Улыбка вышла кривой и совсем не веселой.
— Вот как?
Истомин кивнул и продолжал:
— 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись…
— В Баку? — сказала Алиса. — Откуда ты все это знаешь?
— Гены… — ответил Денис. — Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше.
— Ну ладно… — Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. — Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее.
Она сидела, прижав дерматиновую папку с «ватманами» к груди, и печально смотрела на лежавшие вповалку тела.
Денис выглянул из разбитого окна двери. В тоннеле теснились люди — бескрайнее море людских голов. Они жались к стене, огибали вагоны и двигались вперед.
«Точнее, теперь уже назад», — подумал Денис.
— Ну, что еще приходит на ум… — сказал он. — Вот, например, как тебе понравится это? В 1944 году свыше пятисот пассажиров и поездная бригада задохнулись в железнодорожном тоннеле близ Салерно, Италия.
— Все время тоннели, — тихо сказала Алиса. В голосе ее звучала обреченность. — И все задыхаются…
— Ага! — Денис пробрался на другую сторону вагона, выглянул в противоположное окно, но и там всюду были люди.
«Когда же это кончится? Когда мы сможем выбраться отсюда?»
— Денис! Пойдем! — сказала Алиса. Казалось, еще немного и она расплачется.
— Нет, — отрезал Истомин. — Едва мы спрыгнем, как нас затопчут. Пусть толпа схлынет.
— Но мы… задохнемся здесь.
Алиса подняла на него глаза, и Денис увидел, что его предположения подтвердились — она плакала.
— Ну не ты, так я, — добавила она уже тише. Теперь ее голос звучал как-то сипло, и именно этого Денис боялся больше всего.
Нехорошее тоскливое ожидание стянуло кожу на его спине и затылке. «Наверное, и волосы на голове встали дыбом».
— Тебе плохо? — спросил он.
Денис уже сам видел, что Алисе становится плохо. Все хуже и хуже с каждой секундой.
Она часто дышала, как лохматая собака в летнюю жару. Губы, кончик носа и щеки медленно заливала пугающая синева.
Денис отскочил от окна и бросился к Алисе.
— Где ингалятор?
Она ничего не ответила, только помотала головой.
— Где твоя сумка?
Алиса раскинула руки, уперлась в край сиденья и нагнулась, судорожно хватая ртом воздух. Она пожала плечами и закрыла глаза.
Мысль о сумке почему-то сразу не пришла Денису в голову. Он поднял то, что хорошо видел — папку с «ватманами», а о сумке забыл.
Причем, что самое странное, он все время помнил об ингаляторе. Он знал, что приступ у Алисы мог начаться внезапно. Но, видимо, в потрясенном сознании произошел какой-то сбой, и Денис думал об ингаляторе и о сумке, как о совершенно разных вещах, никак не связанных между собой. А ведь они были связаны самой простой и очевидной связью: ингалятор лежал в сумке, где же ему еще быть?
— Потерпи, я сейчас… — Денис сжал ее худые колени. — Я сейчас.
Он бросился искать сумку, но нигде не видел знакомую потрепанную светло-коричневую кожу.
Денис хватал все, что попадалось под руку — чьи-то портфели, авоськи, сумочки и дипломаты. Он вытряхивал из них все на пол, быстрым взглядом окидывал содержимое и искал дальше. «Ну где же она?» Сумка могла быть где угодно. Ее могли затолкать в самый дальний угол, и тогда…
Истомин понял, что упустил еще одну возможность — на Алисиной сумке мог кто-то лежать. Он внезапно представил, что ему придется переворачивать трупы, трогать их руками…
«О Боже!» Эта мысль пронзила его, словно током. Он был еще не готов к этому.
Он находился среди трупов, вдыхал воздух, пропитанный сладковатым ароматом крови, он рылся в чужих вещах, но он не мог заставить себя ворочать мертвецов.
Или мог?
Денис быстро прошел вдоль вагона, поднимая и перетряхивая каждую сумку, встреченную на своем пути. Он чувствовал, как стремительно бегут секунды. И каждая секунда означала пропущенный вдох.
Он снова вернулся к Алисе, втайне лелея идиотскую надежду, что ей вдруг стало лучше. Ерунда! Он знал, что без ингалятора ей лучше не станет.
Алиса сидела на краешке сиденья, широко открыв рот и дергаясь всем телом каждый раз, когда хотела вздохнуть. Она пыталась загнать в легкие немного воздуха, помогала себе мускулатурой плечевого пояса, освобождала диафрагму, нацеливая эту главную дыхательную мышцу на выполнение одной-единственной, но такой важной задачи, однако все было впустую.
Алиса задыхалась.
Денис увидел все это за одну секунду и, не задерживаясь, снова ринулся вперед. Черт с ним! Пусть так! Он будет ворочать мертвецов, он будет делать все что угодно, лишь бы Алиса могла дышать.
Истомин издал нечто среднее между воинственным кличем и злобным рычанием и рывком перевернул первое тело. Пусто! Второе! Пусто!
Он морщился от страха и отвращения, но продолжал ворочать трупы. Он перевернул очередное тело — мальчика в куртке, из-под которой выбивалась школьная форма, — и почувствовал, как к горлу подступил шершавый комок тошноты.
Под телом мальчика расплылась какая-то лужа. Денис знал, что это за лужа.
Когда-то он, как и многие мальчишки, очень интересовался вопросом: что происходит с человеком, когда он умирает? Так ли это, как показывают в кино, или на самом деле все по-другому?
По-другому. У трупа расслабляются все сфинктеры — мышцы, сдерживающие то, что обычно принято сдерживать в обществе. Но трупу наплевать на приличия, можно сказать, мертвый отличается от живого крайней степенью искренности.
Но если бы этот школьник только обмочился, Дениса бы не передернуло. Его напугало другое — голова несчастного парня была сплющена так, словно по ней проехался каток. В ушах виднелись сгустки темной крови, а вокруг рта какая-то бело-зеленая слизь с комочками. Денис оторвал тело от пола и с ужасом увидел, что выдавленный глаз остался на месте. Он прилип к полу.
Истомин едва успел отпрыгнуть. Его желудок долго выворачивался наизнанку и, похоже, не собирался останавливаться ни на минуту.
Денис сжал кулаки и попытался остановить мучительные спазмы. Он подумал, что Алисе очень нужна его помощь. Очень!
«Она задыхается!»
Денис вытер рот и снова подошел к телу школьника. Взял его одной рукой и, отвернувшись, оттащил труп немного в сторону.
Сумочки под ним не оказалось.
Денис продолжал обследовать вагон. На секунду он обернулся и увидел, что Алисе совсем худо. Глаза ее закатились, и между дрожащими, как крылья бабочки, веками были видны только синеватые белки.
Это придало Истомину сил и уверенности.
Последние сомнения и брезгливость исчезли. В конце концов, он ворочал трупы ради одной-единственной цели — чтобы здесь, в вагоне, в пятнадцати метрах под землей не появился еще один. Алисин.
Он стал действовать быстрее. Желудок все еще протестовал, но уже как-то вяло, будто смирился с новым увлечением хозяина. «Ну что же… Если тебе так нравится возиться с кадаврами — пожалуйста. Но помни, что мне от этого немного не по себе». О да! Он помнил.
Наконец Денис увидел то, что искал.
Знакомая сумка, вся в разноцветных мазках краски. Она лежала под телом высокого худого мужчины в синем пиджаке и почему-то зеленом галстуке. Над широким узлом торчал острый небритый кадык.
Денис приподнял тело мужчины и вытащил сумку. В ней время от времени появлялись странные и неожиданные вещи: то гипсовая кисть человеческой руки, то банка варенья, то каучуковый фаллос, то павлиньи перья, то фарфоровая статуэтка балерины с отбитой и неровно приклеенной головой… Денис уже привык, что в ней всегда можно было найти нечто неожиданное, и только две вещи присутствовали постоянно: нераспечатанная пачка сигарет и ингалятор.
Денис повесил сумку на руку и принялся в ней копаться, пытаясь найти жестяной цилиндрик с пластиковым раструбом.
«Вот он!» Денис нащупал ингалятор, зажал его в кулаке и повернулся к Алисе.
— Нашел!
Пол под ногами задрожал. Какая-то могучая сила двигала вагон. «Какое там вагон! Весь состав!» — подумал Денис. Затем последовал удар, настолько сильный, что Истомину пришлось схватиться за поручень, чтобы не упасть.
Лязг металла, грохот сцепок, шум воды — все эти звуки не могли заглушить людские крики, доносящиеся сквозь разбитые окна.
Денис понял, что был прав, когда не торопился выпрыгнуть в тоннель. Но и задерживаться здесь надолго тоже не стоило.
«Нам надо убираться, и побыстрее!» Истомин побежал по проходу к Алисе.
Девушке было совсем плохо. Она дрожала, как в лихорадке, и Денису показалось, что она сейчас упадет, завалится набок и больше уже никогда не встанет.
Он подбежал к ней и схватил за шею. Сунул в широко открытый рот раструб ингалятора и нажал три раза подряд.
— Ну же! Дыши! Дыши!
Денис чувствовал, как ее тело бьется под его рукой. Затем дрожь стала стихать. Свистящие хрипы, вырывавшиеся из груди Алисы, сменились шумными вдохами. Девушка жадно заглатывала воздух, как человек, вынырнувший из пучины на поверхность.
Денис опустился рядом с ней на колени.
— Алиса! Ну что? Тебе лучше? Скажи что-нибудь.
Девушка кивнула, и это было последнее, что он увидел.
Еще один удар, куда сильнее предыдущих, потряс вагон, как хлипкий картонный домик. Денис не удержался на ногах и повалился на спину. Жестяной цилиндрик ингалятора выскользнул из пальцев.
Стены тоннеля, видимые через разбитые окна, вдруг прыгнули прямо на них. Вагон скинуло с рельсов и развернуло поперек тоннеля.
Денис поднял голову, пытаясь разглядеть Алису.
Ее роскошные густые волосы окутало голубое сияние, такое яркое, что стало больно глазам. Все вокруг озарилось мощной вспышкой неестественного света.
А потом все погасло, и стало темно.
Константинов полз по крыше.
Он карабкался необыкновенно ловко, как обезьяна. Ничто не сковывало движений: пальто он оставил в вагоне, пиджак расстегнул и галстук ослабил.
Он упрямо лез вперед, понимая, что нужно торопиться.
Неумолчный шум воды и глухой нарастающий гул преследовали его по пятам. Коленями и ладонями Владимир ощущал, как дрожит крыша. Внезапно по ней что-то загрохотало дробно и часто, словно кто-то колотил в басовый барабан.
Константинов почувствовал резкий и болезненный удар в плечо. Он неосторожно дернулся и ударился еще раз — головой о железную раму, прикрепленную к потолку тоннеля.
Большой и гладкий, отполированный временем и водой, булыжник отскочил от его плеча, еще раз стукнул по вагону и упал на пути.
Снизу раздался глухой удар и сразу же, почти без паузы, короткий вскрик.
Здесь, в тоннеле, царил хаос. Состав содрогался под напором плывуна. Многотонная масса песка грозила поглотить все, что встретится ей на пути. Люди в панике стремились поскорее скрыться, но тугие струи воды догоняли их, били в спину и валили с ног.
Толпа, как чудовищная тысяченожка, извивалась и переливалась, кусала и затаптывала сама себя, но, несмотря на огромные потери, продолжала двигаться дальше.
Это выглядело противоестественно и… завораживающе.
С одной стороны, такое совершенное и технически сложное достижение мировой цивилизации, как метро, и, с другой — первобытные животные инстинкты, выплеснувшиеся наружу из многоголосой толпы.
Мощные тюбинги из монолитного железобетона, пучки толстых кабелей, рельсы и вагоны — и живые, беззащитные человеческие тела из костей, крови и мяса.
И Константинов, слыша доносящиеся до него крики, ропот и плеск торопливых шагов по воде, испытывал мистический, почти благоговейный ужас перед силой человеческой стихии.
Наверное, если бы он был там, внизу, среди толпы, такие мысли не лезли бы ему в голову. На них просто не осталось бы времени.
Владимир дополз до конца вагона. Ему надо было перелезть на соседний.
Крыша заканчивалась гладкой округлостью, и Константинов, сколько ни пытался, так и не смог найти, за что бы ему уцепиться.
Тогда он сел на самый край крыши и вытянул ноги вперед, уперевшись в передний вагон. Да, он достал, но это ничего не давало.
Константинов отодвинулся и снова встал на четвереньки. Можно было попытаться поступить так, как обычно это делают герои боевиков — разбежаться и прыгнуть, однако Владимир не был до конца уверен, что уже полностью превратился в героя боевика.
Состав могло тряхнуть в любую секунду, и почему бы вездесущему и обладающему необычайно черным чувством юмора Року не выбрать как раз ту секунду, когда Константинов будет перелезать с одного вагона на другой? Владимир был почти уверен, что так и случится.
Он заметался, то садясь на крышу, то снова становясь на четвереньки.
По железу опять что-то загрохотало. Вагон покачнулся, и Константинов услышал нечто вроде громкого усталого вздоха.
Владимир обернулся. В тусклом освещении тоннеля он увидел: широкий и толстый пласт мокрой грязи лег на вагон.
Надо было решиться.
Константинов встал на ноги и стал осторожно выпрямляться, пока не уперся руками в потолок тоннеля. «Вот за него и надо держаться!» — подумал он и крохотными приставными шагами подошел к краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Вот как?
Истомин кивнул и продолжал:
— 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись…
— В Баку? — сказала Алиса. — Откуда ты все это знаешь?
— Гены… — ответил Денис. — Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше.
— Ну ладно… — Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. — Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее.
Она сидела, прижав дерматиновую папку с «ватманами» к груди, и печально смотрела на лежавшие вповалку тела.
Денис выглянул из разбитого окна двери. В тоннеле теснились люди — бескрайнее море людских голов. Они жались к стене, огибали вагоны и двигались вперед.
«Точнее, теперь уже назад», — подумал Денис.
— Ну, что еще приходит на ум… — сказал он. — Вот, например, как тебе понравится это? В 1944 году свыше пятисот пассажиров и поездная бригада задохнулись в железнодорожном тоннеле близ Салерно, Италия.
— Все время тоннели, — тихо сказала Алиса. В голосе ее звучала обреченность. — И все задыхаются…
— Ага! — Денис пробрался на другую сторону вагона, выглянул в противоположное окно, но и там всюду были люди.
«Когда же это кончится? Когда мы сможем выбраться отсюда?»
— Денис! Пойдем! — сказала Алиса. Казалось, еще немного и она расплачется.
— Нет, — отрезал Истомин. — Едва мы спрыгнем, как нас затопчут. Пусть толпа схлынет.
— Но мы… задохнемся здесь.
Алиса подняла на него глаза, и Денис увидел, что его предположения подтвердились — она плакала.
— Ну не ты, так я, — добавила она уже тише. Теперь ее голос звучал как-то сипло, и именно этого Денис боялся больше всего.
Нехорошее тоскливое ожидание стянуло кожу на его спине и затылке. «Наверное, и волосы на голове встали дыбом».
— Тебе плохо? — спросил он.
Денис уже сам видел, что Алисе становится плохо. Все хуже и хуже с каждой секундой.
Она часто дышала, как лохматая собака в летнюю жару. Губы, кончик носа и щеки медленно заливала пугающая синева.
Денис отскочил от окна и бросился к Алисе.
— Где ингалятор?
Она ничего не ответила, только помотала головой.
— Где твоя сумка?
Алиса раскинула руки, уперлась в край сиденья и нагнулась, судорожно хватая ртом воздух. Она пожала плечами и закрыла глаза.
Мысль о сумке почему-то сразу не пришла Денису в голову. Он поднял то, что хорошо видел — папку с «ватманами», а о сумке забыл.
Причем, что самое странное, он все время помнил об ингаляторе. Он знал, что приступ у Алисы мог начаться внезапно. Но, видимо, в потрясенном сознании произошел какой-то сбой, и Денис думал об ингаляторе и о сумке, как о совершенно разных вещах, никак не связанных между собой. А ведь они были связаны самой простой и очевидной связью: ингалятор лежал в сумке, где же ему еще быть?
— Потерпи, я сейчас… — Денис сжал ее худые колени. — Я сейчас.
Он бросился искать сумку, но нигде не видел знакомую потрепанную светло-коричневую кожу.
Денис хватал все, что попадалось под руку — чьи-то портфели, авоськи, сумочки и дипломаты. Он вытряхивал из них все на пол, быстрым взглядом окидывал содержимое и искал дальше. «Ну где же она?» Сумка могла быть где угодно. Ее могли затолкать в самый дальний угол, и тогда…
Истомин понял, что упустил еще одну возможность — на Алисиной сумке мог кто-то лежать. Он внезапно представил, что ему придется переворачивать трупы, трогать их руками…
«О Боже!» Эта мысль пронзила его, словно током. Он был еще не готов к этому.
Он находился среди трупов, вдыхал воздух, пропитанный сладковатым ароматом крови, он рылся в чужих вещах, но он не мог заставить себя ворочать мертвецов.
Или мог?
Денис быстро прошел вдоль вагона, поднимая и перетряхивая каждую сумку, встреченную на своем пути. Он чувствовал, как стремительно бегут секунды. И каждая секунда означала пропущенный вдох.
Он снова вернулся к Алисе, втайне лелея идиотскую надежду, что ей вдруг стало лучше. Ерунда! Он знал, что без ингалятора ей лучше не станет.
Алиса сидела на краешке сиденья, широко открыв рот и дергаясь всем телом каждый раз, когда хотела вздохнуть. Она пыталась загнать в легкие немного воздуха, помогала себе мускулатурой плечевого пояса, освобождала диафрагму, нацеливая эту главную дыхательную мышцу на выполнение одной-единственной, но такой важной задачи, однако все было впустую.
Алиса задыхалась.
Денис увидел все это за одну секунду и, не задерживаясь, снова ринулся вперед. Черт с ним! Пусть так! Он будет ворочать мертвецов, он будет делать все что угодно, лишь бы Алиса могла дышать.
Истомин издал нечто среднее между воинственным кличем и злобным рычанием и рывком перевернул первое тело. Пусто! Второе! Пусто!
Он морщился от страха и отвращения, но продолжал ворочать трупы. Он перевернул очередное тело — мальчика в куртке, из-под которой выбивалась школьная форма, — и почувствовал, как к горлу подступил шершавый комок тошноты.
Под телом мальчика расплылась какая-то лужа. Денис знал, что это за лужа.
Когда-то он, как и многие мальчишки, очень интересовался вопросом: что происходит с человеком, когда он умирает? Так ли это, как показывают в кино, или на самом деле все по-другому?
По-другому. У трупа расслабляются все сфинктеры — мышцы, сдерживающие то, что обычно принято сдерживать в обществе. Но трупу наплевать на приличия, можно сказать, мертвый отличается от живого крайней степенью искренности.
Но если бы этот школьник только обмочился, Дениса бы не передернуло. Его напугало другое — голова несчастного парня была сплющена так, словно по ней проехался каток. В ушах виднелись сгустки темной крови, а вокруг рта какая-то бело-зеленая слизь с комочками. Денис оторвал тело от пола и с ужасом увидел, что выдавленный глаз остался на месте. Он прилип к полу.
Истомин едва успел отпрыгнуть. Его желудок долго выворачивался наизнанку и, похоже, не собирался останавливаться ни на минуту.
Денис сжал кулаки и попытался остановить мучительные спазмы. Он подумал, что Алисе очень нужна его помощь. Очень!
«Она задыхается!»
Денис вытер рот и снова подошел к телу школьника. Взял его одной рукой и, отвернувшись, оттащил труп немного в сторону.
Сумочки под ним не оказалось.
Денис продолжал обследовать вагон. На секунду он обернулся и увидел, что Алисе совсем худо. Глаза ее закатились, и между дрожащими, как крылья бабочки, веками были видны только синеватые белки.
Это придало Истомину сил и уверенности.
Последние сомнения и брезгливость исчезли. В конце концов, он ворочал трупы ради одной-единственной цели — чтобы здесь, в вагоне, в пятнадцати метрах под землей не появился еще один. Алисин.
Он стал действовать быстрее. Желудок все еще протестовал, но уже как-то вяло, будто смирился с новым увлечением хозяина. «Ну что же… Если тебе так нравится возиться с кадаврами — пожалуйста. Но помни, что мне от этого немного не по себе». О да! Он помнил.
Наконец Денис увидел то, что искал.
Знакомая сумка, вся в разноцветных мазках краски. Она лежала под телом высокого худого мужчины в синем пиджаке и почему-то зеленом галстуке. Над широким узлом торчал острый небритый кадык.
Денис приподнял тело мужчины и вытащил сумку. В ней время от времени появлялись странные и неожиданные вещи: то гипсовая кисть человеческой руки, то банка варенья, то каучуковый фаллос, то павлиньи перья, то фарфоровая статуэтка балерины с отбитой и неровно приклеенной головой… Денис уже привык, что в ней всегда можно было найти нечто неожиданное, и только две вещи присутствовали постоянно: нераспечатанная пачка сигарет и ингалятор.
Денис повесил сумку на руку и принялся в ней копаться, пытаясь найти жестяной цилиндрик с пластиковым раструбом.
«Вот он!» Денис нащупал ингалятор, зажал его в кулаке и повернулся к Алисе.
— Нашел!
Пол под ногами задрожал. Какая-то могучая сила двигала вагон. «Какое там вагон! Весь состав!» — подумал Денис. Затем последовал удар, настолько сильный, что Истомину пришлось схватиться за поручень, чтобы не упасть.
Лязг металла, грохот сцепок, шум воды — все эти звуки не могли заглушить людские крики, доносящиеся сквозь разбитые окна.
Денис понял, что был прав, когда не торопился выпрыгнуть в тоннель. Но и задерживаться здесь надолго тоже не стоило.
«Нам надо убираться, и побыстрее!» Истомин побежал по проходу к Алисе.
Девушке было совсем плохо. Она дрожала, как в лихорадке, и Денису показалось, что она сейчас упадет, завалится набок и больше уже никогда не встанет.
Он подбежал к ней и схватил за шею. Сунул в широко открытый рот раструб ингалятора и нажал три раза подряд.
— Ну же! Дыши! Дыши!
Денис чувствовал, как ее тело бьется под его рукой. Затем дрожь стала стихать. Свистящие хрипы, вырывавшиеся из груди Алисы, сменились шумными вдохами. Девушка жадно заглатывала воздух, как человек, вынырнувший из пучины на поверхность.
Денис опустился рядом с ней на колени.
— Алиса! Ну что? Тебе лучше? Скажи что-нибудь.
Девушка кивнула, и это было последнее, что он увидел.
Еще один удар, куда сильнее предыдущих, потряс вагон, как хлипкий картонный домик. Денис не удержался на ногах и повалился на спину. Жестяной цилиндрик ингалятора выскользнул из пальцев.
Стены тоннеля, видимые через разбитые окна, вдруг прыгнули прямо на них. Вагон скинуло с рельсов и развернуло поперек тоннеля.
Денис поднял голову, пытаясь разглядеть Алису.
Ее роскошные густые волосы окутало голубое сияние, такое яркое, что стало больно глазам. Все вокруг озарилось мощной вспышкой неестественного света.
А потом все погасло, и стало темно.
Константинов полз по крыше.
Он карабкался необыкновенно ловко, как обезьяна. Ничто не сковывало движений: пальто он оставил в вагоне, пиджак расстегнул и галстук ослабил.
Он упрямо лез вперед, понимая, что нужно торопиться.
Неумолчный шум воды и глухой нарастающий гул преследовали его по пятам. Коленями и ладонями Владимир ощущал, как дрожит крыша. Внезапно по ней что-то загрохотало дробно и часто, словно кто-то колотил в басовый барабан.
Константинов почувствовал резкий и болезненный удар в плечо. Он неосторожно дернулся и ударился еще раз — головой о железную раму, прикрепленную к потолку тоннеля.
Большой и гладкий, отполированный временем и водой, булыжник отскочил от его плеча, еще раз стукнул по вагону и упал на пути.
Снизу раздался глухой удар и сразу же, почти без паузы, короткий вскрик.
Здесь, в тоннеле, царил хаос. Состав содрогался под напором плывуна. Многотонная масса песка грозила поглотить все, что встретится ей на пути. Люди в панике стремились поскорее скрыться, но тугие струи воды догоняли их, били в спину и валили с ног.
Толпа, как чудовищная тысяченожка, извивалась и переливалась, кусала и затаптывала сама себя, но, несмотря на огромные потери, продолжала двигаться дальше.
Это выглядело противоестественно и… завораживающе.
С одной стороны, такое совершенное и технически сложное достижение мировой цивилизации, как метро, и, с другой — первобытные животные инстинкты, выплеснувшиеся наружу из многоголосой толпы.
Мощные тюбинги из монолитного железобетона, пучки толстых кабелей, рельсы и вагоны — и живые, беззащитные человеческие тела из костей, крови и мяса.
И Константинов, слыша доносящиеся до него крики, ропот и плеск торопливых шагов по воде, испытывал мистический, почти благоговейный ужас перед силой человеческой стихии.
Наверное, если бы он был там, внизу, среди толпы, такие мысли не лезли бы ему в голову. На них просто не осталось бы времени.
Владимир дополз до конца вагона. Ему надо было перелезть на соседний.
Крыша заканчивалась гладкой округлостью, и Константинов, сколько ни пытался, так и не смог найти, за что бы ему уцепиться.
Тогда он сел на самый край крыши и вытянул ноги вперед, уперевшись в передний вагон. Да, он достал, но это ничего не давало.
Константинов отодвинулся и снова встал на четвереньки. Можно было попытаться поступить так, как обычно это делают герои боевиков — разбежаться и прыгнуть, однако Владимир не был до конца уверен, что уже полностью превратился в героя боевика.
Состав могло тряхнуть в любую секунду, и почему бы вездесущему и обладающему необычайно черным чувством юмора Року не выбрать как раз ту секунду, когда Константинов будет перелезать с одного вагона на другой? Владимир был почти уверен, что так и случится.
Он заметался, то садясь на крышу, то снова становясь на четвереньки.
По железу опять что-то загрохотало. Вагон покачнулся, и Константинов услышал нечто вроде громкого усталого вздоха.
Владимир обернулся. В тусклом освещении тоннеля он увидел: широкий и толстый пласт мокрой грязи лег на вагон.
Надо было решиться.
Константинов встал на ноги и стал осторожно выпрямляться, пока не уперся руками в потолок тоннеля. «Вот за него и надо держаться!» — подумал он и крохотными приставными шагами подошел к краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33