Времена такие… порванные.
Генри Лайон Олди
ПРОЛОГ. СТРАННИК
В общем, чего-то подобного, наверное, стоило ожидать. Нельзя все время прятаться от своего прошлого, даже на другом конце материка.
Я хотел было убедить себя в том, что это не более чем мои беспочвенные опасения, хотя прекрасно знал: демоны не лгут. По крайней мере, до тех пор, пока вы не даете им такой возможности. В моем же случае Хризаург просто не мог говорить неправду — по известной нам обоим причине.
Чешуйчатое тело демона склонилось в низком, до самой земли, поклоне, острые кончики рогов нацелились в мою сторону, но я только усмехнулся. Хризаургу уже предоставлялось множество возможностей напасть на меня, и он так ни одной и не воспользовался. Следовательно, знает. И знает, что я знаю, поэтому в самой глубине зрачков тщательно пытается скрыть ненависть,
— правда, удается ему сие с превеликим трудом.
Демон распрямился — теперь он возвышался надо мной на несколько метров, то еще зрелище! — и спросил грудным рычащим голосом:
— Что-нибудь еще, повелитель?
Я задумался. Вызывать демонов слишком тяжело и накладно, так что следовало мобилизовать свою фантазию и попытаться вспомнить, что же я еще хочу или захочу в ближайшее время узнать.
— Да нет, пожалуй, Хризаург, это все, о чем я желал…
Он ухмыльнулся, очень осторожно, краешком ороговевших губ. Наверное, мог бы сдержаться — да вот не захотел, и теперь я знал, что главного вопроса, того, которого он ждал — и боялся, — я до сих пор не задал. Ну так не беда, задам.
Хризаург догадался, что сам себя перехитрил, но проявлять недовольство не рискнул. Все еще надеялся.
— Впрочем, мил демон, погоди, — я задумчиво потер подбородок («Что же он такого мог скрыть?»), — сдается мне, ты не все рассказал.
Хризаург развел руками — мощными коричневыми конечностями о трех пальцах на каждой:
— Спрашивай.
Легко сказать «спрашивай». Знать бы о чем.
Я поднялся с плетеного кресла, подошел к краю балкончика и поневоле залюбовался картиной, что открывалась внизу. Там плескалось море, сине-зеленые волны обрушивались на влажноватый песок, погружались в него и отступали прочь. И никаких жестяных банок, осколков стекла, бумажных фантиков от липких конфет и прочей атрибутики пляжа земного. Благодать. Правда, если забыть о ждущем позади Хризаурге и о том, что он уже успел мне рассказать (вернее, о том, что я смог у него выспросить — сам бы демон ничего мне говорить не стал, только фыркнул бы, метнул молнию и смотался от греха подальше). А забывать обо всем этом мне сейчас было не с руки, хотя и очень хотелось.
Обернувшись и облокотившись на каменное ограждение, я пристально посмотрел на вопрошаемого:
— Скажи, о чем ты подумал, когда усмехнулся краем губ — когда я тебе сказал, что больше ничего не желаю услышать?
Задавать вопрос следовало как можно точнее, иначе Хризаург вполне мог начать пороть всякую чушь, ложью не являющуюся, но и к делу не относящуюся.
Демон тяжело вздохнул:
— Может быть, ты предпочтешь не задавать этого вопроса?
— С какой это стати? — Я подался всем телом вперед, удивленный последними словами своего собеседника.
Да, демоны пытались увиливать от ответов, но вот так запросто предложить мне отказаться от него — нет, что-то все-таки творилось в этом проклятом мире!
— Когда ты придешь туда, тебе самому все станет ясно, а мне этот ответ может стоить слишком многого. Даже жизни. — По его мощному телу пробежала легкая дрожь, и я понял, что Хризаург боится.
Он, наверное, думал, что я заставлю его говорить. А может быть, этот чертов хитрец знал меня слишком хорошо. В общем, я отпустил вопрошаемого, стараясь заглушить в душе тоненький голосок беспокойства: «Деталь, ты упустил о-очень важную деталь».
Отпустил и пошел собираться в путь.
Записка лежала на столе, прижатая сверху гладким камешком с морского берега. Сначала я не заметил ее, погруженный в свои мысли, и мог вообще уйти, так и не обратив на нее внимание, но внезапно окно рядом со столом тонко дзенькнуло, просыпая прямо в комнату разноцветную стеклянную крошку, — я обернулся.
Столовая комната, в которой все это происходило, была моей любимой — отчасти потому, что в окнах здесь сверкали сочными, солнечными красками витражи, отчасти же благодаря небольшому балкончику, позволявшему лицезреть море. Именно на балкончике я предпочитал вызывать демонов, подтверждением чему и была сегодняшняя беседа с Хризаургом. Когда же в вашей любимой комнате рассыпается в крошево лучший витраж, сколь сильно бы вы ни были погружены в тяжкие мысли о судьбах мира, обернуться придется.
Я обернулся.
Ровный листок, чуть загнутые края, плотная ворсистая бумага и ряд косых букв. Ах да, еще небольшой окатыш, придерживающий послание.
Под окатышем обнаружилось влажное пятно, расползшееся по краю листа, — видимо, камень подобрали на берегу совсем недавно. Может, именно это и вызвало улыбку у Хризаурга? Пока я беседовал с ним, кто-то сумел прокрасться в башню, оставить послание и исчезнуть.
Неизвестно почему, но я знал: искать гонца не стоит. Просто не имеет смысла, потому что всякие поиски окажутся безрезультатными.
Ладно. Так что же нам пишут?
А писали следующее: «Твое поведение начинает меня раздражать. Сиди и не рыпайся, а то ведь всякое может случиться. Горные цветки имеют обыкновение вянуть». И подпись — «Недоброжелатель».
Нет, то, что он хам, я понял еще по разбитому витражу. Вот то, что он дурак, — это было приятным открытием. Хотя… Кто знает, возможно, именно такой реакции мой «недоброжелатель» и добивается?..
Все равно. Решение принято, и записка, по сути, ничего не меняет.
Почти ничего. Потому что с этого момента я пообещал себе быть более осторожным.
Это только в глупых сказках герой, услыхав о необходимости отправляться в дорогу, кричит: «Коня!» — и прыгает в седло, позабыв даже запереть за собою дверь. Мне же, во-первых, некому было кричать что-либо подобное; во-вторых, кони в Нисе не водятся. И наконец, в-третьих, в отличие от сказочного героя, которого в конце пути ждала должность придворного принца и соответствующие апартаменты, мне хотелось вернуться обратно в башню и найти ее целой и невредимой. В общем, собирался я долго.
Мое пристанище находилось на южной оконечности горной цепи Сиаут-Фиа, нависая прямо над морем, что разделяет Ивл и Срединный материк. Когда-то давно приплывшие сюда эльфы-первооткрыватели долго присматривались, где же лучше устроить свой форпост, да и выбрали эту скалу, превратив ее с помощью гномов в высеченную из камня башню. Потом настали смутные времена Великой Тоски, поселенцы немного поспорили, да и подались — кто обратно на Срединный, а кто и на запад Ивла, к Валлего — одному из двух крупнейших южных портов Ивла. А потом пришел я и решил, что лучшего места для дома мне не найти.
Привести башню в порядок оказалось непросто, но в конце концов я с этим справился. Потом еще некоторое время ушло на то, чтобы обзавестись необходимой мебелью, посудой и всем прочим. Вечный Странник обретал дом. Правда, прожил я здесь недолго. Дела, как всегда, подхватили меня за шкирку, выволокли из угла, в котором я чувствовал себя полностью отгородившимся от всех забот, и швырнули в самый центр водоворота по имени Жизнь. Хочешь не хочешь, а поплывешь… И вот теперь снова приходилось все бросать и возвращаться.
В конце концов я убедился, что в мое отсутствие проникнуть в башню постороннему будет несколько проблематично, еще раз пересмотрел дорожный мешок, проверяя, все ли необходимое взял, — и вышел на старую узкую тропку, ведущую вниз, к берегу моря. Путь предстоял долгий, и проделать его иначе как пешком не представлялось возможным. Уже стоя внизу и глядя на закрывавшую полгоризонта башню, я — в который раз — подумал о том, что демоны почти никогда и никого не боялись.
Оборвал мысль и пошел вниз, задумчиво глядя на плещущиеся у ног волны прибоя.
Мы рано или поздно все умрем.
И в землю ляжем или пеплом по ветру развеемся. Но, друг, пока живем, мы пьем до дна всех бедствий чашу полную.
Хоть лжет мудрец, и выбор есть всегда:
коль хочешь — то сгоришь, а хочешь — будешь вечно тлеть.
И если в жилах кровь, а не вода, умей, раскрывши дверь, достойно встретить смерть!
8
…Состав биографии наряду со встречающимися в ней действующими лицами требует еще и участия тайной неведомой силы, лица почти символического, являющегося на помощь без зова…
Борис Пастернак
Ренкр сжимал рукоять меча обеими руками, внутренне приготовившись к смерти. Поэтому, когда его резко толкнули в спину, отшвырнув в сторону, долинщик просто-таки опешил от подобного обращения. Тем более что сзади никого не должно было быть.
Он облегченно вздохнул, когда понял, что при падении не изрезал себя на кусочки своим же клинком, — поднялся и, развернувшись, посмотрел вокруг.
В мрачном полутемном коридоре, который освещали несколько крупных фосфоресцирующих пауков размером с кулачок младенца, стоял альв, одетый во все черное. Подобный наряд делал пришельца почти незаметным в нагромождении ломаных теней тоннеля. Шагах в трех-четырех перед незнакомцем яростно шипела льдистая змея, та самая, которой удалось протиснуться в коридор. Обнажив меч, обладатель черных одежд шагнул навстречу рептилии; змея сделала выпад, пришелец уклонился и, в свою очередь, рубанул тварь мечом. Затем — повторил то же еще раз. Змея отчаянно зашипела, отпрянула, разбрызгивая по стенам голубую кровь, после чего рухнула на пол и замерла.
Ренкр решил, что его собственная смерть откладывается. Потом внимательнее присмотрелся к незнакомцу… Да, все одно к одному.
Пришелец /Темный бог/ вытер черный клинок замшевой тряпицей, извлеченной из мешочка на поясе, вложил меч в ножны и повернулся к Ренкру. Внимательно осмотрел парня с головы до ног, улыбнулся — не то чтобы очень уж приветливо, но по крайней мере и не особенно угрожающе — и заметил:
— Симпатичная тварь. Здесь поблизости должен быть целый котлован, битком набитый такими. Случайно не знаешь, где он?
Ренкр покосился на дохлую змею и вдруг увидел, что тело ее начало изменяться. Потемневшие чешуи кусками отваливались от туловища и плыли в тягучей вязкой жидкости, в которую превратилась туша. Эта жидкость начала пузыриться и медленно наплывать на альва в черном.
В общем, ответить на вопрос парень так и не смог. Его собеседник догадался, что у него за спиной творится что-то неладное, обернулся, молниеносно выхватывая меч, чтобы посмотреть на это неладное, а потом громко и непонятно выругался. И отошел подальше, так и не вкладывая клинка в ножны, хотя было непонятно, чем тот сможет помочь в случае проявления агрессии со стороны… лужи.
— Слушай-ка, дружище, — сказал незнакомец, — не знаю, как ты, а я, пожалуй, пойду отсюда — и как можно дальше. Боюсь, в котлован сегодня мне уже не попасть.
С этими словами он зашагал по коридору прочь.
Ренкр спрятал меч, еще раз опасливо взглянул на лужу (та не подавала признаков жизни, только тихонько булькала и пускала пузыри), мысленно соглашаясь с тем, что идея убраться отсюда подальше достаточно разумна. Кроме того, долинщика страшно заинтриговал незнакомец. Теперь он не казался парню Темным богом, по крайней мере, мощи, о которой упоминал Монн, в пришельце не чувствовалось. Да и речь незнакомца мало соответствовала Ренкровым представлениям о богах. Предмет его нынешних размышлений, как оказалось, ушел недалеко. Он стоял, прислонившись к покрытой капельками влаги стене коридора, и ожидал Ренкра.
Дождавшись, незнакомец повернул к нему свое загорелое лицо:
— А теперь рассказывай, кто ты такой?
Это прозвучало как приказ, вернее, это и был приказ. А за последнее время Ренкр слишком устал от приказов, в особенности от собственных, — от чужих же он просто отвык. И привыкать не собирался.
Парень стоял перед пришельцем и нахально, в упор рассматривал его.
Он был загорелым и широкоплечим, этот дерзкий незнакомец. Его черные волнистые волосы опускались на плечи, а густые брови почти срослись над острым, с горбинкой, носом. Тонкогубый рот сжимался в усталой снисходительной улыбке, а глаза… Они оказались самыми странными в незнакомце. Глаза были темно-карие, глубокие, их взгляд оставался цепким, скучающим и усталым одновременно. Все остальное: черные невысокие сапоги, черные штаны и куртка, черный плащ и черный пояс с черными ножнами, — все казалось малозначительным по сравнению с этими глазами. Словно в них застыла сама вечность.
Незнакомец пошевелился, рукав куртки чуть съехал, и Ренкр увидел, что вся кожа альва на запястье и ладони покрыта шрамами. Это жуткое зрелище отвлекло парня от мягкой туманной мысли: «Где-то я его уже видел».
— Ты неблагодарен и невежлив, — заметил незнакомец.
— Я не просил помогать мне, — отрезал Ренкр.
— Не просил, — согласился пришелец. — Но помощи моей был рад, тем более что пришлась она как нельзя кстати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57