– Что трюфеля! – вмешался в разговор новый собеседник. – Вы, батюшка, покушайте моей стерляжьей ушицы, никаких заморских блюд не захотите. Это я вам скажу, что-то! Чистый амур!
Услышав про стерляжью уху, я вспомнил анекдот про своего прославленного однофамильца. Как-то Иван Андреевич пришел в гости, но сидел как на иголках – все порывался уйти домой.
– Куда вы так спешите, Иван Андреевич? – поинтересовались удерживающие знаменитого баснописца хозяева.
– Дома меня стерляжья уха ждет, – сознался Крылов.
– У нас поедите, сейчас обед подадут.
Крылов согласился и остался на обед. Только он кончился, как он опять заспешил.
– Иван Андреевич, куда же вы?
– Я уже говорил, меня дома стерляжья уха ждет!
После основной части званого обеда гости на время, для отдохновения разошлись: мужчины – в курительную, дамы – в малую гостиную. В это время слуги сооружали в конце залы импровизированную сцену. Своего театра у Трегубова не было, но оказалось, что в торжественных случаях его дворовые показывают «живые картины».
Меня это развлечение заинтересовало. Когда все было готово, мы всей компанией собрались в зале и сели в расставленные амфитеатром кресла. Сцена была самой простой: сколоченная три на два метра рама, украшенная позолоченной резьбой. Актеры, спрятавшись за занавесом, становились в экзотические позы, и, когда были готовы, штору отдергивали. Они демонстрировали картины из античной мифологии.
Зрелище было прелестное. Мужчины, хохотали, разглядывая припудренных мукой обнаженных нимф, наяд и дриад, а женщины хихикали и тупили глазки при виде коротконогих, мускулистых греческих героев.
Особый ажиотаж вызвала сцена свидания Эрота и Психеи. Психеей оказалась та самая вожделенная Кузьмой Платоновичем Фекла, а Эротом здоровенный голый мужик с мощными, широкими чреслами, украшенными бумажным фиговым листиком, неизвестно зачем приклеенным много выше, чем нужно, почти в середине живота.
То, что Психея – это и есть Фекла, я догадался и по великолепным бокам, и по реакции пускающего слюни Кузьмы Платоновича, и поведению стоящего в дверях буфетчика Ваньки Сивого, грустного алкоголика, с гордостью за красавицу жену снисходительно поглядывающего на восхищенных зрителей.
Эта картина была последней, и, как только начался закрываться занавес, с хоров грянула музыка. Оркестр у Трегубова был скромный: две скрипки, альт и почему-то жалейка. Играли музыканты так себе, не слаженно и фальшиво, однако, невзыскательная, подвыпившая публика была в полном восторге. Музыка дополнила впечатление о богатстве и утонченности хозяина.
Так что званый обед, можно сказать, удался. Непонятно было только, с чего это мы так веселимся. Впрочем, до бала и танцев дело не дошло. Музыканты три раза подряд исполнили одно и то же музыкальное произведение и, обласканные аплодисментами, удалились. Видимо, оркестр Трегубов завел совсем недавно, и тот еще не наработал достаточный репертуар.
На Алю музыка произвела огромное впечатление. Это была ее первая встреча с «большим искусством». Я, понятно, никаких критических замечаний не делал и, чтобы ее не обижать и не разочаровывать, старался об этом хаосе, слегка организованном гармонией, не думать.
Не дожидаясь начала разъезда гостей, мы незаметно ушли к себе и закончили вечер вдвоем. Нам было удивительно хорошо и покойно. Мы целовались, стояли у вечернего окна, держа друг друга в объятиях, потом лежали в постели и занимаясь любовью. Было замечательно побыть просто так, вдвоем, отгороженными любовью от всего остального мира. Утомленные ласками, мы вскоре уснули. Аля положила мне голову на плечо и мирно сопела в ухо, а я в полусне оберегал ее от чего-то и заботливо прикрывал одеялом.
Жизнь была полна и прекрасна. Мы молоды и влюблены. Стояла теплая летняя ночь, все было прекрасно, мы крепко спали, еще не зная, что провели один из самых спокойных и счастливых дней своей недолгой семейной жизни.
Глава семнадцатая
Двести метров молодого леса мы преодолевали больше часа. Деревца росли так плотно друг к другу, что приходилось буквально прорубаться и продираться сквозь их непроходимые заросли. И ещё в лесу было так душно и влажно, что пот заливал лица, привлекая тучи мошкары.
Этот лес имел самую дурную славу в округе, поэтому мы и решили начать именно с него. До заклятого места, сколько позволяла заросшая травой дорога, нас довезли на телеге. Доставив нас на место, возница вернулся в имение, и дальше мы пошли пешком.
– Тут самое гиблое место и есть, – в который раз повторял кузнец Тимофей, словно извиняясь за непроходимую дорогу.
– Много здесь людей-то сгинуло? – поинтересовался у него Иван, когда мы, выбившись из сил, присели отдохнуть на случайно попавшейся в чащобе полянке.
– Этого не скажу, кто ж сюда попусту пойдет: от деревень далеко, и опять дороги нет. Ежели только кого нужда загоняла. Слышал, что пастушок искал тут пропавшую корову и сгинул. Вроде он сиротой был, без родителев, и никто его не хватился. Может, волки задрали, али сам насмерть заблудился. Кто его знает. Барин еще один из мелких поместных на охоту пошел, и с концами. А больше ни за кого не скажу, врать не буду, не знаю.
– Гиблые места, – согласился Иван, подозрительно глядя по сторонам. – Тут целым полком человека не сыщешь. Это само собой!
– А я что говорю! Гиблое место! Только сам Лексей Григорьич в такое просился. Я упреждал!
– Будем искать тропинку, – стараясь придать голосу уверенность, сказал я, начиная жалеть, что выбрал для поисков именно это направление.
Никаких следов пребывания людей здесь не было и, судя по всему, Вошин вряд ли стал бы делать себе схрон так далеко от имения. Однако, коли мы уже все равно оказались здесь, возвращаться не имело смысла. Стоило пройти как можно дальше вглубь леса, чтобы с чистой совестью исключить это место из перечня подо зрительных.
– Тимофей, ты не знаешь, что за этим лесом?
– Деревенька Дерюгино, – подумав, ответил кузнец, – однако до нее далеконько будет, верст тридцать с гаком.
– Тридцать верст таким лесом мы и за три дня не пройдем, – задумчиво сказал Иван. – Нужно выбираться из мелколесья и искать проход, здесь мы только теряем время.
В его словах был резон, но только где искать этот проход, было непонятно.
– Пошли по кругу, может, где и найдем путь, – предложил Тимофей.
– Ладно, – согласился я, – давайте попробуем. Если в глубине леса кто-нибудь живет, то должны же они как-нибудь туда попадать. Только смотрите в оба, прозеваем тропинку – зря потратим время и силы.
Мы прервали привал, встали и пошли перпендикулярно прежнему азимуту. Сначала идти было так же тяжело, как и раньше, но потом мелколесье немного поредело, и дело пошло легче.
В этой части леса больших деревьев не было, он рос на месте лесного пожарища, случившегося в здешних местах в 1789 году, в большую засуху. Как памятники этого страшного бича лесов еще изредка попадались обугленные стволы деревьев, до сих пор не съеденные сыростью и временем.
Время приближалось к полудню.
По-прежнему ничего интересного нам на пути не попадалось, к тому же меня начала доставать мошкара, а комары – те совсем обнаглели – кусали во все доступные места.
Нужно было на что-то решаться, и я хотел уже предложить поворачивать в сторону дороги, когда Иван, шедший несколькими саженями левее меня, что-то заметил и негромко свистнул. Мы поспешили к нему.
– Тут кто-то ходил, – сказал он, присаживаясь на корточки и указывая на примятую траву.
– Может быть, это какие-нибудь звери? – предположил я, не замечая на земле ничего необычного.
– У зверя другой след, – категорически заявил он, – здесь шел человек в лаптях.
– Ну, тогда это не наши клиенты. Наши оборотни наверняка носят сапоги. Наверное, это просто местные крестьяне.
– Мужик сюда не пойдет, – не согласился Тимофей. – В эти места никто не заходит. Здесь наверняка дело нечистое.
– Пойдемте, посмотрим, будем знать наверняка, – попытался я положить конец досужим рассуждениям.
– Не ндравится мне это, – тревожно произнес кузнец, – неравен час, диких людей встретим.
«Вот бы увидеть снежного человека», – подумал я, а вслух сказал:
– Что такого, у нас же есть оружие. И что это еще за дикие люди?
– Всякое болтают, – ушел от прямого ответа Тимофей, – говорят, что по лесам живет нечисть всякая. Хотя, может быть, это беспоповцы или беглые крестьяне, а то иноки из раскольников.
– Ну и что?
– Так им не резон, чтобы про них проведали. Зачем им соглядатаи? Убьют, и вся недолга, чтобы другие какие сюда нос не совали.
– Это мы еще посмотрим, как убьют! – усмехнулся Иван, поглаживая свой отточенный за время отдыха бердыш. Это еще посмотреть нужно, кто кого убьет.
– Ты, не очень-то заносись, – вмешался я, – навалятся кучей, и никакое оружие не поможет, очень даже возможно!
– Коли трусишь, тогда пошли назад! – недобро усмехнулся солдат.
– Ну, почему сразу назад, пошли вперед, только предельно осторожно, – против своей воли пошел я на попятный.
Кузнец, слушая наш разговор, не возразил, только приотстав на несколько шагов, истово перекрестился. Я креститься не стал, но на душе и у меня тоже было тревожно. Лес своей нехоженой густотой, высокими кронами, закрывающими небо, действовал на нервы.
У меня появилось чувство, что за нами внимательно наблюдают из чащи. Я несколько раз резко поворачивал голову, надеясь застать соглядатаев врасплох, но ничего подозрительного не увидел.
Не знаю, что думал в эти минуты Иван, скорее всего, тоже трусил, но никак этого не показывал – шел впереди нас упругим шагом, только рука на древке бердыша побелела стиснутыми пальцами.
Как обычно бывает в таких ситуациях, никто друг перед другом не хотел показать робость, и ради самолюбия совершали явную глупость – рисковали неизвестно для чего. С полчаса мы молча двигались вперед, замирая на месте, всматриваясь в подозрительные кусты и вслушиваясь в шум деревьев. Кругом было спокойно и больше не попадались следы пребывания здесь людей, даже такие эфемерные, как примятая лаптем трава.
Мне все это порядком надоело, и я решил взять решение на себя.
– Сейчас три часа пополудни, – сообщил я, незаметно посмотрев на ручные часы и демонстративно поглядев на небо в просвете между деревьями. – Идем вперед, сколько успеем до четырех часов, потом поедим и будем возвращаться, иначе и до ночи не доберемся в Завидово.
Никто не возразил, и я пожалел, что не предложил повернуть назад тотчас же. Мне давно стало понятно, что так далеко от имения и в такой глухой чаще никакого Вошина нам не найти, а искать себе на одно место приключения не было ни времени, ни желания. Пусть уж местные тайны волнуют станового пристава, продолжавшего проводить «следственные действия» за хлебосольным столом Трегубова. Мне осталось вздохнуть и двинуться вперед, стараясь не наступать на хрусткие сухие ветки. К этому времени вид леса немного изменился. Он сделался чище и светлее. Идти стало легче.
– Что меня удивляет, – впервые за последние два часа прервал молчание кузнец, – здесь нет следов зверей.
– Я видел, – возразил Иван. – Хозяин о дерево когти чесал, всю кору содрал.
– Здоровый? – спросил Тимофей.
– Больше сажени, – уважительно ответил Иван. – Такого встретишь, считай, пропал.
– Сейчас Топтыгин сытый, на человека не пойдет, – без боязни сказал кузнец. – Если только на медведицу с медвежатами выйдешь, та не пожалеет!
– Тише вы, – торопливо сказал я и замер на месте. Откуда-то из глубины леса мне послышался звук топора. – Там кто-то дерево рубит!
Тотчас вся наша троица замерла, на месте, обратившись в слух. Сначала было тихо, а через несколько минут, действительно, мне не показалось, застучал топор.
– Никак, леший пугает! – испуганно сказал Тимофей и перекрестился.
– Какой еще тебе леший, – оборвал я, – напридумывали сказок! Это наверняка люди. Пойдем и посмотрим.
– Чего им в такой глуши делать, – возразил Иван, не двигаясь с места, – решили возвращаться, пошли назад!
– Раньше нужно было думать, готовьте на всякий случай ружья, мало ли что!
– Пошли, коли тебе на тот свет ни терпится, – усмехнулся солдат и подсыпал свежего пороха на полку своего аглицкого ружья. – Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест!
Мы приготовили оружие и двинулись вперед с предельной осторожностью, перебегая от ствола к стволу. Со стороны такие маневры выглядели, вероятно, довольно забавно: три здоровые мужика, как будто играя в прятки, крались и прятались неизвестно от кого в совершенно пустынном месте.
Однако нам было не до шуток. Интуитивное ощущение опасности у меня все усиливалось. Высокий лес внезапно кончился, и мы опять оказались перед стеной из молодых деревьев и кустарника, заплетенных в густую изгородь.
– Ладно, хватит одежу драть, – сказал Иван, делая скучное лицо, – поблукали, пора и возвертаться.
– Надо бы перекусить, – предложил я, не желая так сразу признавать поражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42