Люси Анджелли получила информацию от своего кузена и немедленно позвонила Дому Ди Нобили, чтобы поставить его в известность о месте и времени встречи. Еще она сообщила, что в его присутствии нет необходимости; его судьбу решат между собой в частной беседе два капо. Дом тут же передал все Майклу.
Плохо, что они хотели разговаривать без Дома — значит, не удастся послать его на встречу с микрофоном под одеждой. Но прокуратура, ФБР и нью-йоркская полиция давно уже установили прослушивающие устройства в большинстве мест, облюбованных бандитами для деловых встреч. Майкл сделал несколько звонков, чтобы выяснить, относился ли к таким местам ресторан «Романо» на улице Мак-Дугал. Оказалось, что нет. Значит, предстояло начинать с нуля.
Накануне Рождества ресторан удостоили своим визитом четыре детектива из прокуратуры под видом пожарных, обремененные топорами, шлангами и прочей атрибутикой. Целью их посещения было ликвидировать небольшой пожар, таинственным образом возникший по причине короткого замыкания в подвальной части помещения. Пока они поливали, рубили, колотили, кричали и препирались, им удалось незаметно подключиться к телефонной линии, чтобы обеспечить источник питания «жучкам», которые они разместили на подвальном потолке и, соответственно, на полу расположенной выше залы. Этот передатчик размером в пятидесятицентовую монету располагался непосредственно под престижным угловым столиком, который давно облюбовал для себя Фрэнки Палумбо. Хозяин ресторана «Романо» дал «пожарным» на прощание четыреста долларов, поскольку знал, что именно пожарные — самые большие воришки, и ему еще повезло, что они не приложились к контрабандному двадцатилетней выдержки виски, хранившемуся вдоль стены напротив пожарного крана и телефонного коммутатора.
В три часа тридцать минут двадцать восьмого декабря, в то самое время, когда Сара, Хите и Молли плескались в ласковых теплых волнах рядом с родительским домом в Сент-Барте, Майкл сидел в припаркованной машине вместе с помощником окружного прокурора по имени Джорджи Джардино, знаменитым своей ненавистью к гангстерам.
Дед Джорджи родился в Италии и получил американское гражданство только после пяти лет жизни в Штатах. К тому времени он имел все основания считаться американцем итальянского происхождения. Джорджи полагал, что это справедливо. Его родители появились на свет в семье американцев итальянского происхождения, но сами таковыми уже не являлись. Они были просто американцы. Двое встречавшихся сегодня в ресторане мужчин тоже родились в Америке и, вопреки своим итальянским фамилиям, тоже были американцами. И в самом деле, ни Фрэнки Палумбо, ни Джимми Анджелли не ощущали ни малейшей связи со страной, столь же далекой для них, как какая-нибудь Саудовская Аравия. Даже их родителей, также уроженцев добрых старых Соединенных Штатов, нимало не волновало, что творится в далекой Италии. Почти никто из них так ни разу в жизни туда и не соберется. Для них Италия — чужая страна, где, по слухам, кормят гораздо хуже, чем в любом итальянском ресторане Нью-Йорка. В этом их коренное отличие от ирландцев или евреев, чья упрямая привязанность к Северной Ирландии или Израилю в другой, менее терпимой стране могла бы показаться подозрительной. Парадоксально, что, хотя эти подонки именовали себя итальянцами, итальянского в них было не больше, чем в Майкле. Или в Джорджи Джардино, если уж на то пошло.
Нравится вам или нет, но Фрэнки Палумбо и Джимми Анджелли — американцы. И подобно другим законопослушным американцам, они верят в свободное общество, где каждый, кто готов много трудиться и соблюдать правила игры, может добиться успеха и счастья. Пусть правила их игры отличаются от принятых большинством их соотечественников, но они их чтут и чтили всегда. И в награду получили-таки преуспеяние. Джорджи ненавидел их и их поганые правила. Более того, он искренне верил, что, пока последний мафиози не окажется за решеткой, все остальные американцы с итальянскими корнями не перестанут ловить на себе подозрительные взгляды. Вот почему он сидел сегодня рядом с Майклом в холодной машине в двух кварталах от ресторана «Романо», чтобы прослушать и записать разговор пары американских гангстеров в итальянской забегаловке.
Первым на сцене появился Джимми Анджелли, один из бригадиров семейства Колотти из района Куинс.
— О, мистер Анджелли, рад вас видеть. Что-то вы редко стали появляться в городе.
Говорил явно владелец ресторана.
Под «городом» подразумевался Манхэттен.
Все жители Нью-Йорка знают, что есть Бронкс, Куинс, Бруклин, Стейтен-Айленд — и есть Город.
Анджелли пришел не один. Имя его спутника удалось разобрать только тогда, когда он приказал: «Дэнни, сядь вон там».
Пока вторая договаривающаяся сторона не явилась, Анджелли указал своему телохранителю место спиной к стене, откуда тот мог хорошо видеть любого входящего через главную дверь. Пара-тройка разборок в ресторанах — и вы быстро понимали, где и кому надо сидеть.
Фрэнки Палумбо и его громила пришли минут через десять, с умышленным опозданием, как и следовало оскорбленному капо манхэттенского семейства Фавиола. В конце концов, какой-то придурошный воришка, пользующийся поддержкой семьи Колотти, нагрел его на пять кусков после того, как Фрэнки оказал коллегам услугу. И теперь он мог вести себя не как простой лейтенант, один из сотни в структуре клана Фавиола, а как самый важный босс.
Во время недавнего процесса Энтони Фавиола, осужденного и приговоренного к заключению главы печально знаменитой манхэттенской семьи, обвинение предоставило в качестве вещественного доказательства записи, сделанные за целый год прослушивания его разговоров. На одной из них некто, идентифицированный как Энтони Фавиола, помимо всего прочего, приказал двум боевикам совершить несколько убийств в штате Нью-Джерси. Защита вызвала свидетелем в суд его младшего брата Руди, и тот под присягой подтвердил, что ту ночь, когда Энтони якобы звонил из дома матери в Ойстер-Бей, штат Нью-Айленд, он на самом деле провел у себя на вилле в Стонингтоне, штат Коннектикут, за игрой в покер в компании шести уважаемых бизнесменов. Все шесть поочередно предстали перед судом, и каждый действительно подтвердил, что в тот вечер в восемь часов двадцать семь минут — когда, по утверждению обвинения, и прозвучало по телефону преступное распоряжение, Энтони как раз выигрывал очередную сдачу. Присяжные не поверили ни одному их слову.
Теперь Энтони сидел в тюрьме особо строгого режима в Ливенворте, штат Канзас. Суд приговорил его к пяти пожизненным срокам заключения — четыре из них за те самые убийства, а пятый в соответствии с законом, по которому убийство, совершенное в интересах преступной группировки, карается также пожизненным заключением.
Энтони находился под замком двадцать четыре часа в сутки, и доступ посетителей к нему был также строго ограничен, поскольку его специально послали в федеральную тюрьму, расположенную как можно дальше от его родных, друзей и соучастников. Некоторые упрямцы настаивали, что и из тюремной камеры он по-прежнему руководит делами своей организации, но по информации, которую с большим трудом удалось собрать прокуратуре, новым боссом стал — с благословения Энтони — его правая рука и первый заместитель, верный до конца братец Руди. В соответствующих кругах Руди любовно называли «Счетовод», хотя бухгалтерская профессия была ему совершенно чужда. Просто когда оба брата были еще простыми бойцами в банде Торточелло, Руди пользовался репутацией большого мастера сводить счеты.
Сидевшие в холодной машине Майкл и Джорджи надеялись услышать нечто, что позволило бы связать имя Руди Фавиола с передачей наркотиков близ забегаловки в Чайнатауне. Шесть унций кокаина тянули на преступление первой категории. Если суметь связать его с прочими правонарушениями, совершенными Руди за последние три года, и подвести все это под статью 460 пункт 20 «О борьбе с организованной преступностью», то, возможно, его удастся отправить в Канзас к братцу. Правда, учитывая характер преступлений, — в тюрьму штата, а не в федеральную.
— Привет, Джим, — поздоровался Палумбо. — Давно ждешь?
— Только пришел, — ответил Анджелли. — Отлично выглядишь, Фрэнк.
— Да можно бы сбросить пару фунтов, — пожаловался Палумбо. — Туда, Джой. — И указал своему громиле, куда сесть.
Оба заказали по бокалу вина.
В микрофонах зазвучала обычная преамбула любого мафиозного разговора.
Вопросы о семье, здоровье, демонстрация уважения, пиетета и восхищения.
Из пустого в порожнее, как сказала бы Джеки Диас.
Обед никто из них не заказал.
Палумбо довольно быстро перешел к делу.
— И как ты предлагаешь поступить с тем придурком, которого ты мне прислал?
— Да я его и в глаза не видел, — признался Анджелли.
— Так вот ты кого мне рекомендуешь? Человека, которого сам ни разу не встречал?
— Я хотел оказать услугу моей кузине.
— Мне ты тоже оказал неплохую услугу — он нагрел меня на пять кусков.
— Фрэнки, ты получишь назад свои деньги.
— Когда? И как?
— Именно это я и хотел с тобой обсудить.
— И ты надеешься, что после нашего разговора все пойдет как по маслу?
— Надеюсь.
— Пока что я еще не слышал твоего плана. Мне известно только одно: какой-то хрен спер у меня пять штук баксов. И если верить Сэлу, там еще пятнашка повисла плюс проценты. Кто он такой, этот тип, что ты идешь на все ради него? У нас пока что хорошие отношения, но если мы не проявим осторожность, их можно и испортить, причем из-за одного-единственного недоумка.
— Вот почему мы здесь, — отозвался Анджелли. — Чтобы ничего подобного не произошло.
— Если бы не ты, сейчас было бы уже поздно разговаривать. С ним бы уже давно покончили.
— Знаю.
— Мы пошли на очень большие уступки, Джим...
— Тоже не спорю. Потому-то я сюда и пришел сегодня, Фрэнк. Чтобы попросить тебя: давай не выпускать ситуацию из-под контроля. Чтобы не натворить глупостей, которые могут вызвать трения между нашими семьями. Мы этого не хотим, и я не сомневаюсь, что вы — тоже.
— Да кто же он такой, в конце концов, сам Папа Римский, что ли, что ты его так защищаешь?
— Моя кузина его любит, что я могу поделать?
— Она знает, что он женат?
— Знает. Но он собирается развестись.
— Как же, держи карман.
— Он ей так сказал.
— Как мы решим нашу проблему, Джимми?
— Как бы ты хотел, Фрэнк? Ты пострадал, ты и ставь условия.
— Я рад слышать такую речь.
— Порядок есть порядок.
— Даже не знаю, что и сказать. Деньги украдены, понимаешь? Если я пойду наверх, знаешь, что я услышу? «Украли деньги? Да ты что? Ты сам отлично знаешь, что делать в таких случаях. И нечего беспокоить меня по таким пустякам». Вот что я услышу.
— Я думал, — произнес Анджелли с глубоким вздохом. — Я думал... ну, мы все идем на уступки.
Ты, я... Руди. Между другими семьями случались неприятности, между нами — никогда. Потому что в наших отношениях всегда царило уважение. Я прав, Фрэнк?
— Царило — до сих пор.
— Нет, Фрэнки, не говори так, прошу. Случившееся — не знак неуважения Колотти к Фавиола. Вовсе нет. Мы имеем дело с лохом, с человеком без головы на плечах. Ди Нобили — последний лох, я согласен. Я говорил моей кузине — не понимаю, что она в нем нашла. Женщины... Что тут скажешь? Он лох, он неудачник, он жалкий воришка, я полностью с тобой согласен. Но еще он — мелюзга, не достойная внимания, понимаешь, Фрэнк? Мы можем решить эту проблему, не прибегая к крайним мерам. Вовсе не обязательно делать серьезные шаги, понимаешь? Зачем Руди тратить время на обдумывание каких-то действий из-за подобных мелочей. Что я думал: если ты с ним поговоришь, он может, просто от доброго сердца, дать этому идиоту передышку. Вот все, о чем я прошу. Придумайте, как он может отработать долг. Пятнадцать и еще пять, пусть он работает как проклятый, чтобы вы их с него сняли.
— Ты выступишь его гарантом, Джимми?
— Это уж слишком, Фрэнк. Я его даже не знаю. Он — всего лишь какой-то хрен, с которым связалась моя кузина. Я прошу за нее, не за него. Она — моя плоть и кровь, Фрэнки. Она моя родня. Мы росли вместе. Как мы с тобой. И как Руди.
— И Руди, да?
— Если ты поговоришь с ним...
— Ты отстал от жизни, Джим.
— Что?
— Ладно, попробую что-нибудь сделать, — заявил Палумбо, завершая разговор. — Поговорю с Ле (грохот отодвигаемого стула заглушил конец слова)... и передам тебе решение. Больше я сейчас ничего не могу сказать. Ничего не обещаю.
— С кем? — встрепенулся Майкл.
— Ш-ш-ш-ш!
Гангстеры еще продолжали разговор, обменивались словами прощания, передавали приветы, благодарили друг друга за время, потраченное на обсуждение столь важной проблемы. Но деловая беседа подошла к концу, больше обсуждать было нечего. Затем снова скрип отодвигаемых стульев, звучавший в микрофонах, как рокот сходящей с гор лавины. Удаляющиеся шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48