переквалификации старых.
-- Конечно, я всего лишь технический советник, -- поскромничал
Задунайский, -- однако я всегда готов оказать посильное
содействие.
-- Мало! -- вдруг огорошил нас маршал. -- Очень мало! Вы сами
сказали, что нас буквально сунули носом на верный путь.
Привлекайте драконов, черт возьми! Ведьм! Колдунов! Да весь
спектр магических существ и духов! Полковник П.! -- тот вскочил.
-- Вам поручается обучение и боевая подготовка новобранцев!
Разумеется, при соответствующей идеологической закалке. Неужели
вы не сможете из захудалого германского дракона воспитать
патриотическое чудо-юдо?!
-- Сможем, товарищ маршал, -- торопливо пообещал П.
Маршал задумчиво поглядел поверх моей головы на портрет.
-- Приказываю с завтрашнего дня приступить к формированию в
составе Тринадцатого Управления подразделения специальных
операций "Дельта". Подразделение подчиняется только начальнику
Управления и мне лично. "Дельту" засекретить...
-- Подождите, подождите, -- вдруг невежливо перебил я. Идея,
блестящая идея родилась в моей голове, и ее следовало высказать
немедленно, потому что она могла пропасть так же внезапно, как
появилась. Сверкающее озарение длится один стремительный миг, и
гения от простого человека отличает умение осознать и поймать
это летящее мгновение. -- Идея! Мы должны привлекать не духов
вообще! В большинстве своем это совершенно никчемные создания.
Нет. Мы должны вызывать специалистов своего, то есть нашего
дела.
Последовала немая сцена.
Потом голова маршала едва не выпрыгнула из рамки голо.
-- Браво! Великолепно! Я рад, что не ошибся в вас и
госбезопасность получила столь умного и инициативного офицера.
Представьте свои соображения по этому поводу в письменном виде.
Вопрос слишком серьезный и будет проработан на коллегии. Теперь
я вижу, что дело зашиты демократии в надежных руках! -- П.
раздулся, точно индейский петух, отнеся похвалу на свой счет. --
Однако не забывайте: никто не снимает с вас обязанности
противодействовать попыткам подрыва спокойствия и стабильности в
стране.
Голубое свечение погасло, и мы опять остались втроем.
-- Излагайте ваши соображения и побыстрее, -- приказал я.

* * *

Вернувшийся через два дня Ерофей пребывал в состоянии
нервического возбуждения. Энергия так и хлестала из него.
Сказать, что я был удивлен -- не сказать ничего. С момента
нашего знакомства я еще не видел домового таким. Ядовитая
ревность шевельнулась в душе.
-- Ну что? -- по возможности бесстрастно спросил я.
-- Полностью разогнал всю нечисть! -- радостно возгласил Ерофей.
-- Место теперь свято.
Я приподнял правую бровь.
-- Ты и святость?
-- Конечно. Если у нас встречаются разногласия с пресвятой
матерью нашей церковью, то уж не в вопросах искоренения зла.
Здесь мы единодушны. Тем более, сталкиваясь с таким злом, какое
мы нашли на базе.
-- Каким же именно?
Ерофей задумчиво поглядел мне прямо в глаза, у меня по коже
пробежали мурашки.
-- Не тяни...
-- Заговор, -- драматическим шопотом сообщил Ерофей.
Я облегченно рассмеялся.
-- Эко удивил. Про заговор мне и без тебя известно. Иначе кто бы
организовал нападение на базу?
Ерофей замотал головой так, словно хотел сбросить ее с плеч.
-- Не то... Нападение всего лишь видимый след. На самом деле
корни идут куда глубже. Мы себе даже не представляем той
опасности, что подкрадывается незаметно, опасности для всей
страны.
-- Ни много, ни мало, -- улыбнулся я.
-- Да! И не надо усмешки строить! -- От волнения Ерофей начал
заикаться. -- Заговор гораздо шире, чем мы предполагали, он
распространился по всей России и ставит задачи куда более
серьезные, чем диверсия против вашей организации. Спасибо нашим
патриотам, они раскрыли мне глаза. Только благодаря их помощи я
сумел связать воедино множество разрозненных фактов.
-- Любопытно, -- процедил я, начиная помаленьку догадываться,
откуда ветер дует. -- Впрочем, полковник, сначала отчитайтесь о
выполнении полученного приказа. Рассуждения на общие темы
отложим.
Ерофей надулся. Он никак не мог привыкнуть к моему новому
положению. Но ведь и я не могу, действительно не могу позволить
себе иное поведение. Нельзя терять авторитет высшего
командования. Noblesse oblige, оч-чень обязывает. Чем выше
положение, тем больше обязательства, перед ними должны отступить
все дружеские чувства.
Рассказ Ерофея, вероятно от обиды, был предельно краток. С
помощью Свенторжецкого в тамошнем гарнизоне достали огнеметы
(сам Ерофей без крайней необходимости избегал появляться на
люди). После чего огнем и мечом тщательно прошлись по каждой
пяди тренировочного лагеря. Свенторжецкий скрежетал зубами,
глядя, как уничтожается его хозяйство, но не возражал. Он и сам
отлично понимал необходимость огненого очищения. На поверхности
не осталось ничего, кроме пепла, благо все постройки оказались
времянками. Хуже пришлось под землей. Требовалось одновременно
все уничтожить и все сохранить, ведь не тянуть же заново вороха
кабелей! Однако огнеметчики оказались виртуозами своего дела и
справились с нелегкой задачей. Уничтожение полусформировавшихся
упырей стало тяжким испытанием для нервной системы солдат. Но
Ерофей поддержал их в трудную минуту, а потому крики и корчи
живых трупов не привели людей к сумасшествию.
Однако Ерофея насторожило спокойствие, с которым огнеметчики
поддались его уговорам, обычно реакция была гораздо более живой.
А, заподозрив, Ерофей принялся вынюхивать и расспрашивать,
внимательнее приглядываться к людям Свенторжецкого и огнеметной
команды. Приглядевшись, он почуял, что разложение душ не обошло
стороной и этих. Поняв -- перепугался сам.
Зато я решительно не понял, почему это привело домового в
смущение. По-моему дела оборачивались не самой скверной
стороной. Я абсолютно не могу себе представить бойцов
заградотрядов с мягкой, чувствительной душой. Этого не может
быть, потому что не может быть никогда. Разрушение души просто
необходимо в умеренных дозах. Жаль, что Ерофей не может этого
осознать. И хорошо, что он не присутствовал на недавнем
совещании, ни к чему такому душевному существу знать о
готовящихся переменах. Он оставался во власти прекраснодушных
идеалов.
Кроме того меня сильно насторожило невнятное упоминание Ерофея о
добрых людях, которые помогли ему во всем разобраться. Глаза
домового светились неподдельным восхищением, когда он говорил об
этих неведомых доброхотах. На все мои вопросы, как прямые, так и
хорошо замаскированные, Ерофей или не ответил вообще, или
отделался столь невнятными замечаниями, что я невольно начал
подозревать его в неискренности. Неслыханно! У подчиненного
появились секреты от своего начальника! А еще друг называется...
Короче, я отпустил Ерофея и пригорюнился, впав в совершенное
расстройство чувств. Нюх подсказывал мне, что творится неладное,
однако голые подозрения к делу не подошьешь. Подшить можно было
только парчовый лоскуток, обнаруженный в подземельях, да и то
непонятно куда и зачем. Что бы это значило?
От тягостных раздумий меня оторвал вновь засветившийся туман
голограммы. Когда над столом повисла голова Главного Маршала, я
оторопело уставился на нее, даже рот приоткрыл.
-- Ушли? -- деловито осведомился маршал, хотя и сам превосходно
видел, что в кабинете кроме меня никого не осталось.
-- Так точно, -- вяло отозвался я, нехотя обозначив вставание.
-- Сидите, сидите, -- успокоил маршал и надолго умолк.
Нетрудно было заметить, что он тоже изрядно смущен и не знает, с
чего начать. Но я не осмеливался что-либо советовать, чтобы не
нарушить дерзкими словами ход его мыслей. Наконец маршал
взглянул мне прямо в глаза. Я ощутил себя маленьким ребенком
перед строгим, но любящим отцом, перед которым у меня нет
никаких тайн. Испытующий взгляд проникал в самые потаенные
уголки души. После долгой паузы маршал спросил:
-- Вы удовлетворены происходящим?
Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать.
-- Ну... -- промямлил я, судорожно собирая обрывки мыслей. --
Как бы...
-- Нас никто не слышит, -- успокоил маршал. -- Будьте
откровенны, как на исповеди.
-- Не целиком, -- нашел я обтекаемую форму ответа, за которым
могло скрываться все, что угодно. Однако мою жалкую уловку сразу
пресекли.
-- Точнее.
Я через силу выдавил:
-- Если бы я не опасался быть обвиненным... Мы ведь ни в коем
случае... Категорически отвергли... Кампания против
космополитов... Патриотизм... Долг...
Другой вряд ли уловил хоть крупицу смысла в этом жалком лепете,
но не мой начальник. От его проницательного ума не могло
укрыться ничто.
-- Вот! -- мне показалось даже, что я слышу, как он шлепнул
ладонью по столу. -- Именно! Мы забыли наши исторические корни,
стали Иванами, не помнящими родства! Отреклись от великого
прошлого! История России не началась в семнадцатом году, как бы
не старались уверить нас мракобесы и реакционеры! Наш народ
пытаются превратить в манкуртов. Пр-роклятые идеологи, -- он
произнес это слово с ударением на четвертом слоге. -- Вот корень
многих зол! А потому мы начнем активную борьбу за восстановление
исторических корней великой России!!!
-- Правильно! -- с энтузиазмом подхватил я.
-- Первая и самая неотложная мера, -- в голосе маршала зазвенела
начальственная сталь, и меня словно ветром сдуло из кресла. --
Будут восстановлены введенные императором Петром Великим "Табель
о рангах" и система воинских званий.
-- Так точно!
-- Согласно совершенно секретному приказу номер 3890 от 24
сентября 1722 года вы становитесь генерал-порутчиком.
Видя мою растерянную физиономию, маршал ласково добавил:
-- Не хочу давать напрасных обещаний, но мне кажется, что звание
генерал-аншефа не является для вас бесплодной мечтой.
-- Рад стараться! -- гаркнул я.
-- Отлично, -- кивнул маршал. -- Доведите приказ до личного
состава и подайте штатное расписание согласно новой системе.
-- Будет исполнено.
Синеватое свечение уже начало таять, когда я отчаянно завопил:
-- Подождите!
Маршал отреагировал мгновенно.
-- В чем дело?!
-- Есть предложение. Полагаю, что в соответствии с традициями,
мы должны возродить коллективное посещение церкви и учредить
должность полкового священника в нашем Управлении.
Маршал ненадолго задумался, а потом просиял:
-- Блестяще! Я недаром столь высокого мнения о вас. Ваше
предложение открывает такие блестящие перспективы, что вы,
кажется, сами о них не подозреваете.
Это замечание поставило меня в тупик, но спорить с не стал.
Значит, я умнее самого себя?

КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ

Боже мой, каким же я был идиотом! Тупицей! Болваном!
Я ругательски ругал себя, находя, что даже великий и могучий
русский язык, к сожалению, недостаточно богат, чтобы точно
отразить степень маразма, в который я впал. Для того чтобы
начисто развеять убеждение в собственной незаурядности
понадобилось совсем немного времени. И осталась такая же
непоколебимая уверенность, что я законченный кретин.
Впрочем, начну по порядку.
Утренний развод я завершил командой не расходиться, а стоять
смирно. Если задумано большое дело, так зачем откладывать?
Претворять немедля.
Знал ведь, отлично знал, что благими намерениями вымощен путь в
ад.
Пока я читал приказ о присвоении новых званий, в рядах началось
непонятное брожение и шуршание. Что и говорить, контингент у
меня подобрался аховый. По своей сущности домовые и овинные --
крайние индивидуалисты. Конечно, свое дело они знают на отлично,
здесь претензий не возникает и возникнуть не может. Зато офицеры
из них... Как из этого самого пуля. Не чувствуют и не понимают,
что армию делают армией дисциплина, порядок, субординация. Не
прониклись. Сгоряча я даже собрался было придержать приказ о
присвоении Волкодлаку-Задунайскому звания полуполковника, вторым
пунктом которого извещалось, что оборотень сразу же производится
вне очереди в полковники. Не мною дадено, не мне отнимать,
справедливо рассудил я и постарался спрятать выползающие клыки,
а дыма почти никто не заметил. Прикрикнул я построже, они и
утихли. Произвел должное впечатление.
Настоящий переполох поднялся, когда вошел приглашенный загодя
батюшка. Я планировал провести небольшой молебен об одолении
супостата и даровании победы христолюбивому воинству, после чего
благословить личный состав на совершение ратных подвигов.
Завидев священника, я поощрительно улыбнулся. Ведь бедняге
немудрено было и оробеть, настолько непривычные люди... То есть
не люди, офицеры, смотрели на него. Сверкало золото погон,
тридцать три полковника, из них пятнадцать генералов, как мудро
определил седой начстрой. Вообще достойно сожаления, что наша
организация пользуется незаслуженно дурной славой. Ведь мы
самым решительным образом искореняем пережитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28