– Что еще случилось? – спросил я слугу, помогающего мне выбраться из коляски.
– Ох, барин, лучше не спрашивай! – ответил он и перекрестился. – Опять оборотень шалил, деток невинных загрыз: Аришку Малютину и Ванюшку Дальнего.
– Как оборотень? – поразился я, уже вполне уверенный, что сказка об оборотне не более, чем ловкая мистиф икация.
– Насмерть невинных младенцев погрыз, ужас, да и только!
Не заходя в общие залы, я тут же прошел к себе, надеясь, что Аля расскажет суть дела без лишних эмоций и незначительных подробностей.
Моя любимая сидела одна в комнате с заплаканными глазами. Увидев меня, облегченно улыбнулась:
– Я так за тебя волновалась! Слава Богу, все обошлось, и ты вернулся! А у нас тут такое горе, двоих деток волк загрыз! Все гости боятся даже расходиться по комнатам, сидят в зале.
– Мне уже про детей рассказали. Объясни толком, что произошло?
– Как начало темнеть, Парашка Малютина хватилась своей дочки Аришки, побежала искать, а той и след простыл. Потом мамка Ванюши Дальнего, Прасковья, пошла посмотреть своего мальца, и того нет. Всполошили всю дворню, народ прошел всю усадьбу, а они, сердешные, порезанные волком, у бани лежат!
– Понятно, – сказал я, хотя ничего понятного в этом не было. – Где теперь дети?
– В людской. Что же это, Алеша, делается! Что же он за изверг такой!
– Разберемся и с извергами, – пообещал я. – Пойду, посмотрю, что это за волк летом в усадьбе на детей нападает!
– И я с тобой! – вскинулась Аля.
– Не нужно. Я буду тела осматривать, попробую по ранам понять, что на самом деле произошло.
Несмотря на усталость и тягостность предстоящего действия, я тут же отправился в людскую, где стоял настоящий ор и плач.
Дети лежали на столе так, как их нашли, в разодранной, окровавленной одежде.
Зрелище было мало сказать, что жуткое. Девочке был на вид около пяти лет, мальчику и того меньше. Мне было непонятно, у какого изверга поднялась рука на таких малышей. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы догадаться, что никаким волком здесь и не пахло. Убийство и раны были так грубо сымитированы под когти и клыки хищника, что любой мало-мальски наблюдательный человек тут же заметил бы подделку.
– Ну, Вошин, погоди, за все ответишь! – проговорил я про себя, поняв, что целью этого убийства была попытка запугать обитателей поместья и вселить ужас перед жестокостью и всесилием оборотня.
Преодолевая тошноту, я добрался до наших комнат. Идти в общие залы, где сейчас собралось все чистое общество, и слушать обычные в таких случаях благоглупости я был не в силах.
– Ну, что волк? – спросила, на всякий случай, Аля, хотя, я в этом не сомневался, уже поняла, о чем я думаю.
– Нужно с ними кончать, – не отвечая на вопрос, сказал я. – А сейчас ложимся спать, к завтрашнему дню мне нужно выспаться.
– Хорошо, милый, ложись. Может быть, тебе принести ужин?
– После того, что я сейчас видел – есть не смогу.
– Ты завтра возьмешь меня с собой? – как бы между делом, спросила она, когда я, стянув с себя пропахшую дымом, разодранную на локтях и коленях одежду, упал на кровать.
– Нет, – твердо отказал я, – ты будешь только мешать. Если нам удастся найти логово Вошина, будет большая стрельба. Думаю, они уже подготовились к нападению.
– А если с тобой что-нибудь случится? Ты подумал, как я смогу жить без тебя?!
– Подумал, поэтому сделаю все, чтобы ничего ни случилось.
На этой обнадеживающей ноте мы окончили переговоры, и я закрыл глаза. Думать о недалеком будущем не хотелось, как и спать. Перед глазами стояли убитые дети. И все-таки я тотчас же заснул.
Утром следующего дня повторилось все то же, что и накануне.
Наша троица, оснастившись оружием и провиантом, уселась в фаэтон и отправилась в очередное гиблое место. Только теперь я выбирал его с учетом территориальной близости к усадьбе.
Утро только пробуждалось, медленно отдавая накопившуюся за ночь прохладу. Опрокинутый над головой голубой океан неба изредка прочерчивали бледно-розовые штрихи облаков.
– День-то будет жарким, – поделился прозаическим наблюдением Иван.
– Все в воле Божьей, а дождичек бы не помешал. Как бы засухи не было, – добавил Тимофей.
– Как там Софья? – спросил я его.
– Способно. Добрая баба. Ныне на всенощной и обвенчались, – неожиданно сказал он.
– Как так обвенчались? – поразился я. – Когда это вы успели? Разве такое возможно?
– За рупь серебром все возможно, – засмеялся Иван.
– Шутишь, – возразил кузнец. – Наш поп меньше трех рублей за быстрое венчанье не берет.
– Тогда поздравляю, с меня подарок, – пообещал я. – Молодцы, мне твоя Софья понравилась, решительная женщина, и подходите вы друг другу.
– На добром слове благодарствую.
– Теперь бы дело наше кончить побыстрее. Что ты про эти места знаешь?
– Там за лесом сразу же начинаются топкие болота, – рассказал кузнец историю этого края. – Наши крестьяне обходят это место за версту после того, как там сгинула целая охота помещика Зверева.
– И много их было в этой охоте? – уточнил я.
– Не очень, сам барин, четыре егеря и собаки.
– И все разом пропали? – удивился Иван.
– Как ушли – и с концами, – подтвердил Тимофей. – Потом, как его барыня тревогу подняла, собрались здешние помещики и устроили поиск. Так еще три егеря исчезли. С тех пор все местные туда ни ногой, хотя клюквы на тамошних болотах видимо-невидимо.
– Хорошее местечко, – похвалил я. – Нужно было с него и начинать.
– Это, Лексей Григорьич, – впервые кузнец назвал меня по имени, а не барином, – как Господу было угодно указать. Вишь, удалось-таки нам спасти невинные женские души от лютой смерти.
– И то правда, – согласился я. – И спасти, и супостата наказать. Да, кстати, что ты вчера своим кнутом со Святым Отцом сделал? Это что у тебя за кнут такой?
– Обыкновенно, какой. Тот, которым меня правили. Я его у палача за пять копеек выкупил и берегу теперь для их благородия управляющего.
– А почему Святой Отец от него кровью залился?
– А как же иначе? – удивился кузнец. – Для чего же тогда правеж? Показать тебе мою спину?
Делать было нечего, думать о ближайших перспективах не хотелось, и я согласился:
– Почему ж не показать, покажи.
Тимофей криво усмехнулся и стянул через голову холщовую рубаху. Повернулся ко мне спиной.
– Погляди, коли любопытно.
Я взглянул, и мне чуть не сделалось дурно. Это была не спина, а одна багровая рана с зажившим, кое-как слепленным кусками и полосами, мясом.
– Это после кнута? – только и спросил я, не в силах отвезти взгляда от такого надругательства над человеческой плотью.
– От него, родимого, от кого же! Все лето пластом пролежал, спасибо жена-покойница и бабка Пелагея выходили. Антонов огонь травами и наварами отвели.
– И за что же тебя так?
– Известно за что, их благородие управляющий посчитали, что я, будто, дерзок.
– Неужели только за это? Вот гад!
– Известно, не горлица, коли не только меня, мужика, но и малых деток не пожалел. Вот для него кнут и держу. Его, поди, как дворянина за душегубство только что в острог посадят, да в каторгу сошлют, а я поспособствую, чтобы он на себе и народное горе почувствовал, – договорил Тимофей, натягивая на обезображенное тело рубаху.
– И это все с тобой сделали простым кнутом?
– Почто простым, правежным.
– Ну-ка покажи, – попросил я, – вчера я толком не разглядел.
– Это всегда пожалуйте. Нам за показ денег не брать.
Кузнец развязал свою суму и подал мне завернутое в чистую тряпицу это орудие пытки. Только теперь, держа в руках, я понял, что такое настоящий кнут.
Как я уже говорил, к толстому, в обхват руки, древку был приделан сложенный из толстых четырехгранных полос кожи семидесятисантиметровой длинны столбец, делающий конструкцию гибкой и хлесткой. Столбец этот завершался массивным медным кольцом, к которому был прикреплен конец, сделанный из широкого ремня толстой сыромятной кожи, выделанный желобком и загнутый на конце когтем.
Этим-то хвостом, твердым, как кость, наносились удары. Каждый удар пробивал кожу, и она вместе с мясом отставала кусками.
– Хороший палач за три удара может кого хочешь отправить на тот свет, – вмешался в разговор Иван, – коли будет бить не плашмя, а когтем, то сквозь ребра сердце враз пробьет!
– Господи, каких же только пакостей люди не напридумывали себе на погибель и муки! – не удержался я от сентенции.
– Это как водится, – подтвердил кузнец, – как споймаю управляющего, ужо муку ему сам определю!
– Скоро на месте будем? – переменил я тему разговора.
– Зараз и доберемся. Вон за той рощицей аккурат и начнется Пьяный лес.
– Почему его так назвали?
– По барину Звереву, он на охоту всегда пьяный ездил, вот поначалу и решили, что по этому делу и сгинул. С тех пор и пошло: Пьяный и Пьяный. А ранее тот лес Выздринским звался, а почему – не знаю.
– Останови здесь, – попросил я кучера, когда мы доехали до рощицы, за которой должен был начаться лес. – Вернешься за нами вечером. Если мы не придем, приедешь на другой день. Понятно?
– Это как положено, – согласился кучер. – Мы люди с большим понятием. Коли велено, так оно и прилежно. Только Выздринским лес именовали потому, что жил в здешних краях барин такой Выздренов. А ты, коли не знаешь, не говори, – добавил он в укоризну кузнецу. – Так и звали барина – Иван Иванович Выздренов. Только помер он давно, а когда это было, врать не буду.
– Ты чего Степан, грибов объелся? – возмутился кузнец. – Коли лес Пьяный уж который год, а Иван Иваныч помер всего недолга! Скажешь тоже, слушать тошно!
– Ладно вам, потом решите, – оборвал завязавшийся спор Иван. – А почто ты здесь сойти надумал, ваше благородие? До леса еще с версту будет.
– Забыл, как мы вчера попались? А Вошин покруче Святого Отца будет. Давайте уж по холодку да с краешку подбираться. Тише едешь – дальше будешь.
Никто из спутников не возразил, и к Пьяному лесу мы пошли скрытно, через березовую рощу.
Я был во вчерашней одежде, которую стараниями Али дворовые девушки почистили и заштопали. Об Иване радеть было некому, и вид у него был совсем непрезентабельный. Тимофей вообще одет по-крестьянски в холщовые портки и рубаху, на ногах лыковые лапти. Так что драгоценные аглицкие ружья к нашей внешности никак не подходили.
Думаю, что со стороны наша троица напоминала поход двух небогатых горожан в компании крестьянина в лес по какой-то собственной нужде, вроде покупки дров.
Миновав рощу, мы не вышли в поле, отделяющее ее от нужного нам места, а перелесками направились в глубь массива, с самой дальней от проезжей дороги стороны.
Здесь, если и было кому сторожить подходы к тайным местам, вряд ли мог ожидать вторжения – слишком велик был крюк, который делали мы, пробираясь сюда.
– Ты сам бывал здесь? – спросил я Тимофея.
– Давно, еще мальчонкой. Барин Зверев пропал, когда я еще женихаться не начал, а моему старшому – да вы его видели – почитай, четырнадцатый годок миновал. Вот и считай, сколько годов прошло.
– Болота далеко отсюда начинаются?
– Нет, почитай, где сразу от поля, а где и в глубине. Клюквы здесь по осени богато.
– Слышал про клюкву. А мы не попадем в топь? – задал я вопрос, тревожащий меня как городского жителя, наслышанного о бездонных топях и зыбучих песках.
– Кто его знает, – ответил Тимофей, – может, и попадем. Как начнется болото, срубим себе вехи, чай сразу все не потопнем. Да ты, никак, боишься!
– Вот еще, что я, болот не видел! – соврал я. Болот и бездонных топей я и не видел, и боялся.
Однако, на первый взгляд все оказалось не так страшно. Сначала под ногами была только сырая пружинящая земля, потом стали попадаться лужи, покрытые ряской, и между ними островки, поросшие высокой, раскидистой осокой.
Иван срубил несколько молодых деревьев и стесал с них ветви.
Дальше мы шли, проверяя дорогу вехами. Два раза я срывался с болотных кочек в воду, но в трясине не вяз, просто промочил ноги. Впрочем, бдительности не терял; здесь было как при езде на машине начинающего водителя: как только поверил в себя и начал наглеть на дороге – тут же влетишь в скверную историю.
Углубившись в болото, мы свернули в сторону Пьяного леса и начали пробираться в его направлении. Идти делалось все труднее. Озерки с зеленой водой попадались все чаще, и приходилось их обходить, что сильно замедляло движение. К тому же меня доставали комары и мошка, пролезающая во все щели одежды и стоящая пищащими столбиками над нашими потными головами. Сколько времени нужно было еще идти, никто из нас, понятное дело, не знал. Как и то, будет ли какой-нибудь толк из этого блуждания.
– Ты раньше здесь бывал? – в очередной раз начал пытать Иван кузнеца, когда мы присели отдохнуть на относительно надежную кочку.
– Не помню, когда это было. Лес как лес, разве такое место узнаешь! – винился Тимофей. – Боюсь, что ничего мы тут не найдем, никакие человеки в такой мокряде не уживутся, одна сырость и комары.
– Коли дымом пахнет, значит, и здесь живут люди, – нравоучительно заметил Иван и вдруг подскочил на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42