Интересно хромоногому стало, зачем глупец делает глупости. Будто этому есть объяснение.
– Искал дорогу.
Ну и как тебе ответ, Лохматый? Нравится? Один глупец спросил другого. Дорогу он искал, в воде! И было-то ума у них мало, да и тот Карающая сожгла. Лучше бы вы там с ней и остались!
– А по воде можно ходить?
Вот ведь настырный...
– Говорят, можно. Я сам не видел, но кое-кто утверждал, что был такой... у нас, кто ходил по воде.
– А ты умеешь?
Чужак оскалился.
– Только там, где есть дорога.
– А здесь она есть?
Лохматый все не уймется.
– Нет. – Чужак уже совсем оделся. – Пойдем дальше, поищем.
Ну вот, два глупца поговорили, а я должен куда-то идти. Да какое мне дело до какой-то дороги?!
А калека не унимается, любопытно ему, зачем чужаку нужна дорога.
– Это дорога наружу.
А что, по прежней пройтись нельзя? Возвращаться придется, но дорога-то цела.
Я только подумал, а хромой уже спрашивает. Глупец, он и есть глупец: не может держать пасть закрытой.
Чужак посмотрел на город проклятых, пожал плечами.
Еще одна глупая привычка.
– Или твой Прародитель запрещает тебе возвращаться?
Старик молчит, как все остальные, и только переминается с ноги на ногу. Будь я старшим, приказал бы хромому заткнуться, а то треплет языком, как вонючий хост. Было лучше, когда мы шли по пескам: хромой тогда молчал.
– Прародитель? – Чужак опять скалится. – Мой прародитель позволяет мне делать все, что нужно, чтобы выжить.
Хороший прародитель... я о таком еще не слышал. И никакого долга перед кланом, и никакого уважения старейшим и вожаку, никакой заботы о...
– ...если бы здесь был один выход, я бы уже шел к нему, – говорит чужак, пока я думаю о его прародителе.
– А здесь есть еще один выход?
Это уже Кот сует свои усы в болтовню двух глупцов.
– Есть. И не один.
– Тогда зачем ты полез в воду? Выбери какой-нибудь другой...
Советчик выискался. Уж не умнее ли Повелителей ты себя считаешь, мелкий?..
– ...чтобы вам не пришлось лезть в воду? Не получится. Все другие дороги начинаются в воде.
– А в воду лезть надо всем?
Это уже Зовущей интересно. Или не-Зовущей – я пока не пойму. Кот молчит, смотрит под ноги. Оба Лохматых тоже не рычат от радости, узнав, какую тропу ищет их любимейший вожак. Еще один калека – Трехлапый – дохромал до т'ангайи, вопросительно рыкнул.
Чужак посмотрел на него, потом на старика.
– Мерантос, сколько ночей до белой луны?
– Четыре.
– Ладно. Успеем.
– Успеем, – повторила т'ангайя.
Какие тайны завелись между ними!
Ну и ладно. Не очень-то и хочется знать.
– А лезть в воду всем не обязательно. – Чужак пошевелил пальцами, и завоняло паленой шкурой. – Не хочешь, не надо. Подниметесь, выйдете там, где мы входили, и топайте себе, куда хотите.
– А ты?
– А я – туда, – чужак кивнул на реку.
– Почему? – не унималась т'ангайя, будто на этом чужаке сошелся свет трех лун.
– Не люблю ходить одной и той же дорогой. Да и к горам так ближе.
Лохматые переглянулись.
– А мы по этой тропе пройдем? – спросил старик.
– Если захотите, то пройдете.
– Тогда мы с тобой, – сказал хромоногий.
Ну конечно, ты и в воду полезешь, только бы быстрее до своих гор добраться.
В воду... мокрую, противную, где обитают какие-то твари, что так мерзко прикасаются к телу. А вода заливается в нос и уши... Нет! Не хочу в воду!
– Не хочешь – не надо. Я никого не зову с собой. И силой не тащу.
Чужак смотрит на меня. Похоже, это «не хочу» я сказал громко. «Ладно, подождем» – так всегда говорил мой наставник, когда видел тучу над головой. А после охоты он любил говорить: «Попробуешь, когда сам поймаешь», – и в одиночку сжирал добычу. С таким наставником я быстро научился не промахиваться и... не торопиться. Подождем...
– А я не знаю, – сказал мелкий, с опаской посматривая на реку. – Не знаю...
Еще вчера я посмеялся бы над этим трусом. Сегодня – не стал.
– А я... – т'ангайя погладила бывшего избранника по голове. – Мы подумаем. Ты ведь не теперь собрался выходить наружу?
– Нет. Наверху сейчас очень жарко. – Чужак к чему-то прислушался, оскалился. И кого он хочет напугать своими зубами? Там же бояться нечего! – И для здоровья наверху пока очень вредно.
– А здесь?
Не напрасно говорят, что любопытнее кота бывает только кошка.
– А здесь – не очень. Но я не собираюсь здесь долго оставаться. Пошли, что ли?
– А-а?.. – и мелкий завертел головой.
– Ты кого-то ищешь?
– Да так...
– Она в городе. Догонит, если захочет, – сказал чужак и пошел вдоль реки.
Остальные послушно потянулись за ним.
Лохматые, мелкий, двое Кугаров. Четырехлапый сильно хромал на переднюю лапу и часто становился трехлапым.
А я пошел сам. За ними.
Пока я шел, кто-то смотрел на мою спину. Тогда я останавливался и оборачивался, ожидая увидеть Длиннозубую. Но никого не видел. Тогда я опять начинал идти, и... все повторялось: на меня опять пялились, я оборачивался...
Путь вдоль реки оказался не близким. Только после второго привала они подошли к стене, под которую пряталась река. Высоко над головой виднелся выступ, что тянулся по всей стене пещеры. Такой снизу была лестница-дорога, по которой я спустился в город.
А река затекала в арку. Арка была совсем низкой. Лохматым придется идти на четырех, чтобы забраться под нее. Только идти некуда – плиты закончились.
Похоже, чужак опять решил полезть в воду. Он стал снимать одежду. И все-таки у него самое уродливое тело, какое я только видел. Сколько раз смотрю на него – и все не могу привыкнуть. А когда он мокрый стоит в луже воды... на такую мерзость и смотреть противно. Теперь я понял, почему ущербные носят одежду. На каждом привале чужак забирался в реку, искал свою тропу, потом охотился, выбрасывал добычу на берег, где она трепыхалась, пытаясь вернуться в воду.
Белые длинные твари, на которых смотреть так же противно, как на голого и мокрого чужака. Одну из них я упустил, и она упала в реку. А старик ловко перехватывал скользкие тела, отрывал головы и швырял тушки подальше от воды. Он так посмотрел на меня, будто укусить хотел.
– Уронишь еще одну – останешься без жратвы.
Я не стал рычать на него, хоть не он охотился и не ему мне грозить. Умный не станет спорить с Медведем. А если Медведь – воин, то и смотреть на него лишний раз не станет. Эти воины совсем безумные. Лучше промолчать и отойти, пока Лохматый не отправил меня помогать чужаку охотиться в воде.
Ну уж нет, охотиться я буду потом, когда Лохматые уберутся куда подальше и даже следы их остынут.
Я отловил и оторвал головы еще трем рыбины – кажется, так чужак назвал свою добычу. И съел две из них. После еды мы пили. Мне даже вспомнить противно, как добывалась вода. Я пил последним, когда все уже напились и легли отдыхать.
А чужак... ему не лежалось. Он ходил вдоль берега, высматривал свою тропу. Потом разделся и полез в воду. Старик тоже не спал, ждал, когда его позовут. Не дождался – чужак сам выбрался на берег. Интересно, как у него получилось? Раньше не получалось, а в этот раз...
Оказалось, что все смотрели на чужака, не только я. Всем хотелось узнать, найдет он свою тропу или нет и что это за тропа такая.
Нашел.
Мелкий с хромым склонились над рекой: посмотреть на тропу. А чужак пошел в город, к стенам, и т'ангайю с Четырехлапым позвал. Те пошли.
Интересно, почему только Кугары? А если Кугары, то почему не позвали меня? Я ведь тоже...
Пошел за ними.
Чужак оглянулся, заметил меня, но ничего не сказал. Почему?
Я пошел, и те, что сидели на берегу, тоже не стали останавливать меня.
Возвращаться в город мне очень не хотелось, но они-то пошли. Что они там будут делать? Почему прячутся от меня?
Стены все ближе, вот они уже вокруг, и... это был не тот город, в который я попал, спасаясь от Карающей. Этот Город не давил на меня холодными стенами, его плиты не обжигали мои ноги, а его воздух не застревал у меня в горле. Я не бежал по мертвому, почерневшему от дождя лесу и не уворачивался от капель, что до костей прожигали тело. И колючий ветер больше не сдирал с меня кожу, а страх не гнал меня по улицам, как вонючего дрожащего хоста. Этот Город не охотился на меня, не забирался в мою голову, не выедал мой мозг, не кусал за сердце. Это был другой Город, совсем другой.
Когда я закрывал глаза, то нос и уши твердили мне, что я в лесу, среди молодых деревьев, что легкий и теплый ветер трогает их, что все вокруг пахнет цветами и листьями. Среди этих запахов я уловил запах т'ангайи, Четырехлапого и чужака. Потом, когда я открыл глаза, лес исчез, остались стены, колонны, мимо которых я шел, и плиты под ногами. Город играл со мной, и я не знал, чему верить: глазам или своему нюху. Это было так странно и неправильно, что я опять закрыл глаза и потряс головой. Но запах остался, и я пошел по следу, доверясь нюху.
След вывел меня к полянке, окруженной молодой куавой. Трое долго петляли среди тонких стволов, а потом ушли по тропе в чащу. Я направился напрямик, через полянку, и быстро потерял след. Тогда я открыл глаза и... увидел площадь. По краю ее стояли тонкие колонны разной высоты. Я осмотрелся, принюхался – ничего. Вокруг было тихо, спокойно и не было тех, за кем я шел. Тишина и покой были такими, что мне захотелось сесть и отдохнуть, а еще лучше лечь и заснуть до следующей ночи.
Отдохнуть, уснуть, видеть сны... сны...
Нет!
Я сюда не спать пришел! Опять Город дразнит меня!
Злость помогла мне проснуться.
С трудом добрался до ближайшей колонны, заставляя себя не закрывать глаза. Но пока я думал о глазах, ноги забывали, как надо ходить; когда я думал о ногах, глаза начинали закрываться. Кажется, я заснул на ходу и упал.
Проснулся я, стоя на коленях и обнимая ствол куавы. Сон сбежал от меня, гладкий ствол согревал щеку, было так хорошо, что не хотелось открывать глаза. Так, с закрытыми глазами, я и нашел утерянный след. И я пошел по нему медленно и осторожно, чувствуя рядом – протяни руку и дотронешься – стволы других деревьев. Обошел поляну, россыпь мелких камней с колючим запахом. Они иногда попадаются в лесу, и никто не знает, откуда они взялись и чем были раньше. Камни обходят и не трогают. Я как-то тронул из глупого любопытства... наставник сильно побил меня. Потом, когда я смог уползти от камней. А еще у меня пропал нюх тогда. И несколько дней я жрал корни и червей.
Эти камни я обошел очень осторожно, по следу тех, кто прошел впереди. След вывел меня на узкую старую тропу, по которой давно уже не ходили ни звери, ни т'анги. Она довела меня до высоких узких плит, что соединялись верхушками. Это было похоже на огромный шалаш. Таких я раньше не видел и ничего не слышал о них. След троих вел в большую щель, между двух ближних плит. Я не хотел идти туда, те трое могли устроить засаду. А когда я подумал про другую щель, то почему-то вспомнил сонную поляну. Похоже, у меня не было выбора, придется идти по следу. И я пошел, а возле самой щели открыл глаза.
Тяжелые плиты исчезли, как не бывало.
Тогда я оглянулся.
Исчез лес и заброшенная тропа. Ничего этого не видели мои глаза. Только короткий проход между стенами и площадь, где я потерял след.
А между плитами было что-то непонятное.
Две круглые широкие ступени вели к небольшому колодцу. Похожий торчал среди песка, и это из него мы пили в первый раз.
Чужак ходил и вокруг этого колодца, но не открывал его, а наверху лежал Кугар, свесив лапы с выпущенными когтями. Чужак почти цеплялся за них, когда проходил мимо. Т'ангайя держала хвостатого за ошейник и что-то шептала ему на ухо.
Подходить ближе я не стал. Остановился перед первой, самой широкой ступенькой и смотрел. Те, возле колодца, меня словно не замечали. А я больше не видел высоких плит, что склонились друг к другу. Я открывал и закрывал глаза, но плит не было. Может, они мне приснились?.. Вместо них из первой ступени торчали тонкие, не толще руки, столбики. Даже не столбики, а пенечки мне по колено. На второй ступени, той, что ближе к колодцу, пенечки были разной высоты: от колена и до локтя. И стояли они часто – боком протискиваться не надо, но вдвоем не пройти.
Да и зачем идти куда-то, если и снизу всех хорошо видно?
Вот чужак нагнулся над Четырехпалым и так удобно подставил спину!.. Будь у меня копье – не промахнулся бы!
Я представил, как это копье пробивает кожу чужака, пробует кровь, высовывает жало с другой стороны... Только у хостов такие копья: с длинным, зазубренным жалом, способные насквозь пробить тело. И дротики у них такие же – зазубренные, такой не выдернуть из раны, только выгрызать или вырезать надо.
Хвостатый рявкнул и заворчал, но совсем не злобно. И кусать чужака он не стал, только задвигал лапами и убрал когти. А чужак дернулся так, будто в него попало копье, затряс рукой, как сурам лапой, что залезла в гнездо за сладкими личинками и напоролась на острые колючки – их всегда таскают взрослые луукти, чтобы защититься от таких вот обжор.
Потом возле меня что-то упало, звякнуло об камень, и я забыл про луукти с сурамом и про чужака с Четырехлапым... Мне захотелось посмотреть, что там упало, и я обернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Искал дорогу.
Ну и как тебе ответ, Лохматый? Нравится? Один глупец спросил другого. Дорогу он искал, в воде! И было-то ума у них мало, да и тот Карающая сожгла. Лучше бы вы там с ней и остались!
– А по воде можно ходить?
Вот ведь настырный...
– Говорят, можно. Я сам не видел, но кое-кто утверждал, что был такой... у нас, кто ходил по воде.
– А ты умеешь?
Чужак оскалился.
– Только там, где есть дорога.
– А здесь она есть?
Лохматый все не уймется.
– Нет. – Чужак уже совсем оделся. – Пойдем дальше, поищем.
Ну вот, два глупца поговорили, а я должен куда-то идти. Да какое мне дело до какой-то дороги?!
А калека не унимается, любопытно ему, зачем чужаку нужна дорога.
– Это дорога наружу.
А что, по прежней пройтись нельзя? Возвращаться придется, но дорога-то цела.
Я только подумал, а хромой уже спрашивает. Глупец, он и есть глупец: не может держать пасть закрытой.
Чужак посмотрел на город проклятых, пожал плечами.
Еще одна глупая привычка.
– Или твой Прародитель запрещает тебе возвращаться?
Старик молчит, как все остальные, и только переминается с ноги на ногу. Будь я старшим, приказал бы хромому заткнуться, а то треплет языком, как вонючий хост. Было лучше, когда мы шли по пескам: хромой тогда молчал.
– Прародитель? – Чужак опять скалится. – Мой прародитель позволяет мне делать все, что нужно, чтобы выжить.
Хороший прародитель... я о таком еще не слышал. И никакого долга перед кланом, и никакого уважения старейшим и вожаку, никакой заботы о...
– ...если бы здесь был один выход, я бы уже шел к нему, – говорит чужак, пока я думаю о его прародителе.
– А здесь есть еще один выход?
Это уже Кот сует свои усы в болтовню двух глупцов.
– Есть. И не один.
– Тогда зачем ты полез в воду? Выбери какой-нибудь другой...
Советчик выискался. Уж не умнее ли Повелителей ты себя считаешь, мелкий?..
– ...чтобы вам не пришлось лезть в воду? Не получится. Все другие дороги начинаются в воде.
– А в воду лезть надо всем?
Это уже Зовущей интересно. Или не-Зовущей – я пока не пойму. Кот молчит, смотрит под ноги. Оба Лохматых тоже не рычат от радости, узнав, какую тропу ищет их любимейший вожак. Еще один калека – Трехлапый – дохромал до т'ангайи, вопросительно рыкнул.
Чужак посмотрел на него, потом на старика.
– Мерантос, сколько ночей до белой луны?
– Четыре.
– Ладно. Успеем.
– Успеем, – повторила т'ангайя.
Какие тайны завелись между ними!
Ну и ладно. Не очень-то и хочется знать.
– А лезть в воду всем не обязательно. – Чужак пошевелил пальцами, и завоняло паленой шкурой. – Не хочешь, не надо. Подниметесь, выйдете там, где мы входили, и топайте себе, куда хотите.
– А ты?
– А я – туда, – чужак кивнул на реку.
– Почему? – не унималась т'ангайя, будто на этом чужаке сошелся свет трех лун.
– Не люблю ходить одной и той же дорогой. Да и к горам так ближе.
Лохматые переглянулись.
– А мы по этой тропе пройдем? – спросил старик.
– Если захотите, то пройдете.
– Тогда мы с тобой, – сказал хромоногий.
Ну конечно, ты и в воду полезешь, только бы быстрее до своих гор добраться.
В воду... мокрую, противную, где обитают какие-то твари, что так мерзко прикасаются к телу. А вода заливается в нос и уши... Нет! Не хочу в воду!
– Не хочешь – не надо. Я никого не зову с собой. И силой не тащу.
Чужак смотрит на меня. Похоже, это «не хочу» я сказал громко. «Ладно, подождем» – так всегда говорил мой наставник, когда видел тучу над головой. А после охоты он любил говорить: «Попробуешь, когда сам поймаешь», – и в одиночку сжирал добычу. С таким наставником я быстро научился не промахиваться и... не торопиться. Подождем...
– А я не знаю, – сказал мелкий, с опаской посматривая на реку. – Не знаю...
Еще вчера я посмеялся бы над этим трусом. Сегодня – не стал.
– А я... – т'ангайя погладила бывшего избранника по голове. – Мы подумаем. Ты ведь не теперь собрался выходить наружу?
– Нет. Наверху сейчас очень жарко. – Чужак к чему-то прислушался, оскалился. И кого он хочет напугать своими зубами? Там же бояться нечего! – И для здоровья наверху пока очень вредно.
– А здесь?
Не напрасно говорят, что любопытнее кота бывает только кошка.
– А здесь – не очень. Но я не собираюсь здесь долго оставаться. Пошли, что ли?
– А-а?.. – и мелкий завертел головой.
– Ты кого-то ищешь?
– Да так...
– Она в городе. Догонит, если захочет, – сказал чужак и пошел вдоль реки.
Остальные послушно потянулись за ним.
Лохматые, мелкий, двое Кугаров. Четырехлапый сильно хромал на переднюю лапу и часто становился трехлапым.
А я пошел сам. За ними.
Пока я шел, кто-то смотрел на мою спину. Тогда я останавливался и оборачивался, ожидая увидеть Длиннозубую. Но никого не видел. Тогда я опять начинал идти, и... все повторялось: на меня опять пялились, я оборачивался...
Путь вдоль реки оказался не близким. Только после второго привала они подошли к стене, под которую пряталась река. Высоко над головой виднелся выступ, что тянулся по всей стене пещеры. Такой снизу была лестница-дорога, по которой я спустился в город.
А река затекала в арку. Арка была совсем низкой. Лохматым придется идти на четырех, чтобы забраться под нее. Только идти некуда – плиты закончились.
Похоже, чужак опять решил полезть в воду. Он стал снимать одежду. И все-таки у него самое уродливое тело, какое я только видел. Сколько раз смотрю на него – и все не могу привыкнуть. А когда он мокрый стоит в луже воды... на такую мерзость и смотреть противно. Теперь я понял, почему ущербные носят одежду. На каждом привале чужак забирался в реку, искал свою тропу, потом охотился, выбрасывал добычу на берег, где она трепыхалась, пытаясь вернуться в воду.
Белые длинные твари, на которых смотреть так же противно, как на голого и мокрого чужака. Одну из них я упустил, и она упала в реку. А старик ловко перехватывал скользкие тела, отрывал головы и швырял тушки подальше от воды. Он так посмотрел на меня, будто укусить хотел.
– Уронишь еще одну – останешься без жратвы.
Я не стал рычать на него, хоть не он охотился и не ему мне грозить. Умный не станет спорить с Медведем. А если Медведь – воин, то и смотреть на него лишний раз не станет. Эти воины совсем безумные. Лучше промолчать и отойти, пока Лохматый не отправил меня помогать чужаку охотиться в воде.
Ну уж нет, охотиться я буду потом, когда Лохматые уберутся куда подальше и даже следы их остынут.
Я отловил и оторвал головы еще трем рыбины – кажется, так чужак назвал свою добычу. И съел две из них. После еды мы пили. Мне даже вспомнить противно, как добывалась вода. Я пил последним, когда все уже напились и легли отдыхать.
А чужак... ему не лежалось. Он ходил вдоль берега, высматривал свою тропу. Потом разделся и полез в воду. Старик тоже не спал, ждал, когда его позовут. Не дождался – чужак сам выбрался на берег. Интересно, как у него получилось? Раньше не получалось, а в этот раз...
Оказалось, что все смотрели на чужака, не только я. Всем хотелось узнать, найдет он свою тропу или нет и что это за тропа такая.
Нашел.
Мелкий с хромым склонились над рекой: посмотреть на тропу. А чужак пошел в город, к стенам, и т'ангайю с Четырехлапым позвал. Те пошли.
Интересно, почему только Кугары? А если Кугары, то почему не позвали меня? Я ведь тоже...
Пошел за ними.
Чужак оглянулся, заметил меня, но ничего не сказал. Почему?
Я пошел, и те, что сидели на берегу, тоже не стали останавливать меня.
Возвращаться в город мне очень не хотелось, но они-то пошли. Что они там будут делать? Почему прячутся от меня?
Стены все ближе, вот они уже вокруг, и... это был не тот город, в который я попал, спасаясь от Карающей. Этот Город не давил на меня холодными стенами, его плиты не обжигали мои ноги, а его воздух не застревал у меня в горле. Я не бежал по мертвому, почерневшему от дождя лесу и не уворачивался от капель, что до костей прожигали тело. И колючий ветер больше не сдирал с меня кожу, а страх не гнал меня по улицам, как вонючего дрожащего хоста. Этот Город не охотился на меня, не забирался в мою голову, не выедал мой мозг, не кусал за сердце. Это был другой Город, совсем другой.
Когда я закрывал глаза, то нос и уши твердили мне, что я в лесу, среди молодых деревьев, что легкий и теплый ветер трогает их, что все вокруг пахнет цветами и листьями. Среди этих запахов я уловил запах т'ангайи, Четырехлапого и чужака. Потом, когда я открыл глаза, лес исчез, остались стены, колонны, мимо которых я шел, и плиты под ногами. Город играл со мной, и я не знал, чему верить: глазам или своему нюху. Это было так странно и неправильно, что я опять закрыл глаза и потряс головой. Но запах остался, и я пошел по следу, доверясь нюху.
След вывел меня к полянке, окруженной молодой куавой. Трое долго петляли среди тонких стволов, а потом ушли по тропе в чащу. Я направился напрямик, через полянку, и быстро потерял след. Тогда я открыл глаза и... увидел площадь. По краю ее стояли тонкие колонны разной высоты. Я осмотрелся, принюхался – ничего. Вокруг было тихо, спокойно и не было тех, за кем я шел. Тишина и покой были такими, что мне захотелось сесть и отдохнуть, а еще лучше лечь и заснуть до следующей ночи.
Отдохнуть, уснуть, видеть сны... сны...
Нет!
Я сюда не спать пришел! Опять Город дразнит меня!
Злость помогла мне проснуться.
С трудом добрался до ближайшей колонны, заставляя себя не закрывать глаза. Но пока я думал о глазах, ноги забывали, как надо ходить; когда я думал о ногах, глаза начинали закрываться. Кажется, я заснул на ходу и упал.
Проснулся я, стоя на коленях и обнимая ствол куавы. Сон сбежал от меня, гладкий ствол согревал щеку, было так хорошо, что не хотелось открывать глаза. Так, с закрытыми глазами, я и нашел утерянный след. И я пошел по нему медленно и осторожно, чувствуя рядом – протяни руку и дотронешься – стволы других деревьев. Обошел поляну, россыпь мелких камней с колючим запахом. Они иногда попадаются в лесу, и никто не знает, откуда они взялись и чем были раньше. Камни обходят и не трогают. Я как-то тронул из глупого любопытства... наставник сильно побил меня. Потом, когда я смог уползти от камней. А еще у меня пропал нюх тогда. И несколько дней я жрал корни и червей.
Эти камни я обошел очень осторожно, по следу тех, кто прошел впереди. След вывел меня на узкую старую тропу, по которой давно уже не ходили ни звери, ни т'анги. Она довела меня до высоких узких плит, что соединялись верхушками. Это было похоже на огромный шалаш. Таких я раньше не видел и ничего не слышал о них. След троих вел в большую щель, между двух ближних плит. Я не хотел идти туда, те трое могли устроить засаду. А когда я подумал про другую щель, то почему-то вспомнил сонную поляну. Похоже, у меня не было выбора, придется идти по следу. И я пошел, а возле самой щели открыл глаза.
Тяжелые плиты исчезли, как не бывало.
Тогда я оглянулся.
Исчез лес и заброшенная тропа. Ничего этого не видели мои глаза. Только короткий проход между стенами и площадь, где я потерял след.
А между плитами было что-то непонятное.
Две круглые широкие ступени вели к небольшому колодцу. Похожий торчал среди песка, и это из него мы пили в первый раз.
Чужак ходил и вокруг этого колодца, но не открывал его, а наверху лежал Кугар, свесив лапы с выпущенными когтями. Чужак почти цеплялся за них, когда проходил мимо. Т'ангайя держала хвостатого за ошейник и что-то шептала ему на ухо.
Подходить ближе я не стал. Остановился перед первой, самой широкой ступенькой и смотрел. Те, возле колодца, меня словно не замечали. А я больше не видел высоких плит, что склонились друг к другу. Я открывал и закрывал глаза, но плит не было. Может, они мне приснились?.. Вместо них из первой ступени торчали тонкие, не толще руки, столбики. Даже не столбики, а пенечки мне по колено. На второй ступени, той, что ближе к колодцу, пенечки были разной высоты: от колена и до локтя. И стояли они часто – боком протискиваться не надо, но вдвоем не пройти.
Да и зачем идти куда-то, если и снизу всех хорошо видно?
Вот чужак нагнулся над Четырехпалым и так удобно подставил спину!.. Будь у меня копье – не промахнулся бы!
Я представил, как это копье пробивает кожу чужака, пробует кровь, высовывает жало с другой стороны... Только у хостов такие копья: с длинным, зазубренным жалом, способные насквозь пробить тело. И дротики у них такие же – зазубренные, такой не выдернуть из раны, только выгрызать или вырезать надо.
Хвостатый рявкнул и заворчал, но совсем не злобно. И кусать чужака он не стал, только задвигал лапами и убрал когти. А чужак дернулся так, будто в него попало копье, затряс рукой, как сурам лапой, что залезла в гнездо за сладкими личинками и напоролась на острые колючки – их всегда таскают взрослые луукти, чтобы защититься от таких вот обжор.
Потом возле меня что-то упало, звякнуло об камень, и я забыл про луукти с сурамом и про чужака с Четырехлапым... Мне захотелось посмотреть, что там упало, и я обернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54