мужчины, ожесточенно отстаивающие свое исконное природное право.
Ноги ее ослабели, колени подогнулись, и полумрак, царивший на заброшенной станции, стал быстро сгущаться.
Нежная холодная истома с запахом тоннельной воды понесла ее на мягких волнах, и Алиса потеряла сознание.
Сначала Константинов только защищался. Он уклонялся, подныривал под руку Гарина, разрывал дистанцию и подставлял под удар предплечье. В подсознании билась мысль, что все еще может обойтись. Гарин одумается и поймет, что эта драка никому не нужна.
Однако это чувство вскоре исчезло. Гарин выбил его из головы несколькими не очень сильными, но чувствительными ударами. И эти удары, пришедшиеся вскользь, становились все точнее.
Тогда Константинов подскочил к нему и коротко пробил в корпус, но гаринская куртка выполнила роль амортизатора, погасив силу. Гарин же успел заехать Константинову в ухо. В голове послышался резкий шум, будто кто-то с размаху хлопнул надутый полиэтиленовый пакет. Ему показалось, что ухо обожгли кипятком.
Но это только подхлестнуло Константинова. Он резко ушел вправо, опираясь на сломанную ногу. Внезапная боль в лодыжке оглушила его, заставила забыть про ухо. Он вынырнул из-под левой руки Гарина и, вложив в удар всю тяжесть тела, выбросил кулак в гаринский подбородок.
Если бы удар достиг цели, Гарин повалился бы на спину, как сноп. Но он в последний момент дернул головой, и удар пришелся в скулу.
Гарин коротко выдохнул, взревел и бросился вперед, чтобы обхватить Константинова и повалить на пол. Константинов ответил очередью хлестких хуков (хотя и не догадывался, что бьет именно хуки, а не, скажем, кроссы или свинги), но они запутались в длинных тяжелых руках Гарина и не достигли цели.
Гарин схватил его за лацкан пиджака, подтянул к себе и изо всех сил ударил коленом в живот.
У Константинова перехватило дыхание и потемнело в глазах. На какое-то время он потерял способность сопротивляться, а Гарин все бил и бил левой, попадая в бровь, губы, нос…
Константинов почувствовал, как брызнула горячая кровь, но так и не определил откуда — из губ или носа. И то и другое тотчас же распухло и утратило чувствительность. Ему казалось, будто кто-то положил на лицо кусок горячего липкого теста. Он потряс головой, краем глаза следя, как разлетаются во все стороны темные брызги.
Гарин второй рукой схватил его за пиджак, дернул на себя, ловко отступил назад и бросил Константинова на колонну.
Пол под ногами Константинова словно провалился, и уже в следующий миг он ощутил тяжелый удар спиной о колонну, а затем — оглушительный взрыв внутри черепа. Ему показалось, что он слышал, как хрустнул затылок и капли мозгов с отвратительными шлепками брызнули на шероховатый бетон.
Перед глазами возникла долгая ослепительная вспышка, как от дуги электросварки, а потом наступила темнота. Константинов медленно оседал на пол. Он вжимался спиной в колонну, чтобы замедлить падение, но сверху на голову сыпались тяжелые, ставшие убийственно точными удары.
— Первый?! — хрипел Гарин, и его голос был страшен. — На, сука, получи! На!
Константинов плыл, приближаясь к полному беспамятству. Каким-то образом ему удалось, собрав остатки сил, ударить Гарина снизу кулаком в пах.
Гарин зарычал и согнулся пополам. Константинов ударил еще дважды, удары пришлись точно в челюсть, но сил в руках уже не осталось. Тогда Константинов скрюченными пальцами полоснул Гарина по лицу, целя в глаз. Гарин отшатнулся и, запнувшись, упал.
Константинов испугался, что потеряет сознание, если останется на месте; он оттолкнулся от колонны и пополз в сторону. Мыслей в голове не осталось. Ощущение было такое, словно и самой головы не осталось, только плотно спрессованный сгусток боли, растущий между плечами.
Крик, который он услышал, заставил его понять: он проиграл, потому что больше не чувствует себя правым. И, что бы дальше ни случилось, что бы он ни сделал и как бы ни поступил, он все равно будет не прав.
Тонкий голосок закричал прямо над ухом:
— Папа! Папочка! Что с тобой? Тебе больно? Папа, бей его!
Константинов встал на четвереньки и пополз быстрее. За спиной послышался сдавленный стон. Потом тяжелые шаги. Сначала медленные, затем все быстрее и быстрее.
Гарин настигал его.
Денис вовремя подхватил Алису. Ее руки блуждали по его лицу, одежде, пытались найти его пальцы, но Денис видел, что эти движения бессознательные.
— Алиса! — закричал он, сжал ее в охапку и опустился на пол, подставив колено под спину девушки.
Он растерялся. Такого с ней никогда еще не было. Она побледнела той мертвенной бледностью, которая бывает только у гипсовых статуй, и стала холодной, как мрамор. Денис видел, как двигаются и подрагивают глаза под прикрытыми веками. Посиневшие губы раскрылись, словно для нежного поцелуя. Но она почти не дышала.
— Помогите! — тихо сказал Денис, будто Алиса спала, а он боялся ее разбудить.
Ее губы слегка дрогнули.
— Помогите! — повторил он громче и, уже не сдерживаясь, заорал: — Помогите!!!
Несчастная собачонка, совершенно потерявшая голову от того, что здесь происходит, бегала по платформе и заливалась громким лаем.
Доктор восемнадцатого экипажа бежал последним. Он отставал, и всему виной был этот злосчастный чемоданчик.
Угловатый ящик больно бил по ногам; наверное, правое бедро у него уже все было в синяках, но не мог же он его бросить.
Док остановился всего лишь на несколько секунд, чтобы перевести дыхание.
Сердце тяжелым упругим молотом колотило изнутри в ребра, легкие грозили вывернуться наизнанку, а в голове гудело, словно он пару раундов отстоял на ринге против Майка Тайсона.
Док сделал несколько глубоких вздохов. Водитель перед ним замедлил бег, обернулся и махнул рукой. Док кивнул — сейчас! Сейчас, еще немного…
Удивительно, но старший тоже как-то почувствовал остановку. В сумраке тоннеля (аварийное освещение кое-как разгоняло темноту) док увидел, как командир остановился и достал из нагрудного кармана куртки рацию.
Он упер левую руку в колено, а правую, с рацией, поднес к лицу.
— Мы идем… — отрывисто сказал он. И услышал ответ.
— Ждем. Давайте скорее.
Старший кивнул, словно собеседник мог его видеть, и убрал рацию обратно в карман. Сейчас его движения были нарочито неторопливыми; он медлил, потому что знал, как много могут значить несколько секунд передышки.
Старший мотнул головой, показывая вперед. «Пошли!»
Док подхватил чемоданчик и вдруг… замер на месте.
— Эй! — Он поднял вверх указательный палец, призывая товарищей прислушаться.
— Что там? — начал водитель, но док зашипел на него.
— Тихо! Слышишь?
— Что? — переспросил водитель, но объяснений и не требовалось.
Откуда-то издалека, будто из глубины земли, доносился тонкий собачий лай. Это было совершенно неожиданно и непонятно: откуда в метро могла взяться собака?
Впрочем, самым странным было даже не это. Не сама собака, а то, что она осталась под землей. Собаки не бросают своих хозяев, чаще бывает наоборот. И если псина сумела выбраться из разбитого поезда, то почему она не побежала (или не поплыла) дальше? Почему она осталась там?
Все трое переглянулись, подумав об одном и том же. Старший колебался: в конце концов, обычная собака… Что с нее взять? Надо бежать дальше, поскорее убираться отсюда.
Все это легко прочитывалось в его глазах, тем не менее все трое по-прежнему стояли, затаив дыхание, чутко ловя каждый звук.
Док закрыл глаза; он отключил все прочие органы чувств и полностью обратился в слух. Правой рукой он держал чемоданчик, а левую сложил в горсть и поднес к уху. Внезапно он вздрогнул и открыл глаза.
— Там человек! — сказал он и пристально посмотрел на старшего.
Старший пожал плечами; он не слышал ничего. Может быть, какое-то легкое, едва уловимое движение воздуха, но не человеческий голос.
Водитель посмотрел сначала на командира, потом на дока и покачал головой.
Они не двинулись с места: два мнения перевешивали одно, и цена ошибки была слишком велика. Но они и не побежали дальше, давая призрачному голосу последний шанс на спасение.
И он этим шансом воспользовался. Правда, док был готов поклясться, что это другой голос, не мужской, а женский, и кричал он не «Помогите!», а что-то неразборчивое — на одной высокой ноте, но уверенность в том, что он не ошибся, только окрепла.
Теперь командир и водитель тоже это слышали. Старший снова достал рацию:
— Внимание всем! Восемнадцатый экипаж! В перегонном тоннеле слышны человеческие голоса. Возвращаемся.
Он знал, что стоит вернуться немного назад, и связь прервется. И еще он знал, что там действительно есть люди.
Константинов обнаружил, что ползет прямо к краю платформы — туда, где плескалась черная вода. Тяжелые шаги за спиной раздавались все ближе и ближе. Константинов не оборачивался, но он физически ощущал, что Гарин уже совсем рядом. Еще до того, как цепкие пальцы схватили его за шиворот, он сжался в комок и закрыл голову руками.
Гарин задрал пиджак на спине Константинова и нащупал брючный ремень.
— Так говоришь, ты — первый? Да?
Константинов молчал. Голова кружилась, как в детстве, когда он слишком долго катался на карусели.
— Ты думал, что можно вот так вот, просто… За моей спиной? — продолжал Гарин.
К горлу мерзостным шершавым комком подступала тошнота. Константинов с усилием проглотил слюну. Он напрягся, пытаясь поймать то, что вертелось на языке, и сказал, как сплюнул:
— Да пошел ты…
— А-а-а… — радостно сказал Гарин. Казалось, это именно то, что он хотел услышать. — Пошел я?.. Пошел ты!!!
Резким рывком он вздернул Константинова над полом и тут же с силой бросил вниз. Удар вышиб из легких весь воздух, Константинов даже не смог закричать от боли, разразившейся в правой лодыжке. Он ждал, что вот-вот потеряет сознание, и тогда станет легче. Спокойно и хорошо.
Но он не потерял сознание. Он словно видел себя со стороны: вот Гарин снова хватает его за шиворот и тащит к краю платформы. Константинов пытается вяло отбиваться. Гарин сильнее, руки и ноги у него целы, и у него не раскалывается голова. И к тому же он безумен. Он не в себе.
И он его сейчас утопит.
Константинов уже видит край платформы, за которым — такая близкая и такая черная! — плещется вода. Вода наступает на него или он падает в воду — непонятно. Совершенно непонятно, но ясно одно — конец уже близок.
Фантасмагорическую картину довершает последний, чересчур эмоциональный штрих. Мертвец, плавающий на поверхности, вдруг поднимается, открывает глаза и смотрит прямо на Константинова. Смотрит — и начинает орать. Так истошно, что этот крик сокрушает Константинова, гасит последние проблески сознания.
«Боже мой, да это же все не наяву!» — догадывается Константинов и проваливается в черноту. Как в воду.
— А-а-а-а-а!!! — визжала голова, внезапно возникшая из воды.
Крик был настолько неожиданным и сильным, что Гарин разжал руки и попятился. Тело Константинова безвольно, как мешок, опустилось на пол на самом краю платформы.
— А-а-а-а-а!!! — вопила голова, не останавливаясь ни на секунду.
Сначала Гарину показалось, что с головы свисают пучки водорослей, но, приглядевшись, он понял, что это просто мокрые волосы.
— А-а-а-а-а!!! — крик длился еще несколько секунд и потом вдруг оборвался, так же неожиданно, как и начался. — Эй, мужики, мужики! Какого хрена вы тут делаете?
— Галочка?.. — неуверенно выдавил Гарин.
— Нет, русалка подземная, — огрызнулась она. — Руку давай, чудила!
Гарин почувствовал себя так, словно кто-то отхлестал его по щекам. Он посмотрел на избитого Константинова, валявшегося у его ног, и неожиданно ощутил приступ жгучего стыда. «Я не хотел», — чуть было не вырвалось у него, но это было неправдой. Он именно хотел.
Гарин шагнул вперед, протянул Галочке руку и помог подняться на платформу.
— Что это с ним? — спросила Галочка, показывая на Константинова.
— Да так… — Гарин пожал плечами. «Главное, не что с ним, а что со мной», — подумал он.
— Ну вы даете, мужики… Я из-за вас вся поседела. — Галочка принялась отряхивать пальто.
— Поседела? — Гарин пытался вспомнить ее в вагоне и не мог.
«Она уже была седая или поседела сейчас? — мелькнула мысль. — Не удивительно — нам всем столько довелось пережить… »
— Ну да. Все из-за вас, из-за долбаных мужиков. Еще в восемьдесят втором году поседела вся, ни одного черного волоса…
— Помогите! — раздался вскрик откуда-то слева.
Гарин и Галочка, как по команде, обернулись.
Парень сидел на полу и прижимал к себе девушку. Он раскачивался из стороны в сторону, точно пел ей тихую колыбельную. По его щекам текли слезы.
— Помогите! — прошептал парень. — Она почти не дышит…
Теперь они бежали в обратном порядке: док впереди, водитель за ним и старший замыкающим.
Рация в кармане командира экипажа тихо потрескивала, сквозь материю пробивался еле заметный зеленый огонек.
Все трое бежали молча, не сбивая дыхания и даже не удивляясь, откуда берутся силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Ноги ее ослабели, колени подогнулись, и полумрак, царивший на заброшенной станции, стал быстро сгущаться.
Нежная холодная истома с запахом тоннельной воды понесла ее на мягких волнах, и Алиса потеряла сознание.
Сначала Константинов только защищался. Он уклонялся, подныривал под руку Гарина, разрывал дистанцию и подставлял под удар предплечье. В подсознании билась мысль, что все еще может обойтись. Гарин одумается и поймет, что эта драка никому не нужна.
Однако это чувство вскоре исчезло. Гарин выбил его из головы несколькими не очень сильными, но чувствительными ударами. И эти удары, пришедшиеся вскользь, становились все точнее.
Тогда Константинов подскочил к нему и коротко пробил в корпус, но гаринская куртка выполнила роль амортизатора, погасив силу. Гарин же успел заехать Константинову в ухо. В голове послышался резкий шум, будто кто-то с размаху хлопнул надутый полиэтиленовый пакет. Ему показалось, что ухо обожгли кипятком.
Но это только подхлестнуло Константинова. Он резко ушел вправо, опираясь на сломанную ногу. Внезапная боль в лодыжке оглушила его, заставила забыть про ухо. Он вынырнул из-под левой руки Гарина и, вложив в удар всю тяжесть тела, выбросил кулак в гаринский подбородок.
Если бы удар достиг цели, Гарин повалился бы на спину, как сноп. Но он в последний момент дернул головой, и удар пришелся в скулу.
Гарин коротко выдохнул, взревел и бросился вперед, чтобы обхватить Константинова и повалить на пол. Константинов ответил очередью хлестких хуков (хотя и не догадывался, что бьет именно хуки, а не, скажем, кроссы или свинги), но они запутались в длинных тяжелых руках Гарина и не достигли цели.
Гарин схватил его за лацкан пиджака, подтянул к себе и изо всех сил ударил коленом в живот.
У Константинова перехватило дыхание и потемнело в глазах. На какое-то время он потерял способность сопротивляться, а Гарин все бил и бил левой, попадая в бровь, губы, нос…
Константинов почувствовал, как брызнула горячая кровь, но так и не определил откуда — из губ или носа. И то и другое тотчас же распухло и утратило чувствительность. Ему казалось, будто кто-то положил на лицо кусок горячего липкого теста. Он потряс головой, краем глаза следя, как разлетаются во все стороны темные брызги.
Гарин второй рукой схватил его за пиджак, дернул на себя, ловко отступил назад и бросил Константинова на колонну.
Пол под ногами Константинова словно провалился, и уже в следующий миг он ощутил тяжелый удар спиной о колонну, а затем — оглушительный взрыв внутри черепа. Ему показалось, что он слышал, как хрустнул затылок и капли мозгов с отвратительными шлепками брызнули на шероховатый бетон.
Перед глазами возникла долгая ослепительная вспышка, как от дуги электросварки, а потом наступила темнота. Константинов медленно оседал на пол. Он вжимался спиной в колонну, чтобы замедлить падение, но сверху на голову сыпались тяжелые, ставшие убийственно точными удары.
— Первый?! — хрипел Гарин, и его голос был страшен. — На, сука, получи! На!
Константинов плыл, приближаясь к полному беспамятству. Каким-то образом ему удалось, собрав остатки сил, ударить Гарина снизу кулаком в пах.
Гарин зарычал и согнулся пополам. Константинов ударил еще дважды, удары пришлись точно в челюсть, но сил в руках уже не осталось. Тогда Константинов скрюченными пальцами полоснул Гарина по лицу, целя в глаз. Гарин отшатнулся и, запнувшись, упал.
Константинов испугался, что потеряет сознание, если останется на месте; он оттолкнулся от колонны и пополз в сторону. Мыслей в голове не осталось. Ощущение было такое, словно и самой головы не осталось, только плотно спрессованный сгусток боли, растущий между плечами.
Крик, который он услышал, заставил его понять: он проиграл, потому что больше не чувствует себя правым. И, что бы дальше ни случилось, что бы он ни сделал и как бы ни поступил, он все равно будет не прав.
Тонкий голосок закричал прямо над ухом:
— Папа! Папочка! Что с тобой? Тебе больно? Папа, бей его!
Константинов встал на четвереньки и пополз быстрее. За спиной послышался сдавленный стон. Потом тяжелые шаги. Сначала медленные, затем все быстрее и быстрее.
Гарин настигал его.
Денис вовремя подхватил Алису. Ее руки блуждали по его лицу, одежде, пытались найти его пальцы, но Денис видел, что эти движения бессознательные.
— Алиса! — закричал он, сжал ее в охапку и опустился на пол, подставив колено под спину девушки.
Он растерялся. Такого с ней никогда еще не было. Она побледнела той мертвенной бледностью, которая бывает только у гипсовых статуй, и стала холодной, как мрамор. Денис видел, как двигаются и подрагивают глаза под прикрытыми веками. Посиневшие губы раскрылись, словно для нежного поцелуя. Но она почти не дышала.
— Помогите! — тихо сказал Денис, будто Алиса спала, а он боялся ее разбудить.
Ее губы слегка дрогнули.
— Помогите! — повторил он громче и, уже не сдерживаясь, заорал: — Помогите!!!
Несчастная собачонка, совершенно потерявшая голову от того, что здесь происходит, бегала по платформе и заливалась громким лаем.
Доктор восемнадцатого экипажа бежал последним. Он отставал, и всему виной был этот злосчастный чемоданчик.
Угловатый ящик больно бил по ногам; наверное, правое бедро у него уже все было в синяках, но не мог же он его бросить.
Док остановился всего лишь на несколько секунд, чтобы перевести дыхание.
Сердце тяжелым упругим молотом колотило изнутри в ребра, легкие грозили вывернуться наизнанку, а в голове гудело, словно он пару раундов отстоял на ринге против Майка Тайсона.
Док сделал несколько глубоких вздохов. Водитель перед ним замедлил бег, обернулся и махнул рукой. Док кивнул — сейчас! Сейчас, еще немного…
Удивительно, но старший тоже как-то почувствовал остановку. В сумраке тоннеля (аварийное освещение кое-как разгоняло темноту) док увидел, как командир остановился и достал из нагрудного кармана куртки рацию.
Он упер левую руку в колено, а правую, с рацией, поднес к лицу.
— Мы идем… — отрывисто сказал он. И услышал ответ.
— Ждем. Давайте скорее.
Старший кивнул, словно собеседник мог его видеть, и убрал рацию обратно в карман. Сейчас его движения были нарочито неторопливыми; он медлил, потому что знал, как много могут значить несколько секунд передышки.
Старший мотнул головой, показывая вперед. «Пошли!»
Док подхватил чемоданчик и вдруг… замер на месте.
— Эй! — Он поднял вверх указательный палец, призывая товарищей прислушаться.
— Что там? — начал водитель, но док зашипел на него.
— Тихо! Слышишь?
— Что? — переспросил водитель, но объяснений и не требовалось.
Откуда-то издалека, будто из глубины земли, доносился тонкий собачий лай. Это было совершенно неожиданно и непонятно: откуда в метро могла взяться собака?
Впрочем, самым странным было даже не это. Не сама собака, а то, что она осталась под землей. Собаки не бросают своих хозяев, чаще бывает наоборот. И если псина сумела выбраться из разбитого поезда, то почему она не побежала (или не поплыла) дальше? Почему она осталась там?
Все трое переглянулись, подумав об одном и том же. Старший колебался: в конце концов, обычная собака… Что с нее взять? Надо бежать дальше, поскорее убираться отсюда.
Все это легко прочитывалось в его глазах, тем не менее все трое по-прежнему стояли, затаив дыхание, чутко ловя каждый звук.
Док закрыл глаза; он отключил все прочие органы чувств и полностью обратился в слух. Правой рукой он держал чемоданчик, а левую сложил в горсть и поднес к уху. Внезапно он вздрогнул и открыл глаза.
— Там человек! — сказал он и пристально посмотрел на старшего.
Старший пожал плечами; он не слышал ничего. Может быть, какое-то легкое, едва уловимое движение воздуха, но не человеческий голос.
Водитель посмотрел сначала на командира, потом на дока и покачал головой.
Они не двинулись с места: два мнения перевешивали одно, и цена ошибки была слишком велика. Но они и не побежали дальше, давая призрачному голосу последний шанс на спасение.
И он этим шансом воспользовался. Правда, док был готов поклясться, что это другой голос, не мужской, а женский, и кричал он не «Помогите!», а что-то неразборчивое — на одной высокой ноте, но уверенность в том, что он не ошибся, только окрепла.
Теперь командир и водитель тоже это слышали. Старший снова достал рацию:
— Внимание всем! Восемнадцатый экипаж! В перегонном тоннеле слышны человеческие голоса. Возвращаемся.
Он знал, что стоит вернуться немного назад, и связь прервется. И еще он знал, что там действительно есть люди.
Константинов обнаружил, что ползет прямо к краю платформы — туда, где плескалась черная вода. Тяжелые шаги за спиной раздавались все ближе и ближе. Константинов не оборачивался, но он физически ощущал, что Гарин уже совсем рядом. Еще до того, как цепкие пальцы схватили его за шиворот, он сжался в комок и закрыл голову руками.
Гарин задрал пиджак на спине Константинова и нащупал брючный ремень.
— Так говоришь, ты — первый? Да?
Константинов молчал. Голова кружилась, как в детстве, когда он слишком долго катался на карусели.
— Ты думал, что можно вот так вот, просто… За моей спиной? — продолжал Гарин.
К горлу мерзостным шершавым комком подступала тошнота. Константинов с усилием проглотил слюну. Он напрягся, пытаясь поймать то, что вертелось на языке, и сказал, как сплюнул:
— Да пошел ты…
— А-а-а… — радостно сказал Гарин. Казалось, это именно то, что он хотел услышать. — Пошел я?.. Пошел ты!!!
Резким рывком он вздернул Константинова над полом и тут же с силой бросил вниз. Удар вышиб из легких весь воздух, Константинов даже не смог закричать от боли, разразившейся в правой лодыжке. Он ждал, что вот-вот потеряет сознание, и тогда станет легче. Спокойно и хорошо.
Но он не потерял сознание. Он словно видел себя со стороны: вот Гарин снова хватает его за шиворот и тащит к краю платформы. Константинов пытается вяло отбиваться. Гарин сильнее, руки и ноги у него целы, и у него не раскалывается голова. И к тому же он безумен. Он не в себе.
И он его сейчас утопит.
Константинов уже видит край платформы, за которым — такая близкая и такая черная! — плещется вода. Вода наступает на него или он падает в воду — непонятно. Совершенно непонятно, но ясно одно — конец уже близок.
Фантасмагорическую картину довершает последний, чересчур эмоциональный штрих. Мертвец, плавающий на поверхности, вдруг поднимается, открывает глаза и смотрит прямо на Константинова. Смотрит — и начинает орать. Так истошно, что этот крик сокрушает Константинова, гасит последние проблески сознания.
«Боже мой, да это же все не наяву!» — догадывается Константинов и проваливается в черноту. Как в воду.
— А-а-а-а-а!!! — визжала голова, внезапно возникшая из воды.
Крик был настолько неожиданным и сильным, что Гарин разжал руки и попятился. Тело Константинова безвольно, как мешок, опустилось на пол на самом краю платформы.
— А-а-а-а-а!!! — вопила голова, не останавливаясь ни на секунду.
Сначала Гарину показалось, что с головы свисают пучки водорослей, но, приглядевшись, он понял, что это просто мокрые волосы.
— А-а-а-а-а!!! — крик длился еще несколько секунд и потом вдруг оборвался, так же неожиданно, как и начался. — Эй, мужики, мужики! Какого хрена вы тут делаете?
— Галочка?.. — неуверенно выдавил Гарин.
— Нет, русалка подземная, — огрызнулась она. — Руку давай, чудила!
Гарин почувствовал себя так, словно кто-то отхлестал его по щекам. Он посмотрел на избитого Константинова, валявшегося у его ног, и неожиданно ощутил приступ жгучего стыда. «Я не хотел», — чуть было не вырвалось у него, но это было неправдой. Он именно хотел.
Гарин шагнул вперед, протянул Галочке руку и помог подняться на платформу.
— Что это с ним? — спросила Галочка, показывая на Константинова.
— Да так… — Гарин пожал плечами. «Главное, не что с ним, а что со мной», — подумал он.
— Ну вы даете, мужики… Я из-за вас вся поседела. — Галочка принялась отряхивать пальто.
— Поседела? — Гарин пытался вспомнить ее в вагоне и не мог.
«Она уже была седая или поседела сейчас? — мелькнула мысль. — Не удивительно — нам всем столько довелось пережить… »
— Ну да. Все из-за вас, из-за долбаных мужиков. Еще в восемьдесят втором году поседела вся, ни одного черного волоса…
— Помогите! — раздался вскрик откуда-то слева.
Гарин и Галочка, как по команде, обернулись.
Парень сидел на полу и прижимал к себе девушку. Он раскачивался из стороны в сторону, точно пел ей тихую колыбельную. По его щекам текли слезы.
— Помогите! — прошептал парень. — Она почти не дышит…
Теперь они бежали в обратном порядке: док впереди, водитель за ним и старший замыкающим.
Рация в кармане командира экипажа тихо потрескивала, сквозь материю пробивался еле заметный зеленый огонек.
Все трое бежали молча, не сбивая дыхания и даже не удивляясь, откуда берутся силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33