Авось они успеют заметить, что он, Тео – скованный пленник, прежде чем растерзать его заодно с остальными.
– Что они все здесь делают? – С искусственным лицом Пижмы дело шло все хуже и хуже. Оно колебалось и даже норовило соскользнуть, хотя это, возможно, был оптический обман. Зрелище чего-то ободранного и бугристого, проступающего под правильными чертами Пижмы, действовало на нервы – но Тео знал, что если даже лицо оторвется совсем и хлопнется на пол, ему это не слишком поможет.
– Зачем тебе это все, а? – спросил он внезапно. – Ты не меня одного предал, а еще и других – Нарциссов, Штокроз и прочих. Зачем?
Нестабильное лицо Пижмы стало бледным и гневным, но в глаза Тео он не смотрел.
– Молчи, смертный.
– У графа Пижмы много долгов, – насмешливо пояснил Антон, пользуясь случаем поддеть Пижму. – И очень слабое чувство верности.
– Извините, хозяин, – снова раздался голос шофера, – по-моему, надо это посмотреть. По всем потокам показывают. Я включу у вас зеркало.
Темная перегородка между ними и водителем осветилась и показала улицу, запруженную не меньше той, по которой они ехали. Комментатор говорил спокойно, но немного частил.
– ...час назад поступило неожиданное и пока необъяснимое заявление. Преступным элементам удалось вставить свое сообщение во все зеркальные потоки, замаскировав его под экстренный выпуск первого советника Дурмана. За этим последовали многочисленные волнения, но случаев насилия пока не отмечено. Представители ведущих домов заверяют общество, что опасности нет, однако всем гражданам рекомендуется как можно скорее разойтись по домам. Вскоре парламент соберется на внеочередное заседание, чтобы перенести комендантский час на более раннее время и, возможно, даже ввести военное положение. Через минуту .мы включим приемную Парламента Цветов, а сейчас снова... это... сообщение...
Уличную сцену на экране сменило очень знакомое Тео лицо.
– Я обращаюсь к моему народу и ко всем добрым эльфам. – Пуговица, одетый в свою всегдашнюю дерюгу, сидел, поджав ноги, перед каменными грудами Замкового моста. – Я гоблин, и зовут меня Чумазый Козявка Пуговица. В мое племя входят все мыслящие существа, которым дороги свобода и справедливость, а к врагам моим я отношу тех, кто стремится отнять эти бесценные вещи у других.
Эльфийский народ, тобою правят убийцы. Многие из вас это знают, но боятся сказать вслух. Но знаете ли вы, что они потерпели полный крах? Ни репрессии, ни грабеж, ни вся их жестокость не помогли им обеспечить то единственное, что могло как-то их оправдать, – безопасность и спокойствие всей Эльфландии. Их время истекло, эльфийский народ. Те из вас, кто слышит меня, знает, что я говорю правду. – Пуговица кивнул, как будто только что ответил на трудный вопрос. – Но своим сородичам, гоблинам, я скажу еще кое-что. Мы долго мирились с угнетением, в основном потому, что когда-то, давным-давно, наши старейшины дали свое священное слово. Если бы они могли заглянуть в будущее и увидеть что сделают с нами цветочные лорды, они воздержались бы. Однако слово было дано, и мы сдержали его страшной ценой.
Пуговица медленно, словно совершая ритуал, стал разворачивать нечто, завернутое в черную ткань.
– Что он делает, этот живогрыз? – с испугом воскликнул Антон Чемерица. – Почему никто не арестует его, не убьет? Как он смог проникнуть в зеркальную систему?
Пуговица предъявил тысячам своих зрителей испещренный знаками жезл. Тео совсем еще недавно мог бы потрогать этот предмет рукой. Неужели это все-таки оружие? С чего бы иначе все так носились с этой палкой?
– Вот оно, наше слово, – сказал Пуговица. – Вот запись нашего старинного обязательства. – Его лицо стало совсем непроницаемым, глаза закрылись. – В полном сознании того, что я делаю, и делая это охотно и с радостью, я освобождаю свой народ от договора с его угнетателями! – Сказав это, Пуговица переломил жезл надвое своими когтистыми лапками и бросил обе половинки на камни перед собой.
– Нынче наши предки улыбаются. – Желтые глаза Пуговицы раскрылись опять. – Нынче вы стали свободными. Каждый из вас отныне свободен, кем бы он ни был и что бы ни говорили ему. Пользуйтесь вашей свободой, как считаете нужным.
Пуговица исчез с экрана, где снова появились кадры городских улиц, заполненных гоблинами и другими эльфами, и комментатор возобновил свой взволнованный репортаж.
– Многие отведают вкус железа еще до конца этого дня, – сказал явно потрясенный Антон Чемерица и велел водителю прибавить ходу. Тот свернул на менее оживленные улицы, чтобы избежать толп, запрудивших теперь все главные транспортные артерии.
* * *
Странное выступление Пуговицы немного приободрило Тео, но хватило этого ненадолго. Факт оставался фактом. Пуговица сам сказал, что у него недостаточно сил для штурма хотя бы одного правящего дома. Если гоблин надеется что собравшихся у моста революционеров поддержит весь Город, он не принял в расчет того ужаса, который внушает всем Чемерица со своими драконами. Разве этаких чудищ можно одолеть кирками, камнями и палками? Драконы изжарят на месте сотни, даже тысячи бунтовщиков – тем все и кончится.
Народу на улицах, однако, становилось все больше – не столько пламенных революционеров, готовых последовать за чудаковатым гоблином на смерть, сколько простых горожан, ищущих ответа на волнующие их вопросы. Беспокойство, которое вызвала эта ситуация у правящих домов, не вызывало сомнений. Зеркальные комментаторы сообщали о беспорядках в окраинном районе Курганы и забастовке в доках Восточного Берега. Даже пожар в пакгаузе Дауда истолковали как одно из выступлений против существующего порядка – и неудивительно, поскольку огонь теперь разгорелся вовсю. Его клубы на экране достигали высоты примерно ста футов. Никс из местной пожарной части сообщал, что они не могут даже приблизиться к очагу из-за невыносимого жара. Они стараются только не дать огню распространиться дальше, и он полагает, что пожар удастся потушить разве что через несколько суток.
Антон посмеялся, услышав это, но в целом ему было явно не до смеха.
Тео, чья надежда успела иссякнуть, вновь погрузился в отчаяние. Дом Чемерицы рос впереди, выделяясь на сером небе, и Тео казалось, что он смотрит на это со стороны – так поглядывают, входя порой в комнату, на экран телевизора, где идет старый фильм или выпуск новостей. Он знал, что жить ему осталось недолго, и в то же время прикидывал, сколько ему придется ждать, пока все эти страсти-мордасти не придут к концу.
«Дауд помог им убить ребенка Кэт. Нашего ребенка. Они добьются от меня всего, что им нужно, а Пуговицу и остальных превратят в головешки, и ветер разметает их».
Что-то упорно стучалось в его мысли – не воспоминание, а какой-то непонятный раздражитель, назойливый призрак. Он дернулся. Анни куснуло его легонько, почти игриво, и огонь опять пробежал по жилам.
Какой бы слабой ни была угроза того, что Пуговицына революция осуществится успешно, дом Чемерицы явно принял ее всерьез. Подъезжая к нему по длинной улице – по гигантской аллее, собственно говоря, – Тео видел на бетонной площадке вокруг небоскреба такие же броневики и открытые автомобили с одетыми в доспехи солдатами. С натянутых высоко проводов свисали странные конструкции вроде вогнутых крыльев бабочки – вероятно, устройства связи. На лицах попадавшихся навстречу военных читалась мрачная решимость.
Война, думал Тео. Казарменное положение. Пуговице понадобится танковая дивизия, чтобы пробиться сюда.
Машина остановилась, и им вдруг овладело чувство нереальности, до того острое, что он принял его за новый укус анни. Он оставался внутри своего тела, видя перед собой похожий на бивень небоскреб, и в то же время смотрел на броневик откуда-то сверху. До ужаса знакомое присутствие в голове кого-то чужого вернулось, но теперь уже не во сне, а наяву. Что-то терлось о его сознание, не скрывая наслаждения от того, как корчились его мысли.
Скоро. Он скорее ощутил это, чем услышал – не слово, а известие, холодное, ироническое обещание. Скоро. Затем чужой ушел, и Тео снова остался один у себя в голове, слабый и дрожащий.
Пижма поговорил с кем-то по раковине и сказал:
– Охрана держит для нас третий лифт.
– Без тебя знаю. – Антон вытянул свои длинные ноги – для эльфа он был весьма неуклюж. Его равнодушный взгляд упал на Тео и спящего Кумбера. – Если хочешь принести пользу, Пижма, сними эту штуку с феришера. Для разговора с отцом его следует разбудить, а отец, как известно, ждать не любит.
Пижма стал снимать с Кумбера липкую маску. Тео был верен, что, войдя в дом Чемерицы, уже не выйдет оттуда. Там ждет его тот, чужой. Эта башня, похожая на обломок берцовой кости, – последнее, что он видит в жизни. Она поглотит его, как морское чудище поглотило Иону, но вряд ли найдется бог, способный извлечь его обратно.
Он выпрямился, решив, что настало время для последней попытки, – но самая эта мысль, сопровождаемая, возможно, непроизвольным напряжением мускулов, взбудоражила анни. Оно впилось в него своей мокрой зубастой пастью, и он с воплем, терзаемый спазмами, повалился на пол.
Он почти не сознавал, как его вытаскивают из машины и волокут через вестибюль к лифту. В мозгу брезжило только одно: надежды больше нет.
39
ПРИЕМНЫЙ СЫН
Когда двое охранников вывели Тео из лифта, боль немного отпустила его, и в голове прояснилось. Из тумана прорезался длинный коридор. Антон Чемерица медленно нагнулся – в помраченном сознании Тео он выглядел вдвое выше нормального роста, – с неожиданной силой зажал мягкими белыми руками голову пленника и холодным пальцем оттянул нижнее веко.
– Надо же, – весело удивился он. – Столько сосудов полопалось, что белок стал совсем розовым – глаза того и гляди из орбит вылезут. Что скажешь, Пижма? Далеко не все эффекты аннийского яда исследованы в нашем полном возможностей мире. Можешь взять это за основу своего будущего проекта.
Пижма держался за собственное лицо, точно боясь, что оно развалится окончательно.
– Как вам будет угодно, мастер Чемерица, – произнес он сквозь зубы. Он, похоже, и не на такое бы согласился, лишь бы его не заставляли говорить.
Тео, слыша странные булькающие стоны, не сразу понял, что стонет не он, а Кумбер, приходящий в себя. Феришера анни-наручники пока не тронули ввиду его бессознательного состояния, но издаваемые им звуки отнюдь не говорили о том, что он хорошо себя чувствует.
– Г-где... – Кумбер, поддерживаемый, как и Тео, двумя констеблями, повел вокруг мутным взором.
– Мы в доме Чемерицы, – сказал ему Тео. – Смотри не шевелись, не то твои наручники вопьются в тебя зубами. И не говори ничего. – Бесполезное предупреждение, но по крайней мере Кумбер ничего не брякнет случайно. Пусть поработают. Тео невольно подумал о характере этой работы, и у него подогнулись колени. «Да какого черта? Кого я хочу обмануть? Я все им скажу». Пытки никто долго не выдерживает – вопрос только в том, когда выкинуть белый флаг.
Простая, ничем не обозначенная дверь в конце коридора походила на вход в чулан, где уборщица держит ведра и тряпки. На самом деле там скорее всего припасены разные инструменты, и в бетонном полу имеются сточные желобки.
– Слушайте, – сказал Тео. – Я скажу все, что вы хотите знать. Передай это своему папе, Чемерица. А вы за это отпустите феришера и маленькую летуницу. Они вам ни к чему – вы ведь их взяли только из-за меня.
– Мой папа, как ты выражаешься, – презрительно бросил Антон, – возможно, вовсе с тобой говорить не захочет. Возможно, ему вздумается порезать тебя на куски за то, что ты вызвал его неудовольствие, да и твоих друзей заодно. Если полагаешь, что можешь ставить условия, ты так же глуп, как твой дядюшка, или кем там Устранитель тебе приходился. Ваши проиграли. Ты теперь сирота безродный и не имеешь полномочий заключать сделки.
Дверь в конце коридора, словно иллюстрируя могущество хозяев этого дома, распахнулась. Охранники отпустили Тео, и один из них пихнул его сапогом в зад.
Тео со скованными руками не устоял на ногах и хлопнулся на колени. В комнате было темно, лишь одинокий круг света падал на письменный стол и на цветок в его центре. Потом свет стал ярче, и эльф, сидевший за столом, встал. По-своему он был поразительно красив – этакий бог подземного царства. Теперь стало ясно, в кого Антон пошел ростом, но в бледном отцовском лице не было ничего от надутой инфантильности сына. Бездонные темные глаза некоторое время смотрели на Тео в молчании.
Очень приятно, – заиграла у Тео в голове старая песня «Стоунз». – Ты уже угадал, как меня зовут? «Не ты ли торчал у меня в мозгах, приятель?» Он казался достаточно сильным для этого, а жестокости у него и не на такое хватило бы, но Тео почему-то не верил, что это он.
– Князь Тьмы, полагаю? – лишь с легкой дрожью в голосе осведомился Тео вслух, и Нидрус Чемерица даже улыбнулся слегка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Что они все здесь делают? – С искусственным лицом Пижмы дело шло все хуже и хуже. Оно колебалось и даже норовило соскользнуть, хотя это, возможно, был оптический обман. Зрелище чего-то ободранного и бугристого, проступающего под правильными чертами Пижмы, действовало на нервы – но Тео знал, что если даже лицо оторвется совсем и хлопнется на пол, ему это не слишком поможет.
– Зачем тебе это все, а? – спросил он внезапно. – Ты не меня одного предал, а еще и других – Нарциссов, Штокроз и прочих. Зачем?
Нестабильное лицо Пижмы стало бледным и гневным, но в глаза Тео он не смотрел.
– Молчи, смертный.
– У графа Пижмы много долгов, – насмешливо пояснил Антон, пользуясь случаем поддеть Пижму. – И очень слабое чувство верности.
– Извините, хозяин, – снова раздался голос шофера, – по-моему, надо это посмотреть. По всем потокам показывают. Я включу у вас зеркало.
Темная перегородка между ними и водителем осветилась и показала улицу, запруженную не меньше той, по которой они ехали. Комментатор говорил спокойно, но немного частил.
– ...час назад поступило неожиданное и пока необъяснимое заявление. Преступным элементам удалось вставить свое сообщение во все зеркальные потоки, замаскировав его под экстренный выпуск первого советника Дурмана. За этим последовали многочисленные волнения, но случаев насилия пока не отмечено. Представители ведущих домов заверяют общество, что опасности нет, однако всем гражданам рекомендуется как можно скорее разойтись по домам. Вскоре парламент соберется на внеочередное заседание, чтобы перенести комендантский час на более раннее время и, возможно, даже ввести военное положение. Через минуту .мы включим приемную Парламента Цветов, а сейчас снова... это... сообщение...
Уличную сцену на экране сменило очень знакомое Тео лицо.
– Я обращаюсь к моему народу и ко всем добрым эльфам. – Пуговица, одетый в свою всегдашнюю дерюгу, сидел, поджав ноги, перед каменными грудами Замкового моста. – Я гоблин, и зовут меня Чумазый Козявка Пуговица. В мое племя входят все мыслящие существа, которым дороги свобода и справедливость, а к врагам моим я отношу тех, кто стремится отнять эти бесценные вещи у других.
Эльфийский народ, тобою правят убийцы. Многие из вас это знают, но боятся сказать вслух. Но знаете ли вы, что они потерпели полный крах? Ни репрессии, ни грабеж, ни вся их жестокость не помогли им обеспечить то единственное, что могло как-то их оправдать, – безопасность и спокойствие всей Эльфландии. Их время истекло, эльфийский народ. Те из вас, кто слышит меня, знает, что я говорю правду. – Пуговица кивнул, как будто только что ответил на трудный вопрос. – Но своим сородичам, гоблинам, я скажу еще кое-что. Мы долго мирились с угнетением, в основном потому, что когда-то, давным-давно, наши старейшины дали свое священное слово. Если бы они могли заглянуть в будущее и увидеть что сделают с нами цветочные лорды, они воздержались бы. Однако слово было дано, и мы сдержали его страшной ценой.
Пуговица медленно, словно совершая ритуал, стал разворачивать нечто, завернутое в черную ткань.
– Что он делает, этот живогрыз? – с испугом воскликнул Антон Чемерица. – Почему никто не арестует его, не убьет? Как он смог проникнуть в зеркальную систему?
Пуговица предъявил тысячам своих зрителей испещренный знаками жезл. Тео совсем еще недавно мог бы потрогать этот предмет рукой. Неужели это все-таки оружие? С чего бы иначе все так носились с этой палкой?
– Вот оно, наше слово, – сказал Пуговица. – Вот запись нашего старинного обязательства. – Его лицо стало совсем непроницаемым, глаза закрылись. – В полном сознании того, что я делаю, и делая это охотно и с радостью, я освобождаю свой народ от договора с его угнетателями! – Сказав это, Пуговица переломил жезл надвое своими когтистыми лапками и бросил обе половинки на камни перед собой.
– Нынче наши предки улыбаются. – Желтые глаза Пуговицы раскрылись опять. – Нынче вы стали свободными. Каждый из вас отныне свободен, кем бы он ни был и что бы ни говорили ему. Пользуйтесь вашей свободой, как считаете нужным.
Пуговица исчез с экрана, где снова появились кадры городских улиц, заполненных гоблинами и другими эльфами, и комментатор возобновил свой взволнованный репортаж.
– Многие отведают вкус железа еще до конца этого дня, – сказал явно потрясенный Антон Чемерица и велел водителю прибавить ходу. Тот свернул на менее оживленные улицы, чтобы избежать толп, запрудивших теперь все главные транспортные артерии.
* * *
Странное выступление Пуговицы немного приободрило Тео, но хватило этого ненадолго. Факт оставался фактом. Пуговица сам сказал, что у него недостаточно сил для штурма хотя бы одного правящего дома. Если гоблин надеется что собравшихся у моста революционеров поддержит весь Город, он не принял в расчет того ужаса, который внушает всем Чемерица со своими драконами. Разве этаких чудищ можно одолеть кирками, камнями и палками? Драконы изжарят на месте сотни, даже тысячи бунтовщиков – тем все и кончится.
Народу на улицах, однако, становилось все больше – не столько пламенных революционеров, готовых последовать за чудаковатым гоблином на смерть, сколько простых горожан, ищущих ответа на волнующие их вопросы. Беспокойство, которое вызвала эта ситуация у правящих домов, не вызывало сомнений. Зеркальные комментаторы сообщали о беспорядках в окраинном районе Курганы и забастовке в доках Восточного Берега. Даже пожар в пакгаузе Дауда истолковали как одно из выступлений против существующего порядка – и неудивительно, поскольку огонь теперь разгорелся вовсю. Его клубы на экране достигали высоты примерно ста футов. Никс из местной пожарной части сообщал, что они не могут даже приблизиться к очагу из-за невыносимого жара. Они стараются только не дать огню распространиться дальше, и он полагает, что пожар удастся потушить разве что через несколько суток.
Антон посмеялся, услышав это, но в целом ему было явно не до смеха.
Тео, чья надежда успела иссякнуть, вновь погрузился в отчаяние. Дом Чемерицы рос впереди, выделяясь на сером небе, и Тео казалось, что он смотрит на это со стороны – так поглядывают, входя порой в комнату, на экран телевизора, где идет старый фильм или выпуск новостей. Он знал, что жить ему осталось недолго, и в то же время прикидывал, сколько ему придется ждать, пока все эти страсти-мордасти не придут к концу.
«Дауд помог им убить ребенка Кэт. Нашего ребенка. Они добьются от меня всего, что им нужно, а Пуговицу и остальных превратят в головешки, и ветер разметает их».
Что-то упорно стучалось в его мысли – не воспоминание, а какой-то непонятный раздражитель, назойливый призрак. Он дернулся. Анни куснуло его легонько, почти игриво, и огонь опять пробежал по жилам.
Какой бы слабой ни была угроза того, что Пуговицына революция осуществится успешно, дом Чемерицы явно принял ее всерьез. Подъезжая к нему по длинной улице – по гигантской аллее, собственно говоря, – Тео видел на бетонной площадке вокруг небоскреба такие же броневики и открытые автомобили с одетыми в доспехи солдатами. С натянутых высоко проводов свисали странные конструкции вроде вогнутых крыльев бабочки – вероятно, устройства связи. На лицах попадавшихся навстречу военных читалась мрачная решимость.
Война, думал Тео. Казарменное положение. Пуговице понадобится танковая дивизия, чтобы пробиться сюда.
Машина остановилась, и им вдруг овладело чувство нереальности, до того острое, что он принял его за новый укус анни. Он оставался внутри своего тела, видя перед собой похожий на бивень небоскреб, и в то же время смотрел на броневик откуда-то сверху. До ужаса знакомое присутствие в голове кого-то чужого вернулось, но теперь уже не во сне, а наяву. Что-то терлось о его сознание, не скрывая наслаждения от того, как корчились его мысли.
Скоро. Он скорее ощутил это, чем услышал – не слово, а известие, холодное, ироническое обещание. Скоро. Затем чужой ушел, и Тео снова остался один у себя в голове, слабый и дрожащий.
Пижма поговорил с кем-то по раковине и сказал:
– Охрана держит для нас третий лифт.
– Без тебя знаю. – Антон вытянул свои длинные ноги – для эльфа он был весьма неуклюж. Его равнодушный взгляд упал на Тео и спящего Кумбера. – Если хочешь принести пользу, Пижма, сними эту штуку с феришера. Для разговора с отцом его следует разбудить, а отец, как известно, ждать не любит.
Пижма стал снимать с Кумбера липкую маску. Тео был верен, что, войдя в дом Чемерицы, уже не выйдет оттуда. Там ждет его тот, чужой. Эта башня, похожая на обломок берцовой кости, – последнее, что он видит в жизни. Она поглотит его, как морское чудище поглотило Иону, но вряд ли найдется бог, способный извлечь его обратно.
Он выпрямился, решив, что настало время для последней попытки, – но самая эта мысль, сопровождаемая, возможно, непроизвольным напряжением мускулов, взбудоражила анни. Оно впилось в него своей мокрой зубастой пастью, и он с воплем, терзаемый спазмами, повалился на пол.
Он почти не сознавал, как его вытаскивают из машины и волокут через вестибюль к лифту. В мозгу брезжило только одно: надежды больше нет.
39
ПРИЕМНЫЙ СЫН
Когда двое охранников вывели Тео из лифта, боль немного отпустила его, и в голове прояснилось. Из тумана прорезался длинный коридор. Антон Чемерица медленно нагнулся – в помраченном сознании Тео он выглядел вдвое выше нормального роста, – с неожиданной силой зажал мягкими белыми руками голову пленника и холодным пальцем оттянул нижнее веко.
– Надо же, – весело удивился он. – Столько сосудов полопалось, что белок стал совсем розовым – глаза того и гляди из орбит вылезут. Что скажешь, Пижма? Далеко не все эффекты аннийского яда исследованы в нашем полном возможностей мире. Можешь взять это за основу своего будущего проекта.
Пижма держался за собственное лицо, точно боясь, что оно развалится окончательно.
– Как вам будет угодно, мастер Чемерица, – произнес он сквозь зубы. Он, похоже, и не на такое бы согласился, лишь бы его не заставляли говорить.
Тео, слыша странные булькающие стоны, не сразу понял, что стонет не он, а Кумбер, приходящий в себя. Феришера анни-наручники пока не тронули ввиду его бессознательного состояния, но издаваемые им звуки отнюдь не говорили о том, что он хорошо себя чувствует.
– Г-где... – Кумбер, поддерживаемый, как и Тео, двумя констеблями, повел вокруг мутным взором.
– Мы в доме Чемерицы, – сказал ему Тео. – Смотри не шевелись, не то твои наручники вопьются в тебя зубами. И не говори ничего. – Бесполезное предупреждение, но по крайней мере Кумбер ничего не брякнет случайно. Пусть поработают. Тео невольно подумал о характере этой работы, и у него подогнулись колени. «Да какого черта? Кого я хочу обмануть? Я все им скажу». Пытки никто долго не выдерживает – вопрос только в том, когда выкинуть белый флаг.
Простая, ничем не обозначенная дверь в конце коридора походила на вход в чулан, где уборщица держит ведра и тряпки. На самом деле там скорее всего припасены разные инструменты, и в бетонном полу имеются сточные желобки.
– Слушайте, – сказал Тео. – Я скажу все, что вы хотите знать. Передай это своему папе, Чемерица. А вы за это отпустите феришера и маленькую летуницу. Они вам ни к чему – вы ведь их взяли только из-за меня.
– Мой папа, как ты выражаешься, – презрительно бросил Антон, – возможно, вовсе с тобой говорить не захочет. Возможно, ему вздумается порезать тебя на куски за то, что ты вызвал его неудовольствие, да и твоих друзей заодно. Если полагаешь, что можешь ставить условия, ты так же глуп, как твой дядюшка, или кем там Устранитель тебе приходился. Ваши проиграли. Ты теперь сирота безродный и не имеешь полномочий заключать сделки.
Дверь в конце коридора, словно иллюстрируя могущество хозяев этого дома, распахнулась. Охранники отпустили Тео, и один из них пихнул его сапогом в зад.
Тео со скованными руками не устоял на ногах и хлопнулся на колени. В комнате было темно, лишь одинокий круг света падал на письменный стол и на цветок в его центре. Потом свет стал ярче, и эльф, сидевший за столом, встал. По-своему он был поразительно красив – этакий бог подземного царства. Теперь стало ясно, в кого Антон пошел ростом, но в бледном отцовском лице не было ничего от надутой инфантильности сына. Бездонные темные глаза некоторое время смотрели на Тео в молчании.
Очень приятно, – заиграла у Тео в голове старая песня «Стоунз». – Ты уже угадал, как меня зовут? «Не ты ли торчал у меня в мозгах, приятель?» Он казался достаточно сильным для этого, а жестокости у него и не на такое хватило бы, но Тео почему-то не верил, что это он.
– Князь Тьмы, полагаю? – лишь с легкой дрожью в голосе осведомился Тео вслух, и Нидрус Чемерица даже улыбнулся слегка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96