На Столбы лазили еще в прошлом столетии. На одном Столбе некий студент написал даже огромными буквами крамольное слово «СВОБОДА», и жандармы не могли его стереть, потому что не умели лазить. Это было очень назидательная победа революционных сил над реакционным жандармским корпусом. А что особенно удивительно — так это как раз стремление жандармов залезть и стереть надпись. Интересно, что сделали бы студенты, если бы жандармы просто пожали плечами и не стали бы бесноваться под крамольной надписью, у подножия недоступных реакционным силам Столбов? Трудно сказать… По крайней мере, трудно представить себе лучшую антиреволюционную агитацию. Революционеры прыгают, стараются изо всех сил, а реакционные силы их попросту игнорируют… Старушку переводят через улицу, ищут деток, потерявшихся у нерадивой мамаши, ловят карманника…
Но увы! Жандармы, как оказалось, мыслили так же, как студенты, и стереть надпись стало у них идеей фикс. Впрочем, быстро выяснилось, что верна и другая закономерность. Не успели бывшие студенты вкусить власти, как стало очевидно — и они мыслят в точности так же, как самые тупые и злобные жандармы Российской империи.
Столбы хорошо видны из города, но долго, очень долго надо ехать до них — несколько часов. Через Енисей плыли на лодках, или шли через понтонный мост. До деревни Бузинной добирались часа за четыре пешком, часа два на лошадях. Ну и оттуда еще столько же до Деда и до Первого Пера. На Столбах стали строить избы. Первые избы построили еще до I Мировой войны, последние — где-то в 1960-е годы. Собиралась группа любителей лазить и вообще пожить не в городе, и они строили — для себя, для коллектива друзей. Каждый «свой» мог прийти в избу в любое время суток и провести в ней столько времени, сколько он сочтет удобным для себя.
В каждой избе были свои традиции, а все столбисты подчинялись неким общим правилам. Традиции записывались в большую черную тетрадь самого зловещего вида, и всегда находились хранители — и тетрадей, и традиций в целом.
Часть этих правил была крайне проста, разумна и объяснялась самой жизнью. Нельзя было лазить одному на скалы или в одиночку ходить в лес. Нельзя было приводить в избу незнакомых людей, не спросив остальных. Нельзя было держать в избе заряженное ружье.
Другие традиции были скорее забавны, но по крайней мере, вреда от них тоже не было никакого. Нельзя было плевать в костер или заливать огонь водой. Нельзя было есть чужой ложкой. Нельзя было пить в избе сухое вино и шампанское — только водку.
Были традиции и, скажем так, несколько странные. Например, за пределами изб и вообще Столбов, оставался весь остальной мир, и ни во что не ставился опыт, полученный вне изб и Столбов. Новичок должен был или уйти, или принять весь комплекс традиций, переделать себя под то, что создали другие. По таким законам живут армии во многих государствах. По таким правилам живет весь уголовный мир во всех странах мира, на всех континентах. Так жили испанские конкистадоры, китайские «триады», японские «якудза», индусские члены касты душителей, итальянские представители «почтенного сообщества», а также русские разбойники.
Другой странной традицией было непременное давание кличек. И традиция грубости, бытового свинячества. Считалось, например, совершенно необходимым дать кличку крупной девушке типа Тетя Лошадь, а стеснительному юноше — Заика.
Избы строились для того, чтобы заниматься альпинизмом, это факт. Но с самого начала на одного, кто достиг чего-то в альпинизме, приходилось десять тех, кто вообще лазил на скалы, и сто тех, кто гордился тем, как он хорошо лазит, этот единственный альпинист на избу.
Столбисты умели держаться друг друга, образовывая клан, поддерживавший своих. В годы засилья советского блата это было весьма, весьма важно. Обитатели одной избы работали в разных местах, и доставали друг другу необходимое — например, напрочь исчезнувшее из продажи мыло или «синюю птицу счастья» — страшенную пупырчатую курицу, скончавшуюся то ли от старости, то ли от тоски при чтении партийных документов о развитии советского птицеводства.
Столбисты были людьми, проводившими часть жизни в выдуманном мире романтики. Зрелые дядьки продолжали играть — любой психолог сразу скажет — играть в то, чего не получили в реальности.
Многое объясняет тот факт, что Город Солнца в 1991 году затеяли строить люди, воспитанные на столбизме. Люди из избы, называвшейся то ли «кунаки», то ли «абреки», то ли «белые слоны»… За давностью лет это уже трудно распознать.
Компашка была крайне пестрая, как и большинство таких компашек, тусовавшихся вокруг каменных столбов и деревянных избушек: биолог Костя Хрипатков, в годы перестройки пошедший в торговцы; счетовод Сашка Хлынов, в те же годы пошедший в мануальные врачеватели и хорошо, что хоть не в экстрасенсы; эротический массаж в исполнении Хлынова приводил в ажиотаж одиноких дам, а сам он так зазнался, что уверял о своем происхождении от персонажа Островского. Были в компашке геологи — Сергей Динихтис и Айнар Алибеков; эти, после развала Большой Геологии, сами не знали, куда идти и чем бы вообще им подзаняться.
Компашка столбистов не раз отдыхала не только на Столбах, но и в Малой Речке, и там в нее вошел Маралов, хотя и на особых основаниях, чтобы стать вполне своим, он был слишком состоятелен, уверен в себе, да и попросту психически нормален. Но нужен был Маралов, очень нужен… Компашка понимала, что без него не будет у нее ну совершенно ничего.
Компашка была высокого мнения о кишащем дичью лесе, красивых скалах, о грибах, которые можно действительно собирать. Не искать, как обычно ищут грибы, а собирать в буквальном смысле слова: когда рвешь один гриб, уже видишь еще с полдюжины и идешь не разгибаясь, пока не окажется, что не в силах вынести из леса уже набранное. А грибов совсем и не уменьшилось.
Компашка считала, что Малая Речка — место исключительно богатое и пропадает только по вине идиотов, не умеющих богатствами распорядиться.
Тогда, в конце 80-х, в Малую Речку из Ермаков каждый день ходил ГАЗ-66 со здоровенной будкой наверху, и можно было сколько угодно рассказывать друг другу, что вот в цивилизованных странах ездят на комфортабельных автобусах, а не в таких таратайках. Намекая тем самым, что вот возьмутся за дела в Малой Речке настоящие люди, закрутят крутые дела, и будет тут тоже как во всех цивилизованных.
В деревне действовал леспромхоз и промхоз. Если рабочий в леспромхозе получал меньше трехсот рублей в месяц, можно было смело говорить, что он пьяница и бездельник. А если охотники не ели на золоте, то в основном потому, что это было им совершенно ни к какому месту.
Компашка тоннами вывозила лисички, исподтишка скупала пушнину, а на хлебах Маралова вела жизнь привольную и интересную и искренне полагала, что конца этому не будет потому, что этого не может быть никогда.
Если сравнивать с чем-то планы Хрипаткова, то разве что с самыми горячечными из мечтаний Наполеона Бонапарта. Даже Динихтису и Покойнику было далеко до грандиозности его намерений. Маралов же демонстрировал прискорбную бескрылость духа и примитивизм сознания, не вполне понимая величие замысла и его возможные последствия.
Планы захвата Малой Речки и построения в ней Города Солнца были разработаны в Карской квартире Хрипаткова и включали 18 пунктов в одной редакции и 29 — в другой. Согласно этим планам надлежало в первую очередь захватить в Малой Речке все командные высоты в виде местных предприятий, производств и экономических учреждений. Предполагалось, что промхоз захватывать не надо, потому что он и так свой — директором его был Маралов. Для начала же исполнения плана надлежало захватить местный леспромхоз, и тогда в руках заговорщиков окажутся все командные высоты уже существующей экономики. И тогда все и в Малой Речке, и во всем Карском крае никто не сможет ничего сделать в Малой Речке, если этого не захочет компашка. А компашка, наоборот, сможет делать все, то только захочет.
Следующим ходом должно было стать создание новых предприятий: плодового сада, фермы кроликов, фермы шиншилл, ювелирного заводика, цеха по производству мебели, производства дамских манто из местной пушнины.
Про ювелирный заводик придумал, конечно, Динихтис, облазивший все местные пещеры и натаскавший из них много всякого.
Про кроликов и шиншилл — Хрипатков, который в детстве ходил в кружок юных любителей кролиководства, а про шиншилл слыхал, что у них ценная шкурка, и что каждая самка шиншиллы приносит каждый год по три помета, а в каждом по десять детенышей. «Если взять десять самок… Значит, к концу года из будет уже триста штук… То есть… Тьфу! Их будет сто пятьдесят потому что половина-то — самцы. Значит, сто пятьдесят… Стоп! А первые-то десять куда девались?! Итого, сто шестьдесят самок… А на второй год… С ума сойти! На второй год — уже…» Тут Хрипатков хватал микрокалькулятор, и выяснял, что на второй год он станет владельцем 2400 драгоценных самок шиншиллы, а на третий — 36 тысяч зверьков. «На лето будем выпускать их в сады…» — блаженно думал Хипатков и начинал подсчитывать, какую сумму он получит от продажи 2400 шкурок самцов во второе лето и 36 тысяч — в третье… Учитывая, что шуба из 300 шкурок стоит столько же, сколько ванна из чистого золота. Хрипатков взвешивал ванну, подсчитывал стоимость золота и приходил в страшное неистовство — потому что уже подсчитав, соображал, что считать надо не вес, а объем — сколько будет весить золото, если из него сделать ванну.
Так считал своих шиншилл Хрипатков, потратил на это занятие несколько дней, и сердце его замирало все более радостно.
Следующим этапом построения Города Солнца должно было явиться создание местной школы… вернее, вытеснение в ней местных кадров своими людьми, привоз в Малую Речку необходимых людей и подъем местного образования на недосягаемую высоту.
Уже сам переезд компашки из Карска в Малую Речку невероятно обогатит местный генофонд и интеллектуальный фон (про улучшение местного генофонда жена Хрипаткова слушала с особенным интересом, но пока что помалкивала). А поскольку они не только облагодетельствуют Малую Речку самими собой, но еще и привлекут множество других, почти таких же умных людей, то в ближайшее время Малая Речка станет не только центром различных производств и ремесел и местом исключительно богатым, но еще и местом очень умным, в которое потянется интеллигенция. Наступит неслыханное процветание, и писк шиншилл в яблочных и грушевых садах и отдаленные звуки трехсменной работы в цеху заглушат только умные речи, ведомые интеллектуалами. Хрипатков буквально видел уже берега Малой Речки, вдоль которых прогуливаются такие… в белых тогах… или нет, не в тогах… Но в белых одеждах, вроде индийских дхоти. Такие одежды Хрипатков видел по телевизору, и именно в них представлялись ему те, кто будет прогуливаться вдоль берегов.
Зрелище Нью-Малой Речки вызывало покалывание в носу и умиленное воспарение в переливающиеся выси теории. Остановка была за реализацией, и осенью 1992 года компашка ринулась на штурм, на слом.
Как уже было сказано, Маралов оказался самым тупым и бескрылым из строителей Города Солнца. Впрочем, и взяли его в компанию больше как нужного человека, чем как своего, разделяющего идеологию компашки.
Впрочем, всеми заметными успехами компашка оказалась обязана в первую очередь Маралову… И во вторую очередь. И в третью. Именно он способствовал тому, что Динихтис стал директором леспромхоза. Без помощи Маралова хрен получил бы он должность. Динихтис моментально прихватизировал леспромхоз, да так ловко, что даже кот Базилио и лиса Алиса должны были считаться лишь самыми жалкими учениками его учеников.
Беда же состояла в прискорбном недопонимании сей акции остальными участниками предприятия. Согласно гениальным планам, Динихтис должен был получать прямо-таки несметные сокровища. В реальной жизни рабочие разбегались, а остальные все больше били баклуши, ожидая в приступе скотской жадности, когда же выплатят зарплату. Главный бухгалтер уволилась пока не поздно, а на реализацию планов громадья не хватало ни денег, ни кадров, ни четкого понимания, что же именно хочется сделать. Спустя год процветавший когда-то леспромхоз благополучно лежал на боку, и что с ним делать, становилось совершенно непонятно.
А про цех по изготовлению мебели говорить стало просто смешно. Разведение кроликов начиналось совершенно замечательно, но Хрипатков быстро столкнулся с самой грубой, приземленной прозой жизни в виде отсутствия клеток, кормов, денег, умелых людей и даже, увы, самих кроликов.
И даже те кролики, которых удалось раздобыть и рассадить, вместо клеток, в старые железные бочки, попались неправильные. Они невероятно много жрали, оставаясь при этом тощими и противными, совсем не товарного вида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71