– О чем ты: говоришь? И откуда ты знаешь, что я на самом деле не смертный?
На этот раз гоблин не улыбнулся.
– В этом лагере ты вряд ли сумеешь сохранить много секретов, Тео Вильмос, однако не бойся. Мы твои друзья или хотели бы стать ими, и ты нужен нам.
– Нужен? Для чего?
– Я пока не уверен, но впереди у нас плохие дни, опаленные огнем. Вернее сказать, они уже настали. Я чувствую, что ты просто позарез нам понадобишься, но не знаю, сможешь ли ты ответить нашим нуждам. Мы живем во времена Ужасного Ребенка, Тео Вильмос, в дни, когда дурные сны оживают и выходят на солнце.
Это в голове уже плохо укладывалось. Тео сонно закрыл глаза под застольный говор.
– Можно еще вопрос?
– Конечно.
– Ты назвал сегодня еще одно свое имя – это действительно что-то из ряда вон?
– Не думаю, чтобы хоть один гоблин называл его вне своего гнезда, особенно тем, кто не принадлежит к его племени. Но пришло время перемен, и мне показалось, что так будет правильно.
– Другие гоблины, кажется, отнеслись к этому нормально.
– Очень многие из них сходят с ума от гнева и от ненависти к цветочным кланам. Они готовы почти на все, чтобы вернуть душу своим домам, но завтра им будет неловко из-за того, что они услышали такую интимную вещь в публичном месте, да еще при несъеденных – то есть не при гоблинах. – Пуговица сверкнул короткой желтой улыбкой. – Найдутся и такие, что захотят убить меня, когда услышат, – приверженцы традиций из Ясеней и прочие, которые боятся нового пуще, чем смерти. Притом на нашем собрании присутствовали, разумеется, шпионы цветочных домов. Но Чу-Чу и Топси хорошо меня охраняют. – Он потрепал по загривку одного из огров, и тот ухмыльнулся с набитым ртом. – Авось и успею завершить то, что начал. Ну, довольно об этом. Расскажи мне о своем мире – нам, гоблинам, редко доводится побывать там в эти скорбные времена. Ваши матери по-прежнему путают нами детей?
– Вряд ли, – подумав, сказал Тео. – На то у нас имеются фильмы ужасов.
– Ужасов? – прищурился Пуговица. – Думаю, твой мир показался бы мне еще более странным, чем тебе наш. Расскажи что-нибудь, а потом я отпущу тебя спать – я ведь знаю, как ты устал.
Лампы догорали, эльфы вокруг смеялись и перешептывались. Тео, изо всех сил борясь с дремотой, стал рассказывать гоблину о странном волшебном мире, где все стареют, у деревьев нет духов-хранителей и никто, даже самые последние нищие, не имеет крыльев.
30
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Лимузин с охраной уже стоял наготове, пуская искры из выхлопной трубы. Воздух в подземном гараже был так густ, что Поппи покалывало кожу. Все ждали только ее.
Ничего, подождут.
Серые лица отцовских телохранителей смотрели на нее с уважением, заметным даже через затемненные стекла. Все они знают, что случилось с огром по имени Кубик, который скалил зубы дочери своего хозяина, лорда Барвинка. То, что осталось от Кубика, отправили его родным в двенадцати красивых церемониальных ящичках, не очень больших, хотя Кубик при жизни был здоровенным детиной. Парламент за это вынес лорду Барвинку официальную благодарность, и это подействовало на телохранителей и слуг еще сильнее, чем почести, оказанные осиротевшей семье.
Водитель, Обочина, стоял у дверцы отцовского экипажа, кивая Поппи слепой лошадиной головой. Он был крупнее обычных дунов, высок и плечист, что обеспечивало Дурманам лишнего телохранителя. Если смотреть на других дунов, как на чистокровок, Обочина был плуговой лошадью.
– Добрый день, барышня.
– Добрый день, Обочина. Отец, наверное, вне себя из-за того, что пришлось меня дожидаться?
– Я его видывал в лучшем настроении, барышня. – Обочина открыл перед ней дверцу и захлопнул ее с тихим звуком, от которого у Поппи всегда закладывало уши.
Отец испепелил ее взглядом. В детстве это пронизывало Поппи ужасом от макушки до пяток, теперь она сохраняла спокойствие – насколько это возможно, когда знаешь, что обладатель такого взгляда способен убить тебя, попросту щелкнув пальцами.
«Пойдет ли он на это, если я разозлю его по-настоящему? Когда брата убили, Аулюс, лорд Дурман, остался без наследника, поэтому дочери могут ему пригодиться – и это единственная причина, по которой он уделяет им хоть какое-то внимание. После того как его первая жена умерла, родив Ориана, отец женился еще трижды, но последующие жены, к его тайному стыду и явному раздражению, подарили ему пятерых дочерей». Четверых сестер Поппи уже выдали замуж за сыновей знатных домов, вассалов Дурмана.
На то и вассал, чтобы служить своему сюзерену... но ни один из них не принадлежит к типу, которому отец мог бы доверить дом Дурмана, ставший после падения Нарцисса одним из двух самых могущественных домов в Городе.
«Вот и хорошо, – думала Поппи. – Просто отлично. Пусть все достанется мужу Лавинии, Камнеломке. Чем скорее он пустит все по ветру, тем счастливее буду я. Убийцы. – Она смотрела на отца, в точности подражая его обычной бесстрастной маске. – Вы оба заслуживаете смерти, ты и это чудовище Чемерица».
Пока эта страшная холодная мысль разрасталась в ней ледяными кристаллами, роскошный лимузин выехал со двора на площадь Белены. Вместо обычных попрошаек, манифестантов и просителей всю ее заняли парламентские констебли – верный признак того, что победители не до конца уверены в своей победе. Обочина сбавил скорость, дав экипажу с охраной догнать их.
Только теперь отец прервал ледяное молчание.
– Ты заставила меня ждать. – Бледный, с белоснежными бровями и черными как смоль локонами, он походил на статую, которой кто-то для забавы раскрасил волосы. – Поступив так, ты заставила ждать также и лорда Чемерицу. Двое самых влиятельных особ Эльфландии, от чьих слов и мыслей зависит судьба многих тысяч, вынуждены тратить свое драгоценное время, дожидаясь девчонки, которую не научили быть пунктуальной.
– Я вообще не хотела к ним ехать. – Поппи ненавидела свой голос, который при спорах с отцом выбирал только два варианта – испуганный и капризный. – Зачем я тебе понадобилась? – «Придумывать новые способы смертоубийства ты и без меня горазд», – хотелось добавить ей, но она промолчала. При всей своей мятежной натуре она всегда знала, когда надо остановиться, но в эти дни ей было труднее, чем когда-либо, держать язык за зубами. Разрушение великих домов и гибель соперников ее отца вместе с сотнями других жертв, что без конца обсуждалось даже самыми аполитичными ее друзьями, – все это глубоко потрясло ее, считавшую себя законченным циником. Сцены пожаров и смерти до сих пор снились ей по ночам.
И все это из-за того, что отцу, Наперстянке и этому злодею Чемерице захотелось еще больше власти. Она слышала, как они сговаривались! Это было по-своему тяжелее всего, хотя что же она могла сделать, не зная, что они в точности собираются предпринять?
– Зачем понадобилась? – Отец молчал так долго, что Поппи успела забыть, о чем спрашивала, – лорд Дурман все свои разговоры вел с медлительностью рептилии. – Так-то ты разговариваешь с тем, кто дал тебе все? С тем, кто растил тебя в роскоши, которой даже дети других знатных домов могли позавидовать? А ведь я не так уж много прошу у тебя, Поппея. Делать иногда визиты нашим знакомым. Не позорить семью дурным поведением в публичных местах. Не так уж много в обмен на подаренную тебе жизнь.
«Нет, – подумала она. – Не так уж много. Ты мог бы потребовать, чтобы я любила тебя и все наше семейство, а с этим я нипочем бы не справилась».
– Хорошо, отец. Чем я могу тебе отплатить за твою доброту и щедрость?
Быстрая улыбка сверкнула у него на лице, как льдинка на дороге.
– Язык у тебя, как у твоей матери. Очень жаль, что она так и не научилась... сдерживать свои импульсы. Надеюсь, что ты не станешь следовать в этом ее примеру.
В чем «в этом»? В повышенной дозе приворота, то ли случайной, то ли нет – возможно, даже не самостоятельно принятой? Она по крайней мере умела жить. И даже любила меня.
– Нет, отец. Мне бы очень этого не хотелось.
Его улыбка загорается, как магический огонек – чудо, что она продержалась так долго.
– Я слышал, твой друг, молодой Наперстянка, объявил о помолвке со старшей дочерью Аконита. Что ты скажешь по этому поводу? Разве вы с ним не были... в близких отношениях?
Поппи пожимает плечами. Она, право же, мало что может сказать о Маландере и его новой цыпочке. Не оставляет сомнения, что в городе полным-полно молодых Цветков, желающих залезть ей под юбку. Какое ей дело до того, кто их папаши? И почему, тем более, этим должен интересоваться ее отец?
– Хорошо. – Он откидывается на спинку сиденья. – Помни, что сегодня ты должна вести себя как подобает. Для начала не повредит извиниться за опоздание. Нидрус с пониманием относится к детским капризам, но лишняя учтивость никогда не мешает.
Молчание воцаряется вновь – знакомые воды, в которых отец плавает, как акула. Впереди уже виден огромный, усеянный окнами бивень дома Чемерицы. Прохожие провожают экипаж глазами, и Поппи кажется, что у них несчастный, напуганный вид. Ей хочется как-то нарушить давящую тишину, но в поведении отца есть что-то, чего она не понимает.
Уж не чувствует ли он себя виноватым? Слишком нехитрое чувство для того, кто перебил сотни невинных, наводнил улицы солдатами и превратил парламент в псарню для своих виляющих хвостами приспешников.
Поппи почти уверена, что дело не в этом.
Команда огров-телохранителей расшугала с дороги слуг, и лорд Чемерица сам спустился в вестибюль навстречу гостям. Поппи видела, как высоко ценит отец оказанную им честь, но рукопожатие, которым он обменялся с Чемерицей, носило скорее символический характер: уважительное приветствие двух хищников.
Отец будет все-таки помельче. Сам бы он не придумал такую атаку и ни за что не осмелился бы ее осуществить. В других обстоятельствах Поппи, возможно, восхитилась бы смелостью Чемерицы – беззастенчивость обладает порой притягательной силой, – но через смерть невинных она перешагнуть не могла. И чего же ради они погибли? Ради власти, политической власти, потребовавшейся тому, кто и без того фактически правил Эльфландией.
Именно такой теперь у него был вид. Костюм из кремового паутинного шелка – его ручной пошив, вероятно, стоил зрения дюжине призывниц-феришерок, – волосы отпущены до плеч, по-молодежному.
– Поппея. – Он окинул ее взглядом и взял ее руку в свою, прохладную и совершенно сухую. – Вы с каждым разом все хорошеете.
– спасибо, лорд Чемерица, – через силу вымолвила она. – Извините за опоздание. Это... моя вина.
– Опаздывать – привилегия красоты. – Искренняя любезность его ответа вызывала подозрение, что у него все-таки имеется сердце. Черные глаза вновь оглядели Поппи, медленно, но в меру – манифестация власти, которой незачем оскорблять других ради самоутверждения. Так мог бы смотреть гоблин, который в один прекрасный день надеется тебя съесть. – Хороша, очень хороша.
Отец едва заметно кивнул, и у Поппи перехватило дыхание. Что они задумали? Для чего ее сюда привезли? Чтобы вручить хозяину дома в качестве подношения?
Чемерица с легчайшим намеком на права собственника взял ее под руку и повел вместе с отцом к самому большому лифту – к огровозу, как его иногда называют в знатных домах. Выбор объяснялся тем, что в лифт за ними вошли две пары огров. Серые чудища плотно прижались к стенкам, обеспечивая максимально надежную охрану и одновременно оставляя господам побольше места. Глядя на их суровые лица, Поппи чувствовала, что сама выглядит немногим веселее, да и отец напоминал погребальный портрет какого-нибудь знаменитого полководца. Только Чемерица, убийца тысяч, казался вполне довольным собой и жизнью. Перехватив взгляд Поппи, он подмигнул, и ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы не присесть со страху.
Она уже давным-давно не бывала на верхних этажах дома Чемерицы – в последний раз это случилось в честь какого-то официального торжества, – и ее несколько удивила заурядность их интерьера. По-модному скромный дизайн, по-модному светящиеся краски – но если бы не повышенная нервозность прислуги (все встречные непременно кланялись и касались лба, хотя хозяин никому не отвечал на приветствие), все здесь было бы точно таким же, как в доме Дурмана или любом другом знатном доме. Только во второстепенных кланах вроде Левкоя или Колокольчика-Кабачка можно увидеть, как прислуга насвистывает, напевает или останавливается поболтать в присутствии кого-нибудь из господ. Подобная распущенность дозволяется только в тех семьях, которые отказались от власти.
Как бы ей хотелось жить в одной из таких семей!
– Надеюсь, вы нас извините, Поппея, – сказал Чемерица сразу же, как только они вышли из лифта в холл пятьдесят второго этажа, где фонтан бил прямо из воздуха. – У меня срочное дело к вашему отцу, но оно задержит нас ненадолго. Если вы подождете минутку, я попрошу кого-нибудь показать вам дом.
Перспектива побыть одной вызвала у Поппи самое отрадное за весь день чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96