Встал. Подошел к двери, крикнул что-то в коридор.
В комнату вошел гладкий, в добротной одежде иностранец, который с порога начал улыбаться.
С американцами Мишель был знаком мало, но те тоже всегда почему-то улыбались.
— Знакомьтесь, наш американский друг и писатель Джон Рид.
— Фирфанцев, — представился, кивнув, Мишель.
Джон Рид радостно тряс Мишелю руку, будто собираясь оторвать ее. Мишель вяло отвечал.
— Товарищ Фирфанцев поедет с вами, будет вам помогать, ну и защищать, ежели надо. Человек он испытанный и верный делу революции, состоит теперь в оценочной комиссии при Максиме Горьком.
— О... Горький?! Да, я знаю Горький!.. Это ваш большой писатель! Мне хвалил его ваш Ленин! — обрадованно закричал американец, забавно коверкая русские слова.
И стал вновь вытрясать Мишелю руку из плеча, другой успевая колотить его по спине. При этом он смеялся.
Мишель страдал, но терпел.
Непривычна была ему, европейцу, русскому дворянину, воспитанному в строгости и привычке сдерживать чувства, столь варварская, столь нахрапистая манера общения, кою выказывал представитель молодой заокеанской нации.
— Я очень доволен быть с вами! — изъяснялся в любви к своему новому компаньону Джон Рид, выколачивая из его спины пыль.
— Yes, я тоже, — кисло улыбаясь, ответил Мишель по-английски, не без труда подбирая слова. Добавил: — Sorry, my English is not good.
Заслышав родную речь, да еще с неплохим произношением, Джон Рид пришел в совершеннейший восторг.
Послал же Бог подарочек!..
Человек в кожанке кашлянул.
Джон Рид перестал колотить Мишеля. Спросил по-английски:
— Когда нам надо ехать?
Мишель перевел:
— Он спрашивает, когда нам выезжать?
— Сейчас! — ответил чекист по фамилии Варенников.
Джон Рид, заулыбавшись, кивнул, пошел к двери.
Мишель остался стоять на месте.
Его согласия на поездку никто не спрашивал. И хоть она не противоречила его внутреннему кодексу чести — с него не требовали никого предавать или от чего-то отрекаться, более того, ему было любопытно пообщаться накоротке с американцем, попрактиковав свой книжный английский, но он не считал себя «товарищем», коим позволено помыкать другим «товарищем».
— Я еще ни на что не давал своего согласия, — угрюмо сказал он.
Варенников удивленно вскинул брови. Не привык он, чтобы ЧК отказывали.
— Вы, товарищ Фирфанцев, мобилизованы революцией, которая простила вам ваше дворянское прошлое, — с угрозой сказал он. — Но революция может пересмотреть свое к вам отношение, расценив ваш отказ как злостный саботаж и контрреволюцию!
Мишель побледнел.
Джон Рид, притихнув и присмирев, недоуменно глядел на чекиста в кожанке. Он не очень хорошо знал русский язык, но он не раз слышал интернациональное слово «саботаж» и знал, что за ним следует.
— Мне странно, — сказал, чуть смягчая тон, Варенников, постукивая пальцем по серой папке. — Товарищ Дзержинский характеризовал вас как раскаявшегося в ошибках и преданного Советской власти. Ручался за вас. Вот и товарищу Джону Риду вы понравились...
Джон Рид горячо закивал и вновь заулыбался. Но как-то натянуто.
— Нехорошо получается, товарищ Фирфанцев! Партия просит вас о малой услуге, в то время как иные на фронтах жизни свои не жалея кладут! Коли вас ваша буржуйская спесь заедает, так валяйте — бегите к своим на Дон. А коли здесь остались да паек из рук пролетариата берете, так нечего тут выкобениваться!
«Коготок увяз — всей птичке пропасть», — отчего-то подумал Мишель.
Все верно — здесь он, не на Дону. И паек берет, не отказывается — сам ест и Анну с приемной дочерью кормит, от чего только они все покуда и живы...
— Я могу заехать домой? — глухо спросил Мишель.
— Нет! — коротко сказал Варенников. — Дело спешное и весьма секретное. Товарищ Рид получит груз, и вы немедля отправитесь на вокзал...
Революция доверяет вам, товарищ Фирфанцев...
Но как только товарищ Фирфанцев с американским корреспондентом вышли за дверь, притянул к себе и раскрыл серую картонную папку...
Глава 5
— Вот, — сказала Светлана, вытаскивая из пакета папку. Неприметную, даже на вид пыльную, с выцветшими от времени буквами, да к тому же с ятями.
— Откуда? — удивился Мишель-Герхард фон Штольц.
— Оттуда, — просто ответила Светлана.
«Оттуда» — значит, уворованную из архива, где она работала архивариусом. Что было делом подсудным.
— Какая же ты у меня умница!
Хотя за подобные дела хвалить вроде бы не пристало. Папка была серая, картонная, из архивов бывшего охранного отделения, хоть и с новыми советскими штемпелями. На папке еще старым, с ятями шрифтом было напечатано: «ДЪЛО____».
В том месте, в рамочке, где должна помещаться фотография, была фотография какого-то господина в парадном полицейском мундире, при аксельбантах, орденах и всех знаках различия. Видно, иных, более пристойных его снимков, в гражданском платье, не сыскалось.
Внутрь папки были вложены листы, настуканные на пишущей машинке «Ундервуд».
ФАМИЛИЯ.............................Фирфанцев.
ИМЯ......................................Мишель.
ОТЧЕСТВО.............................Алексеевич
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ.............Русский.
ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ...........Православный.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ...............Дворянин...
«ДЪЛО» было личным делом Фирфанцева.
Оп-пачки!.. Вот тебе и бывший царский жандарм!
В листке особых отметок указывалось, что товарищ Фирфанцев состоял до семнадцатого года на службе в царской уголовной полиции в должности следователя, но что политическим сыском себя не запятнал.
Следующим был заполненный от руки типовой бланк — «УЧЕТНЫЙ ЛИСТ». Судя по качеству бумаги и шрифтам, более позднего происхождения.
Фамилия...
Имя...
Год рождения...
Ниже графа:
ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ВЕРБОВКИ_______куда
Куда чернилами, от руки вписано: рекомендация лица, проводившего вербовку.
МОТИВЫ ДЛЯ СОТРУДНИЧЕСТВА
И снова чернилами: личные идейные соображения. Карьерные, денежные и иные мотивы, в том числе принуждение, исключаются как малодейственные.
ПОМЕТКИ ВЕРБОВЩИКА
Представляет собой вполне неординарную личность с ярко выраженными понятиями о долге, чести и патриотизме, с высоким уровнем интеллекта и хорошими аналитическими способностями.
А кто ж его умудрился завербовать?
Ага — вот...
Графа — ЛИЦО, ПРОВОДИВШЕЕ ВЕРБОВКУ__________________:
Дзержинский Феликс Эдмундович.
ДОЛЖНОСТЬ________: Председатель ВЧК
Кто-кто?.. Ого!.. Выходит, сам Железный Феликс привел господина Фирфанцева в ряды чекистов! Как же он сумел?
Что там дальше?
Приложение 1. Расписка работника, проводившего вербовку, о персональной ответственности прилагается.
И где она?.. Нет ее.
А другая, Фирфанцева — о том, что он поставлен в известность о необходимости сохранения тайны его встречи с Дзержинским, — имеется.
Следом идет характеристика.
Ну все как теперь. Кроме содержания:
«...Товарищ Фирфанцев являет собой типичный образчик дворянского пережитка, начисто лишенный пролетарского чутья и классовой сознательности...»
Как они его приложили...
И тут же пришпилена служебная записка некоего товарища Варенникова на имя Председателя ВЧК.
«Довожу до вашего сведения о вскрытых мною происках контрреволюционных элементов, втесавшихся в ряды чекистов».
Ну и формулировочки... Как видно, не так уж благополучно складывалась карьера у бывшего жандарма.
«Товарищ Фирфанцев, будучи по происхождению своему дворянином, служившим царизму в охранном отделении, по всему является ярым врагом Советской власти, скрытым контрреволюционером и саботажником!..»
Во как!..
«Товарищ Фирфанцев замечен в сочувствии белогвардейским элементам, высказывался против применяемой к контрикам, буржуям и иным врагам Советской власти высшей меры социального воздействия, как единственно возможной и справедливой, одновременно высказываясь в пользу царского судопроизводства с их продажными судьями и присяжными... Кичится своими знаниями, которые обрел, жируя на хребте угнетенных классов, кои кровью и потом добывали ему его буржуйское благополучие!»
И вывод:
«Таких, как Фирфанцев, надобно предавать суровому пролетарскому суду и немедля пускать в распыл как сознательно затесавшихся в революционные ряды скрытых контрреволюционеров, осветив под ним надпись: „контра“!»
Круто!..
И поверх рапорта собственноручная резолюция Дзержинского:
«Глупость, граничащая с контрреволюцией!»
И тут же, отдельным листом, пространный комментарий. «Фирфанцев, конечно, не пролетарий, и было бы смешно требовать с него революционной сознательности и идейной беспощадности к врагам революции. Но то и хорошо, что он не пролетарий! Довольно с нас выскочек, что, кичась своим происхождением, не способны к сколько-нибудь вдумчивой работе, научившись лишь размахивать маузером да мандатом ВЧК. Люди, готовые стрелять во всех без разбора, у нас имеются в достатке, где бы взять иных, что умеют думать, прежде чем пальбу учинять?..»
Выгораживает Железный Феликс завербованного им агента. Ну-ка, что там дальше?
«Бесспорно, нельзя в работе ВЧК опираться исключительно на буржуазный элемент, не понимающий самой сути революции. Но тем не менее привлечение подобного рода кадров из дворян, в том числе бывших чинов полиции, не запятнавших себя политическим сыском, должно всячески приветствоваться Советской властью как в центре, так и на местах, дабы, используя их опыт, создать костяк будущей службы советской разведки и контрразведки, способных противостоять контрреволюционным вылазкам иностранных служб, белой реакционной эмиграции и прочей сволочи».
И резолюция:
"Товарищу Ягоде!
Зачислить тов. Фирфанцева в штат ВЧК, особым списком, рассмотрев возможность использования его в оперативной работе. В настоящий момент считаю целесообразным, привлекая его к разовым операциям, главным образом сосредоточиться на поиске драгоценностей дома Романовых, пропавших в четырнадцатом году при их отправке в Москву. В интересах дела лучше оставить Фирфанцева числящимся за комиссией Горького, не раскрывая его сотрудничества с органами ВЧК.
Ф. Э. Дзержинский".
И как апофеоз неказистая бумажка:
«Присвоить товарищу Фирфанцеву оперативный псевдоним „Гимназист“, выделить людей для связи, проинструктировав их относительно соблюдения строжайшей рев. дисциплины и конспирации, предупредив об ответственности вплоть до высшей меры».
А вот и их расписки...
Выходит, Фирфанцев нужен был чекистам в первую очередь для поиска утраченных царских сокровищ! Но как они узнали, что он более других приблизился к разгадке их исчезновения?
Мишель-Герхард фон Штольц перерыл папку и нашел что искал — показания Фирфанцева, данные им следователю ВЧК Маркову, относительно проводимого им при царе-батюшке и после по поручению Временного правительства расследования.
В тексте были жирными чернильными линиями отчеркнуты фразы, где Фирфанцев приводил стоимость пропавших сокровищ — миллиард золотых рублей.
А на полях начертано:
«Разобраться! И доложить!»
Очень знакомый почерк...
Ну да, тот самый, что перечеркивал резолюциями служебные записки. Почерк Председателя ВЧК Дзержинского!
И этот клюнул на сокровища. Как и все прочие, бывшие до него... Но, в отличие от прочих, он на слово царских следователей не полагался, начертав: «Разобраться! И доложить!»
Разобрались.
И доложили.
Вот список оценочной комиссии — дюжины собранных по Москве известных ювелиров, которых под конвоем приволокли в ЧК для оценки стоимости принадлежавших последнему русскому царю драгоценностей. А вот — итог их не за совесть, а за страх работы: перечень изделий, которые, по их мнению, могли находиться в тех злополучных восьми ящиках, что прибыли из Санкт-Петербурга в Москву.
И это уже не абстрактный миллиард, это вполне конкретные изделия, путь которых можно проследить!..
— Я молодец? — игриво спросила Светлана, заметив, как повеселел ее любимый.
— Ты не просто молодец — ты чудо! — сказал Мишель-Герхард фон Штольц, — Чудушко мое!
Глава 6
Казенная рессорная пролетка катила по московским переулкам, разбрызгивая весеннюю грязь. На козлах восседал возчик в кожанке с маузером на боку, грозно погонял кобылу:
— Но, ходи шибче, контра недорезанная!
Худющая кобыла еле перебирала ногами.
— Но, холера тебя раздери!
Кобыла была реквизирована чекистами на транспортные нужды и теперь понуро таскала коляску на реквизиции и аресты. Кормили ее из рук вон плохо, нещадно охаживали кнутом, но все же ей было лучше, чем арестантам, которых она возила на Лубянку.
— Но-о, отродье белогвардейское!..
В коляске, придерживая на коленях большие саквояжи, сидели два пассажира. Как проскочили Сретенку, один из них привстал, тронул кучера за плечо, попросил, сбиваясь на старорежимный манер:
— Останови, голубчик.
— Чего?! — обернул свирепое лицо кучер. — Какой я тебе «голубчик»... ты эти господские замашки брось!
Пустил злым матерком.
— Простите, товарищ! — извинился пассажир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
В комнату вошел гладкий, в добротной одежде иностранец, который с порога начал улыбаться.
С американцами Мишель был знаком мало, но те тоже всегда почему-то улыбались.
— Знакомьтесь, наш американский друг и писатель Джон Рид.
— Фирфанцев, — представился, кивнув, Мишель.
Джон Рид радостно тряс Мишелю руку, будто собираясь оторвать ее. Мишель вяло отвечал.
— Товарищ Фирфанцев поедет с вами, будет вам помогать, ну и защищать, ежели надо. Человек он испытанный и верный делу революции, состоит теперь в оценочной комиссии при Максиме Горьком.
— О... Горький?! Да, я знаю Горький!.. Это ваш большой писатель! Мне хвалил его ваш Ленин! — обрадованно закричал американец, забавно коверкая русские слова.
И стал вновь вытрясать Мишелю руку из плеча, другой успевая колотить его по спине. При этом он смеялся.
Мишель страдал, но терпел.
Непривычна была ему, европейцу, русскому дворянину, воспитанному в строгости и привычке сдерживать чувства, столь варварская, столь нахрапистая манера общения, кою выказывал представитель молодой заокеанской нации.
— Я очень доволен быть с вами! — изъяснялся в любви к своему новому компаньону Джон Рид, выколачивая из его спины пыль.
— Yes, я тоже, — кисло улыбаясь, ответил Мишель по-английски, не без труда подбирая слова. Добавил: — Sorry, my English is not good.
Заслышав родную речь, да еще с неплохим произношением, Джон Рид пришел в совершеннейший восторг.
Послал же Бог подарочек!..
Человек в кожанке кашлянул.
Джон Рид перестал колотить Мишеля. Спросил по-английски:
— Когда нам надо ехать?
Мишель перевел:
— Он спрашивает, когда нам выезжать?
— Сейчас! — ответил чекист по фамилии Варенников.
Джон Рид, заулыбавшись, кивнул, пошел к двери.
Мишель остался стоять на месте.
Его согласия на поездку никто не спрашивал. И хоть она не противоречила его внутреннему кодексу чести — с него не требовали никого предавать или от чего-то отрекаться, более того, ему было любопытно пообщаться накоротке с американцем, попрактиковав свой книжный английский, но он не считал себя «товарищем», коим позволено помыкать другим «товарищем».
— Я еще ни на что не давал своего согласия, — угрюмо сказал он.
Варенников удивленно вскинул брови. Не привык он, чтобы ЧК отказывали.
— Вы, товарищ Фирфанцев, мобилизованы революцией, которая простила вам ваше дворянское прошлое, — с угрозой сказал он. — Но революция может пересмотреть свое к вам отношение, расценив ваш отказ как злостный саботаж и контрреволюцию!
Мишель побледнел.
Джон Рид, притихнув и присмирев, недоуменно глядел на чекиста в кожанке. Он не очень хорошо знал русский язык, но он не раз слышал интернациональное слово «саботаж» и знал, что за ним следует.
— Мне странно, — сказал, чуть смягчая тон, Варенников, постукивая пальцем по серой папке. — Товарищ Дзержинский характеризовал вас как раскаявшегося в ошибках и преданного Советской власти. Ручался за вас. Вот и товарищу Джону Риду вы понравились...
Джон Рид горячо закивал и вновь заулыбался. Но как-то натянуто.
— Нехорошо получается, товарищ Фирфанцев! Партия просит вас о малой услуге, в то время как иные на фронтах жизни свои не жалея кладут! Коли вас ваша буржуйская спесь заедает, так валяйте — бегите к своим на Дон. А коли здесь остались да паек из рук пролетариата берете, так нечего тут выкобениваться!
«Коготок увяз — всей птичке пропасть», — отчего-то подумал Мишель.
Все верно — здесь он, не на Дону. И паек берет, не отказывается — сам ест и Анну с приемной дочерью кормит, от чего только они все покуда и живы...
— Я могу заехать домой? — глухо спросил Мишель.
— Нет! — коротко сказал Варенников. — Дело спешное и весьма секретное. Товарищ Рид получит груз, и вы немедля отправитесь на вокзал...
Революция доверяет вам, товарищ Фирфанцев...
Но как только товарищ Фирфанцев с американским корреспондентом вышли за дверь, притянул к себе и раскрыл серую картонную папку...
Глава 5
— Вот, — сказала Светлана, вытаскивая из пакета папку. Неприметную, даже на вид пыльную, с выцветшими от времени буквами, да к тому же с ятями.
— Откуда? — удивился Мишель-Герхард фон Штольц.
— Оттуда, — просто ответила Светлана.
«Оттуда» — значит, уворованную из архива, где она работала архивариусом. Что было делом подсудным.
— Какая же ты у меня умница!
Хотя за подобные дела хвалить вроде бы не пристало. Папка была серая, картонная, из архивов бывшего охранного отделения, хоть и с новыми советскими штемпелями. На папке еще старым, с ятями шрифтом было напечатано: «ДЪЛО____».
В том месте, в рамочке, где должна помещаться фотография, была фотография какого-то господина в парадном полицейском мундире, при аксельбантах, орденах и всех знаках различия. Видно, иных, более пристойных его снимков, в гражданском платье, не сыскалось.
Внутрь папки были вложены листы, настуканные на пишущей машинке «Ундервуд».
ФАМИЛИЯ.............................Фирфанцев.
ИМЯ......................................Мишель.
ОТЧЕСТВО.............................Алексеевич
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ.............Русский.
ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ...........Православный.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ...............Дворянин...
«ДЪЛО» было личным делом Фирфанцева.
Оп-пачки!.. Вот тебе и бывший царский жандарм!
В листке особых отметок указывалось, что товарищ Фирфанцев состоял до семнадцатого года на службе в царской уголовной полиции в должности следователя, но что политическим сыском себя не запятнал.
Следующим был заполненный от руки типовой бланк — «УЧЕТНЫЙ ЛИСТ». Судя по качеству бумаги и шрифтам, более позднего происхождения.
Фамилия...
Имя...
Год рождения...
Ниже графа:
ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ВЕРБОВКИ_______куда
Куда чернилами, от руки вписано: рекомендация лица, проводившего вербовку.
МОТИВЫ ДЛЯ СОТРУДНИЧЕСТВА
И снова чернилами: личные идейные соображения. Карьерные, денежные и иные мотивы, в том числе принуждение, исключаются как малодейственные.
ПОМЕТКИ ВЕРБОВЩИКА
Представляет собой вполне неординарную личность с ярко выраженными понятиями о долге, чести и патриотизме, с высоким уровнем интеллекта и хорошими аналитическими способностями.
А кто ж его умудрился завербовать?
Ага — вот...
Графа — ЛИЦО, ПРОВОДИВШЕЕ ВЕРБОВКУ__________________:
Дзержинский Феликс Эдмундович.
ДОЛЖНОСТЬ________: Председатель ВЧК
Кто-кто?.. Ого!.. Выходит, сам Железный Феликс привел господина Фирфанцева в ряды чекистов! Как же он сумел?
Что там дальше?
Приложение 1. Расписка работника, проводившего вербовку, о персональной ответственности прилагается.
И где она?.. Нет ее.
А другая, Фирфанцева — о том, что он поставлен в известность о необходимости сохранения тайны его встречи с Дзержинским, — имеется.
Следом идет характеристика.
Ну все как теперь. Кроме содержания:
«...Товарищ Фирфанцев являет собой типичный образчик дворянского пережитка, начисто лишенный пролетарского чутья и классовой сознательности...»
Как они его приложили...
И тут же пришпилена служебная записка некоего товарища Варенникова на имя Председателя ВЧК.
«Довожу до вашего сведения о вскрытых мною происках контрреволюционных элементов, втесавшихся в ряды чекистов».
Ну и формулировочки... Как видно, не так уж благополучно складывалась карьера у бывшего жандарма.
«Товарищ Фирфанцев, будучи по происхождению своему дворянином, служившим царизму в охранном отделении, по всему является ярым врагом Советской власти, скрытым контрреволюционером и саботажником!..»
Во как!..
«Товарищ Фирфанцев замечен в сочувствии белогвардейским элементам, высказывался против применяемой к контрикам, буржуям и иным врагам Советской власти высшей меры социального воздействия, как единственно возможной и справедливой, одновременно высказываясь в пользу царского судопроизводства с их продажными судьями и присяжными... Кичится своими знаниями, которые обрел, жируя на хребте угнетенных классов, кои кровью и потом добывали ему его буржуйское благополучие!»
И вывод:
«Таких, как Фирфанцев, надобно предавать суровому пролетарскому суду и немедля пускать в распыл как сознательно затесавшихся в революционные ряды скрытых контрреволюционеров, осветив под ним надпись: „контра“!»
Круто!..
И поверх рапорта собственноручная резолюция Дзержинского:
«Глупость, граничащая с контрреволюцией!»
И тут же, отдельным листом, пространный комментарий. «Фирфанцев, конечно, не пролетарий, и было бы смешно требовать с него революционной сознательности и идейной беспощадности к врагам революции. Но то и хорошо, что он не пролетарий! Довольно с нас выскочек, что, кичась своим происхождением, не способны к сколько-нибудь вдумчивой работе, научившись лишь размахивать маузером да мандатом ВЧК. Люди, готовые стрелять во всех без разбора, у нас имеются в достатке, где бы взять иных, что умеют думать, прежде чем пальбу учинять?..»
Выгораживает Железный Феликс завербованного им агента. Ну-ка, что там дальше?
«Бесспорно, нельзя в работе ВЧК опираться исключительно на буржуазный элемент, не понимающий самой сути революции. Но тем не менее привлечение подобного рода кадров из дворян, в том числе бывших чинов полиции, не запятнавших себя политическим сыском, должно всячески приветствоваться Советской властью как в центре, так и на местах, дабы, используя их опыт, создать костяк будущей службы советской разведки и контрразведки, способных противостоять контрреволюционным вылазкам иностранных служб, белой реакционной эмиграции и прочей сволочи».
И резолюция:
"Товарищу Ягоде!
Зачислить тов. Фирфанцева в штат ВЧК, особым списком, рассмотрев возможность использования его в оперативной работе. В настоящий момент считаю целесообразным, привлекая его к разовым операциям, главным образом сосредоточиться на поиске драгоценностей дома Романовых, пропавших в четырнадцатом году при их отправке в Москву. В интересах дела лучше оставить Фирфанцева числящимся за комиссией Горького, не раскрывая его сотрудничества с органами ВЧК.
Ф. Э. Дзержинский".
И как апофеоз неказистая бумажка:
«Присвоить товарищу Фирфанцеву оперативный псевдоним „Гимназист“, выделить людей для связи, проинструктировав их относительно соблюдения строжайшей рев. дисциплины и конспирации, предупредив об ответственности вплоть до высшей меры».
А вот и их расписки...
Выходит, Фирфанцев нужен был чекистам в первую очередь для поиска утраченных царских сокровищ! Но как они узнали, что он более других приблизился к разгадке их исчезновения?
Мишель-Герхард фон Штольц перерыл папку и нашел что искал — показания Фирфанцева, данные им следователю ВЧК Маркову, относительно проводимого им при царе-батюшке и после по поручению Временного правительства расследования.
В тексте были жирными чернильными линиями отчеркнуты фразы, где Фирфанцев приводил стоимость пропавших сокровищ — миллиард золотых рублей.
А на полях начертано:
«Разобраться! И доложить!»
Очень знакомый почерк...
Ну да, тот самый, что перечеркивал резолюциями служебные записки. Почерк Председателя ВЧК Дзержинского!
И этот клюнул на сокровища. Как и все прочие, бывшие до него... Но, в отличие от прочих, он на слово царских следователей не полагался, начертав: «Разобраться! И доложить!»
Разобрались.
И доложили.
Вот список оценочной комиссии — дюжины собранных по Москве известных ювелиров, которых под конвоем приволокли в ЧК для оценки стоимости принадлежавших последнему русскому царю драгоценностей. А вот — итог их не за совесть, а за страх работы: перечень изделий, которые, по их мнению, могли находиться в тех злополучных восьми ящиках, что прибыли из Санкт-Петербурга в Москву.
И это уже не абстрактный миллиард, это вполне конкретные изделия, путь которых можно проследить!..
— Я молодец? — игриво спросила Светлана, заметив, как повеселел ее любимый.
— Ты не просто молодец — ты чудо! — сказал Мишель-Герхард фон Штольц, — Чудушко мое!
Глава 6
Казенная рессорная пролетка катила по московским переулкам, разбрызгивая весеннюю грязь. На козлах восседал возчик в кожанке с маузером на боку, грозно погонял кобылу:
— Но, ходи шибче, контра недорезанная!
Худющая кобыла еле перебирала ногами.
— Но, холера тебя раздери!
Кобыла была реквизирована чекистами на транспортные нужды и теперь понуро таскала коляску на реквизиции и аресты. Кормили ее из рук вон плохо, нещадно охаживали кнутом, но все же ей было лучше, чем арестантам, которых она возила на Лубянку.
— Но-о, отродье белогвардейское!..
В коляске, придерживая на коленях большие саквояжи, сидели два пассажира. Как проскочили Сретенку, один из них привстал, тронул кучера за плечо, попросил, сбиваясь на старорежимный манер:
— Останови, голубчик.
— Чего?! — обернул свирепое лицо кучер. — Какой я тебе «голубчик»... ты эти господские замашки брось!
Пустил злым матерком.
— Простите, товарищ! — извинился пассажир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29