Когда они отъехали подальше, она бросила с многозначительной миной: «Лихо, лихо, сестренка».
Сара думала только о том, что до разговора с Майклом оставалось не более двадцати минут.
* * *
Он снял трубку не раньше чем после десятого звонка.
— Алло.
Его голос казался чужим и отдаленным.
— Майкл?
— М-мм.
— Это я.
— Угу.
— Ну просыпайся же, дорогой.
— Угу.
— Просыпайся, это я.
— М-м.
— Проснись, Майкл.
— М-мм.
— Майкл!
— Угу.
— Это я, — повторила она, — Сара.
— Да, да. Спокойной ночи.
В трубке раздались гудки.
— Майкл!
Тишина.
— Майкл!
Она в недоумении уставилась на телефон и вдруг расхохоталась. Все еще смеясь, она положила трубку на место и, откинувшись на подушки, представила себе мужа, завернувшегося в одеяло и спящего мертвым сном. Настолько крепким, что он даже не в состоянии разобраться, то ли она лежит рядом, то ли звонит с другого края света. И конечно, совершенно забывшего о том, что они собирались поиграть в секс по телефону.
Очень плохо, если вдуматься.
Она действительно очень хотела его.
Сара еще долго лежала без сна, глядя в испещренное звездами небо. Наконец и она заснула.
* * *
В компьютер были занесены записи только вплоть до апреля 1992 года. Что касается более поздних, то их приходилось либо слушать непосредственно, либо читать напечатанные на машинке расшифровки, а самое удобное — сперва прочитать, а затем прослушать пленку, поскольку запись часто оставляла желать лучшего. Майкл решил читать.
Часы показывали девять тридцать утра двадцать девятого числа, вторник. Перед уходом на работу он позвонил Саре, терзаемый смутным воспоминанием о ее полуночном звонке, и извинился за то, что слишком много выпил накануне. В ресторане «Спарка» он сам чувствовал себя гангстером — возможно, поэтому он туда и пошел. Сара великодушно признала, что они с сестрой — которую она, кстати, через двадцать минут едет провожать в аэропорт — тоже, возможно, хватили лишку, поэтому лучше всего сделать еще одну попытку.
— Кстати, почему бы не прямо сейчас? — поинтересовалась Сара.
Майклу пришлось объяснить жене, что он убегает на работу, но обязательно перезвонит попозже.
Расшифровщики записей работали в тесном сотрудничестве со следовательской группой. За долгие часы прослушивания детективы научились моментально распознавать по голосу своих «подопечных» и помогали разбираться переписчикам, когда те начинали путаться. Энтони Фавиола оказался обладателем глубокого, звучного баритона, из которого ему почти удалось вытравить бруклинский говорок. Парень по имени Тони еще мог позволить себе говорить, как простолюдин, но никак не джентльмен Энтони, сами понимаете. По слухам, Энтони как-то раз заявил, что только неотесанный макаронник может отзываться на кличку Тони. С другой стороны, имя Энтони (хотя он никогда не говорил такого вслух) наверняка казалось ему достойным британского премьер-министра. Впрочем, Майкл хорошо его понимал. Он и сам терпеть не мог, когда его называли «Майк», словно какого-то бармена. По неподтвержденным данным, Фавиола даже некогда брал уроки речи у шикарного преподавателя с Парк-авеню. Как бы то ни было, он действительно не разговаривал, как типичный бандит, но и до профессора Хиггинса тоже явно не дотягивал.
Совсем иное дело — его братец. Стоило Руди открыть рот, и ни у кого не оставалось ни малейших сомнений относительно рода его занятий. Говорил он грубым голосом, растягивая слова, и обращался с английской грамматикой так же бесцеремонно, как в свое время — с нерадивыми должниками. Даже когда он находился в одной комнате с другими громилами, разделявшими его пренебрежение к изящной словесности, присутствие Руди никогда не оставалось незамеченным. Он никогда не говорил тихо, а постоянно орал, заставляя прослушивающих детективов без перерыва крутить ручки регуляторов громкости. На распечатках расшифровок определить говорившего не составляло никакого труда. Энтони переписчики присвоили инициалы Э.Ф., Руди — Р.Ф., Питеру Бардо — П.Б. Это была троица ключевых игроков. В то время, когда велось прослушивание, Э.Ф. все еще оставался боссом, Р.Ф. — его заместителем, а П.Б. назывался «консильери» — советник, третий по значимости в организации.
Предполагалось, что с отбытием Э.Ф. в Канзас, Р.Ф. стал боссом, П.Б. — его замом, а человек, который, по оперативным данным, стоял у истоков семейного наркобизнеса, престарелый уголовник Луис Николетта по прозвищу Толстяк Никки, занял пост консильери. Но тогда, весной 1992 года, они говорили о ком-то вроде Доминика Ди Нобили. Тесен мир.
Э.Ф.: По-моему, Руди, прессовать его не имеет смысла. Дело идет о большой сумме. У него явно нет таких денег.
Р.Ф.: Прижать его хорошенько, так он их из-под земли достанет, можешь мне поверить.
Э.Ф.: А если не достанет? Как мы тогда будем выглядеть?
Р.Ф.: Как люди, которых нельзя так просто кинуть.
Э.Ф.: Но денег-то мы все равно не получим. А что, если мы предоставим ему последний шанс — скажем, отсрочку на неделю, после которой он обязан будет вернуть долг? Неделя, в течение которой проценты не засчитываются? Мы...
Р.Ф.: ...подадим прекрасный пример всем остальным должникам.
Э.Ф.: Мы говорим о пятидесяти кусках, Руди. Не так-то просто...
Р.Ф.: Еще мы говорим о принципе.
Э.Ф.: Согласен. Но если у человека нет денег, он не может...
Р.Ф.: У него нет денег, потому что он ставит взятые у нас деньги на этих чертовых пони.
Э.Ф.: Даже если дело именно так и обстоит...
Р.Ф.: Кроме того, занимал он только двадцать. Если бы он вернул долг вовремя, ему не пришлось бы платить так много.
Э.Ф.: Поговори с ним, хорошо? Скажи, что твой брат, исключительно по доброте душевной, дает ему еще неделю отсрочки. Еще скажи, что по истечении недели я уже не смогу сдерживать тех животных, которые работают на меня.
Р.Ф.: (Смеясь.) Ужасные звери, да.
И так далее, и тому подобное. Обычные разговоры людей, стоящих у руля огромной деловой империи, порой перемежающиеся чисто бытовыми вопросами, возникающими даже у сверхзанятых бизнесменов.
Э.Ф.: Пети, а ты что скажешь?
П.Б.: По-моему, следует сделать какой-нибудь подарок. Но скромный.
Э.Ф.: Насколько скромный?
П.Б.: Три листа, не более.
Э.Ф.: Не слишком ли мало на крестины? Сколько мы истратили на Джаннино, когда крестили его ребенка?
П.Б.: Можно посмотреть.
Э.Ф.: Посмотри, пожалуйста. И пошли Даниелли столько же. Если он узнает, что ребенку Джаннино мы послали более дорогой подарок, он может обидеться.
Р.Ф.: Тупоголовый макаронник.
Э.Ф.: Кстати, кто у него? Мальчик или девочка?
П.Б.: Девочка.
Д.Л.: Если она пойдет в Терри, вот будет красавица.
Примечание гласило: Капо банды Джеральда Лачиззаре (Д.Л.), во время прослушивания отвечавшей за незаконные ростовщические операции, приносившие тысячи долларов в неделю одних процентов. (Еще бы, ведь ставка колебалась от 156 до 312 процентов в год.)
Даниелли — Феликс Даниелли, в тот период возглавлял подпольный тотализатор на скачках, приносивший доход более двадцати тысяч долларов в неделю. Его жена, Тереза, по слухам, была редкостной красавицей.
Р.Ф.: Я бы ей отдался.
Снова Руди Фавиола, правая рука босса. Конечно же, сейчас он вожделенно облизывал свои толстые губы и подмигивал, невзирая на строжайший негласный закон, запрещавший любые интрижки с женами и дочерьми членов семьи.
И так далее. От банального к грязному...
Р.Ф.: Так, значит, танцую я с ней, и вдруг она ка-ак испортит воздух!
Э.Ф.: (Смеясь.) Шлюха, с которой ты танцевал?
Р.Ф.: Ну да, и прямо на танцевальной площадке. Как гранату взорвала. А как воняло, Боже ты мой!
Л.Н.: Все вокруг, наверное, подумали, что это ты.
Л.Н. — Луис Николетта, Толстяк Никки. Сейчас, очевидно, поднялся до консильери а в то время возглавлял все операции, связанные с наркотиками.
Р.Ф.: Именно этого я и испугался, Ник! Вдруг решат, что это я отравил воздух на свадьбе Винни. Задница жирная!
Разговоры, разговоры. От грязного до «возвышенного»...
Б.Т.: Фильм-то реалистичный, понимаешь?
Бобби Триани, согласно примечанию, зять Энтони Фавиолы и капо, отвечавший за операции, связанные с украденным имуществом, в том числе за план «заказное письмо», в котором большая роль отводилась коррумпированным почтовым чиновникам.
Л.Н.: Я больше не хожу в кино. Стоит мне пойти в кино, как я обязательно попадаю в историю.
Э.Ф.: Каким образом? Хочешь еще, Ник?
Л.Н.: Нет, спасибо. Я всегда ругаюсь с теми, кто болтает. Не выношу, когда болтают у меня за спиной.
Р.Ф.: Однажды я чуть не пристрелил такого же придурка. Он рассказывал все, что произойдет в следующий момент.
Б.Т.: Тебе следовало действительно пристрелить его.
Р.Ф.: Нет, правда, весь фильм, от и до. «Вот сейчас он выпрыгнет из окна, сейчас она застукает его с блондинкой, а сейчас тигр вырвется из клетки...»
Л.Н.: Весь фильм...
Р.Ф.: Я обернулся и сунул ему под нос пушку. Заткнись, говорю, или я тебе нос отстрелю. Он принялся вопить: мол, сейчас пожалуюсь билетеру. Иди, говорю, жалуйся билетеру, я и ему нос отстрелю.
Б.Т.: Нет, надо было тебе застрелить педика.
Л.Н.: Так он заткнулся? Очень сомневаюсь.
Р.Ф.: Конечно нет. Они совсем не умеют себя вести. Очень хороший соус, Энтони.
Э.Ф.: Спасибо.
Р.Ф.: Правда-правда. Отличный соус.
Б.Т.: Все-таки надо было застрелить педика...
И снова о делах...
Э.Ф.: Нельзя связывать это с тем, что происходит в Гарлеме. В Гарлеме заправляет совсем другая семья, и у них свои отношения с испашками.
П.Б.: Я только предложил, может, стоит с ними поговорить...
Р.Ф.: Они там, в Гарлеме, такие идиоты. Начнем с переговоров, а кончим войной.
Э.Ф.: Поговорить о чем, Пети?
П.Б.: Об их участии в деле.
Р.Ф.: Ты, часом, не негритянский Гарлем имеешь в виду?
П.Б.: Конечно же, нет.
Р.Ф.: Потому что тут даже думать не о чем. Чертовым ниггерам бесполезно что-либо объяснять.
П.Б.: Я говорю о Восточном Гарлеме.
Э.Ф.: Восточный Гарлем, Руди.
Р.Ф.: Негры — исключены.
Э.Ф.: Я все еще не понял, в чем суть твоего предложения, Пети.
П.Б.: Колумбийцы везут кофе через Мексику...
Кофе в их разговорах означал кокаин. Все-таки они опасались прослушивания. В данном случае опасения абсолютно обоснованные, хотя, знай они, как обстоят дела на самом деле...
П.Б.: ...и почти все концы сходятся в Восточном Гарлеме. Поэтому нам следует достичь с ними соглашения, верно? Причем дать понять, что мы вовсе не собираемся вмешиваться в их дела.
Э.Ф.: Я тут задумал кое-что еще более важное в этой области, Пети, и мне не хотелось бы начинать раскачивать лодку именно сейчас.
П.Б.: Этим мы не сыграем на руку колумбийцам, ты же понимаешь...
Э.Ф.: Понимаю. Но в данный момент установилось очень шаткое равновесие, и я не хочу его нарушить.
Р.Ф.: Если хотите знать мое мнение, испашкам надо кинуть гарлемских, и дело с концом. На кой нам посредники? Если у них есть своя сеть распространения, гарлемские нужны как собаке пятая нога.
Э.Ф.: Думаю, ты прав. Такой ход подразумевается.
Майкл продолжал читать записи.
В другой день, в другой месяц состоялась философская дискуссия относительно того, насколько полезны для общества благородные бандиты. На «семинаре» присутствовали: Энтони Фавиола, его увенчанный лаврами брат Руди, Толстяк Никки, который больше никогда не ходит в кино, Питер Бардо, консильери, и Феликс Даниелли, муж красавицы жены, которой Руди с удовольствием бы отдался.
Э.Ф.: Если вдуматься, что такого ужасного мы делаем?
Р.Ф.: Да, что мы делаем плохого?
Э.Ф.: Почему азартные игры запрещены законом? Или это такой смертный грех — играть в азартные игры?
Л.Н.: Даже в Библии играли. Я как-то смотрел один фильм, так там они играли в кости на плащ Иисуса.
П.Б.: Ты прав, Энтони, азартные игры следует узаконить.
Э.Ф.: Конечно. Но пока их запрещают, что делаем мы? Даем людям то, чего они хотят. Они хотят играть в азартные игры, и мы предоставляем им такую возможность.
П.Б.: Представляешь, на его плащ. На тот самый плащ, который он носил.
Э.Ф.: Что такое лотерея, как не узаконенная разновидность азартной игры? Но когда за дело беремся мы, сразу поднимается вой: это противозаконно! Но почему? Вероятность выигрыша у нас не меньше, так? Мы не жульничаем, играем по-честному. Конечно, мы берем навар, но разве государство не берет навара?
Навар, или процент организатора, как раз и делал азартные игры беспроигрышным делом для организаторов. Даже если проигрывали, они все равно не оставались внакладе. Поставьте сто долларов на результат футбольной игры. Если вы угадали, букмекер выплатит вам выигранную сотню, но если вам не повезло, он возьмет с вас сотню плюс еще десятку.
П.Б.: А деньги взаймы, как насчет этого? Вы знаете, сколько сейчас берут банки — и совершенно законно? Какой, как вы думаете, установлен процент?
Р.Ф.: Выше крыши, не сомневаюсь.
Э.Ф.: А что делать человеку, если банк отказал ему в кредите? Разве такой уж большой грех — не иметь достаточного обеспечения?
Р.Ф.: Из-за банков человек начинает чувствовать себя жалким куском дерьма.
Л.Н.: Они могут отказать тебе вовсе без всяких причин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48