— А?
— Лампа. Чтобы мы светили себе, когда будем искать. Фредди неохотно смирился с тем, что миг нежных признаний еще не наступил.
— Лампа? Ах да! Ну, конечно. Еще бы!
— И лучше две, — сказала Ева. — Встретимся здесь через полчаса после того, как все уедут на бал.
II
Гостиная лесного приюта Псмита даже в дни своей славы в смысле интерьера оставляла желать лучшего, но когда Ева через час после разговора с Фредди на террасе оторвалась от трудов своих и оглядела их при свете лампы, комната эта являла собой такую жуткую картину, что потрясла бы и невзыска-тельного лесника, некогда тут обитавшего. Даже Фредди, юноша маловпечатлительный, казалось, испытывал благоговейный ужас перед руинами, в сотворение которых вложил свою лепту.
— Ух ты! — заметил он. — Послушайте, а мы тут все слегка вверх дном перевернули.
Это не было преувеличением. Ева пришла сюда искать, и искала она систематически и тщательно. Рваный ковер валялся в углу неаппетитной кучей. Стол был перевернут, из пола выдраны половицы, из очага — кирпичи. Набитый конским волосом диван был весь исполосован, единственная в комнате небольшая подушка лежала выпотрошенная в углу, а ее начинка была разбросана на север, юг, восток и запад. И всюду сажа — на стенах, на полу, на каминной решетке и на Фредди. В камине покоилась пара дохлых летучих мышей — дополнительный плод розысков, которые Фредди провел в трубе, много месяцев не прочищавшейся. Роскошной гостиная не была никогда, теперь она не была даже уютной.
Ева промолчала. Она подавляла кипевшее в ее душе совершенно несправедливое, как у нее достало честности признать, но лихорадочное раздражение по адресу своего безупречно галантного и услужливого помощника. Она понимала, что это нехорошее чувство. Злость из-за неудачи с поисками брильянтов была извинительной, но никакого права злиться на Фредди она не имела. Не его вина, что из трубы хлынул поток сажи, а не драгоценностей. Если он молил о колье, но получил взамен дохлую летучую мышь, его следовало пожалеть, а не порицать. И тем не менее Ева, глядя на его чумазое лицо, дорого дала бы, лишь бы завизжать и швырнуть в него чем-либо. Ибо высокородный Фредди имел несчастье принадлежать к тому злополучному типу людей, на которых в минуты душевного волнения возлагают вину за все.
— Ну, этой чертовой штуки здесь нет, — объявил Фредди хриплым голосом человека, чей рот засыпан сажей.
— Знаю, — сказала Ева. — Но тут есть и другие помещения.
— По-вашему, он спрятал его наверху?
— Или внизу.
Фредди мотнул головой и освободился от фрагмента третьей летучей мыши.
— Нет. Только наверху. То есть я хочу сказать, что тут нет низа.
— Есть погреб, — возразила Ева. — Берите лампу и проверьте.
Впервые за все это время в груди ее помощника словно бы взыграл дух протеста. До сих пор Фредди выслушивал приказания покорно и выполнял их быстро и усердно. Даже когда первый ливень сажи вынудил его отбежать в сторону, кашляя и задыхаясь, доблестный дух в нем не был сокрушен. Он только вскрикнул от неожиданности «Послушайте!» и тут же мужественно ринулся на новый штурм. Но теперь он замялся.
— Идите же! — нетерпеливо сказала Ева.
— Да… но… послушайте, по-моему…
— В чем дело?
— Не думаю, чтобы он стал прятать колье в погребе. Голосую за то, чтобы сразу идти наверх.
— Глупости, Фредди! Он мог его спрятать где угодно.
— Ну, если совсем честно, я по погребам шастать не буду.
— Но почему?
— Тараканы. Жутко их боюсь. С самого детства.
Ева закусила губу. Ее охватило чувство, которое часто испытывала мисс Пиви, когда должна была в тонкой операции полагаться на мистера Кутса, — то раздражение на беспомощность мужчин, какое поднимается в энергичных девушках при подобных обстоятельствах. Ради достижения поставленной цели Ева бы по шейку погрузилась в целое море тараканов. Но шестое чувство, подсказывающее женщине, когда мужчина дошел до предела, которого не переступит, шепнуло ей, что Фредди — обычно воск в ее руках — тут останется твердым как кремень. И она прекратила дальнейшие попытки подчинить его своей воле.
— Ну, хорошо, — сказала она. — В погреб спущусь я, а вы посмотрите наверху.
— Но как же? Вам правда ничего?
Ева взяла лампу и покинула жалкого труса.
Для девушки целеустремленной и полной железной решимости осмотр погреба Ева провела довольно-таки поверхностно. Она ощутила явное облегчение, когда, осветив его с верхней ступеньки лампой, увидела, какой он маленький и пустой. Хотя мысль о тараканах оставляла ее спокойной, но и у Евы в броне имелась щелочка. Она отчаянно боялась крыс. И даже когда свет лампы не вырвал из мрака разбегающиеся полчища мерзких тварей, она еще чуть-чуть помешкала. Крысы ведь способны на любую подлость. Сделают вид, будто их тут нет, заманят тебя вниз, а потом как начнут шмыгать у щиколоток! Но мысль о презрении, которое ей внушила робость Фредди, заставила ее сойти вниз.
Погреб — понятие растяжимое. Это слово может с равным успехом означать и сводчатый обрамленный бутылками лабиринт под замком Бландингс, и яму в земле, вроде той, где теперь оказалась Ева. Обыскать этот погреб было несложно. Она топнула раз-другой по каменным плитам, напрягая слух, не послышится ли гулкая нота. Но гулкая нота не послышалась. Она посветила лампой во всех углах, но не обнаружила ни единой щели, куда можно было бы засунуть брильянтовое колье. Убедившись, что, кроме кучек угольной ныли да затхлого запаха сырости, погреб ничего не содержит, Ева с облегчением выбралась из него.
Закон исключения действовал с обычной безжалостностью. Он исключил погреб, кухоньку, жилую комнату — иными словами, весь нижний этаж коттеджа. Оставалась только мансарда, разделенная максимум на две комнатушки, и одну Фредди, несомненно, уже обшарил. Поиски приближались к концу. Когда Ева направилась к узкой лестнице, ведшей в мансарду, лампа у нее в руке дрожала, отбрасывая причудливые страшные тени. Теперь, когда успех был совсем рядом, ее нервы начали сдавать.
А потому именно нервам она в первую секунду приписала тот факт, что из гостиной вроде бы донеслось легкое покашливание — шагах в трех от того места, где она стояла. И тут же на нее навалилось холодное отчаяние. Значит, подумала она, Фредди вернулся туда, кончив поиски. А если Фредди уже кончил поиски, это могло только означать, что верхние помещения, на которые она так уповала, тоже оказались пустыми… Фредди не принадлежал к сдержанным бесчувственным натурам. Найди он колье, так слетел бы вниз в два прыжка под радостные вопли. Его молчание было зловещим. Она торопливо распахнула дверь.
— Фредди… — начала она, и голос ее оборвался.
Покашливал не Фредди. Покашливал Псмит. Он сидел на располосованном диване, поигрывая револьвером и скорбно озирая в монокль то, во что превратился его мирный приют.
III
— Добрый вечер, — сказал Псмит.
Он был слишком философом, чтобы проявить удивление, но он его бесспорно испытывал. Когда несколько минут назад он наткнулся в этой самой комнате на Фредди, то испытал некоторое потрясение и все же сумел сформулировать рабочую теорию, объяснявшую присутствие Фредди в его временной обители. Но он тщетно искал теорию, которая объяснила бы присутствие Евы.
Тем не менее просто удивление лишить Псмита дара речи не могло. И он тотчас заговорил. •
— Как мило, — начал он, вежливо вставая ей навстречу, — что вы заглянули ко мне! Не присядете ли? Угодно на диван? Или предпочтете кирпич?
Ева, однако, онемела. Она была твердо убеждена, что он сейчас в Шифли, далеко-далеко от Бландингса, и его наличие в гостиной коттеджа завораживало, как чудо. Впрочем, объяснение, знай она его, было очень простым. Две веские причины помешали Псмиту украсить бал графства своим присутствием. Во-первых, от Шифли до селения, где прошла значительная часть его жизни, было всего четыре мили, и ему представлялось весьма вероятным, если не сказать неизбежным, что на балу он встретит немало старинных друзей, объяснять которым, почему он теперь носит фамилию Мактодд, было бы и утомительно и неловко. А во-вторых, хотя он и не предвидел ночной налет на свой уютный уголок, но счел полезным удалиться туда на случай, если у мистера Эдварда Кутса появятся какие-нибудь идеи. Поэтому, едва замок опустел и колеса последнего автомобиля оставили позади подъездную аллею, как он положил в карман револьвер мистера Кутса и отправился в коттедж.
Ева взяла себя в руки. Не в ее духе было теряться в минуты кризиса. Первое ошеломление прошло. Прошло и сменившее его унизительное ощущение, что она попалась, причем очень глупо. Теперь она была мрачно готова к бою.
— Где мистер Трипвуд? — спросила она.
— Наверху. Я пока убрал его в запасник. Не беспокойтесь о товарище Трипвуде. Ему есть о чем поразмыслить. У него сложилось впечатление, что стоит ему оттуда высунуться, как он получит пулю.
— О? Ну, мне хотелось бы поставить эту лампу. Вы не поднимете стол?
— С восторгом! Но… Я совершенный новичок в подобных делах… Мне не полагается сказать сначала «руки вверх!» или еще что-нибудь?
— Вы не поднимете стол?
— Один мой друг… некий Кутс — вам обязательно надо с ним познакомиться — обычно в подобных случаях произносит «хей!» резким авторитетным голосом. Лично мне это выражение представляется слишком кратким. Но у него большой опыт…
— Вы не поднимете стол?
— Непременно. Должен ли я из этого понять, что вы предпочитаете обходиться без обычных формальностей? В этом случае я припаркую револьвер на каминной полке, и мы поболтаем. Я проникся к нему странной неприязнью. Он внушает мне ощущение, будто я Дэн Гроза Прерий.
Ева поставила лампу, и на минуту наступило молчание. Псмит задумчиво посмотрел по сторонам, приподнял летучую мышь и накрыл ее своим носовым платком.
— Чья-то мать! — благоговейно прошептал он. Ева села на диван.
— Мистер… — Она умолкла. — Называть вас мистером Мактоддом я не могу. Будьте любезны, скажите мне ваше имя.
— Рональд, — ответил Псмит. — Рональд Юстас.
— Полагаю, у вас есть фамилия? — грозно спросила Ева. — Или кличка?
Псмит поглядел на нее с глубоким огорчением.
— Возможно, я излишне чувствителен, — сказал он, — но последняя фраза мне показалась ударом ниже пояса. Вы как будто намекаете, что я принадлежу к преступному миру?
Ева жестко усмехнулась:
— Извините, если я вас обидела. Но ведь притворяться смысла больше нет, не так ли? Ваша фамилия?
— Псмит. «Пе» немое.
— Так вот, мистер Смит, полагаю, вы понимаете, почему я здесь?
— Я тешил себя мыслью, что вас привело сюда ваше любезное обещание придать этой комнате более жилой вид. Вы не обидитесь, если я скажу откровенно, что прежний ее вид мне нравился больше? Возможно, все это — последний крик ультрасовременных интерьеров, но я, видимо, ретроград. Шепот облетает Шропшир и сопредельные графства: «Псмит старомоден. Он не созвучен нынешним вкусам». Ну, честно, не кажется ли вам, что вы переложили гротесковости? Эта сажа… эти дохлые летучие мыши…
— Я пришла за колье!
— А! Колье!
— И я его получу!
Псмит мягко покачал головой.
— В этом, — сказал он, — простите меня, я с вами согласиться не могу. Нет никого, кому я с большей радостью вручил бы колье, но особые обстоятельства, с ним связанные, делают это, увы, невозможным. По-моему, мисс Халлидей, вас ввел в заблуждение ваш юный друг, пребывающий там, наверху. Нет, разрешите говорить мне! — Он предостерегающе поднял ладонь. — Вы ведь знаете, какое это для меня редкое удовольствие. Дело представляется мне достаточно ясным, хотя я, к величайшему моему сожалению, еще не вполне понимаю, каким образом в нем оказались замешаны вы. Но совершенно ясно, что так или иначе товарищ Трипвуд заручился вашей помощью, и я с грустью вынужден поставить вас в известность, что побуждения, толкнувшие его на эти поиски, нечисты. Говоря коротко, он позволяет себе то, что товарищ Кутс, на которого я недавно сослался, назвал бы «штучками».
— Я…
— Прошу прощения, — перебил Псмит. — Еще несколько минут терпения, я кончу и тогда с восторгом склоню слух ко всему, что вам будет благоугодно сказать. Поскольку, как мне пришло в голову — да и вы сами только что на это намекнули, — моя собственная позиция в этом дельце, на непосвященный взгляд, возможно, выглядит довольно-таки скользко, необходимо объяснить, каким образом я стал блюстителем брильянтового колье, которое принадлежит не мне. Маша женская сдержанность мне порука, что это останется между нами.
— Будьте так добры…
— Еще секунду. Факты таковы. Наш общий друг мистер Кибл, мисс Халлидей, имеет падчерицу, каковая состоит в браке с неким товарищем Джексоном, который, если и не приобретет иных прав на славу, войдет в историю и прогремит в веках по той лишь причине, что мы с ним учились вместе в школе и он мой лучший друг. Мы с ним резвились на площадке для игр… о, несчетное количество раз. Но вследствие того, сего и этого семья Джексонов в настоящее время находится в стесненном положении…
Ева гневно вскочила на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Лампа. Чтобы мы светили себе, когда будем искать. Фредди неохотно смирился с тем, что миг нежных признаний еще не наступил.
— Лампа? Ах да! Ну, конечно. Еще бы!
— И лучше две, — сказала Ева. — Встретимся здесь через полчаса после того, как все уедут на бал.
II
Гостиная лесного приюта Псмита даже в дни своей славы в смысле интерьера оставляла желать лучшего, но когда Ева через час после разговора с Фредди на террасе оторвалась от трудов своих и оглядела их при свете лампы, комната эта являла собой такую жуткую картину, что потрясла бы и невзыска-тельного лесника, некогда тут обитавшего. Даже Фредди, юноша маловпечатлительный, казалось, испытывал благоговейный ужас перед руинами, в сотворение которых вложил свою лепту.
— Ух ты! — заметил он. — Послушайте, а мы тут все слегка вверх дном перевернули.
Это не было преувеличением. Ева пришла сюда искать, и искала она систематически и тщательно. Рваный ковер валялся в углу неаппетитной кучей. Стол был перевернут, из пола выдраны половицы, из очага — кирпичи. Набитый конским волосом диван был весь исполосован, единственная в комнате небольшая подушка лежала выпотрошенная в углу, а ее начинка была разбросана на север, юг, восток и запад. И всюду сажа — на стенах, на полу, на каминной решетке и на Фредди. В камине покоилась пара дохлых летучих мышей — дополнительный плод розысков, которые Фредди провел в трубе, много месяцев не прочищавшейся. Роскошной гостиная не была никогда, теперь она не была даже уютной.
Ева промолчала. Она подавляла кипевшее в ее душе совершенно несправедливое, как у нее достало честности признать, но лихорадочное раздражение по адресу своего безупречно галантного и услужливого помощника. Она понимала, что это нехорошее чувство. Злость из-за неудачи с поисками брильянтов была извинительной, но никакого права злиться на Фредди она не имела. Не его вина, что из трубы хлынул поток сажи, а не драгоценностей. Если он молил о колье, но получил взамен дохлую летучую мышь, его следовало пожалеть, а не порицать. И тем не менее Ева, глядя на его чумазое лицо, дорого дала бы, лишь бы завизжать и швырнуть в него чем-либо. Ибо высокородный Фредди имел несчастье принадлежать к тому злополучному типу людей, на которых в минуты душевного волнения возлагают вину за все.
— Ну, этой чертовой штуки здесь нет, — объявил Фредди хриплым голосом человека, чей рот засыпан сажей.
— Знаю, — сказала Ева. — Но тут есть и другие помещения.
— По-вашему, он спрятал его наверху?
— Или внизу.
Фредди мотнул головой и освободился от фрагмента третьей летучей мыши.
— Нет. Только наверху. То есть я хочу сказать, что тут нет низа.
— Есть погреб, — возразила Ева. — Берите лампу и проверьте.
Впервые за все это время в груди ее помощника словно бы взыграл дух протеста. До сих пор Фредди выслушивал приказания покорно и выполнял их быстро и усердно. Даже когда первый ливень сажи вынудил его отбежать в сторону, кашляя и задыхаясь, доблестный дух в нем не был сокрушен. Он только вскрикнул от неожиданности «Послушайте!» и тут же мужественно ринулся на новый штурм. Но теперь он замялся.
— Идите же! — нетерпеливо сказала Ева.
— Да… но… послушайте, по-моему…
— В чем дело?
— Не думаю, чтобы он стал прятать колье в погребе. Голосую за то, чтобы сразу идти наверх.
— Глупости, Фредди! Он мог его спрятать где угодно.
— Ну, если совсем честно, я по погребам шастать не буду.
— Но почему?
— Тараканы. Жутко их боюсь. С самого детства.
Ева закусила губу. Ее охватило чувство, которое часто испытывала мисс Пиви, когда должна была в тонкой операции полагаться на мистера Кутса, — то раздражение на беспомощность мужчин, какое поднимается в энергичных девушках при подобных обстоятельствах. Ради достижения поставленной цели Ева бы по шейку погрузилась в целое море тараканов. Но шестое чувство, подсказывающее женщине, когда мужчина дошел до предела, которого не переступит, шепнуло ей, что Фредди — обычно воск в ее руках — тут останется твердым как кремень. И она прекратила дальнейшие попытки подчинить его своей воле.
— Ну, хорошо, — сказала она. — В погреб спущусь я, а вы посмотрите наверху.
— Но как же? Вам правда ничего?
Ева взяла лампу и покинула жалкого труса.
Для девушки целеустремленной и полной железной решимости осмотр погреба Ева провела довольно-таки поверхностно. Она ощутила явное облегчение, когда, осветив его с верхней ступеньки лампой, увидела, какой он маленький и пустой. Хотя мысль о тараканах оставляла ее спокойной, но и у Евы в броне имелась щелочка. Она отчаянно боялась крыс. И даже когда свет лампы не вырвал из мрака разбегающиеся полчища мерзких тварей, она еще чуть-чуть помешкала. Крысы ведь способны на любую подлость. Сделают вид, будто их тут нет, заманят тебя вниз, а потом как начнут шмыгать у щиколоток! Но мысль о презрении, которое ей внушила робость Фредди, заставила ее сойти вниз.
Погреб — понятие растяжимое. Это слово может с равным успехом означать и сводчатый обрамленный бутылками лабиринт под замком Бландингс, и яму в земле, вроде той, где теперь оказалась Ева. Обыскать этот погреб было несложно. Она топнула раз-другой по каменным плитам, напрягая слух, не послышится ли гулкая нота. Но гулкая нота не послышалась. Она посветила лампой во всех углах, но не обнаружила ни единой щели, куда можно было бы засунуть брильянтовое колье. Убедившись, что, кроме кучек угольной ныли да затхлого запаха сырости, погреб ничего не содержит, Ева с облегчением выбралась из него.
Закон исключения действовал с обычной безжалостностью. Он исключил погреб, кухоньку, жилую комнату — иными словами, весь нижний этаж коттеджа. Оставалась только мансарда, разделенная максимум на две комнатушки, и одну Фредди, несомненно, уже обшарил. Поиски приближались к концу. Когда Ева направилась к узкой лестнице, ведшей в мансарду, лампа у нее в руке дрожала, отбрасывая причудливые страшные тени. Теперь, когда успех был совсем рядом, ее нервы начали сдавать.
А потому именно нервам она в первую секунду приписала тот факт, что из гостиной вроде бы донеслось легкое покашливание — шагах в трех от того места, где она стояла. И тут же на нее навалилось холодное отчаяние. Значит, подумала она, Фредди вернулся туда, кончив поиски. А если Фредди уже кончил поиски, это могло только означать, что верхние помещения, на которые она так уповала, тоже оказались пустыми… Фредди не принадлежал к сдержанным бесчувственным натурам. Найди он колье, так слетел бы вниз в два прыжка под радостные вопли. Его молчание было зловещим. Она торопливо распахнула дверь.
— Фредди… — начала она, и голос ее оборвался.
Покашливал не Фредди. Покашливал Псмит. Он сидел на располосованном диване, поигрывая револьвером и скорбно озирая в монокль то, во что превратился его мирный приют.
III
— Добрый вечер, — сказал Псмит.
Он был слишком философом, чтобы проявить удивление, но он его бесспорно испытывал. Когда несколько минут назад он наткнулся в этой самой комнате на Фредди, то испытал некоторое потрясение и все же сумел сформулировать рабочую теорию, объяснявшую присутствие Фредди в его временной обители. Но он тщетно искал теорию, которая объяснила бы присутствие Евы.
Тем не менее просто удивление лишить Псмита дара речи не могло. И он тотчас заговорил. •
— Как мило, — начал он, вежливо вставая ей навстречу, — что вы заглянули ко мне! Не присядете ли? Угодно на диван? Или предпочтете кирпич?
Ева, однако, онемела. Она была твердо убеждена, что он сейчас в Шифли, далеко-далеко от Бландингса, и его наличие в гостиной коттеджа завораживало, как чудо. Впрочем, объяснение, знай она его, было очень простым. Две веские причины помешали Псмиту украсить бал графства своим присутствием. Во-первых, от Шифли до селения, где прошла значительная часть его жизни, было всего четыре мили, и ему представлялось весьма вероятным, если не сказать неизбежным, что на балу он встретит немало старинных друзей, объяснять которым, почему он теперь носит фамилию Мактодд, было бы и утомительно и неловко. А во-вторых, хотя он и не предвидел ночной налет на свой уютный уголок, но счел полезным удалиться туда на случай, если у мистера Эдварда Кутса появятся какие-нибудь идеи. Поэтому, едва замок опустел и колеса последнего автомобиля оставили позади подъездную аллею, как он положил в карман револьвер мистера Кутса и отправился в коттедж.
Ева взяла себя в руки. Не в ее духе было теряться в минуты кризиса. Первое ошеломление прошло. Прошло и сменившее его унизительное ощущение, что она попалась, причем очень глупо. Теперь она была мрачно готова к бою.
— Где мистер Трипвуд? — спросила она.
— Наверху. Я пока убрал его в запасник. Не беспокойтесь о товарище Трипвуде. Ему есть о чем поразмыслить. У него сложилось впечатление, что стоит ему оттуда высунуться, как он получит пулю.
— О? Ну, мне хотелось бы поставить эту лампу. Вы не поднимете стол?
— С восторгом! Но… Я совершенный новичок в подобных делах… Мне не полагается сказать сначала «руки вверх!» или еще что-нибудь?
— Вы не поднимете стол?
— Один мой друг… некий Кутс — вам обязательно надо с ним познакомиться — обычно в подобных случаях произносит «хей!» резким авторитетным голосом. Лично мне это выражение представляется слишком кратким. Но у него большой опыт…
— Вы не поднимете стол?
— Непременно. Должен ли я из этого понять, что вы предпочитаете обходиться без обычных формальностей? В этом случае я припаркую револьвер на каминной полке, и мы поболтаем. Я проникся к нему странной неприязнью. Он внушает мне ощущение, будто я Дэн Гроза Прерий.
Ева поставила лампу, и на минуту наступило молчание. Псмит задумчиво посмотрел по сторонам, приподнял летучую мышь и накрыл ее своим носовым платком.
— Чья-то мать! — благоговейно прошептал он. Ева села на диван.
— Мистер… — Она умолкла. — Называть вас мистером Мактоддом я не могу. Будьте любезны, скажите мне ваше имя.
— Рональд, — ответил Псмит. — Рональд Юстас.
— Полагаю, у вас есть фамилия? — грозно спросила Ева. — Или кличка?
Псмит поглядел на нее с глубоким огорчением.
— Возможно, я излишне чувствителен, — сказал он, — но последняя фраза мне показалась ударом ниже пояса. Вы как будто намекаете, что я принадлежу к преступному миру?
Ева жестко усмехнулась:
— Извините, если я вас обидела. Но ведь притворяться смысла больше нет, не так ли? Ваша фамилия?
— Псмит. «Пе» немое.
— Так вот, мистер Смит, полагаю, вы понимаете, почему я здесь?
— Я тешил себя мыслью, что вас привело сюда ваше любезное обещание придать этой комнате более жилой вид. Вы не обидитесь, если я скажу откровенно, что прежний ее вид мне нравился больше? Возможно, все это — последний крик ультрасовременных интерьеров, но я, видимо, ретроград. Шепот облетает Шропшир и сопредельные графства: «Псмит старомоден. Он не созвучен нынешним вкусам». Ну, честно, не кажется ли вам, что вы переложили гротесковости? Эта сажа… эти дохлые летучие мыши…
— Я пришла за колье!
— А! Колье!
— И я его получу!
Псмит мягко покачал головой.
— В этом, — сказал он, — простите меня, я с вами согласиться не могу. Нет никого, кому я с большей радостью вручил бы колье, но особые обстоятельства, с ним связанные, делают это, увы, невозможным. По-моему, мисс Халлидей, вас ввел в заблуждение ваш юный друг, пребывающий там, наверху. Нет, разрешите говорить мне! — Он предостерегающе поднял ладонь. — Вы ведь знаете, какое это для меня редкое удовольствие. Дело представляется мне достаточно ясным, хотя я, к величайшему моему сожалению, еще не вполне понимаю, каким образом в нем оказались замешаны вы. Но совершенно ясно, что так или иначе товарищ Трипвуд заручился вашей помощью, и я с грустью вынужден поставить вас в известность, что побуждения, толкнувшие его на эти поиски, нечисты. Говоря коротко, он позволяет себе то, что товарищ Кутс, на которого я недавно сослался, назвал бы «штучками».
— Я…
— Прошу прощения, — перебил Псмит. — Еще несколько минут терпения, я кончу и тогда с восторгом склоню слух ко всему, что вам будет благоугодно сказать. Поскольку, как мне пришло в голову — да и вы сами только что на это намекнули, — моя собственная позиция в этом дельце, на непосвященный взгляд, возможно, выглядит довольно-таки скользко, необходимо объяснить, каким образом я стал блюстителем брильянтового колье, которое принадлежит не мне. Маша женская сдержанность мне порука, что это останется между нами.
— Будьте так добры…
— Еще секунду. Факты таковы. Наш общий друг мистер Кибл, мисс Халлидей, имеет падчерицу, каковая состоит в браке с неким товарищем Джексоном, который, если и не приобретет иных прав на славу, войдет в историю и прогремит в веках по той лишь причине, что мы с ним учились вместе в школе и он мой лучший друг. Мы с ним резвились на площадке для игр… о, несчетное количество раз. Но вследствие того, сего и этого семья Джексонов в настоящее время находится в стесненном положении…
Ева гневно вскочила на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38