волнуется. Впрочем, только он успел сесть, как его рука сама потянулась и легла на колено Эленор - еще прежде чем от них отошел метрдотель, положивший на стол меню.
- Сегодня можем предложить наши фирменные блюда - суп с маисовыми лепешками и креветочные фаджитас, - сказал он.
Ян рассеянно кивнул: мол, хорошо, хорошо. Как только они остались наедине, он сказал:
- Я скучал по тебе.
Надув губки, Эленор лукаво улыбнулась:
- Ой ли?
- Ты же сама знаешь - я очень скучал. - Он убрал руку с ее колена и заглянул ей в глаза. - А я-то думал, что мы больше не будем ссориться.
Она мотнула головой.
- Извини. Давай не будем. Просто я сидела тут и размышляла о том, как ты игнорировал мои телефонные звонки, жил себе и в ус не дул - будто меня вовсе не существует. Я всерьез задумалась: а что я значу в твоей жизни? Похоже, немного. Если бы я не бомбила тебя телефонными звонками, то, вполне вероятно, ты и не заметил бы, что я куда-то исчезла.
Он изобразил на лице обиду.
- Ты же знаешь, что это не правда!
- Да ну? Откуда мне знать? Ян помолчал.
- Ну, должна догадываться. Не догадываешься? Эленор улыбнулась и кивнула:
- Может, и догадываюсь. Только приятнее из твоих уст услышать.
Он встретился с ней взглядом и вдруг вспомнил, что когда-то, перед окончательным разрывом, сказала Джинни - его подружка до Эленор. После очередной ссоры они решили по-доброму расстаться и были заняты разделом имущества, нажитого за время совместной жизни. Когда они принялись делить фотографии, Джинни заявила: "Мои снимки - с людьми".
Это замечание, ненароком оброненное, поразило его своей точностью. Он удивился тому, отчего он этого сам раньше не замечал.
На всех фотографиях, сделанных Джинни, был он, или они вместе, или их друзья и родственники - и дома, и в тех местах, где они с Яном путешествовали.
На снимках, сделанных Яном, людей практически не было - то есть крупных планов. Лишь здания, памятники, мосты, пейзажи - словом, неодушевленный Мир. Его фотографии были композиционно выстроены, немного искусственны. А в ее незатейливых снимках чувствовалось человеческое тепло - вопреки беспомощной композиции.
Ян вспомнил один особенно показательный случай: когда он снимал Джинни в Долине Монументов, так вышло, что она загораживала один из горных пиков; поэтому он сдвинулся в сторону и выбросил ее из кадра.
Да, она произнесла одну короткую фразу: "Мои снимки - с людьми". И все. Это главное, что осталось от расставания. Она подвела черту под их взаимоотношениями и одной фразой очертила все то, что было неприемлемо для нее в его характере: "Мои снимки - с людьми".
И эти слова гвоздем сидели в голове.
Ян принудил себя улыбнуться и взял руку Эленор в свою.
- Слушай, а что, если мы махнем на все и проведем день вместе? Отменю к чертовой матери две мои последние лекции и буду свободен как птица. А ты позвони к себе на работу и отпросись. Ну, соври им что-нибудь. Поедем на берег моря. Или завалимся в киношку.
Она рассмеялась.
- Да нет. Я серьезно.
Тут к их столику подошла официантка - принять заказ.
- Добрый вечер. Могу предложить вам... О, профессор Эмерсон, здравствуйте!
Он поднял на нее глаза и наморщил лоб. Лицо знакомое. Вне сомнения, она когда-то училась у него, а вот имя вылетело из памяти.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Марианна Гейл, - подсказала девушка. - Училась у вас два года назад.
- Как дела? - спросил Ян, так и не припомнив ее, но делая вид, что вспомнил.
Девушка скороговоркой рассказала, что в этом году заканчивает университет и собирается работать в рекламном бизнесе - уже подала заявку на стажировку к Мак-Махэну и Тейту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов