Вспомни ту даму, которую Бардия принял за недостойную женщину.
— Но Бардия из Макурана, — сказала Рошнани. — Смею, по крайней мере, надеяться, что видессийские мужчины, привыкшие к свободе своих женщин и не считающие ее не правильной или порочной, никогда не ведут себя так.
— Я не видел и не слышал о таком, — признал Абивард. — Но, будучи мужчиной, я кое-что о мужчинах знаю. Если они окажутся в постоянном окружении таких свободных женщин, многие из них станут ловкими и искушенными совратителями — а таких в Макуране до сей поры не водилось.
Рошнани закусила губу.
— Наверное, такое возможно, — сказала она, Абивард пришел в восторг от ее честности. Она продолжила:
— С другой стороны, сомневаюсь, что у видессийцев возникают проблемы вроде той, что в прошлом году устроила на твоей женской половине Ардини.
— В этом ты, пожалуй, права, — сказал он. Теперь она улыбнулась. Он ответил тем же, прекрасно ее поняв. Никто из них никогда не отказывался признать частичную правоту другого. Понизив голос до шепота, Рошнани сказала:
— В отличие от твоей сестры, я не утверждаю, что освобождение женщин с их половин решит все их прежние проблемы и при этом не создаст новых. Мир устроен не так. Но я думаю, что новые проблемы будут поменьше тех, что исчезнут.
Абивард сказал:
— Ты полагаешь, что некоторые женщины, если их освободить, как ты советуешь, могут и сами оказаться совратительницами?
Динак такое предположение рассердило бы. Но Рошнани обдумала его с присущим ей спокойствием.
— Некоторые, вероятно, окажутся, — сказала она. — Как и у мужчин, одни более похотливы, другие менее, а некоторые к тому же не так счастливы с мужьями, как хотели бы. — Она провела ладонью по его голой груди и животу. — Мне-то очень повезло.
— И мне. — Он погладил ее щеку и вспомнил о том, что сегодня сказал Шарбаразу. — С тобой я без труда приспособился бы к видессийскому обычаю единобрачия. Конечно, отец бы посмеялся над этими словами, но ведь мы как-никак почти год в походе вместе с тобой, и я ни разу не ощутил потребности в разнообразии. — Он вздохнул:
— Однако сомневаюсь, что всем мужчинам выпало такое счастье.
— Или всем женщинам, — сказала Рошнани. Он взял ее ладонь в свою и провел ее еще ниже.
— А с этим что будем делать?
— Уже? Так скоро? — Но она не жаловалась.
* * *
Даже бесплодные земли между западными окраинами Видессии и Страной Тысячи Городов по весне покрылись неровным зеленым ковром. Среди цветов, которые вскоре пожухнут и исчезнут до следующей весны, жужжали пчелы. Кони выщипывали траву из песчаной земли, труся на запад, тем самым сберегая часть фуража, который войско везло с собой.
К Шарбаразу с Абивардом подъехал Маниакис. Его сопровождал, совсем еще молодой человек, точная его копия — только в бороде не было седины, черты лица потоньше, а шрамов поменьше. Он сказал:
— Самое худшее, что может сделать Смердис, — это отравить колодцы на нашем пути. И так-то один Скотос ведает, как долго нам придется добираться до Тубтуба, а коли еще останавливаться и искать хорошую воду, хотя по весне кое-что есть и в ручейках…
— Не отравит, — убежденно сказал Шарбараз. Маниакис поднял густую бровь:
— Почему ты так уверен?
Тем же вопросом задался и Абивард, но у него не хватило смелости так прямо спросить. Шарбараз сказал:
— В первую очередь Смердис думает о деньгах. Если он отравит колодцы, караваны не смогут ходить между Видессией и Макураном и он не сможет собирать с них налоги. Прежде чем пойти на это, он поищет другие способы справиться с нами.
— Возможно. Вы знаете Смердиса лучше, чем я. В Видессии о нем вообще мало что известно. — Маниакис говорил бесстрастно. Он обернулся к молодому человеку, похожему на него, и спросил:
— Как ты считаешь?
Медленно выговаривая макуранские слова, молодой человек ответил:
— Я не стал бы упускать военное преимущество, а о деньгах подумал бы потом. Но некоторые могут мыслить иначе. Поскольку Смердис возглавлял монетный двор, деньги для него, скорее всего, имеют огромное значение.
— Разумно, — сказал Шарбараз.
— Воистину, — согласился Абивард. Для видессийца, влюбленного в логические построения, это была большая похвала, чем для макуранца. Интересно, так ли это для васпураканцев, перенявших видессийские обычаи. Он на всякий случай кивнул молодому человеку — несколькими годами моложе его самого — и спросил Маниакиса:
— Твой сын?
Маниакис поклонился в седле — Абивард таки польстил ему.
— Да, мой старший, высокочтимый, — сказал он, буквально переведя на макуранский видессийское обращение. — Величайший, разреши мне представить тебе Маниакиса-младшего.
— Несправедливо, — сказал Шарбараз. — Обычно Видессия и Макуран не друзья, а враги. Достаточно одного Маниакиса на вашей стороне, и у нас полно неприятностей. А два — это уже перебор.
Старший Маниакис хмыкнул. Младший проговорил:
— Величайший, ты льстишь мне, уже сейчас ставя рядом с отцом.
Абивард отметил, сколь искусно молодой Маниакис выказал свою скромность, и сказал:
— Позвольте задать вопрос? — Когда оба Маниакиса кивнули, он продолжил: — Почему у вас одно имя? В Макуране не принято называть ребенка в честь живого родственника; мы боимся, что смерть может перепутать и по ошибке забрать не того.
— По-моему, у видессийцев такой же обычай, — вставил Шарбараз.
Старший Маниакис ответил громовым смехом:
— Еще одно подтверждение, что, хотя мой род и следует видессийской вере, в душе все мы остались васпураканцами. Фос создал нас первыми из людей, и мы доверяем ему — он-то сумеет отличить одного из нас от другого, независимо от имени. Разве не так, сын?
— Да, — отозвался Маниакис-младший, но этим и ограничился, да и то было заметно, что чувствует он себя неловко даже из-за такого лаконичного ответа.
Абивард заподозрил, что он куда меньше васпураканец в душе, чем его отец. Ведь семья, живущая среди другого народа, все больше и больше сближается с обычаями соседей.
Подстегнутый этой мыслью, он спросил Маниакиса-старшего:
— У тебя есть внуки, высокочтимый? — Он употребил тот же немакуранский титул, каким величал его видессийский командир.
— Пока нет, — ответил Маниакис, — хотя двое из моих ребят женаты, и мой тезка тоже женится, если только отец девушки перестанет делать вид, будто она сделана не из плоти и крови, а из золота с жемчугом.
Хотя его отец даже не назвал имени девушки, на которой он женится, вернее, может быть, женится, в глазах у молодого Маниакиса появилось нежное, мечтательное выражение. Абиварду это выражение было знакомо — у него самого было такое же, стоило ему подумать о Рошнани. Из этого он сделал вывод, что молодой Маниакис не только знал свою нареченную, но и успел в нее влюбиться.
Этим видессийцы тоже отличались от его народа, где жениху и невесте редко удавалось взглянуть друг на друга до самого дня свадьбы.
Во всяком случае, так дело обстояло с представителями знати. У простого люда обычаи были попроще, хотя и среди них браки, как правило, заключались по договоренности родителей. Интересно, подумал Абивард, насколько же свободны нравы видессийских простолюдинов? Действуют ли там вообще какие-нибудь правила?
Старший Маниакис вернул беседу к насущным вопросам:
— Величайший, что мы будем делать, если колодцы все же окажутся отравленными?
— Или вернемся в Видессию, или будем пробиваться к Тубтубу, — ответил Шарбараз, — в зависимости от того, как далеко мы ушли и каковы у нас запасы воды. Я не поведу вас через пустыню, чтобы уморить жаждой, если ты об этом.
— Если ты на это пойдешь, я за тобой не последую, — прямо ответил старший Маниакис. — Но ты был со мной откровенен, а редко услышишь, чтобы васпураканский князь — что, как ты знаешь, относится к любому васпураканцу, жаловался на это. — Он фыркнул. — Иногда приходится ждать по много дней, чтобы видессиец вот так прямо высказал, что у него на уме.
И вновь Абивард скользнул взглядом по сыну видессийского военачальника.
Младший Маниакис ничего не сказал, но, судя по его виду, был не вполне согласен с отцом. Абивард усмехнулся про себя. Да, в сына Видессия запустила свои когти глубже, чем в отца. Когда-нибудь это может пригодиться — хотя он не знал, как именно.
Шарбараз показал вперед:
— Если глаза мои меня не подводят, вон там первый оазис. Скоро мы узнаем, что предпринял Смердис.
Смердис не отравил колодцы. Колдуны и лекари обеих армий проверяли воду на каждом привале на пути к Макурану; сначала воду давали пить нескольким лошадям и лишь через некоторое время допускали к воде людей и остальных лошадей — на тот случай, если вдруг колдуны и лекари ошиблись.
За последним оазисом лишь заросли кустарника, стремительно превращающегося из зеленого в более привычный коричневый, отделяли войско от Тубтуба. Но прежде чем они достигли реки, обозначавшей восточную границу Страны Тысячи Городов, Смердис выслал посольство — не к Шарбаразу, а к Маниакису-старшему. Абивард давно этого опасался. Теперь все надежды Смердиса сводились к тому, что ему удастся разъединить видессийцев и законного Царя Царей.
Возможности для этого у него имелись: достаточно пойти на большие уступки Ликинию, чем это сделал Шарбараз. Видессийцы — народ коварный. Абивард вполне допускал, что Маниакис отправился вместе с Шарбаразом именно затем, чтобы вырвать у Смердиса эти уступки. Если он добьется своего, повернет ли он свое войско против Шарбараза? Или просто прикажет своим конникам развернуться и ехать домой? Уже одно это было бы катастрофой.
Разведчики доложили Шарбаразу о прибытии посольства. Если бы Царь Царей не сидел на коне, он принялся бы расхаживать взад-вперед. Абивард вполне его понимал. Когда отряд Заля по существу захватил его крепость, чтобы выжать из него подать, наложенную Смердисом, его дальнейшая судьба была предопределена.
Теперь Шарбаразу приходилось ждать, пока другие будут решать его участь.
— Если он продаст нас, я убью его, — медленно и зло проговорил Шарбараз. — Мне все равно, что со мной случится потом. Лучше погибнуть в бою с видессийцами, чем от рук Смердиса.
— Я буду рядом с тобой, величайший, — ответил Абивард.
Шарбараз кивнул, довольный услышанным, но лицо его оставалось мрачным.
Потом к законному Царю Царей подъехал Маниакис-старший в сопровождении сына. За двумя видессийцами тащились несколько макуранцев, и вид у них был совсем не веселый. Старший Маниакис ткнул в их сторону большим пальцем.
— Они интересовались, сколько мы возьмем, чтобы перейти на их сторону, заметил он.
— Неужели? — Шарбараз одарил посланцев Смердиса улыбкой, которая очень уместно смотрелась бы на волчьей морде. — Дай тебе Господь доброго дня, Паткий. Значит, теперь ты предателю служишь?
Один из посланцев — очевидно, Паткий — сник еще больше.
— Сын Пероза, я служу властям в Машизе, — сказал он.
— Он хочет сказать, что готов лизать каждую задницу, в которую его ткнут рожей, — презрительно проговорил Абивард. — Не думал я, что может быть кто-то хуже предателя. Теперь вижу — это человек, которому все равно.
— Он омерзителен, правда? — заметил Шарбараз.
Он намеренно говорил о Паткии так, будто его здесь не было, чтобы посланец Смердиса почувствовал себя совсем уж гадко. Вновь проигнорировав его, законный Царь Царей обратился к Маниакису-старшему:
— И что же, друг мой, сколько предлагает хмырь хмырей?
Видессиец моргнул, потом расхохотался так, что закашлялся. Отдышавшись, он ответил:
— Ну, они говорят, что он отдаст весь Васпуракан и столько серебра в придачу, что, если высыпать это серебро в Коровий Брод — это морской пролив между западными землями и городом Видессом, — можно будет посуху пройти в столицу.
«Узкое море», — подумал Абивард. Может быть, именно это имел в виду Таншар. Но насколько вероятно, что он, Абивард, пересечет обширные западные земли и окажется возле прославленной видессийской столицы?
Он думал о своем и поэтому не сразу заметил, как напрягся Шарбараз.
— Предложение существенное и более… э-э-э… щедрое, чем то, на которое мог бы пойти я, — осторожно заметил Царь Царей. — И как же ты ответил?
— Пока никак, — отозвался старший Маниакис. — Я хотел, чтобы его сначала выслушал ты.
— Зачем? Чтобы вынудить меня предложить еще больше? Если Ликинию до такой степени нужно серебро…
— Ликинию всегда нужно серебро, — прервал Маниакис. — И даже если не нужно, он все равно будет считать, что нужно. Прости, величайший, так о чем ты говорил?
— Если ему нужно серебро, я дам ему кое-что, когда отвоюю трон, — сказал Шарбараз. — Если же ему обязательно нужен весь Васпуракан… — Законный Царь Царей откинул голову назад, открыв горло:
— Режь сейчас. От меня он его не получит.
— Вот видите? — воскликнул Паткий. — Мой повелитель предлагает более выгодные условия!
— А моему повелителю это неинтересно, — сказал Маниакис-старший. — Ему не нравится, когда люди крадут престолы, которые не им принадлежат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Но Бардия из Макурана, — сказала Рошнани. — Смею, по крайней мере, надеяться, что видессийские мужчины, привыкшие к свободе своих женщин и не считающие ее не правильной или порочной, никогда не ведут себя так.
— Я не видел и не слышал о таком, — признал Абивард. — Но, будучи мужчиной, я кое-что о мужчинах знаю. Если они окажутся в постоянном окружении таких свободных женщин, многие из них станут ловкими и искушенными совратителями — а таких в Макуране до сей поры не водилось.
Рошнани закусила губу.
— Наверное, такое возможно, — сказала она, Абивард пришел в восторг от ее честности. Она продолжила:
— С другой стороны, сомневаюсь, что у видессийцев возникают проблемы вроде той, что в прошлом году устроила на твоей женской половине Ардини.
— В этом ты, пожалуй, права, — сказал он. Теперь она улыбнулась. Он ответил тем же, прекрасно ее поняв. Никто из них никогда не отказывался признать частичную правоту другого. Понизив голос до шепота, Рошнани сказала:
— В отличие от твоей сестры, я не утверждаю, что освобождение женщин с их половин решит все их прежние проблемы и при этом не создаст новых. Мир устроен не так. Но я думаю, что новые проблемы будут поменьше тех, что исчезнут.
Абивард сказал:
— Ты полагаешь, что некоторые женщины, если их освободить, как ты советуешь, могут и сами оказаться совратительницами?
Динак такое предположение рассердило бы. Но Рошнани обдумала его с присущим ей спокойствием.
— Некоторые, вероятно, окажутся, — сказала она. — Как и у мужчин, одни более похотливы, другие менее, а некоторые к тому же не так счастливы с мужьями, как хотели бы. — Она провела ладонью по его голой груди и животу. — Мне-то очень повезло.
— И мне. — Он погладил ее щеку и вспомнил о том, что сегодня сказал Шарбаразу. — С тобой я без труда приспособился бы к видессийскому обычаю единобрачия. Конечно, отец бы посмеялся над этими словами, но ведь мы как-никак почти год в походе вместе с тобой, и я ни разу не ощутил потребности в разнообразии. — Он вздохнул:
— Однако сомневаюсь, что всем мужчинам выпало такое счастье.
— Или всем женщинам, — сказала Рошнани. Он взял ее ладонь в свою и провел ее еще ниже.
— А с этим что будем делать?
— Уже? Так скоро? — Но она не жаловалась.
* * *
Даже бесплодные земли между западными окраинами Видессии и Страной Тысячи Городов по весне покрылись неровным зеленым ковром. Среди цветов, которые вскоре пожухнут и исчезнут до следующей весны, жужжали пчелы. Кони выщипывали траву из песчаной земли, труся на запад, тем самым сберегая часть фуража, который войско везло с собой.
К Шарбаразу с Абивардом подъехал Маниакис. Его сопровождал, совсем еще молодой человек, точная его копия — только в бороде не было седины, черты лица потоньше, а шрамов поменьше. Он сказал:
— Самое худшее, что может сделать Смердис, — это отравить колодцы на нашем пути. И так-то один Скотос ведает, как долго нам придется добираться до Тубтуба, а коли еще останавливаться и искать хорошую воду, хотя по весне кое-что есть и в ручейках…
— Не отравит, — убежденно сказал Шарбараз. Маниакис поднял густую бровь:
— Почему ты так уверен?
Тем же вопросом задался и Абивард, но у него не хватило смелости так прямо спросить. Шарбараз сказал:
— В первую очередь Смердис думает о деньгах. Если он отравит колодцы, караваны не смогут ходить между Видессией и Макураном и он не сможет собирать с них налоги. Прежде чем пойти на это, он поищет другие способы справиться с нами.
— Возможно. Вы знаете Смердиса лучше, чем я. В Видессии о нем вообще мало что известно. — Маниакис говорил бесстрастно. Он обернулся к молодому человеку, похожему на него, и спросил:
— Как ты считаешь?
Медленно выговаривая макуранские слова, молодой человек ответил:
— Я не стал бы упускать военное преимущество, а о деньгах подумал бы потом. Но некоторые могут мыслить иначе. Поскольку Смердис возглавлял монетный двор, деньги для него, скорее всего, имеют огромное значение.
— Разумно, — сказал Шарбараз.
— Воистину, — согласился Абивард. Для видессийца, влюбленного в логические построения, это была большая похвала, чем для макуранца. Интересно, так ли это для васпураканцев, перенявших видессийские обычаи. Он на всякий случай кивнул молодому человеку — несколькими годами моложе его самого — и спросил Маниакиса:
— Твой сын?
Маниакис поклонился в седле — Абивард таки польстил ему.
— Да, мой старший, высокочтимый, — сказал он, буквально переведя на макуранский видессийское обращение. — Величайший, разреши мне представить тебе Маниакиса-младшего.
— Несправедливо, — сказал Шарбараз. — Обычно Видессия и Макуран не друзья, а враги. Достаточно одного Маниакиса на вашей стороне, и у нас полно неприятностей. А два — это уже перебор.
Старший Маниакис хмыкнул. Младший проговорил:
— Величайший, ты льстишь мне, уже сейчас ставя рядом с отцом.
Абивард отметил, сколь искусно молодой Маниакис выказал свою скромность, и сказал:
— Позвольте задать вопрос? — Когда оба Маниакиса кивнули, он продолжил: — Почему у вас одно имя? В Макуране не принято называть ребенка в честь живого родственника; мы боимся, что смерть может перепутать и по ошибке забрать не того.
— По-моему, у видессийцев такой же обычай, — вставил Шарбараз.
Старший Маниакис ответил громовым смехом:
— Еще одно подтверждение, что, хотя мой род и следует видессийской вере, в душе все мы остались васпураканцами. Фос создал нас первыми из людей, и мы доверяем ему — он-то сумеет отличить одного из нас от другого, независимо от имени. Разве не так, сын?
— Да, — отозвался Маниакис-младший, но этим и ограничился, да и то было заметно, что чувствует он себя неловко даже из-за такого лаконичного ответа.
Абивард заподозрил, что он куда меньше васпураканец в душе, чем его отец. Ведь семья, живущая среди другого народа, все больше и больше сближается с обычаями соседей.
Подстегнутый этой мыслью, он спросил Маниакиса-старшего:
— У тебя есть внуки, высокочтимый? — Он употребил тот же немакуранский титул, каким величал его видессийский командир.
— Пока нет, — ответил Маниакис, — хотя двое из моих ребят женаты, и мой тезка тоже женится, если только отец девушки перестанет делать вид, будто она сделана не из плоти и крови, а из золота с жемчугом.
Хотя его отец даже не назвал имени девушки, на которой он женится, вернее, может быть, женится, в глазах у молодого Маниакиса появилось нежное, мечтательное выражение. Абиварду это выражение было знакомо — у него самого было такое же, стоило ему подумать о Рошнани. Из этого он сделал вывод, что молодой Маниакис не только знал свою нареченную, но и успел в нее влюбиться.
Этим видессийцы тоже отличались от его народа, где жениху и невесте редко удавалось взглянуть друг на друга до самого дня свадьбы.
Во всяком случае, так дело обстояло с представителями знати. У простого люда обычаи были попроще, хотя и среди них браки, как правило, заключались по договоренности родителей. Интересно, подумал Абивард, насколько же свободны нравы видессийских простолюдинов? Действуют ли там вообще какие-нибудь правила?
Старший Маниакис вернул беседу к насущным вопросам:
— Величайший, что мы будем делать, если колодцы все же окажутся отравленными?
— Или вернемся в Видессию, или будем пробиваться к Тубтубу, — ответил Шарбараз, — в зависимости от того, как далеко мы ушли и каковы у нас запасы воды. Я не поведу вас через пустыню, чтобы уморить жаждой, если ты об этом.
— Если ты на это пойдешь, я за тобой не последую, — прямо ответил старший Маниакис. — Но ты был со мной откровенен, а редко услышишь, чтобы васпураканский князь — что, как ты знаешь, относится к любому васпураканцу, жаловался на это. — Он фыркнул. — Иногда приходится ждать по много дней, чтобы видессиец вот так прямо высказал, что у него на уме.
И вновь Абивард скользнул взглядом по сыну видессийского военачальника.
Младший Маниакис ничего не сказал, но, судя по его виду, был не вполне согласен с отцом. Абивард усмехнулся про себя. Да, в сына Видессия запустила свои когти глубже, чем в отца. Когда-нибудь это может пригодиться — хотя он не знал, как именно.
Шарбараз показал вперед:
— Если глаза мои меня не подводят, вон там первый оазис. Скоро мы узнаем, что предпринял Смердис.
Смердис не отравил колодцы. Колдуны и лекари обеих армий проверяли воду на каждом привале на пути к Макурану; сначала воду давали пить нескольким лошадям и лишь через некоторое время допускали к воде людей и остальных лошадей — на тот случай, если вдруг колдуны и лекари ошиблись.
За последним оазисом лишь заросли кустарника, стремительно превращающегося из зеленого в более привычный коричневый, отделяли войско от Тубтуба. Но прежде чем они достигли реки, обозначавшей восточную границу Страны Тысячи Городов, Смердис выслал посольство — не к Шарбаразу, а к Маниакису-старшему. Абивард давно этого опасался. Теперь все надежды Смердиса сводились к тому, что ему удастся разъединить видессийцев и законного Царя Царей.
Возможности для этого у него имелись: достаточно пойти на большие уступки Ликинию, чем это сделал Шарбараз. Видессийцы — народ коварный. Абивард вполне допускал, что Маниакис отправился вместе с Шарбаразом именно затем, чтобы вырвать у Смердиса эти уступки. Если он добьется своего, повернет ли он свое войско против Шарбараза? Или просто прикажет своим конникам развернуться и ехать домой? Уже одно это было бы катастрофой.
Разведчики доложили Шарбаразу о прибытии посольства. Если бы Царь Царей не сидел на коне, он принялся бы расхаживать взад-вперед. Абивард вполне его понимал. Когда отряд Заля по существу захватил его крепость, чтобы выжать из него подать, наложенную Смердисом, его дальнейшая судьба была предопределена.
Теперь Шарбаразу приходилось ждать, пока другие будут решать его участь.
— Если он продаст нас, я убью его, — медленно и зло проговорил Шарбараз. — Мне все равно, что со мной случится потом. Лучше погибнуть в бою с видессийцами, чем от рук Смердиса.
— Я буду рядом с тобой, величайший, — ответил Абивард.
Шарбараз кивнул, довольный услышанным, но лицо его оставалось мрачным.
Потом к законному Царю Царей подъехал Маниакис-старший в сопровождении сына. За двумя видессийцами тащились несколько макуранцев, и вид у них был совсем не веселый. Старший Маниакис ткнул в их сторону большим пальцем.
— Они интересовались, сколько мы возьмем, чтобы перейти на их сторону, заметил он.
— Неужели? — Шарбараз одарил посланцев Смердиса улыбкой, которая очень уместно смотрелась бы на волчьей морде. — Дай тебе Господь доброго дня, Паткий. Значит, теперь ты предателю служишь?
Один из посланцев — очевидно, Паткий — сник еще больше.
— Сын Пероза, я служу властям в Машизе, — сказал он.
— Он хочет сказать, что готов лизать каждую задницу, в которую его ткнут рожей, — презрительно проговорил Абивард. — Не думал я, что может быть кто-то хуже предателя. Теперь вижу — это человек, которому все равно.
— Он омерзителен, правда? — заметил Шарбараз.
Он намеренно говорил о Паткии так, будто его здесь не было, чтобы посланец Смердиса почувствовал себя совсем уж гадко. Вновь проигнорировав его, законный Царь Царей обратился к Маниакису-старшему:
— И что же, друг мой, сколько предлагает хмырь хмырей?
Видессиец моргнул, потом расхохотался так, что закашлялся. Отдышавшись, он ответил:
— Ну, они говорят, что он отдаст весь Васпуракан и столько серебра в придачу, что, если высыпать это серебро в Коровий Брод — это морской пролив между западными землями и городом Видессом, — можно будет посуху пройти в столицу.
«Узкое море», — подумал Абивард. Может быть, именно это имел в виду Таншар. Но насколько вероятно, что он, Абивард, пересечет обширные западные земли и окажется возле прославленной видессийской столицы?
Он думал о своем и поэтому не сразу заметил, как напрягся Шарбараз.
— Предложение существенное и более… э-э-э… щедрое, чем то, на которое мог бы пойти я, — осторожно заметил Царь Царей. — И как же ты ответил?
— Пока никак, — отозвался старший Маниакис. — Я хотел, чтобы его сначала выслушал ты.
— Зачем? Чтобы вынудить меня предложить еще больше? Если Ликинию до такой степени нужно серебро…
— Ликинию всегда нужно серебро, — прервал Маниакис. — И даже если не нужно, он все равно будет считать, что нужно. Прости, величайший, так о чем ты говорил?
— Если ему нужно серебро, я дам ему кое-что, когда отвоюю трон, — сказал Шарбараз. — Если же ему обязательно нужен весь Васпуракан… — Законный Царь Царей откинул голову назад, открыв горло:
— Режь сейчас. От меня он его не получит.
— Вот видите? — воскликнул Паткий. — Мой повелитель предлагает более выгодные условия!
— А моему повелителю это неинтересно, — сказал Маниакис-старший. — Ему не нравится, когда люди крадут престолы, которые не им принадлежат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65