У Павла, мало склонного к поэзии, этот вид и этот ветер вызвали в памяти «Осень, в небе жгут корабли…» Шевчука. И еще стихи средневекового китайца, Бо Цзюйи (эти стихи любил папа):
Беспредельный, бескрайний этой осени ветер…
Такие строчки были в этих стихах, и очень соответствовали они, эти строчки. Ветер тут и правда был бескрайний.
А потом отряд втянулся в горы, дорога шла все вверх и вверх, словно бы ввинчиваясь в небо. Исчезла пропасть с левой стороны, дорога здесь была сильно врезана в гору; крутые обочины с обеих сторон, а за ними — стена темнохвойки: кедры, пихты, ели. С зудением поднимались полчища комаров, молча плясала мошка.
Часам к двум дня закончился подъем, вышли к сравнительно ровному месту. Тут протекала речка, на этот раз довольно тихая, совсем без стука камней. Так, тихое бульканье, и только.
Лет тридцать назад какой-то хозяйственный человек поставил тут на поляне избушку… да, почти что и на курьих ножках. Топилась избушка по-черному, и выглядела соответственно, особенно изнутри. Но в избушке была печь, а перед избушкой — выложенный камнем очаг, и сделан был очаг человеком, который знал — камни для очага берут не в русле реки, а в горах. И потому стоял этот очаг треть века крепким, надежным, и очагом запросто можно было воспользоваться.
Речка, глубиною по колено, струилась метрах в десяти, на полянке везде была тень. Дети с облегчением сбрасывали рюкзаки, бежали к речушке, лезли исследовать избушку, пугая друг друга руками с толстым слоем сажи.
Убедившись, что речушка безопасна, Махалов пошел разбираться, какая из двух дорог-тропок выведет к базе Маралова. Отсюда база была километрах в десяти, примерно, и где-то на северо-западном направлении. Достать компас, впрочем, Махалов никак не решился: Хрипатков опять завел тягомотную демагогическую околесицу про зловредные и совсем не нужные выдумки кретинов-городских. «Ну должен же он знать, как ходят на базу к Маралову?» — думал Махалов, пропуская мимо ушей рассказы про то, как Хрипатков и прочие гиганты духа спасали обмороженных, наевшихся дурных грибов, обглоданных волками и медведями, неприспособленных неумех, полагавшихся на ружья, компасы, машины, палатки и кастрюли.
— Вроде бы логичнее налево… — скромно заметил Махалов. Это ответвление дороги как будто больше отвечало направлению.
Хрипатков гулко фыркнул, и эхо подхватило грозный звук.
— Вот по этой дороге, — уверенно произнес Хрипатков, — примерно десять километров.
По карте выходило столько же. «Значит, часа два… Ну, три часа ходу», — прикидывал Махалов расстояние. Выйти за четыре часа даже… В шесть? Нет, лучше все же в пять.
— На-арод! Три часа отдыха!
— Ура-а!!!
— Паша, поможете мне?
Павел согласно кивнул, понимая — его и Ирину прочно пожаловали во взрослые. Впрочем, у Ирины нашлось сразу несколько помощниц для приготовления дастархана.
Сидеть у костерка, чувствовать сухое тепло одним боком, вечную сырость темнохвойки другим, поставить к огню сапоги и вести с Махаловым неторопливую беседу о жизни, о геологии и о кружках и секциях детей было для Павла чем-то если и не райским, то по крайней мере — идиллическим. «А хорошо, что поехали! — думал Павел, озирая размягченным взором лес, избушку, детей, бродивших в речке по колено, умывавшихся и плюхавшихся в воду. — Клада не найдем, так сколько всякого увидим!».
И тут в избушке дико завизжали. Пулей вылетел Дима, пристроившийся там на нарах спать, с еще большей скоростью — Наташа.
— Там… там…
Махалов двинулся к избушке с топором, которым только что рубил дрова. Павел торопливо натягивал сапоги. И тут на порог вышел заспанный Васенька, с соломой в волосенках, жалко моргая со сна.
— Ты тут откуда?! — ахнул Павел, косясь в сторону Махалова, перехватившего топор.
— Я снизу…
— Зачем?! Ты же домой должен идти?!
— Я с вами хочу…
— Василий, ты сейчас пойдешь домой!
— Лев Михалыч… Нельзя его одного отправлять… Не ровен час.
— А если здесь… не ровен час?! Он же неуправляемый! Куда его только не занесет…
Но видно было — логика Павла и Махалову кажется верной. Нельзя отправлять ребенка через кишащий зверьем лес, по эдакой-то дороге. Что бы ребенок не выделывал, это вам скажет любой руководитель кружка, ездящего в экспедиции.
— А я вам копалуху поймал, — сообщил вдруг Васенька с улыбкой. — Вот.
И Васенька исчез под нарами, где до сих пор мирно спал, и вытащил оттуда за хвост самую жалкую птицу, какую только можно себе представить. Да, это была тетерка, которую в Сибири часто называют копалухой. Но в каком виде! Жалостливая, любящая животных Танечка взялась руками за щеки при виде этого залитого кровью, лишенного большинства перьев, почти выпотрошенного существа.
— Что ты с ней сделал, Васенька?! Как же так можно?!
— Я ее из рогатки…
— А в хвосте у нее перьев нет — это тоже из рогатки?
— Я сперва в нее из рогатки. Она летает, будто у нее крыло сломано, от гнезда уводит. А я заметил, где гнездо, и стал искать… Она опять летит, и прыгает, от гнезда уводит. Я в нее из рогатки… вот этой.
И Васенька извлек из карманов отродясь не стиранных штанов рогатку, с которой ходить бы не на копалуху, а по крайней мере на страуса.
— И убил?
— Не… Только подбил. Поймал потом и задавил.
— Ты потратил много усилий, Васенька. Гораздо больше, чем было бы нужно…
— Так я животом… Упал животом, а потом за шею…
— Избавь нас от подробностей, дитя… Ты хоть понимаешь, что теперь птенцы ее погибнут?
— И вовсе они не погибнут! Я их тоже нашел! Вот!
И Васенька опять юркнул под нары, и вытащил оттуда двух птенцов, едва покрытых совсем светлым рыже-кориченевым, еще не отросшим пером. Во всем облике мученически разинувших желтые клювы, изломанных трупиков читалось, что смерть их была нелегка. Дети смотрели на Васеньку, на копалуху и птенцов огромными испуганными глазами. Не одна Танечка, почти все девочки взялись за щеки руками.
— Н-да…
Махалов не знал, что сказать.
— Да вы кушайте, не стесняйтесь, — прервал Васенька недоброе молчание. — Там еще яйца были, я их выпил.
— Яйца? Там же птенцы должны быть!
— Которые с детенышами — те я об ствол.
И Васенька радостно ухмыльнулся, демонстрируя свою сообразительность. Повисло тяжелое молчание.
— Ну что, дитя… — глубоко и обреченно вздохнул Махалов. — Придется тебя взять с собой. Только уж ты, я тебя очень прошу, детка, постарайся не утонуть, не попасть волку в пасть, и не свалиться с дерева, не заблудиться… Попробуешь, а?!
Васенька хлопал глазами и опять не мог никак понять, про что это здесь несет дяденька.
Вышли по правой дороге. Отдохнувший и поевший отряд шагал радостно, бойко. Опять повис веселый гомон, исчезнувший перед обедом. Здесь, под сенью огромных деревьев, вроде было и не так уж жарко. Дорога была крепкая, водяные места остались где-то в стороне, и все время поднималась в гору. Через час не появилось ничего похожего на базу. И через полтора не появилось. Махалову очень не нравилось как раз то, что дорога сухая и все время ведет только в гору. По карте избушка у Второго Пионерского ручья и база Махалова находились на одном примерно уровне. Махалов карте доверял, а вот Хрипаткову — не очень.
Часам к восьми пошли какие-то проплешины, вроде поляны в лесу. Высокая трава на них доставала взрослому по грудь. В такой траве могло сидеть и оставаться незамеченным все что угодно, кроме разве что очень упитанного динозавра. Солнце клонилось к закату, стало прохладно, и трава покрывалась крупными каплями росы.
Отряд опять шагал без шуток и без смеха — все-таки дети устали.
— Далеко до базы, как вы считаете?
— Километра три! — уверенно ответил Хрипатков, и Махалов понял, что он тоже расстояния не знает. И Махалов произвел действия, с которых, собственно, неплохо было бы начать… Результат не очень удивил его, скорее всего, даже подтвердил давние опасения. И как человек ответственный, Лев Махалов обругал самого себя последними и черными словами за идиотскую доверчивость. Впрочем, голос Махалова звучал хрипло и сдавленно, когда он крикнул:
— Отряд, стой!
— Что же вы?! До базы уже близко…
— Потрудитесь постоять вместе со всеми.
Подождал, пока подтянутся все, обвел отряд потемневшими от злости, раскаянными глазами.
— Ребята! Мы сделали ошибку! Мы пошли не по той дороге.
— По той! — перебил Хрипатков, — по той мы дороге идем! Еще не дошли, а вы сразу…
— Нет уж! Благоволите помолчать, Константин Сергеевич! А я уж, с вашего позволения, применю одно дьявольское извращение городских, иже компас рекомое! А там посмотрим, как лучше будет попасть на базу… Изволите ли видеть, вот карта… Видите? В каком направлении от избы находится база — видите?
— К чему вы это, Лев Михайлович?! И тон…
— Тон вызван тем, что мы тут весь день выслушиваем бред про дурость городских! Вы весь день мусолите это бред про вредность компаса! Внушаете ерунду детям, которые ходят в мой кружок! А мы идем… Вот, изволите ли видеть компас?! Видите?!
К рукам Махалова сунулись дети, вовсю стали смотреть на карту и на компас. Впрочем, мордочки у них становились скорее озадаченные — дети не привыкли к дурости взрослых людей.
— Мы три часа шли куда?! Мы три часа шли на восток! Видите?! На восток! Мы теперь не успеем даже вернуться к избушке! Ребята, нам предстоит ночевать на этом кошмарном лугу!
Махалов бесновался, не в силах остановиться, его буквально корчило и трясло от злости.
Черты же Хрипаткова отражали благородное негодование: ну подумаешь, слегка ошибся. Ну подумаешь, пройдут люди чуть лишнего… Тем лучше узнают их горы. Узнают, как ходят по горам настоящие люди, туристы и столбисты, а не какие-то там поганые, презренные геологи. Ну подумаешь, придется ночевать черт знает где… Ну и что?! Есть из-за чего шуметь. Пустяки, дело житейское, и все равно ведь все знают, что компас придумали идиоты, что ходить по тайге умеют только столбисты, и что нечего детей учить всяким типам с компасами и с геологическими молотками… Именно это и отражали его черты вместе с самым легким оттенком смущения.
Стали ставить лагерь. Три палатки, слава Богу, спальники хорошие у всех. Под кронами кедров зашумел костерок, забулькала пахнущая тиной и лягушками подозрительная вода.
Стоячее болотце оказалось единственным местом, где вообще была вода. Найти такое место в здешней влажной тайге, полной замечательной воды, — это само по себе достижение, как высказался Махалов.
Про комаров говорить не хотелось. Влажные луга и мерзкие тинные болотца оказались, как и следовало ожидать, для них просто идеальным местом. Если нужно специальное место для разведения комаров — наверное, это оно и было. Все наворочали на себя несколько слоев одежды — не столько от холода и сырости, сколько против комаров.
Девочки пошли в ближний малинник и примчались со скоростью ветра: только ступили на луг, как кто-то ка-ак вскочил прямо в траве! Такой большущий, вроде лось — но без рогов…
— Размером с лошадь?
— Может, чуть поменьше…
— Нос горбатый? На спине горб есть?
— Да, он как лось, но без рогов…
— Наверное, молодой. Бежал он за вами?
— Не-ет… А должен был бы побежать?
— Я бы сказал — вполне мог. Это же лосенок, второгодок. Так что он вам сделал, когда вскочил?
— Стоял, стоял… Ка-ак захрапит!
— И побежал?
— Нет, только стоит и храпит.
— А вы?
— А мы убежали…
— Вы на него сперва чуть не наступили… Лосенок лежал себе, лежал, никого не трогал, тут вы мчитесь прямо на него. Он и вскочил.
Парни с болотца тоже рассказали про большого зверя, который убежал с луга в лес. Зверь был с рогами, и от него осталась такая круглая проплешина, где он лежал, пока его не вспугнули.
— Так, еще и крупный самец… Ну прямо лосиные выгоны!
Оказалось, не только лосиные. Из малинника, что дальше по дороге, примчались уже и в полном беспокойстве: за ними из малинника шел кто-то большой… Нет, не бежал, не гнался… Но он шел и шел, только возле лагеря отстал.
Как они очутились в том малиннике, чего им не сиделось в лагере?
— Их Васенька позвал, сказал, что там малина крупная.
— А куда же девался сам Васенька?
— Он ходит быстро, никого не слушает… Он ушел, а мы остались. Сумерки уже, и видим — тут еще кто-то есть в малиннике. Мы из малинника скорее, он за нами.
Махалов кивнул Павлу… Что характерно — не Хрипаткову. Сходили с ружьями к повороту, и там на влажной глине ясно отпечатались следы — сантиметров тридцать длиной. Медведь, да еще такой, которому мало спугнуть человека из лесу, отстоять свой малинник. Медведь, который будет тихо идти за людьми, изучать их поведение…
— Придется не поспать сегодня… Сможешь?
— Надо — смогу. Вы медведя этого боитесь?
— Гм… Ну можно сказать, и боюсь. Зверь ведет себя так, что вполне может ему придти желание, поохотиться на нас.
— Думаете, людоед?!
— Нет, что ты! Зверь почему за девочками пошел? Ему, скорее всего, интересно. Он пошел исследовать, кто эти существа, куда идут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Беспредельный, бескрайний этой осени ветер…
Такие строчки были в этих стихах, и очень соответствовали они, эти строчки. Ветер тут и правда был бескрайний.
А потом отряд втянулся в горы, дорога шла все вверх и вверх, словно бы ввинчиваясь в небо. Исчезла пропасть с левой стороны, дорога здесь была сильно врезана в гору; крутые обочины с обеих сторон, а за ними — стена темнохвойки: кедры, пихты, ели. С зудением поднимались полчища комаров, молча плясала мошка.
Часам к двум дня закончился подъем, вышли к сравнительно ровному месту. Тут протекала речка, на этот раз довольно тихая, совсем без стука камней. Так, тихое бульканье, и только.
Лет тридцать назад какой-то хозяйственный человек поставил тут на поляне избушку… да, почти что и на курьих ножках. Топилась избушка по-черному, и выглядела соответственно, особенно изнутри. Но в избушке была печь, а перед избушкой — выложенный камнем очаг, и сделан был очаг человеком, который знал — камни для очага берут не в русле реки, а в горах. И потому стоял этот очаг треть века крепким, надежным, и очагом запросто можно было воспользоваться.
Речка, глубиною по колено, струилась метрах в десяти, на полянке везде была тень. Дети с облегчением сбрасывали рюкзаки, бежали к речушке, лезли исследовать избушку, пугая друг друга руками с толстым слоем сажи.
Убедившись, что речушка безопасна, Махалов пошел разбираться, какая из двух дорог-тропок выведет к базе Маралова. Отсюда база была километрах в десяти, примерно, и где-то на северо-западном направлении. Достать компас, впрочем, Махалов никак не решился: Хрипатков опять завел тягомотную демагогическую околесицу про зловредные и совсем не нужные выдумки кретинов-городских. «Ну должен же он знать, как ходят на базу к Маралову?» — думал Махалов, пропуская мимо ушей рассказы про то, как Хрипатков и прочие гиганты духа спасали обмороженных, наевшихся дурных грибов, обглоданных волками и медведями, неприспособленных неумех, полагавшихся на ружья, компасы, машины, палатки и кастрюли.
— Вроде бы логичнее налево… — скромно заметил Махалов. Это ответвление дороги как будто больше отвечало направлению.
Хрипатков гулко фыркнул, и эхо подхватило грозный звук.
— Вот по этой дороге, — уверенно произнес Хрипатков, — примерно десять километров.
По карте выходило столько же. «Значит, часа два… Ну, три часа ходу», — прикидывал Махалов расстояние. Выйти за четыре часа даже… В шесть? Нет, лучше все же в пять.
— На-арод! Три часа отдыха!
— Ура-а!!!
— Паша, поможете мне?
Павел согласно кивнул, понимая — его и Ирину прочно пожаловали во взрослые. Впрочем, у Ирины нашлось сразу несколько помощниц для приготовления дастархана.
Сидеть у костерка, чувствовать сухое тепло одним боком, вечную сырость темнохвойки другим, поставить к огню сапоги и вести с Махаловым неторопливую беседу о жизни, о геологии и о кружках и секциях детей было для Павла чем-то если и не райским, то по крайней мере — идиллическим. «А хорошо, что поехали! — думал Павел, озирая размягченным взором лес, избушку, детей, бродивших в речке по колено, умывавшихся и плюхавшихся в воду. — Клада не найдем, так сколько всякого увидим!».
И тут в избушке дико завизжали. Пулей вылетел Дима, пристроившийся там на нарах спать, с еще большей скоростью — Наташа.
— Там… там…
Махалов двинулся к избушке с топором, которым только что рубил дрова. Павел торопливо натягивал сапоги. И тут на порог вышел заспанный Васенька, с соломой в волосенках, жалко моргая со сна.
— Ты тут откуда?! — ахнул Павел, косясь в сторону Махалова, перехватившего топор.
— Я снизу…
— Зачем?! Ты же домой должен идти?!
— Я с вами хочу…
— Василий, ты сейчас пойдешь домой!
— Лев Михалыч… Нельзя его одного отправлять… Не ровен час.
— А если здесь… не ровен час?! Он же неуправляемый! Куда его только не занесет…
Но видно было — логика Павла и Махалову кажется верной. Нельзя отправлять ребенка через кишащий зверьем лес, по эдакой-то дороге. Что бы ребенок не выделывал, это вам скажет любой руководитель кружка, ездящего в экспедиции.
— А я вам копалуху поймал, — сообщил вдруг Васенька с улыбкой. — Вот.
И Васенька исчез под нарами, где до сих пор мирно спал, и вытащил оттуда за хвост самую жалкую птицу, какую только можно себе представить. Да, это была тетерка, которую в Сибири часто называют копалухой. Но в каком виде! Жалостливая, любящая животных Танечка взялась руками за щеки при виде этого залитого кровью, лишенного большинства перьев, почти выпотрошенного существа.
— Что ты с ней сделал, Васенька?! Как же так можно?!
— Я ее из рогатки…
— А в хвосте у нее перьев нет — это тоже из рогатки?
— Я сперва в нее из рогатки. Она летает, будто у нее крыло сломано, от гнезда уводит. А я заметил, где гнездо, и стал искать… Она опять летит, и прыгает, от гнезда уводит. Я в нее из рогатки… вот этой.
И Васенька извлек из карманов отродясь не стиранных штанов рогатку, с которой ходить бы не на копалуху, а по крайней мере на страуса.
— И убил?
— Не… Только подбил. Поймал потом и задавил.
— Ты потратил много усилий, Васенька. Гораздо больше, чем было бы нужно…
— Так я животом… Упал животом, а потом за шею…
— Избавь нас от подробностей, дитя… Ты хоть понимаешь, что теперь птенцы ее погибнут?
— И вовсе они не погибнут! Я их тоже нашел! Вот!
И Васенька опять юркнул под нары, и вытащил оттуда двух птенцов, едва покрытых совсем светлым рыже-кориченевым, еще не отросшим пером. Во всем облике мученически разинувших желтые клювы, изломанных трупиков читалось, что смерть их была нелегка. Дети смотрели на Васеньку, на копалуху и птенцов огромными испуганными глазами. Не одна Танечка, почти все девочки взялись за щеки руками.
— Н-да…
Махалов не знал, что сказать.
— Да вы кушайте, не стесняйтесь, — прервал Васенька недоброе молчание. — Там еще яйца были, я их выпил.
— Яйца? Там же птенцы должны быть!
— Которые с детенышами — те я об ствол.
И Васенька радостно ухмыльнулся, демонстрируя свою сообразительность. Повисло тяжелое молчание.
— Ну что, дитя… — глубоко и обреченно вздохнул Махалов. — Придется тебя взять с собой. Только уж ты, я тебя очень прошу, детка, постарайся не утонуть, не попасть волку в пасть, и не свалиться с дерева, не заблудиться… Попробуешь, а?!
Васенька хлопал глазами и опять не мог никак понять, про что это здесь несет дяденька.
Вышли по правой дороге. Отдохнувший и поевший отряд шагал радостно, бойко. Опять повис веселый гомон, исчезнувший перед обедом. Здесь, под сенью огромных деревьев, вроде было и не так уж жарко. Дорога была крепкая, водяные места остались где-то в стороне, и все время поднималась в гору. Через час не появилось ничего похожего на базу. И через полтора не появилось. Махалову очень не нравилось как раз то, что дорога сухая и все время ведет только в гору. По карте избушка у Второго Пионерского ручья и база Махалова находились на одном примерно уровне. Махалов карте доверял, а вот Хрипаткову — не очень.
Часам к восьми пошли какие-то проплешины, вроде поляны в лесу. Высокая трава на них доставала взрослому по грудь. В такой траве могло сидеть и оставаться незамеченным все что угодно, кроме разве что очень упитанного динозавра. Солнце клонилось к закату, стало прохладно, и трава покрывалась крупными каплями росы.
Отряд опять шагал без шуток и без смеха — все-таки дети устали.
— Далеко до базы, как вы считаете?
— Километра три! — уверенно ответил Хрипатков, и Махалов понял, что он тоже расстояния не знает. И Махалов произвел действия, с которых, собственно, неплохо было бы начать… Результат не очень удивил его, скорее всего, даже подтвердил давние опасения. И как человек ответственный, Лев Махалов обругал самого себя последними и черными словами за идиотскую доверчивость. Впрочем, голос Махалова звучал хрипло и сдавленно, когда он крикнул:
— Отряд, стой!
— Что же вы?! До базы уже близко…
— Потрудитесь постоять вместе со всеми.
Подождал, пока подтянутся все, обвел отряд потемневшими от злости, раскаянными глазами.
— Ребята! Мы сделали ошибку! Мы пошли не по той дороге.
— По той! — перебил Хрипатков, — по той мы дороге идем! Еще не дошли, а вы сразу…
— Нет уж! Благоволите помолчать, Константин Сергеевич! А я уж, с вашего позволения, применю одно дьявольское извращение городских, иже компас рекомое! А там посмотрим, как лучше будет попасть на базу… Изволите ли видеть, вот карта… Видите? В каком направлении от избы находится база — видите?
— К чему вы это, Лев Михайлович?! И тон…
— Тон вызван тем, что мы тут весь день выслушиваем бред про дурость городских! Вы весь день мусолите это бред про вредность компаса! Внушаете ерунду детям, которые ходят в мой кружок! А мы идем… Вот, изволите ли видеть компас?! Видите?!
К рукам Махалова сунулись дети, вовсю стали смотреть на карту и на компас. Впрочем, мордочки у них становились скорее озадаченные — дети не привыкли к дурости взрослых людей.
— Мы три часа шли куда?! Мы три часа шли на восток! Видите?! На восток! Мы теперь не успеем даже вернуться к избушке! Ребята, нам предстоит ночевать на этом кошмарном лугу!
Махалов бесновался, не в силах остановиться, его буквально корчило и трясло от злости.
Черты же Хрипаткова отражали благородное негодование: ну подумаешь, слегка ошибся. Ну подумаешь, пройдут люди чуть лишнего… Тем лучше узнают их горы. Узнают, как ходят по горам настоящие люди, туристы и столбисты, а не какие-то там поганые, презренные геологи. Ну подумаешь, придется ночевать черт знает где… Ну и что?! Есть из-за чего шуметь. Пустяки, дело житейское, и все равно ведь все знают, что компас придумали идиоты, что ходить по тайге умеют только столбисты, и что нечего детей учить всяким типам с компасами и с геологическими молотками… Именно это и отражали его черты вместе с самым легким оттенком смущения.
Стали ставить лагерь. Три палатки, слава Богу, спальники хорошие у всех. Под кронами кедров зашумел костерок, забулькала пахнущая тиной и лягушками подозрительная вода.
Стоячее болотце оказалось единственным местом, где вообще была вода. Найти такое место в здешней влажной тайге, полной замечательной воды, — это само по себе достижение, как высказался Махалов.
Про комаров говорить не хотелось. Влажные луга и мерзкие тинные болотца оказались, как и следовало ожидать, для них просто идеальным местом. Если нужно специальное место для разведения комаров — наверное, это оно и было. Все наворочали на себя несколько слоев одежды — не столько от холода и сырости, сколько против комаров.
Девочки пошли в ближний малинник и примчались со скоростью ветра: только ступили на луг, как кто-то ка-ак вскочил прямо в траве! Такой большущий, вроде лось — но без рогов…
— Размером с лошадь?
— Может, чуть поменьше…
— Нос горбатый? На спине горб есть?
— Да, он как лось, но без рогов…
— Наверное, молодой. Бежал он за вами?
— Не-ет… А должен был бы побежать?
— Я бы сказал — вполне мог. Это же лосенок, второгодок. Так что он вам сделал, когда вскочил?
— Стоял, стоял… Ка-ак захрапит!
— И побежал?
— Нет, только стоит и храпит.
— А вы?
— А мы убежали…
— Вы на него сперва чуть не наступили… Лосенок лежал себе, лежал, никого не трогал, тут вы мчитесь прямо на него. Он и вскочил.
Парни с болотца тоже рассказали про большого зверя, который убежал с луга в лес. Зверь был с рогами, и от него осталась такая круглая проплешина, где он лежал, пока его не вспугнули.
— Так, еще и крупный самец… Ну прямо лосиные выгоны!
Оказалось, не только лосиные. Из малинника, что дальше по дороге, примчались уже и в полном беспокойстве: за ними из малинника шел кто-то большой… Нет, не бежал, не гнался… Но он шел и шел, только возле лагеря отстал.
Как они очутились в том малиннике, чего им не сиделось в лагере?
— Их Васенька позвал, сказал, что там малина крупная.
— А куда же девался сам Васенька?
— Он ходит быстро, никого не слушает… Он ушел, а мы остались. Сумерки уже, и видим — тут еще кто-то есть в малиннике. Мы из малинника скорее, он за нами.
Махалов кивнул Павлу… Что характерно — не Хрипаткову. Сходили с ружьями к повороту, и там на влажной глине ясно отпечатались следы — сантиметров тридцать длиной. Медведь, да еще такой, которому мало спугнуть человека из лесу, отстоять свой малинник. Медведь, который будет тихо идти за людьми, изучать их поведение…
— Придется не поспать сегодня… Сможешь?
— Надо — смогу. Вы медведя этого боитесь?
— Гм… Ну можно сказать, и боюсь. Зверь ведет себя так, что вполне может ему придти желание, поохотиться на нас.
— Думаете, людоед?!
— Нет, что ты! Зверь почему за девочками пошел? Ему, скорее всего, интересно. Он пошел исследовать, кто эти существа, куда идут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71