На горизонте снова зажглась надежда и пробудила его к жизни. И когда Билл встал с кресла с бодрым видом человека, готового на все, в нем было что-то от его жизнерадостного предка, которого в эпоху Реставрации за нахрап и галантное обхождение с дамами при дворе короля Карла Второго любовно называли «шалун Рочестер».
– Ведите меня к ней! – сказал Билл ясным и звонким голосом. – Ведите меня к ней, это все, чего я прошу, а остальное предоставьте мне.
Но и вести его к ней в конечном счете не потребовалось, так как в эту минуту она собственной персоной вошла с террасы в гостиную, прижимая к груди своего мопсика Помону.
Помона, завидев всю компанию, закатилась в пронзительном лае. Можно было подумать, будто ее раздирают на части раскаленными щипцами, хотя на самом деле она таким способом выражала радость. В минуты восторга она всегда громко верещала, отчасти как погибшая душа, а отчасти как ошпаренная кошка.
Из библиотеки выбежала встревоженная Джил, но миссис Спотсворт успокоила ее:
– Ничего, милочка, она просто разволновалась. Но может быть, вы занесете ее в мою комнату, если идете наверх? Это вас не слишком затруднит?
– Нисколько, – холодно ответила Джил. И вышла из комнаты с Помоной на руках.
А Билл приблизился к миссис Спотсворт.
– Потанцуем? – предложил он.
Миссис Спотсворт удивилась. Только что в саду на скамейке, в особенности после пропажи подвески, ей показалось, что хозяин дома настроен на довольно байронический лад. И вдруг этот неожиданный дух веселья -откуда что берется?
– Вы хотите танцевать?
– Да. С вами, – ответил Билл, вкладывая в свои слова весь спектр придворных интонаций эпохи Стюартов. – Это будет совсем как когда-то в Каннах.
Миссис Спотсворт была женщина проницательная. Она, конечно, заметила, что в дальнем конце комнаты прячется капитан Биггар, и сообразила, что появилась отличная возможность разбудить в нем спящего зверя, который спит, по ее понятиям, как-то уж слишком крепко. Что мешает Белому Охотнику развернуться в роли страстного обожателя, она не знала, зато ей было хорошо известно, что самое верное средство раскочегарить заленившегося поклонника – это продемонстрировать ему, как любимая женщина отплясывает в объятиях другого, тем более такого красавчика, как Вильям, граф Рочестер.
– О да, давайте! – весело откликнулась миссис Спотсворт, вся загоревшись. – Как живо я помню те дни! Лорд Рочестер танцует восхитительно, – объяснила она капитану Биггару, она же понимала, как ему обидно было бы, если бы эта достоверная новость прошла мимо его ушей. -Обожаю танцевать. Единственное оставшееся на свете безгрешное удовольствие.
– Еще бы! – подхватил Билл с таким же энтузиазмом. – Старый чарльстон… Вы помните его?
– Неужели нет!
– Поставьте пластинку с чарльстоном, Дживс.
– Очень хорошо, милорд.
Когда Джил, доставив Помону в спальню миссис Спотсворт, возвратилась в гостиную, там были только Билл, Дживс и миссис Спотсворт, ибо капитан Биггар, не в силах выдержать представившегося ему зрелища, сбежал через стеклянную дверь в немую ночь.
Что он сам же и задумал это возмутительное представление, эту смесь непристойностей французской революционной карманьолы с наиболее рискованными чертами туземных плясок, которые он наблюдал в Экваториальной Африке, отнюдь не развеивало мрак его души. У лягушек на лужайке, по которой он прохаживался со свирепым выражением на лице, сложилось впечатление, будто с неба на них сыплются ботинки одиннадцатого размера.
Отрицательное мнение о чарльстоне в исполнении хозяина дома и любимой женщины капитана Биггара разделяла и Джил. Наблюдая с порога за танцующими, она чувствовала, как у нее в душе поднимается та же дурнота, что испытал и Белый Охотник, выслушивавший обмен любезностями на садовой скамейке. Возможно, в том, как вел себя Билл, и не было настоящего состава преступления, но какие-то полицейские меры, она считала, необходимо было принять немедленно. Против таких вещей должен быть закон.
Невозможно описать словами танец чарльстон, как его исполняли, с одной стороны, женщина, обожающая танцевать чарльстон и разошедшаяся вовсю, а с другой – молодой человек, вознамерившийся во что бы то ни стало так растрясти свою даму, чтобы из глубин ее существа выкатилась бриллиантовая подвеска, где-то там застрявшая. Достаточно, наверно, будет сказать, что если бы в это время в комнату случайно зашел майор Фробишер, ему бы сразу вспомнились добрые старые времена в Смирне, или в Яффе, или в Стамбуле, а может, в Багдаде. Миссис Спотсворт он бы, к ее выгоде, сравнил с супругой греческого консула, а Билла одобрительно похлопал бы по спине и признал бы, что тот выкаблучивается не хуже, а может, и лучше его самого.
Из библиотеки пришли Рори и Моника и не скрыли своего изумления.
– Боже милосердный! – проговорила Моника.
– Старина Билл лихо кромсает ковер каблуками, а? – заметил Рори. -Пошли, моя красавица, вольемся в толпу ликующих.
Он обхватил жену за талию, и сцена стала массовой.
Джил, не в силах более выносить это возмутительное зрелище, повернулась и вышла. По пути к себе в комнату она довольно плохо думала о своем женихе. Девушке с идеалами всегда неприятно убедиться в том, что она связала свою судьбу с повесой, но теперь она убедилась, что Вильям, граф Рочестер, -просто-напросто развратник, у которого могли бы еще пройти курс заочного обучения Казанова, и Дон Жуан, и самые грубые древнеримские императоры.
– Я когда танцую, – произнесла миссис Спотсворт, которая тоже лихо кромсала ковер, – то ног под собой вообще не чувствую.
Моника поморщилась:
– Если бы вы танцевали с Рори, вы бы свои ноги очень даже чувствовали. Он то вспрыгнет тебе на ногу, то соскочит, хоть бы уж что-нибудь одно.
– Ох! – вдруг вскрикнула миссис Спотсворт: Билл только что приподнял ее и с размаху поставил обратно на пол с такой силой, что майор Фробишер наверняка пришел бы в восторг. Теперь она стояла и терла бок. – Я, кажется, что-то растянула, – сказала она и проковыляла к креслу.
– Не удивительно, – отозвалась Моника, – когда Билл так разошелся.
– Ой, надеюсь, это просто растяжение, а не мой старый радикулит. Он меня ужасно мучает, особенно если я оказываюсь в сыром помещении.
Трудно поверить, но Рори не сказал ей на это: «Как в Рочестер-Эбби, а?» – и не произнес вслед за этим свою любимую остроту насчет протекающей зимой крыши. Он наклонился и рассматривал какой-то предмет на полу.
– Эге, – проговорил Рори. – Это что такое? Это ведь ваша подвеска, миссис Спотсворт?
– О, спасибо, – сказала миссис Спотсворт. – Да, это моя. Наверно, закатилась за… Оххх! – Она не договорила и снова скрючилась от боли.
– Вам надо немедленно лечь в постель, Розалинда, – захлопотала над ней Моника.
– Да, наверно.
– С хорошей горячей грелкой.
– Да.
– Рори поможет вам подняться по лестнице.
– С удовольствием, – сказал Рори. – Интересно, почему это всегда говорят: «Хорошая горячая грелка»? Мы в «Харридже» говорим наоборот: «Отвратительная горячая грелка». Современные электрические одеяла, которые имеются у нас в продаже, делают водяную грелку анахронизмом. С тремя переключениями: «Осенняя бодрость», «Весеннее солнышко» и «Мэй Вест».
Они медленно двинулись к двери. Миссис Спотсворт тяжело опиралась на его руку. Как только они скрылись за дверью, Билл, провожавший их безумным взглядом, вскинул руки в жесте полного отчаяния:
– Дживс!
– Да, милорд?
– Это конец.
– Да, милорд.
– Она улизнула в нору.
– Да, милорд.
– Вместе со своей подвеской.
– Да, милорд.
– Так что если вы не сможете ничего предложить, чтобы выманить ее из комнаты, – мы погибли. Можете вы что-нибудь предложить?
– В данную минуту нет, милорд.
– Я так и думал. Вы же всего лишь смертный человек, а тут задача вне… этого самого… как это говорится, Дживс?
– Вне пределов человеческих возможностей, милорд.
– Вот именно. Знаете, что я собираюсь сейчас сделать?
– Нет, милорд.
– Лечь спать, вот что. Лягу спать и постараюсь заснуть и забыть. Правда, заснуть мне, конечно, не удастся, где там, у меня каждый нерв торчит наружу и кончики завиваются.
– Возможно, если ваше сиятельство попробуете считать овец…
– Думаете, подействует?
– Это широко признанное средство, милорд.
– Гм… – Билл задумался. – Ну что ж, можно попытаться. Покойной ночи, Дживс.
– Покойной ночи, милорд.
Глава XV
Не считая мышиного писка за дубовыми панелями и периодических шорохов в печных трубах, где ворочались во сне летучие мыши, в остальном Рочестер-Эбби стоял погруженный в сонное безмолвие. Настал общеизвестный колдовской час ночи. В Голубой комнате, приятно уставшие за день, мирно спали Моника и Рори. Миссис Спотсворт отрубилась и посапывала в комнате королевы Елизаветы, а заодно и Помона в корзинке у нее под боком. В комнате Анны Болейн честный капитан Биггар, добрая душа, видел во сне добрые старые времена на реке Ме-Вонг, которая является – о чем и без нас хорошо известно читающей публике – притоком еще более многоводной и закрокодиленной реки Вонг-Ме.
В комнате-с-часами бодрствовала Джил, бессонными глазами глядя в потолок, и Билл в комнате Генриха Восьмого тоже напрасно старался забыться дремотой. Средство, предложенное Дживсом, хоть и пользовалось широким признанием, однако все еще оставалось бессильным расплести сеть его забот.
– Восемьсот двадцать две, – бормотал он. – Восемьсот двадцать три… Восемьсот двадцать…
Тут он замолчал, и восемьсот двадцать четвертая овца, выделявшаяся изо всех особенно глупым видом, так и повисла в воздухе. Дело в том, что раздался стук в дверь, такой тихий и почтительный, какой могла произвести рука только одного человека. Поэтому, когда минуту спустя дверь приотворилась и вошел Дживс, Билл нисколько не удивился.
– Прошу извинения у вашего сиятельства, – изысканным тоном произнес Дживс. – Я бы не потревожил вас, если бы не услышал из-за двери ваши слова, свидетельствовавшие о том, что моя рекомендация оказалась бесполезной.
– Да, покамест она еще не сработала, – сказал Билл. – Но входите, пожалуйста. Прошу. – Он был бы сейчас рад кому угодно, лишь бы это была не овца. – Не говорите мне, – вдруг приподнялся он на подушках, заметив блеск торжества в глазах гостя, – что вы что-то придумали.
– Да, милорд, я счастлив сообщить, что, по-моему, я нашел выход из создавшегося положения.
– Дживс, вы – чудо!
– Благодарю вас, милорд.
– Помню, Берти Вустер мне говорил, что нет такого затруднения, которого вы не сумели бы разрешить.
– Мистер Вустер всегда перехваливал меня, милорд.
– Какое там! Недохваливал! Если вы действительно нащупали способ преодолеть нечеловеческие трудности, возникшие на нашем пути…
– Насколько я понимаю – да.
Сердце Билла заколотилось о лиловую пижамную куртку.
– Подумайте хорошенько, Дживс, – умоляющим голосом произнес он. -Каким-то образом нам надо выманить миссис Спотсворт из комнаты и продержать ее снаружи на протяжении времени, достаточном для того, чтобы я ворвался туда, отыскал подвеску, схватил и выскочил обратно, и чтобы ни одна живая душа меня за этим делом не увидела. Если только я ничего не перепутал по причине нервного расстройства, вызванного пересчитыванием овец, вы утверждаете, что можете все это устроить. Но как? Вот вопрос, который напрашивается. Как можно это сделать?
Дживс молчал. Его великолепные черты исказила гримаса страдания. Словно ему неожиданно открылось нечто крайне огорчительное.
– Прошу меня простить, милорд. Я ни в коем случае не хотел бы позволить себе вольность…
– Говорите, говорите, Дживс. Я весь внимание. В чем дело?
– В вашей пижаме, милорд. Если бы я знал, что ваше сиятельство имеете обыкновение спать в пижаме лилового цвета, я бы вам этого решительно не посоветовал. Лиловый не к лицу вашему сиятельству. Мне уже случилось однажды из лучших побуждений выступить по аналогичному поводу перед мистером Вустером, который тогда тоже увлекался лиловыми пижамами.
Билл озадаченно посмотрел на Дживса.
– Что-то я не пойму… Каким образом мы перешли на пижамы? -растерянно спросил он.
– Ваша пижама бросается в глаза, милорд. Такой едкий оттенок! Если ваше сиятельство послушаете меня и перейдете на спокойный синий или мягкий фисташково-зеленый…
– Дживс!
– Милорд?
– Сейчас не время судачить о пижамах.
– Очень хорошо, милорд.
– Собственно говоря, я себе, пожалуй, даже нравлюсь в лиловом. Но, как я уже сказал, это к делу не относится. Отложим дебаты до более благоприятного момента. Но только вот что я вам скажу, Дживс. Если вы действительно можете что-то дельное предложить по поводу этой дьявольской подвески и из этого получится то, что нам надо, я отдам вам эту лиловую пижаму, можете стереть ее в порошок, запахать в землю и посыпать сверху солью.
– Сердечно благодарен вам, милорд.
– Это будет дешевая плата за ваши огромные услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Ведите меня к ней! – сказал Билл ясным и звонким голосом. – Ведите меня к ней, это все, чего я прошу, а остальное предоставьте мне.
Но и вести его к ней в конечном счете не потребовалось, так как в эту минуту она собственной персоной вошла с террасы в гостиную, прижимая к груди своего мопсика Помону.
Помона, завидев всю компанию, закатилась в пронзительном лае. Можно было подумать, будто ее раздирают на части раскаленными щипцами, хотя на самом деле она таким способом выражала радость. В минуты восторга она всегда громко верещала, отчасти как погибшая душа, а отчасти как ошпаренная кошка.
Из библиотеки выбежала встревоженная Джил, но миссис Спотсворт успокоила ее:
– Ничего, милочка, она просто разволновалась. Но может быть, вы занесете ее в мою комнату, если идете наверх? Это вас не слишком затруднит?
– Нисколько, – холодно ответила Джил. И вышла из комнаты с Помоной на руках.
А Билл приблизился к миссис Спотсворт.
– Потанцуем? – предложил он.
Миссис Спотсворт удивилась. Только что в саду на скамейке, в особенности после пропажи подвески, ей показалось, что хозяин дома настроен на довольно байронический лад. И вдруг этот неожиданный дух веселья -откуда что берется?
– Вы хотите танцевать?
– Да. С вами, – ответил Билл, вкладывая в свои слова весь спектр придворных интонаций эпохи Стюартов. – Это будет совсем как когда-то в Каннах.
Миссис Спотсворт была женщина проницательная. Она, конечно, заметила, что в дальнем конце комнаты прячется капитан Биггар, и сообразила, что появилась отличная возможность разбудить в нем спящего зверя, который спит, по ее понятиям, как-то уж слишком крепко. Что мешает Белому Охотнику развернуться в роли страстного обожателя, она не знала, зато ей было хорошо известно, что самое верное средство раскочегарить заленившегося поклонника – это продемонстрировать ему, как любимая женщина отплясывает в объятиях другого, тем более такого красавчика, как Вильям, граф Рочестер.
– О да, давайте! – весело откликнулась миссис Спотсворт, вся загоревшись. – Как живо я помню те дни! Лорд Рочестер танцует восхитительно, – объяснила она капитану Биггару, она же понимала, как ему обидно было бы, если бы эта достоверная новость прошла мимо его ушей. -Обожаю танцевать. Единственное оставшееся на свете безгрешное удовольствие.
– Еще бы! – подхватил Билл с таким же энтузиазмом. – Старый чарльстон… Вы помните его?
– Неужели нет!
– Поставьте пластинку с чарльстоном, Дживс.
– Очень хорошо, милорд.
Когда Джил, доставив Помону в спальню миссис Спотсворт, возвратилась в гостиную, там были только Билл, Дживс и миссис Спотсворт, ибо капитан Биггар, не в силах выдержать представившегося ему зрелища, сбежал через стеклянную дверь в немую ночь.
Что он сам же и задумал это возмутительное представление, эту смесь непристойностей французской революционной карманьолы с наиболее рискованными чертами туземных плясок, которые он наблюдал в Экваториальной Африке, отнюдь не развеивало мрак его души. У лягушек на лужайке, по которой он прохаживался со свирепым выражением на лице, сложилось впечатление, будто с неба на них сыплются ботинки одиннадцатого размера.
Отрицательное мнение о чарльстоне в исполнении хозяина дома и любимой женщины капитана Биггара разделяла и Джил. Наблюдая с порога за танцующими, она чувствовала, как у нее в душе поднимается та же дурнота, что испытал и Белый Охотник, выслушивавший обмен любезностями на садовой скамейке. Возможно, в том, как вел себя Билл, и не было настоящего состава преступления, но какие-то полицейские меры, она считала, необходимо было принять немедленно. Против таких вещей должен быть закон.
Невозможно описать словами танец чарльстон, как его исполняли, с одной стороны, женщина, обожающая танцевать чарльстон и разошедшаяся вовсю, а с другой – молодой человек, вознамерившийся во что бы то ни стало так растрясти свою даму, чтобы из глубин ее существа выкатилась бриллиантовая подвеска, где-то там застрявшая. Достаточно, наверно, будет сказать, что если бы в это время в комнату случайно зашел майор Фробишер, ему бы сразу вспомнились добрые старые времена в Смирне, или в Яффе, или в Стамбуле, а может, в Багдаде. Миссис Спотсворт он бы, к ее выгоде, сравнил с супругой греческого консула, а Билла одобрительно похлопал бы по спине и признал бы, что тот выкаблучивается не хуже, а может, и лучше его самого.
Из библиотеки пришли Рори и Моника и не скрыли своего изумления.
– Боже милосердный! – проговорила Моника.
– Старина Билл лихо кромсает ковер каблуками, а? – заметил Рори. -Пошли, моя красавица, вольемся в толпу ликующих.
Он обхватил жену за талию, и сцена стала массовой.
Джил, не в силах более выносить это возмутительное зрелище, повернулась и вышла. По пути к себе в комнату она довольно плохо думала о своем женихе. Девушке с идеалами всегда неприятно убедиться в том, что она связала свою судьбу с повесой, но теперь она убедилась, что Вильям, граф Рочестер, -просто-напросто развратник, у которого могли бы еще пройти курс заочного обучения Казанова, и Дон Жуан, и самые грубые древнеримские императоры.
– Я когда танцую, – произнесла миссис Спотсворт, которая тоже лихо кромсала ковер, – то ног под собой вообще не чувствую.
Моника поморщилась:
– Если бы вы танцевали с Рори, вы бы свои ноги очень даже чувствовали. Он то вспрыгнет тебе на ногу, то соскочит, хоть бы уж что-нибудь одно.
– Ох! – вдруг вскрикнула миссис Спотсворт: Билл только что приподнял ее и с размаху поставил обратно на пол с такой силой, что майор Фробишер наверняка пришел бы в восторг. Теперь она стояла и терла бок. – Я, кажется, что-то растянула, – сказала она и проковыляла к креслу.
– Не удивительно, – отозвалась Моника, – когда Билл так разошелся.
– Ой, надеюсь, это просто растяжение, а не мой старый радикулит. Он меня ужасно мучает, особенно если я оказываюсь в сыром помещении.
Трудно поверить, но Рори не сказал ей на это: «Как в Рочестер-Эбби, а?» – и не произнес вслед за этим свою любимую остроту насчет протекающей зимой крыши. Он наклонился и рассматривал какой-то предмет на полу.
– Эге, – проговорил Рори. – Это что такое? Это ведь ваша подвеска, миссис Спотсворт?
– О, спасибо, – сказала миссис Спотсворт. – Да, это моя. Наверно, закатилась за… Оххх! – Она не договорила и снова скрючилась от боли.
– Вам надо немедленно лечь в постель, Розалинда, – захлопотала над ней Моника.
– Да, наверно.
– С хорошей горячей грелкой.
– Да.
– Рори поможет вам подняться по лестнице.
– С удовольствием, – сказал Рори. – Интересно, почему это всегда говорят: «Хорошая горячая грелка»? Мы в «Харридже» говорим наоборот: «Отвратительная горячая грелка». Современные электрические одеяла, которые имеются у нас в продаже, делают водяную грелку анахронизмом. С тремя переключениями: «Осенняя бодрость», «Весеннее солнышко» и «Мэй Вест».
Они медленно двинулись к двери. Миссис Спотсворт тяжело опиралась на его руку. Как только они скрылись за дверью, Билл, провожавший их безумным взглядом, вскинул руки в жесте полного отчаяния:
– Дживс!
– Да, милорд?
– Это конец.
– Да, милорд.
– Она улизнула в нору.
– Да, милорд.
– Вместе со своей подвеской.
– Да, милорд.
– Так что если вы не сможете ничего предложить, чтобы выманить ее из комнаты, – мы погибли. Можете вы что-нибудь предложить?
– В данную минуту нет, милорд.
– Я так и думал. Вы же всего лишь смертный человек, а тут задача вне… этого самого… как это говорится, Дживс?
– Вне пределов человеческих возможностей, милорд.
– Вот именно. Знаете, что я собираюсь сейчас сделать?
– Нет, милорд.
– Лечь спать, вот что. Лягу спать и постараюсь заснуть и забыть. Правда, заснуть мне, конечно, не удастся, где там, у меня каждый нерв торчит наружу и кончики завиваются.
– Возможно, если ваше сиятельство попробуете считать овец…
– Думаете, подействует?
– Это широко признанное средство, милорд.
– Гм… – Билл задумался. – Ну что ж, можно попытаться. Покойной ночи, Дживс.
– Покойной ночи, милорд.
Глава XV
Не считая мышиного писка за дубовыми панелями и периодических шорохов в печных трубах, где ворочались во сне летучие мыши, в остальном Рочестер-Эбби стоял погруженный в сонное безмолвие. Настал общеизвестный колдовской час ночи. В Голубой комнате, приятно уставшие за день, мирно спали Моника и Рори. Миссис Спотсворт отрубилась и посапывала в комнате королевы Елизаветы, а заодно и Помона в корзинке у нее под боком. В комнате Анны Болейн честный капитан Биггар, добрая душа, видел во сне добрые старые времена на реке Ме-Вонг, которая является – о чем и без нас хорошо известно читающей публике – притоком еще более многоводной и закрокодиленной реки Вонг-Ме.
В комнате-с-часами бодрствовала Джил, бессонными глазами глядя в потолок, и Билл в комнате Генриха Восьмого тоже напрасно старался забыться дремотой. Средство, предложенное Дживсом, хоть и пользовалось широким признанием, однако все еще оставалось бессильным расплести сеть его забот.
– Восемьсот двадцать две, – бормотал он. – Восемьсот двадцать три… Восемьсот двадцать…
Тут он замолчал, и восемьсот двадцать четвертая овца, выделявшаяся изо всех особенно глупым видом, так и повисла в воздухе. Дело в том, что раздался стук в дверь, такой тихий и почтительный, какой могла произвести рука только одного человека. Поэтому, когда минуту спустя дверь приотворилась и вошел Дживс, Билл нисколько не удивился.
– Прошу извинения у вашего сиятельства, – изысканным тоном произнес Дживс. – Я бы не потревожил вас, если бы не услышал из-за двери ваши слова, свидетельствовавшие о том, что моя рекомендация оказалась бесполезной.
– Да, покамест она еще не сработала, – сказал Билл. – Но входите, пожалуйста. Прошу. – Он был бы сейчас рад кому угодно, лишь бы это была не овца. – Не говорите мне, – вдруг приподнялся он на подушках, заметив блеск торжества в глазах гостя, – что вы что-то придумали.
– Да, милорд, я счастлив сообщить, что, по-моему, я нашел выход из создавшегося положения.
– Дживс, вы – чудо!
– Благодарю вас, милорд.
– Помню, Берти Вустер мне говорил, что нет такого затруднения, которого вы не сумели бы разрешить.
– Мистер Вустер всегда перехваливал меня, милорд.
– Какое там! Недохваливал! Если вы действительно нащупали способ преодолеть нечеловеческие трудности, возникшие на нашем пути…
– Насколько я понимаю – да.
Сердце Билла заколотилось о лиловую пижамную куртку.
– Подумайте хорошенько, Дживс, – умоляющим голосом произнес он. -Каким-то образом нам надо выманить миссис Спотсворт из комнаты и продержать ее снаружи на протяжении времени, достаточном для того, чтобы я ворвался туда, отыскал подвеску, схватил и выскочил обратно, и чтобы ни одна живая душа меня за этим делом не увидела. Если только я ничего не перепутал по причине нервного расстройства, вызванного пересчитыванием овец, вы утверждаете, что можете все это устроить. Но как? Вот вопрос, который напрашивается. Как можно это сделать?
Дживс молчал. Его великолепные черты исказила гримаса страдания. Словно ему неожиданно открылось нечто крайне огорчительное.
– Прошу меня простить, милорд. Я ни в коем случае не хотел бы позволить себе вольность…
– Говорите, говорите, Дживс. Я весь внимание. В чем дело?
– В вашей пижаме, милорд. Если бы я знал, что ваше сиятельство имеете обыкновение спать в пижаме лилового цвета, я бы вам этого решительно не посоветовал. Лиловый не к лицу вашему сиятельству. Мне уже случилось однажды из лучших побуждений выступить по аналогичному поводу перед мистером Вустером, который тогда тоже увлекался лиловыми пижамами.
Билл озадаченно посмотрел на Дживса.
– Что-то я не пойму… Каким образом мы перешли на пижамы? -растерянно спросил он.
– Ваша пижама бросается в глаза, милорд. Такой едкий оттенок! Если ваше сиятельство послушаете меня и перейдете на спокойный синий или мягкий фисташково-зеленый…
– Дживс!
– Милорд?
– Сейчас не время судачить о пижамах.
– Очень хорошо, милорд.
– Собственно говоря, я себе, пожалуй, даже нравлюсь в лиловом. Но, как я уже сказал, это к делу не относится. Отложим дебаты до более благоприятного момента. Но только вот что я вам скажу, Дживс. Если вы действительно можете что-то дельное предложить по поводу этой дьявольской подвески и из этого получится то, что нам надо, я отдам вам эту лиловую пижаму, можете стереть ее в порошок, запахать в землю и посыпать сверху солью.
– Сердечно благодарен вам, милорд.
– Это будет дешевая плата за ваши огромные услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26