Это опять Ларами, овладевшая искусством почти всегда держать язык за зубами.
— Да, это так, — сказал Скайлер, — он не держал. Вот поэтому мы оказались в положении, грозящем опасностью! Заявляю вам, я не хочу, чтобы здесь появились полицейские! Не хочу, чтоб они заглядывали во все щели, чтоб пронюхали, что маленькие девочки играют некоторые роли в наших обрядах, вызнали, что при случае мы пользуемся безобидными, правда, таблетками для поддержания мессы, нежелательно, чтобы они доискались, как иногда во время мессы мы приносили в жертву маленьких животных, хотя не могу себе представить, что же здесь противоречит этому трахнутому закону? А все дело в том, что этот поп наделал много шума с амвона, называя нас — как бишь его? — общиной, оторвавшейся от Христа, можете вы этому поверить? Это, конечно, доказывает, что угроза нашей церкви действительно существует и недвусмысленно свидетельствует о том, сколь безрассудно приверженцы Христа хотели бы сжить нас со света, убить церковь-младенца в колыбели. Но...
— Скай!
Это вступила Корал. Мягко.
— Мне кажется, нам надо самим связаться с полицией, до завтрашней ночной мессы — немедленно, предупредить их, что мы в курсе того, что намалевано на воротах, и дать знать, что мы ведем свое внутреннее расследование...
Ну и словечки же у нее!
— ...попытаемся установить, кто нарисовал эту звезду, хотим, чтобы он или она сами признались в содеянном, Скай. Тем самым мы уведомляем полицию, что делаем все, от нас зависящее, для сотрудничества с ней. Тогда они не станут подозревать, что какая-то группа заговорщиков, связанная с нашей церковью, нарисовала кабалистический знак на воротах священника, а потом убила его.
— Если только... — произнесла Ларами.
Все повернулись к ней.
— Если только именно так и не произошло, — заключила она.
* * *
Артур Левеллин Фарнс был рослым, мускулистым белым мужчиной с типично городской манерой речи и внешностью закаленного превратностями погоды фермера Новой Англии. Его магазин мужской одежды располагался на Стем-авеню между Карсон и Коулс-авеню. Он только что вернулся с обеденного перерыва, когда в два часа дня к нему вошли два детектива. Похоже, большая часть его обеда перекочевала на галстук и пиджак. Карелла подумал, что это единственный мужчина, не работающий в отделе убийств, который все еще носит пиджак. Он мог бы поспорить, что Фарнс к тому же носит мягкую фетровую шляпу.
Детективы представились и сообщили ему, что занимаются расследованием обстоятельств убийства отца Майкла Берни. Фарнс ударился в длинную и внешне прочувствованную хвалебную речь священнику, с которым он совсем недавно повздорил в своем открытом письме, а сейчас называл человеком, преданным Господу, истинным служителем церкви, добрым и мягким пастырем церковного стада и чудесным существом, чье отсутствие будет столь тяжко перенести...
Ни один мускул на лице при этом не дрогнул.
— Мистер Фарнс, — сказал Хейз, — мы просматривали корреспонденцию отца Майкла и наткнулись на письмо, которое вы адресовали приходу...
— Да, — улыбаясь, кивнул Фарнс.
— Вам известно, о каком письме идет речь?
— Разумеется. О том, которое я написал в ответ на его проповеди о десятине.
— Да, — подтвердил Хейз.
— Да, — сказал Фарнс.
Он по-прежнему улыбался. Но сейчас он еще и кивал. «Да, — качнулась его голова. — Да, я посылал это письмо. Да, в ответ на его кары, которыми он грозил нам за нарушение долга перед церковью. Да, это я осмелился возмутиться. Да. Я!» Кивок, еще кивок.
— Ну и что вы скажете об этом письме, мистер Фарнс?
— А что о нем говорить? — спросил Фарнс.
— Я бы сказал, что это весьма злое письмо, как вы считаете?
— Только весьма злое? Я бы сказал, капитально злое!
Детективы уставились на него.
— В самом деле, мистер Фарнс, — сказал Хейз, — вы в этом письме написали такое...
— Да что скрывать, я был взбешен!
— Ага.
— Так вымогать деньги! Как будто мы уже не вносили честно свою долю! Все, что ему было нужно, это доверять нам! Но нет! Вместо этого он неделями бойко мечет громы и молнии в своих проповедях, которые были бы более уместны в каком-нибудь туземном селении, а не в нашем приходе! Он никогда не доверял нам! Извините, — пробормотал он и быстро отошел к мужчине, выбиравшему на полке пару брюк. — Чем могу служить, сэр? — спросил он.
— Да я просто смотрю, — ответил мужчина. — Все эти брюки — сорок второго размера?
— Да. Отсюда и до конца полки.
— Благодарю вас, — ответил покупатель.
— Дайте мне знать, если понадобится моя помощь, — сказал Фарнс и вернулся к детективам. Понизив голос, он сказал: — Это — магазинный вор! На Рождество он стащил у нас целый костюм, надев его под свой старый. Я это обнаружил, лишь когда он ушел. Извините меня, но я должен следить за ним, мне хотелось бы поймать этого сукиного сына.
— И нам тоже, — подтвердил Карелла.
— Вы что-то говорили о доверии, — напомнил Хейз.
— Да, — подхватил Фарнс, следя за человеком, двигавшимся вдоль полок. — Во многих отношениях церковь — это бизнес. И я не богохульствую. Поэтому-то и десятина упоминается в Библии. Не должно быть никакого недоразумения относительно бизнеса, которым церковь вынуждена заниматься. Для того, чтобы выжить, вы же прекрасно это знаете. Десять процентов, поделенные на черные и белые. Пять — каждую неделю в кружку, остальные пять — как благотворительный взнос. Улавливаете ход моих мыслей?
— Да, мы улавливаем, — ответил Карелла.
— О'кей! А как узнаешь, кладут ли тебе в кружку пять процентов? Вместо двух или трех с половиной? Ответ один: никак! Вы доверяете пастве. Доверяя им, вы, в свою очередь, внушаете доверие к себе. И тогда вместо недостачи каждую неделю вы будете получать больше доходов! Любой дурак должен...
— Простите, здесь примерочная кабина?
— Да, — сказал Фарнс, — за занавеской. Позвольте мне подвернуть вам отвороты на брюках, сэр.
— Не беспокойтесь, я могу...
— Никаких проблем, сэр, — сказал Фарнс и, взяв три пары брюк, перекинутых через руку мужчины, закатал отвороты на брюках. — Прошу вас, сэр!
— Благодарю, — сказал покупатель.
— Позовите меня, если понадобится помощь, — предложил Фарнс и возвратился к полицейским. Снова понизив голос, объяснил: — Он вошел в кабину с тремя парами брюк. Посмотрим, сколько их будет, когда он выйдет.
— Вы говорили о доверии, — напомнил ему Хейз.
— Да, — сказал Фарнс. — Я говорил, что любой дурак должен знать: вы никогда не преуспеете в бизнесе — даже когда этот бизнес связан со спасением душ во имя Иисуса Христа, — если не будете доверять людям, с которыми ведете дела. Это я и пытался объяснить отцу Майклу, да упокоит Господь его душу, в своем письме.
— Непохоже, чтобы ваше письмо было о доверии, — возразил Хейз.
— Разве? А я думаю, оно как раз об этом!
— Вот, например, мистер Фарнс, — сказал Хейз, испытавший это уже на Карелле и считавший себя экспертом. — Неужели вы полагаете, что эти слова — о доверии? Вот этот отрывок, — он развернул письмо, отыскивая нужное место, — вот, мистер Фарнс! «...И деньги у менял рассыпал, а столы их опрокинул». Это тоже о доверии, мистер Фарнс?
— Это о том, что нельзя превращать место богослужения в коммерческую лавку.
— А что вы скажете на это? — вопрошал Хейз, еле сдерживая раздражение. — Ага, вот здесь, мистер Фарнс! «Пусть отец Майкл еще и еще раз пересчитает пожертвования, а потом сосчитает и свои молитвы»?
— Надо было дать ему понять, что он осчастливлен Господом, вручившим ему такую добрую и щедрую паству.
— А это? Что это означает? «Гордыня предшествует разрушению, а высокомерный дух — падению»? Это опять про доверие?
— Это о том, что нужно положиться на Господа, указующего путь, уводящий от гордыни и высокомерия.
— Ну и ну! У вас весьма своеобразный способ истолковывать собственные слова! — сказал Хейз. — И все это вы лично обсуждали с отцом Майклом?
— Да! И мы весело посмеялись над этим.
— Весело что?
— Весело посмеялись. Я с отцом Майклом.
— Смеялись над этим вашим письмом?
— О да! Потому что я погорячился, понимаете ли.
— И он нашел это смешным? Так, что ли? Что вы несколько переусердствовали...
— Да.
— ...под действием его проповедей...
— Верно.
— ...и написали письмо, которое вы только что сами охарактеризовали как «капитально злое»? И он нашел это...
— Да, мы оба.
— ...забавным?
— Ну...
— Смешным до чертиков?
— Нет, мы его нашли не лишенным юмора. Я очень разозлился. Зачем я писал это праведное возмущенное обращение к пастве, когда мне всего-то и надо было сделать, что пойти к самому отцу Майклу, — как я в конце концов и поступил — и в приятной беседе с ним уладить эту проблему.
— Итак, вы все уладили?
— Конечно!
— Когда?
— В воскресенье на Пасху. Я приехал после обеда, зашел к нему домой. И у нас была хорошая, долгая беседа.
— И к чему вы в конце концов пришли?
— Отец Майкл сказал, что обратится ко всем прихожанам с просьбой полностью довериться ему и сообщить, кто сколько сможет безболезненно для себя вносить каждое воскресенье, а он доверит им честно делать свой взнос: главное, понимаете ли, доверие! Вот это я смог объяснить ему во время нашей беседы. Что ему следовало бы питать хоть немного доверия к своей пастве!
Он взглянул на занавеску. Мужчина, который зашел туда с тремя парами брюк, уже выходил. Но на этот раз на руке у него висело лишь две пары.
— Минутку, сэр! — окликнул его Фарнс.
— А, вот вы где! — отозвался посетитель. — Я покупаю те, что на мне. Могу ли я подогнать их под мой размер?
— Как... как, да, сэр, конечно, сэр! — выговорил наконец Фарнс. — Прошу вас, пройдите сюда, портной сидит в том конце магазина.
— Свои брюки я оставил в примерочной, — сказал мужчина. — Надеюсь, они не пропадут?
— Имейте немного доверия, сэр! — произнес Хейз.
* * *
Карелла заказал телефонный разговор с архиепископом на четыре с четвертью пополудни. К телефону подошел человек, представившийся секретарем архиепископа Квентина и сообщивший, что Его Преосвященство в данный момент отсутствует, но, возможно, он сам мог бы чем-нибудь помочь. Карелла сказал ему, что этот звонок связан с убийством, расследованием которого он занят...
— О!
— Да, с убийством местного священника.
— Ах да!
— Отца Майкла Берни.
— Это ужасно.
— Я звоню вам, так как пытаюсь отыскать его сестру, а ее телефон не отвечает...
— Его Преосвященство уже об этом позаботился, — ответил секретарь.
— О чем позаботился?
— Известил сестру отца Майкла.
— В Японии?
— В наших документах есть номер телефона ее мужа. Его Преосвященству удалось выяснить у секретаря мистера Брогана название отеля, где они остановились, и он позвонил мистеру Брогану. Она будет здесь на похоронах в воскресенье.
— Хорошо, — сказал Карелла. — А вы случайно не знаете, есть ли у него другие родственники? Я хотел бы...
— Полагаю, у него никого, кроме сестры, не было.
— И вы говорите, она будет здесь в воскресенье?
— Она уже в пути, сэр.
— Хорошо. Большое вам спасибо!
— Не за что.
Карелла повесил трубку на рычаг.
«Уже в пути», — подумал он.
Это означало, что при любых обстоятельствах добрый священник будет дожидаться воскресенья.
Напротив Мэрилин сидел белый мужчина, которому было немногим за пятьдесят. Его звали Шед Рассел. Он знал, зачем она пришла сюда, но темнил, так как догадывался, что никогда не мешает воспользоваться лишним шансом. Шед промышлял в Лас-Вегасе азартными играми, пока не перебрался на Восток и не устроился в нескольких небольших заведениях. Еще в раннем детстве оспа оставила на его лице свои отметины; его пышные усы наводили на мысль, что он пользуется каким-то удобрением. Он был худым и высоким, как Авраам Линкольн, к тому же был уверен в обворожительности своей улыбки.
— Так, значит, старый Джо дал тебе мой номер? — спросил он.
— Да, — ответила Мэрилин.
— Старый Джо Сьюард, — задумчиво сказал он и покачал головой.
Они сидели в его комнате на втором этаже старого «Рэлей-отедя» на Сент-Себастьян-авеню, неподалеку от театра «Уоррингер». Мэрилин приехала сюда на такси. На ней были джинсы и кожаная куртка поверх желтовато-коричневого свитера. Волосы заколоты под шерстяной шапочкой. Белой женщине надо было еще набраться мужества для такого поступка: отправиться одной в исключительно негритянский район, чтобы встретиться с каким-то типом, рекомендованным ей техасским сутенером! Покрасоваться здесь своими длинными белокурыми волосами!
— Ну и как он поживает? — спросил Шед.
— Я его не видела уже несколько лет, — ответила она.
— Как ты с ним познакомилась?
— Он сказал, что ты мог бы мне помочь достать пистолет.
— Ты не ответила на мой вопрос, — возразил он и улыбнулся крокодильей улыбкой. Мэрилин вдруг почувствовала, что все оказывается гораздо сложнее, чем она предполагала...
— Если ты считаешь, что я — коп или что-то в этом роде... — начала она.
— Да нет. Я...
— ...ты можешь позвонить Джо по моей кредитной карточке и спросить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42