Этот ландшафт казался Горгиду скучным и монотонным. Врач вырос среди бесконечного разнообразия природы материковой Греции — горы и долины, солнечное море, темные под густыми кронами деревьев плоскогорья… И любую из долин можно было пройти за полдня.
Виридовиксу же степные просторы казались не столько скучными, сколько угнетающими. Леса его родной Галлии давали чувство защищенности. Мир кельта был уютным, закрытым. Степи заставляли человека чувствовать себя незначительным, крошечным — насекомое, ползущее по плоскому подносу.
Виридовикс ехал, окруженный кочевниками, — другие люди кое-как прикрывали кельта от пугающей обнаженной бесконечности. То и дело кельт всматривался в южный горизонт в надежде увидеть Эрзерум — пики, отделяющие Пардрайю от Йезда.
— Когда-нибудь настанет светлый день, и я их увижу, — говорил Виридовикс Батбайяну. — Человеку необходимо знать, что этой ужасной плоской степи когда-нибудь настанет предел.
— Почему? — Батбайян привык к открытой степи, как Виридовикс — к сокровенным лесным тропам. Другие кочевники тоже недоуменно покачивали головами, удивляясь странным привычкам Виридовикса.
Батбайян присоединился к тому десятку видессианских солдат что сопровождали посольство из Присты в Аршаум. Если не считать Виридовикса и Скилицеза, кроме этих десяти солдат во всей армии Аргуна не нашлось бы больше никого, кто говорил бы на языке хаморов. Их командир, Агафий Псой, был по рождению видессианин, но годы, проведенные на краю Пардрайи, научили его языку степняков.
— Местность не имеет значения, — высказался Агафий с цинизмом старого вояки, — другое дело — ублюдки, которые здесь живут. От них-то все неприятности.
Виридовикс расхохотался во все горло:
— Ну вот! А я-то думал, что наконец избавился от Гая Филиппа. Но нет — его тень выскочила там, где я меньше всего ожидал ее встретить.
Псой ничего не знал о римлянах и только недоуменно моргнул.
— Что тут за тарабарщина? — вмешался кто-то на языке аршаумов.
Виридовикс повернул голову. Каган Аргун и его младший сын Дизабул приближались к видессианским послам. Люди Шаумкиила говорили на мягком, шипящем языке; грубоватая гортанная хаморская речь резала им слух.
Однако Аргун шутил. Каган вообще предпочитал управлять людьми с помощью шуток и уговоров и редко прибегал к грубости и лжи.
Кельт перевел Аргуну разговор — насколько сумел. Он уже неплохо понимал язык аршаумов, но говорить на нем давалось Виридовиксу нелегко.
— А ты что об этом думаешь, Красные Усы? — спросил Аргун.
Пышные усы экзотического цвета поражали воображение кагана. У самого Аргуна росло на верхней губе всего несколько волосков.
— Я? Я — делать это в обратную сторону. Люди есть люди. Везде. Пейзаж — он меняет очень много.
— Что-то в этом есть, — кивнул и Аргун.
— Как ты можешь так говорить, отец? — воскликнул Дизабул. Его красивое лицо дернулось в усмешке. — Он так плохо говорит на нашем языке, что его почти невозможно понять. — С улыбкой превосходства Дизабул повернулся к Виридовиксу. — Правильно было бы так, чужеземец: «Я бы сказал наоборот: люди есть люди…» и так далее.
— Благодарю, — отозвался галл; однако подумал совершенно иное.
Дизабул был своего рода ошибкой Аргуна. Все желания юного принца исполнялись немедленно. Результат был понятен и легко предсказуем. Дизабул терпеть не мог своего старшего брата и всех, кто связан с ним.
— Испорчен, как рыба, пролежавшая неделю на солнце, — пробормотал Виридовикс по-кельтски.
Аргун укоризненно покачал головой:
— Лучше толковые речи от старой овечьей шкуры, чем злость и глупость, обернутые в красивые меха.
— Что ж, давай, слушай и хвали его! — буркнул Дизабул. Он вспыхнул даже от мягкой критики. — Я не желаю терять на него времени.
Он дернул поводья своей лошади и ускакал прочь. Горгид, погруженный в беседу с шаманом Толаи, бросил на Дизабула беглый взгляд. Он проводил глазами красивого юношу так, как другой мужчина посмотрел бы на хорошенькую женщину. Грек слишком хорошо знал, что юный принц — капризный, вспыльчивый, самовлюбленный мальчишка. Но простая внешняя привлекательность иной раз заставляли Горгида забывать об этом.
Неожиданно Горгид понял, что пропустил мимо ушей последнюю фразу Толаи.
— Прости, я не расслышал. О чем ты говорил сейчас?
— Когда будет достаточно тепло и появятся лягушки, я приготовлю одно снадобье. Возможно, оно снимет онемение с ног Аргуна. Дня три-четыре — и, я думаю, можно начинать.
Как всегда, когда дело касалось медицины, грек проявлял заинтересованность.
— Мне нужно девять лягушек, — объяснил шаман. — Я отрежу им головы. Из их тел вытечет желтая жидкость, которую надлежит смешать в горшке с вытопленным козлиным жиром. Горшок следует закрыть и на один день оставить на солнце, а на одну ночь — на огне. Затем взять мягкую кисточку и смазать онемевшее тело. Обычно такое масло помогает.
— Никогда раньше не слышал, — честно признался Горгид. При мысли о подобном лекарстве его одолела легкая тошнота. И тут еще одна мысль пришла ему в голову: — Хорошо, что Аргун — не хамор. Иначе он не подошел бы к такому лекарству и на сто шагов.
Толаи хрипло засмеялся:
— Что правда, то правда. Еще одно подтверждение тому, что «косматые» не могут считаться полноценными представителями человеческой расы.

* * *
объявил Аргун, сидя у костра и поглощая простоквашу. У некоторых аршаумов еще оставалось немного вяленого мяса, но большинство ели ту же сухую простоквашу.
— Давно пора. Пардрайя — глупое место! — сказал Ирнэк, вождь клана Черных Овец — самого крупного после клана Серой Лошади. Иногда эти два клана соперничали.
В глазах аршаума застыло недоумение. Вождь был умным человеком. То, что он увидел в Пардрайе, оставалось вне его понимания.
— Так быть не должно! Эта земля получает много дождя! Она в состоянии кормить большие стада. Больше, чем в Шаумкииле. Однако ничего подобного мы не видим. Завтра я уже забуду, как выглядит корова.
Остальные аршаумы сердито загалдели. Они рассчитывали по пути через Пардрайю к Йезду захватить несколько хаморских стад. Но с тех пор как армия перешла великую реку Шаум, она не встретила ни одного стада. Время от времени вылавливали отбившихся овец, коров или коз, однако ни разу не встретили большого стада. А ведь от таких стад зависела вся жизнь кочевников, подобно тому, как жизнь крестьян неразрывно связана с урожаем!
Если уж на то пошло, то и хаморов они не встречали тоже. Даже разведчиков, которым давным-давно полагалось бы висеть у Аргуна на хвосте. Аршаумы считали это признаком трусости.
— Что сделают «косматые», когда завидят наше приближение? -спрашивали аршаумы. И сами же отвечали: — Кто знает? У нас не будет возможности это выяснить.
Спутники аршаумов тревожились куда больше. Виридовикс по горькому опыту знал: Авшар отслеживает любые перемещения зачарованного галльского меча. Ни одно колдовство не могло причинить владельцу волшебного клинка какого-либо зла. Но сопротивление любой магии, в свою очередь, помогало князю-колдуну узнать о его местонахождении.
— Этот негодяй совсем не случайно забыл устроить нам торжественную встречу. Наверняка он что-то затевает, — говорил Виридовикс.
— Еще более тревожит то обстоятельство, — добавил Пикридий Гуделин, — что к нам не присоединяются большие отряды мятежных хаморов. Вряд ли им сладко живется под сапогом Авшара.
— Умная мысль! — одобрил Горгид. Он и сам размышлял о том же.
— Две причины, — сказал Батбайян. — Первая. Авшар правит через Варатеша. Варатеш — бандит, но из семьи кагана. Варатеш — добрый пес. -Единственный глаз молодого хамора презрительно сузился.
— Варатеш, конечно, ублюдок, но он нечто большее, чем просто собака на веревке у Авшара, — возразил Виридовикс. Время, проведенное в плену у Варатеша, научило кельта по-настоящему ценить таланты бандитского вожака.
— Я говорю то, что говорю, — ровным тоном проговорил Батбайян. Он посмотрел кельту прямо в глаза, как бы желая бросить ему вызов. Виридовикс только пожал плечами. — Так, — кратко бросил Батбайян. — Вторая причина. Хаморы боятся аршаумов больше, чем колдуна. Я сам был такой, пока ты не сказал мне о мести. Недовольные — есть, но аршаумы страшнее Авшара.
— Возможно, — согласился Скилицеэ. — К тому же у Авшара была целая зима, чтобы покончить с возмущением. Урок-другой — и теперь всякий дважды подумает, прежде чем проявлять недовольство.
— «Дважды подумает»? — переспросил Гуделин. — О, неужто ты решил состязаться со мною в искусстве плетения эвфемизмов, Ланкин? Неужели мы до сих пор будем именовать эту жестокую зиму «прохладной». Собор Фоса -"большим", горы Эрзерум — «всхолмлениями», а дикий ужас перед Авшаром -"задумчивостью"?
Скилицез криво улыбнулся:
— Что ж, это честно. Если уж говорить о преуменьшениях, то впредь можно именовать тебя «болтушкой».
Бюрократ зашипел, а его товарищи расхохотались.
Горгид заставил их снова стать серьезными:
— Но если Авшар нас атакует — каким образом мы окажем ему сопротивление?
— Будем сражаться, раздавим и убьем, — зарычал Батбайян. — Бросим его труп в степи, пусть его обглодают грифы. Иначе зачем Вридриш привел меня сюда?
— Разобьем его. Отлично! Но как? — настаивал грек. — Многие уже пытались сделать это, но пока что ни один не добился успеха.
Батбайян гневно посмотрел на грека. Молодой хамор жил одним — местью.
Скилицез проговорил:
— Аршаумы — лучшие воины, нежели хаморы, Горгид. И те и другие уверены, что это так. В этом залог победы.
— Авшару для победы вовсе не требуются хорошие воины, — возразил Горгид. — Вспомни Марагху! Вспомни степные битвы прошлой осенью, когда против Авшара выступил отец Батбайяна. Победу обеспечила магия, а не качества бойцов.
Повисло мрачное молчание. Никто не мог отрицать правоты грека. Да Горгид, как правило, и не ошибался. Наконец Виридовикс промолвил:
— Ну хорошо, сиятельный военачальник, мудрейший полководец и стратег величайший. Ты обозначил проблему. Надеюсь, у тебя имеется какое-либо решение? Или ты просто хочешь, чтобы мы все стали такими же старыми брюзгами, как ты?
— Убирайся к воронам, — раздраженно отозвался Горгид. — Откуда мне знать, как планируются битвы? Я — медик. Ты был крупным вождем у себя в Галлии. Как бы ты поступил?
Внезапно Виридовикс стал суровым.
— У меня нет ответа. Я сражался с ублюдком лицом к лицу. Ты знаешь, каков был результат.
Горгид проклял свой болтливый язык и начал было извиняться. Виридовикс отмахнулся от него:
— Вопрос был поставлен честно. А сейчас я собираюсь найти мой шатер и завалиться спать. Будем надеяться, что во сне меня посетит фея и подарит мне ответ.
— Хорошая мысль, — одобрил грек. У него тоже туманилось в глазах от усталости.
Но когда наступило утро, Виридовикс еще не нашел выхода из положения.
— Не повезло мне с феями! Должно быть, истрепали крылышки, пока летели сюда. Этот мир так далек от Галлии, — грустно проговорил кельт. Но тут же оживился.
Охота, объявленная вчера Аргуном, началась.
— А эти люди по маленькой не играют! — сказал Виридовикс Горгиду.
Часть огромной армии аршаумов, возглавляемая Аргуном, растянулась по степи длинной цепью с востока на запад. Другая, под командой Ирнэка, двинулась на юг. Около полудня люди Ирнэка отправились на соединение с крылом Аргуна. Цепи загонщиков ловили все, что попадалось на пути.
Хаморы не устраивали столь масштабной охоты. Батбайян был просто поражен.
— Это похоже на войну! — сказал он Аригу.
— Какой враг злее голода? — ответил Ариг. — Или ты любишь, чтобы кишки липли к хребтине?
Молодой хамор раздвинул губы в усмешке.
Аргун поднял штандарт высоко над головой. На острие копья развевался длинный черный кафтан — все, что осталось от предателя-йезда.
Завидев сигнал, воины двинулись вперед. Они били в барабаны, дули в деревянные и костяные свистки, гудели в рога. Прочие кричали во все горло, чтобы вспугнуть птиц и зверей.
Гарцуя на коне вместе с остальными загонщиками, Виридовикс откинул голову назад и испустил жуткий боевой клич.
— Ничего не могу сказать об этих бедных животных, — проговорил Горгид, содрогнувшись, — но меня ты напугал основательно!
— А толку-то? Что с тебя ваять, кроме клочка шкуры и нескольких дохлых костей? Гляди! Заяц!
Аршаум пустил в зайца стрелу как раз в тот момент, когда зверек высоко подпрыгнул в воздух. Сраженный, заяц упал на землю, несколько раз дернулся и затих. Кочевник наклонился с седла, схватил его за уши и бросил в мешок.
Виридовикс снова испустил дикий вопль.
— По крайней мере, я могу приносить хоть какую-то пользу. Не слишком-то хорошо я стреляю из лука.
— Я тоже, — проговорил грек. Хлопнув в ладоши, он прокричал несколько строф из Гомера и Эсхила.
Возможно, греческие классики сработали — еще один заяц выскочил из травы чуть ли не из-под ног у Горгида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73