Там я родила двоих детей, родила их на руки Свену. Мы жили так, как живут ромни, но сами не принадлежали к их числу. Иногда он ехал на Раме рядом с фургоном… Ехал и пел, и голос его был как шум ветра… Порой он сажал перед собой на седло маленькую дочь, а сынишка устраивался сзади. Все вместе они принимались дразнить меня за то, что мои кони неторопливы. Они уносились далеко вперед и надолго пропадали из виду, а потом вихрем летели навстречу, смеясь и крича, чтобы я поторапливалась, – дескать, прямо за поворотом открываются такие края!.. «Поосторожней с фургоном, старушка улитка!» – крикнул он мне, мчась галопом мимо меня по дороге на Каддам, что за Сбродом. Все трое смеялись, и у всех троих развевались за плечами светлые волосы, развевались и трепетали на ветру…
Она замолчала. Молчание длилось. Холод и тишина…
Вандиен осторожно кашлянул:
– Они… так и не вернулись?
– Я увидела… куски их тел, когда одолела подъем. Только куски. Обыкновенное мясо под солнцем, Вандиен. Просто мясо под солнцем. Это сделала пара гарпий… – Ки посмотрела на него с дурнотным предчувствием, ожидая, что он переменится в лице. Но нет: он стоял неподвижно, закрыв глаза. Ки проглотила застрявший в горле ком и продолжала: – Я выследила их, Вандиен. Я забралась по скале туда, где было их гнездо. Одну гарпию я убила сама, своей рукой. А гнездо, не имея к тому намерения… – тут голос Ки стал громче, – не имея к тому намерения, подожгла, так что яйца с птенцами погибли, а самец получил шрамы на всю жизнь. Вот так я отомстила, но кому стало легче? Мои-то так и остались… мясом на солнце… – Она задохнулась, и Вандиен поймал себя на мысли: наверное, она никогда уже не сможет смеяться. А Ки продолжала: – Вандиен, я похоронила огромного вороного коня, мужчину и двоих детей в могиле не больше ящика под фургонным сиденьем. Гарпии не много оставляют, когда кормятся… «Поосторожней с фургоном, старушка улитка!» – говорил мне мой муж. Вот я, как улитка, и таскаю свой дом повсюду с собой. Я возвращаюсь к фургону…
Она схватилась за гриву Сигурда и попыталась взобраться ему на спину, но тело отказывалось повиноваться. Вандиен взял ее за плечи и бережно повернул к себе лицом.
– Ну хорошо, – сказал он. – Давай вернемся завтра, когда будет светло. Смотри, опять поднимается ветер, да и кони устали. Постой здесь, а я утопчу площадку между скалой и этим проклятым змеиным следом. Все будет в порядке…
У Ки не было сил спорить; она даже не смотрела на него. Она оглядывалась вокруг, но в сгущавшейся темноте рассмотреть удалось немногое. Ее фургон остался где-то вдали, скрытый поворотом дороги или какой-то морщиной на каменном лице горы. Не видны были и Сестры. По одну сторону вздымался неизменный обрыв – Ки и лошади стояли на ледяном горбу, – по другую – гора обрывалась вниз. Далеко внизу, в долине, виднелись темные точки, – наверное, макушки кустов, торчавшие из-под снега. Было почти темно, и окружающий мир утрачивал краски.
Ки медленно повернула больную голову. Шишка еще пульсировала, и любое резкое движение отзывалось точно удар молотка. Вандиен тем временем разгружал коней. Кроткий Сигмунд покорно дал ему снять со своей спины мешок зерна и еще какие-то угловатые свертки, сооруженные Вандиеном из старых одеял. Сигурд же злился. Оскалив желтые зубы, он стиснул ими сукно Свенова плаща, – хорошо еще, что не тело.
– Сигурд! – по привычке одернула его Ки.
Конь виновато опустил голову и более не противился прикосновению Вандиена. А тот, казалось, и не заметил вмешательства Ки. Он что-то говорил, но очень тихо, и шуршание ветра почти заглушало слова.
– …Пришлось бросить дрова, чтобы захватить зерно, – с трудом разобрала Ки. – Поэтому не будет ни костра, ни чая; вот я и не взял котелок. Зато забрал солонину и кое-какие вещи, которые, как мне кажется, ты ценишь: серебряный гребешок, ожерелье из синих камней… чистую рубашку… Все не так, наверное. Что ж, остальное заберем завтра. Или умрем, пытаясь забрать…
Эти последние слова он выговорил до того тихо, что Ки была не вполне уверена, действительно ли она их услышала, или ей померещилось. Он уже вытоптал площадку в снегу. Потом отсыпал зерна коням – раза в два больше, чем обычно давала им Ки – и расстелил мохнатое оленье одеяло на снегу рядом с отвесным боком скалы. И подошел к Ки, чтобы отвести ее туда. Она послушно уселась. Его, похоже, тревожило ее безразличие. Ки могла бы сказать ему, что всему причиной была лишь боль и усталость, но для объяснений требовались силы, а их-то у нее и не было. Вандиен мог быть прислужником гарпий. Он сам мог быть гарпией. Какая разница. Ки уже не способна была ни бояться, ни переживать…
Она отказалась от еды, которую Вандиен ей протянул. Она видела, что это его расстроило: он винил себя за это, и Ки смутно посочувствовала ему. Ей было хорошо знакомо чувство вины. Плохо с ним жить. Ки легла на меховое одеяло и свернулась калачиком. Ледяной горб кое-как прикрывал от ветра, и кони, успевшие это сообразить, отошли туда, где дуло поменьше. Прямо над Ки вздымался отвесный обрыв. Он ни от чего не защищал, зато создавал иллюзию убежища. Ки закрыла глаза. Она услышала и почувствовала, как Вандиен прикрывал ее вторым одеялом – оно было побольше и потеплей. Потом сам залез под него и обнял Ки, притянув к своей груди ее спину.
– Для тепла, – шепнул он ей в ухо. Ей было все равно.
Ветер быстро замел их снегом. Ки с головой спряталась под одеяло. Она чувствовала, как рос и тяжелел сверху слой снега; от этого под одеялом постепенно становилось теплее. Ки искала сна, как слепой щенок, ощупью ищущий молока…
Потом что-то случилось. Ки поняла, что проснулась; это значило, что она все-таки спала. Откуда-то издалека ее звал Свен. Она сразу узнала любимый голос, несмотря даже на странное жужжание в ушах. Свен, Свен!.. Все сомнения, родившиеся было в мозгу, смело могучей волной. Этот голос… Ки встрепенулась, окончательно стряхивая с себя сон. Ее озадачила теплая тьма, окружавшая ее. Ки нетерпеливо отпихнула тяжелое одеяло, и холодные снежинки начали садиться на щеки и шею. Ки села, выплевывая попавший в рот снег. Покрытые попонами кони, насторожив уши, удивленно смотрели на хозяйку, внезапно выросшую из сугроба. Ки улыбнулась им и поднялась на ноги.
– Ки!.. – приближавшийся голос звучал все яснее. Свен шел ей навстречу, и снег перед ним рассыпался, не задерживая его. Малышка Рисса весело подскакивала, сидя у него на руке. За другую руку крепко держался Ларсик. Мальчик никак не мог угнаться за широким шагом отца и время от времени попросту повисал на его руке, как на качелях, отталкиваясь и пролетая вперед. Только синяя рубашонка пузырилась на ветру…
Ки вскинула руки к щекам в счастливом негодовании:
– Свен! Почему они без плащей? Кругом снег, а дети раздеты…
Утопая в рыхлом снегу, она попыталась броситься им навстречу, но сейчас же увязла, провалившись выше колен. Сугроб, казалось, хватал ее, пытаясь удержать. Насколько проще было стоять неподвижно, ожидая, пока они подойдут.
– Нашла за кого бояться! – фыркнул Свен. – Разве такие, как они, закаленные маленькие ромни когда-нибудь простужаются?
Он слегка подбросил дочурку, и та завизжала от восторга.
Ки всем своим существом впитывала их присутствие, наслаждаясь знакомым смехом маленькой дочки. И почему она так долго по ним тосковала?.. Они все время были здесь и поджидали ее. Как просто. Как все просто. Она стояла и глуповато улыбалась им. Вот Свен ссадил Риссу наземь и протянул Ки руки. Она шагнула навстречу…
…И какая-то сила отшвырнула ее в сторону, прямо в снег, так что больную шишку на голове обожгло ледяным холодом. Ки задохнулась, подавившись снежной пылью. Потом кое-как приподнялась, гадая про себя, что это еще за новые штучки. Мог бы Свен быть с нею и поосторожнее. Давно пора бы понять, насколько он громаден и силен, особенно по сравнению с ней. Пошатываясь, Ки встала.
– Свен! – ласково укорила она мужа. Дети покатывались со смеху. Свен покаянно мотнул головой и опять фыркнул, потом рассмеялся. Право же, он не рассчитал. Он просто хотел поиграть, поваляться в снегу. Ну да, конечно же… Ки улыбнулась, с радостью прощая его, и снова двинулась навстречу.
– Ки!.. – отчаянно завопил кто-то, но она не оглянулась. Перед нею был ее Свен, какое дело ей до всех остальных?.. Но в следующий миг настал ее черед надрывать горло нечеловеческим криком, потому что Вандиен отбросил ее плечом и, промчавшись мимо, ударил Свена ножом в грудь. Ее, Ки, маленьким поясным ножом.
Свен оттолкнул его прочь, почти не заметив удара, но из лица Вандиена – там, где его коснулись пальцы Свена – хлынула кровь. Ки не могла понять, что происходит. Свен по-прежнему улыбался ей, маня к себе. Ки затрясла головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, но от этого только пуще разболелось ушибленное место. Ей стало холодно: когда Свен уронил ее в снег, ее плащ разорвался снизу доверху. Ничего. В его объятиях ей сразу станет тепло…
– Как же долго мы ждали тебя, мама!.. – крикнул ей Ларс.
Дотянувшись ручонкой, он ухватился за ее плащ. Улыбаясь, он дернул плащ на себя, и Ки рухнула на колени, а крепкий плащ затрещал, точно гнилая дерюга. Ки непонимающе смотрела на них: да что с ними такое, в самом-то деле?.. Но они улыбались ей, улыбались не переставая…
Потом Свен и дети неожиданно качнулись вперед: это Вандиен прыгнул сзади Свену на спину. Половина его лица была залита кровью.
– Гарпия!.. – не своим голосом заорал он. И вонзил пальцы Свену в глаза. Ки закричала, вскакивая и бросаясь вперед, чтобы помочь мужу отбиться от сумасшедшего.
Но Свен и так сбросил его с себя без большого усилия. Вандиен упал на снег и покатился, вспахивая сугробы. Свен с презрением вытащил из своей груди маленький нож и небрежно уронил его в снег. На его рубахе не было ни следа крови. Ки счастливо смотрела в его лицо, низко склонившееся к ней для поцелуя. На миг она уловила где-то поблизости жуткую вонь, исчезнувшую сразу, как только Ки ее заметила. Свен был так близко, совсем рядом с ней, – до запахов ли тут?.. Хотя бы эти запахи и напоминали ей о…
– Он мертв, Ки!.. Свен мертв! Не сходи с ума, не называй гарпию его именем! Гарпия!.. Во имя Ястреба, это гарпия, Ки!..
Это из сугроба вновь поднялся Вандиен. Он с трудом держался на ногах, но, не останавливаясь, хлестал Свена и детей сбруйным ремнем с пряжкой. Он кричал что-то еще, плача от ярости и ужаса. Вот пряжка попала Свену прямо по губам, но так и не стерла с них улыбки. Вот – по виску, но он по-прежнему улыбался и протягивал к Ки могучие руки, чтобы прижать ее к…
…к груди, покрытой бирюзовыми перьями, поближе к разинутому черепашьему клюву, готовому одним ударом снести ей полчерепа…
Ки дико завизжала. И, упав на четвереньки, поползла прочь.
– Мама, мама! – звала ее Рисса.
Но голосок был слишком тонок, слишком обманчиво сладок. И голубая рубашонка Ларсика, в которой она закопала его у дороги, была тогда лишь кровавой, изорванной тряпкой, укрывшей бесформенный кусок мяса. И от Свена никогда, никогда не пахло стервятником, провонявшим тухлятиной… обрывками гнилого мяса на истлевших желтых костях. Хафтор говорил ей – они не отступятся, пока не разыщут ее. За Ки, пошатываясь, хромал бирюзовый самец – ослепший на один глаз, с крыльями, которые из-за полученных увечий он не мог полностью сложить, с жуткими отболевшими ожогами на груди и ногах, – выглядел он так, словно его поджаривали на жаровне. Маленькая, когтистая передняя лапа дотянулась и схватила Ки за волосы, но в это время ей под руку попался нож, потонувший в снегу. Ки вырвалась. Вдовьи узлы растрепались у нее на голове.
– Свен!.. – закричала она… и на какой-то миг снова увидела его, и было непереносимой мукой бить ножом в его обнаженную грудь… которая вдруг снова сморщилась, на глазах обрастая бирюзовыми перьями.
Вандиен, как безумный, осыпал ударами чудовищную птичью голову, крича что-то бессвязное, а тяжелая пряжка знай рассекала синюю кожу, расшвыривая по сугробам ошметки плоти, куски костей и брызги крови, красной, как человеческая…
Гарпия постепенно оседала в снег, точно охваченное пламенем судно, поглощаемое морскими волнами. Вот затрещал под ударами птичий череп самца… Вандиен продолжал с криком хлестать его… потом остановился и замолчал. Ремень с окровавленной пряжкой упал на снег. Вандиен смотрел на него круглыми от ужаса глазами, точно ремень был змеей. Его грудь ходила ходуном, он тяжело дышал, с хрипом вбирая морозный воздух. При каждом движении из раны на лице брызгала кровь.
Ки попятилась прочь… Гарпия не шевелилась. Двигался только Вандиен. Он плакал, содрогаясь всем телом, и бесцельно топтался по снегу. Кровь ручьем текла по его липу. Когти гарпии оставили глубокий рваный след, который начинался у него между глаз, рассекал переносицу и щеку и пропадал в бороде у самого угла челюсти. Лицо было изуродовано непоправимо.
– Ки… – прозвучал чей-то голос, и она увидела Хафтора, умиравшего на снегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40