Яка Скули стоял на вершине скалистого утеса, поджидая на том самом месте, где возница обычно высаживал ее.
Меральда высунулась в окошко с другой стороны, чтобы Яка ее не увидел, и обратилась к кучеру:
— Прошу вас, сегодня отвезите меня до самого дома.
— Я надеялся, что вы так и скажете, госпожа Меральда, — ответил Лайам Вудгейт, — У одной из лошадей, похоже, что-то с подковой. Может быть, у вашего отца найдется молоток и брусок.
— Да конечно, — ответила Меральда. — Поедемте к нам, и я уверена, что папа поможет вам.
— Вот и прекрасно! — откликнулся кучер. Он слегка стегнул лошадей, и они поскакали вперед быстрее.
Меральда откинулась на спинку сиденья и смотрела из глубины кареты на стройную одинокую мужскую фигуру. Она даже ясно представила себе, какое у него сейчас лицо. И чуть было не передумала и не попросила кучера высадить ее прямо здесь. Может, стоило снова встретиться с Якой, заняться любовью под звездным небом, еще разок почувствовать себя свободной. А может, сбежать с ним и прожить всю жизнь для себя, а не для кого-то еще.
Но нельзя же так поступить с мамой, папой и Тори. Ведь родители верили, что она сделает все правильно. А правильным было поставить крест на чувствах к Яке Скули.
Карета остановилась перед домиком Гандерлеев. Лайам Вудгейт ловко соскочил на землю и открыл для Меральды дверцу.
— Ну, зачем вы, — смутилась девушка, когда он помогал ей выходить из экипажа.
— Вы же станете госпожой Аукни, — весело подмигнув, ответил старичок. — Разве можно обходиться с вами как с крестьянкой?
— Но это не так уж плохо, — ответила Меральда, — я имею в виду — быть крестьянкой. По крайней мере, на ночь тебя увозят из замка.
И Лайам Вудгейт от души рассмеялся.
— А также привозят обратно, когда только захотите, — ответил он. — Управляющий Темигаст сказал, что я в вашем полном распоряжении, госпожа Меральда. Мне сказано доставлять вас и вашу семью куда вам угодно и когда угодно.
Меральда улыбнулась и поблагодарила. Отец с хмурым видом открыл дверь и остался стоять в проеме.
— Пап! — позвала его девушка. — Может, ты поможешь моему другу… — Тут она остановилась и посмотрела на гнома. — Слушайте, а я ведь даже не знаю, как вас зовут, — заметила она.
— У большинства благородных дам не находится времени, чтобы спрашивать о таких вещах, — ответил он, и они снова дружно рассмеялись. — К тому же все мы, маленькие, для больших людей на одно лицо. — Он лукаво подмигнул и отвесил глубокий поклон. — Лайам Вудгейт, к вашим услугам.
Дони Гандерлей подошел к ним.
— Что-то недолго ты сегодня гостила в замке, — с подозрением заметил он.
— Лорд Ферингал занят с одним торговцем, — ответила Меральда. — Завтра я снова поеду. У одной из лошадей Лайама что-то с подковой, ты не поможешь?
Дони поглядел на упряжку и кивнул:
— Конечно. А ты иди в дом, дочка. Маме снова плохо.
Меральда опрометью бросилась в дом. Биаста лежала в постели, у нее снова был жар, глаза ввалились. Тори стояла рядом на коленях, держа в одной руке кувшин с водой, а в другой — мокрое полотенце.
— Вскоре после того, как ты уехала, у нее началась истерика, — сказала девочка. Биаста уже несколько месяцев была подвержена таким припадкам.
Меральда, глядя на мать, готова была разреветься. Здоровье матери так хрупко, она такая слабая. Биаста Гандерлей стояла на краю могилы. Последние дни она держалась только благодаря воодушевлению, вызванному приглашением лорда Ферингала, и Меральда в отчаянии решила прибегнуть к единственному известному ей средству.
— Ну, мама, — с напускным возмущением начала она, — не самое лучшее время ты выбрала болеть.
— Меральда, — едва слышно выдохнула Биаста, да и это, казалось, далось ей с трудом.
— Нужно поправляться, да побыстрее, — строго сказала девушка.
— Меральда! — одернула ее Тори.
— Я ведь рассказывала тебе о саде леди Присциллы. — продолжала девушка, не обращая внимания на сестру. — Так что давай, скорее поправляйся, потому что завтра ты поедешь со мной в замок. Будем вместе гулять по саду.
— А я? — захныкала Тори.
Меральда обернулась к ней и заметила, что отец тоже стоит, прислонившись к косяку, и на его усталом лице ясно читается изумление.
— Да, Тори, ты тоже можешь поехать с нами, — сказала Меральда, делая вид, что не заметила отца, — но ты должна пообещать, что будешь хорошо себя вести.
— Мам, пожалуйста, скорее поправляйся, — взмолилась Тори, крепко вцепившись матери в руку. Больная женщина как будто немного ожила.
— Иди, Тори, — приказала Меральда. — Беги к кучеру — его зовут Лайам — и скажи, что мы втроем завтра хотим поехать в замок в полдень. Маме нельзя идти пешком.
Тори побежала исполнять, а Меральда склонилась над матерью.
— Поправляйся, — сказала она и поцеловала Биасту в лоб, и та, улыбнувшись, кивнула.
Под пристальным взглядом Дони девушка вышла из комнаты. Она слышала, что отец за ее спиной задернул занавеску в их спальню, а сам пошел вслед за дочерью в гостиную.
— А он разрешит тебе привезти их обеих? — спросил он тихо, чтобы Биаста не слышала.
— Я ведь стану его женой — это он так хочет, — пожала плечами она. — Будет глупо, если он не исполнит одну мою просьбу.
Дони с благодарной улыбкой крепко обнял дочь. Меральда не могла видеть его лица, но знала, что он плачет.
Она тоже крепко обхватила отца, ткнувшись лицом ему в плечо. Ведь, несмотря на то, что она так храбро сражалась за благо своей семьи, во многом она еще оставалась маленькой неуверенной девочкой.
И как приятно ей было получить от отца поцелуй в макушку в подтверждение того, что она поступает правильно.
* * *
С вершины ближайшего холма Яка Скули наблюдал, как Дони Гандерлей помогает кучеру с подковой, при этом они болтают и пересмеиваются, как старые друзья. Бедного, мучившегося от ревности Яку это окончательно добило, учитывая, как Дони обошелся с ним недавно. Неужели Гандерлей не понимает, что лорду Ферингалу нужно от его дочери то же самое, что и Яке? Разве он не понимает, что намерения Яки честнее, чем намерения Ферингала, ведь они с Меральдой одного круга и воспитания, а потому он более подходящая пара для девушки?
Потом Дони вернулся в дом, зато появилась, радостно подпрыгивая на каждом шагу, сестра Меральды и стала о чем-то говорить с кучером.
— Неужели же на моей стороне — никого? — тихо произнес Яка, беспрерывно покусывая нижнюю губу. — Неужели все они против меня, эти слепцы, чьи глаза затуманены незаслуженным богатством и положением Ферингала Аука? Будь ты проклята, Меральда! Как ты могла меня предать? — громко закричал он, не тревожась о том, что его вопль может быть услышан Тори и возницей.
Он больше не мог на них смотреть. Колотя себя по глазам кулаками, юноша повалился спиной на каменистую землю.
— Где справедливость в этой жизни? — громко вопрошал он. — О горе, я рожден бедняком, когда мне больше подошла бы мантия короля! По какому праву этот дурак Ферингал отбирает у меня желанную награду? Какой закон мироздания позволяет кошельку быть сильнее зова плоти? Будь проклята эта жизнь! И будь проклята Меральда!
Он долго лежал так, бормоча проклятия и стеная. Лайам уже давно починил подкову, выпил с Дони Гандерлеем и уехал. Мать Меральды уже давно заснула спокойным свом, а сама Меральда успела рассказать Тори, что было между ней и Якой, Ферингалом, Присциллой и Темигастом. Потом, как и предсказывал старый управляющий, налетела буря. Распростертого на холме Яку окатил дождь и потрепал холодный океанский ветер.
Он лежал всю ночь, следя, как тучи плывут на небе, закрывая звезды и расступаясь перед сияющим рассветом, как рабочие идут на поля. Один рабочий, дворф, заметив юношу, подошел к нему и слегка толкнул носком сапога.
— Ты помер или мертвецки пьян? — со смехом спросил он.
Яка откатился от него и едва сдержал стон — так заныло онемевшее тело. Парень вскочил и бросился прочь — его гордость была уязвлена, и он так злился на весь мир, что не мог сейчас ни с кем разговаривать.
— Однако странный он малый, — пробормотал дворф.
Чуть позже, высушив одежду, но все еще дрожа от ночного холода, Яка присоединился к работникам, снося насмешки товарищей. Он изо всех сил старался хорошо выполнять свою работу, однако мысли путались, настроение было ни к черту, а кожа, несмотря на жгучее солнце, напоминала лягушачью.
Когда же он увидел карету лорда Ферингала, прокатившую мимо, сначала к дому Меральды, а потом обратно, с пассажирами, ему стало еще хуже.
Все против него.
* * *
Этот день в замке Аук запомнился Меральде больше всех, хотя лорд Ферингал почти не скрывал своего неудовольствия по поводу того, что Меральда не Принадлежит только ему. Присцилла же просто кипела из-за того, что вынуждена пустить в свой сад троих крестьян.
Однако Ферингал все же справился с собой, а Присцилла, хоть и не без осторожного покашливания Темигаста, держалась вполне вежливо. Но для Меральды важно было только то, что мама улыбается, подставляя бледное лицо солнечным лучам, наслаждаясь теплом и благоуханием цветов. Все это лишь укрепило решимость Меральды и подарило ей надежду на будущее.
Они недолго оставались в замке: около часа провели в саду, посидели за столом, еще немного побродили среди цветов. По просьбе Меральды, после извинений за нежданных гостей, молодой лорд проводил общество в карете к дому Гандерлеев, а хмурая Присцилла и Темигаст остались в замке.
— Крестьяне, — презрительно буркнула Присцилла. — Стоило бы надрать уши моему братцу за то, что привел таких людей в замок Аук.
Темигаст усмехнулся.
— Они невоспитанны, это правда, — согласился он. — Но неприятными их не назовешь.
— Грязнули, — фыркнула Присцилла. — Может, тебе стоит посмотреть на это иначе, — с лукавой улыбкой взглянул на нее Темигаст.
— На крестьян только так и можно смотреть, — огрызнулась Присцилла. — Сверху вниз.
— Но Гандерлеи скоро не будут крестьянами, — напомнил Темигаст.
Присцилла бросила на него насмешливый взгляд.
— Может, подойти к этому как к сложной задаче? — предложил Темигаст. Присцилла с любопытством поглядела на него. — Как, например, к выращиванию изысканного цветка из луковицы.
— Это Гандерлеи-то? Изысканные? — саркастически осведомилась Присцилла.
— Может, они станут таковыми с твоей помощью, — сказал Темигаст. — Разве это не повод для гордости, если тебе удастся настолько облагородить их, что об этом можно будет рассказывать всякому проезжему торговцу? Слух о твоем подвиге достигнет самого Лускана и тамошнего высшего общества. Это будет вершина твоих достижений.
Присцилла снова фыркнула, однако обошлась без обычных колкостей. А когда уходила, на лице ее появилось задумчивое выражение — видимо, она уже что-то прикидывала.
Темигаст понял, что Присцилла поддалась на его хитрость. Старый управляющий только покачал головой. Его по-прежнему изумляло, что большинство знатных людей безоговорочно считают себя выше своих подданных, несмотря на то, что их положение — лишь случайность, обусловленная рождением.
Глава 13
КАРНАВАЛ ВОРОВ
Целый час над ними издевались разошедшиеся, крестьяне, забрасывали их тухлятиной и плевали в лицо.
Вульфгар не замечал происходящего. Он был далеко, так глубоко уйдя в себя, что даже не видел искаженных гримасами лиц, разверстых ртов, не слышал голоса помощника городских старшин, пытавшегося утихомирить толпу, когда на помост взошел Яркхельд. Такая отстраненность помогала варвару выдерживать пытки Эррту. Сейчас он, как и остальные трое, был связан — руки за спиной схвачены веревкой и прикреплены для надежности к деревянному столбу. Одна цепь с гирями сковывала его лодыжки, а другая была наброшена на шею, причем под ее тяжестью согнулся даже могучий Вульфгар.
Он с предельной ясностью различал лица в орущей толпе. Сброд, жаждавший кровавого зрелища. Взбудораженные, даже веселые стражники-огры сдерживали толпу, и время от времени отвешивали тумаки несчастным приговоренным. Вульфгар видел все, но его рассудок превращал происходящее в какое-то демоническое наваждение, подменяя лица людей жуткими харями демонов, клыкастыми, отвратительно воняющими, сочащимися едкой слюной пастями. Он чувствовал запах Бездны, серная вонь обжигала ему ноздри и глотку. На его теле кишели и пробирались под кожу сороконожки и пауки. И всегда до смерти не хватает чуть-чуть. И всегда она желанна.
Эти нестерпимые муки длились изо дня в день, из месяца в месяц. Вульфгар научился прятаться в каком-то далеком и темном уголке своего сознания. Замыкаясь там, он научился не замечать происходящего. Вот и на Карнавале он поступил так же.
Одного за другим преступников отвязывали от столбов и проводили вокруг площади, подводя то поближе к возбужденной толпе, то к орудиям пыток. Там были разнообразные плети; лебедка и канат, при помощи которых преступников вздергивали над землей, пропустив под связанными за спиной руками шест;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Меральда высунулась в окошко с другой стороны, чтобы Яка ее не увидел, и обратилась к кучеру:
— Прошу вас, сегодня отвезите меня до самого дома.
— Я надеялся, что вы так и скажете, госпожа Меральда, — ответил Лайам Вудгейт, — У одной из лошадей, похоже, что-то с подковой. Может быть, у вашего отца найдется молоток и брусок.
— Да конечно, — ответила Меральда. — Поедемте к нам, и я уверена, что папа поможет вам.
— Вот и прекрасно! — откликнулся кучер. Он слегка стегнул лошадей, и они поскакали вперед быстрее.
Меральда откинулась на спинку сиденья и смотрела из глубины кареты на стройную одинокую мужскую фигуру. Она даже ясно представила себе, какое у него сейчас лицо. И чуть было не передумала и не попросила кучера высадить ее прямо здесь. Может, стоило снова встретиться с Якой, заняться любовью под звездным небом, еще разок почувствовать себя свободной. А может, сбежать с ним и прожить всю жизнь для себя, а не для кого-то еще.
Но нельзя же так поступить с мамой, папой и Тори. Ведь родители верили, что она сделает все правильно. А правильным было поставить крест на чувствах к Яке Скули.
Карета остановилась перед домиком Гандерлеев. Лайам Вудгейт ловко соскочил на землю и открыл для Меральды дверцу.
— Ну, зачем вы, — смутилась девушка, когда он помогал ей выходить из экипажа.
— Вы же станете госпожой Аукни, — весело подмигнув, ответил старичок. — Разве можно обходиться с вами как с крестьянкой?
— Но это не так уж плохо, — ответила Меральда, — я имею в виду — быть крестьянкой. По крайней мере, на ночь тебя увозят из замка.
И Лайам Вудгейт от души рассмеялся.
— А также привозят обратно, когда только захотите, — ответил он. — Управляющий Темигаст сказал, что я в вашем полном распоряжении, госпожа Меральда. Мне сказано доставлять вас и вашу семью куда вам угодно и когда угодно.
Меральда улыбнулась и поблагодарила. Отец с хмурым видом открыл дверь и остался стоять в проеме.
— Пап! — позвала его девушка. — Может, ты поможешь моему другу… — Тут она остановилась и посмотрела на гнома. — Слушайте, а я ведь даже не знаю, как вас зовут, — заметила она.
— У большинства благородных дам не находится времени, чтобы спрашивать о таких вещах, — ответил он, и они снова дружно рассмеялись. — К тому же все мы, маленькие, для больших людей на одно лицо. — Он лукаво подмигнул и отвесил глубокий поклон. — Лайам Вудгейт, к вашим услугам.
Дони Гандерлей подошел к ним.
— Что-то недолго ты сегодня гостила в замке, — с подозрением заметил он.
— Лорд Ферингал занят с одним торговцем, — ответила Меральда. — Завтра я снова поеду. У одной из лошадей Лайама что-то с подковой, ты не поможешь?
Дони поглядел на упряжку и кивнул:
— Конечно. А ты иди в дом, дочка. Маме снова плохо.
Меральда опрометью бросилась в дом. Биаста лежала в постели, у нее снова был жар, глаза ввалились. Тори стояла рядом на коленях, держа в одной руке кувшин с водой, а в другой — мокрое полотенце.
— Вскоре после того, как ты уехала, у нее началась истерика, — сказала девочка. Биаста уже несколько месяцев была подвержена таким припадкам.
Меральда, глядя на мать, готова была разреветься. Здоровье матери так хрупко, она такая слабая. Биаста Гандерлей стояла на краю могилы. Последние дни она держалась только благодаря воодушевлению, вызванному приглашением лорда Ферингала, и Меральда в отчаянии решила прибегнуть к единственному известному ей средству.
— Ну, мама, — с напускным возмущением начала она, — не самое лучшее время ты выбрала болеть.
— Меральда, — едва слышно выдохнула Биаста, да и это, казалось, далось ей с трудом.
— Нужно поправляться, да побыстрее, — строго сказала девушка.
— Меральда! — одернула ее Тори.
— Я ведь рассказывала тебе о саде леди Присциллы. — продолжала девушка, не обращая внимания на сестру. — Так что давай, скорее поправляйся, потому что завтра ты поедешь со мной в замок. Будем вместе гулять по саду.
— А я? — захныкала Тори.
Меральда обернулась к ней и заметила, что отец тоже стоит, прислонившись к косяку, и на его усталом лице ясно читается изумление.
— Да, Тори, ты тоже можешь поехать с нами, — сказала Меральда, делая вид, что не заметила отца, — но ты должна пообещать, что будешь хорошо себя вести.
— Мам, пожалуйста, скорее поправляйся, — взмолилась Тори, крепко вцепившись матери в руку. Больная женщина как будто немного ожила.
— Иди, Тори, — приказала Меральда. — Беги к кучеру — его зовут Лайам — и скажи, что мы втроем завтра хотим поехать в замок в полдень. Маме нельзя идти пешком.
Тори побежала исполнять, а Меральда склонилась над матерью.
— Поправляйся, — сказала она и поцеловала Биасту в лоб, и та, улыбнувшись, кивнула.
Под пристальным взглядом Дони девушка вышла из комнаты. Она слышала, что отец за ее спиной задернул занавеску в их спальню, а сам пошел вслед за дочерью в гостиную.
— А он разрешит тебе привезти их обеих? — спросил он тихо, чтобы Биаста не слышала.
— Я ведь стану его женой — это он так хочет, — пожала плечами она. — Будет глупо, если он не исполнит одну мою просьбу.
Дони с благодарной улыбкой крепко обнял дочь. Меральда не могла видеть его лица, но знала, что он плачет.
Она тоже крепко обхватила отца, ткнувшись лицом ему в плечо. Ведь, несмотря на то, что она так храбро сражалась за благо своей семьи, во многом она еще оставалась маленькой неуверенной девочкой.
И как приятно ей было получить от отца поцелуй в макушку в подтверждение того, что она поступает правильно.
* * *
С вершины ближайшего холма Яка Скули наблюдал, как Дони Гандерлей помогает кучеру с подковой, при этом они болтают и пересмеиваются, как старые друзья. Бедного, мучившегося от ревности Яку это окончательно добило, учитывая, как Дони обошелся с ним недавно. Неужели Гандерлей не понимает, что лорду Ферингалу нужно от его дочери то же самое, что и Яке? Разве он не понимает, что намерения Яки честнее, чем намерения Ферингала, ведь они с Меральдой одного круга и воспитания, а потому он более подходящая пара для девушки?
Потом Дони вернулся в дом, зато появилась, радостно подпрыгивая на каждом шагу, сестра Меральды и стала о чем-то говорить с кучером.
— Неужели же на моей стороне — никого? — тихо произнес Яка, беспрерывно покусывая нижнюю губу. — Неужели все они против меня, эти слепцы, чьи глаза затуманены незаслуженным богатством и положением Ферингала Аука? Будь ты проклята, Меральда! Как ты могла меня предать? — громко закричал он, не тревожась о том, что его вопль может быть услышан Тори и возницей.
Он больше не мог на них смотреть. Колотя себя по глазам кулаками, юноша повалился спиной на каменистую землю.
— Где справедливость в этой жизни? — громко вопрошал он. — О горе, я рожден бедняком, когда мне больше подошла бы мантия короля! По какому праву этот дурак Ферингал отбирает у меня желанную награду? Какой закон мироздания позволяет кошельку быть сильнее зова плоти? Будь проклята эта жизнь! И будь проклята Меральда!
Он долго лежал так, бормоча проклятия и стеная. Лайам уже давно починил подкову, выпил с Дони Гандерлеем и уехал. Мать Меральды уже давно заснула спокойным свом, а сама Меральда успела рассказать Тори, что было между ней и Якой, Ферингалом, Присциллой и Темигастом. Потом, как и предсказывал старый управляющий, налетела буря. Распростертого на холме Яку окатил дождь и потрепал холодный океанский ветер.
Он лежал всю ночь, следя, как тучи плывут на небе, закрывая звезды и расступаясь перед сияющим рассветом, как рабочие идут на поля. Один рабочий, дворф, заметив юношу, подошел к нему и слегка толкнул носком сапога.
— Ты помер или мертвецки пьян? — со смехом спросил он.
Яка откатился от него и едва сдержал стон — так заныло онемевшее тело. Парень вскочил и бросился прочь — его гордость была уязвлена, и он так злился на весь мир, что не мог сейчас ни с кем разговаривать.
— Однако странный он малый, — пробормотал дворф.
Чуть позже, высушив одежду, но все еще дрожа от ночного холода, Яка присоединился к работникам, снося насмешки товарищей. Он изо всех сил старался хорошо выполнять свою работу, однако мысли путались, настроение было ни к черту, а кожа, несмотря на жгучее солнце, напоминала лягушачью.
Когда же он увидел карету лорда Ферингала, прокатившую мимо, сначала к дому Меральды, а потом обратно, с пассажирами, ему стало еще хуже.
Все против него.
* * *
Этот день в замке Аук запомнился Меральде больше всех, хотя лорд Ферингал почти не скрывал своего неудовольствия по поводу того, что Меральда не Принадлежит только ему. Присцилла же просто кипела из-за того, что вынуждена пустить в свой сад троих крестьян.
Однако Ферингал все же справился с собой, а Присцилла, хоть и не без осторожного покашливания Темигаста, держалась вполне вежливо. Но для Меральды важно было только то, что мама улыбается, подставляя бледное лицо солнечным лучам, наслаждаясь теплом и благоуханием цветов. Все это лишь укрепило решимость Меральды и подарило ей надежду на будущее.
Они недолго оставались в замке: около часа провели в саду, посидели за столом, еще немного побродили среди цветов. По просьбе Меральды, после извинений за нежданных гостей, молодой лорд проводил общество в карете к дому Гандерлеев, а хмурая Присцилла и Темигаст остались в замке.
— Крестьяне, — презрительно буркнула Присцилла. — Стоило бы надрать уши моему братцу за то, что привел таких людей в замок Аук.
Темигаст усмехнулся.
— Они невоспитанны, это правда, — согласился он. — Но неприятными их не назовешь.
— Грязнули, — фыркнула Присцилла. — Может, тебе стоит посмотреть на это иначе, — с лукавой улыбкой взглянул на нее Темигаст.
— На крестьян только так и можно смотреть, — огрызнулась Присцилла. — Сверху вниз.
— Но Гандерлеи скоро не будут крестьянами, — напомнил Темигаст.
Присцилла бросила на него насмешливый взгляд.
— Может, подойти к этому как к сложной задаче? — предложил Темигаст. Присцилла с любопытством поглядела на него. — Как, например, к выращиванию изысканного цветка из луковицы.
— Это Гандерлеи-то? Изысканные? — саркастически осведомилась Присцилла.
— Может, они станут таковыми с твоей помощью, — сказал Темигаст. — Разве это не повод для гордости, если тебе удастся настолько облагородить их, что об этом можно будет рассказывать всякому проезжему торговцу? Слух о твоем подвиге достигнет самого Лускана и тамошнего высшего общества. Это будет вершина твоих достижений.
Присцилла снова фыркнула, однако обошлась без обычных колкостей. А когда уходила, на лице ее появилось задумчивое выражение — видимо, она уже что-то прикидывала.
Темигаст понял, что Присцилла поддалась на его хитрость. Старый управляющий только покачал головой. Его по-прежнему изумляло, что большинство знатных людей безоговорочно считают себя выше своих подданных, несмотря на то, что их положение — лишь случайность, обусловленная рождением.
Глава 13
КАРНАВАЛ ВОРОВ
Целый час над ними издевались разошедшиеся, крестьяне, забрасывали их тухлятиной и плевали в лицо.
Вульфгар не замечал происходящего. Он был далеко, так глубоко уйдя в себя, что даже не видел искаженных гримасами лиц, разверстых ртов, не слышал голоса помощника городских старшин, пытавшегося утихомирить толпу, когда на помост взошел Яркхельд. Такая отстраненность помогала варвару выдерживать пытки Эррту. Сейчас он, как и остальные трое, был связан — руки за спиной схвачены веревкой и прикреплены для надежности к деревянному столбу. Одна цепь с гирями сковывала его лодыжки, а другая была наброшена на шею, причем под ее тяжестью согнулся даже могучий Вульфгар.
Он с предельной ясностью различал лица в орущей толпе. Сброд, жаждавший кровавого зрелища. Взбудораженные, даже веселые стражники-огры сдерживали толпу, и время от времени отвешивали тумаки несчастным приговоренным. Вульфгар видел все, но его рассудок превращал происходящее в какое-то демоническое наваждение, подменяя лица людей жуткими харями демонов, клыкастыми, отвратительно воняющими, сочащимися едкой слюной пастями. Он чувствовал запах Бездны, серная вонь обжигала ему ноздри и глотку. На его теле кишели и пробирались под кожу сороконожки и пауки. И всегда до смерти не хватает чуть-чуть. И всегда она желанна.
Эти нестерпимые муки длились изо дня в день, из месяца в месяц. Вульфгар научился прятаться в каком-то далеком и темном уголке своего сознания. Замыкаясь там, он научился не замечать происходящего. Вот и на Карнавале он поступил так же.
Одного за другим преступников отвязывали от столбов и проводили вокруг площади, подводя то поближе к возбужденной толпе, то к орудиям пыток. Там были разнообразные плети; лебедка и канат, при помощи которых преступников вздергивали над землей, пропустив под связанными за спиной руками шест;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46