Товарищ Глушков тут же побежал куда-то, назначив Мишеля вместо себя и наказав ему сторожить груз пуще глаза.
Мишель поставил красноармейцев по обе стороны пути, строго-настрого приказав им никуда не отлучаться и не подпускать никого к вагонам ближе тридцати шагов. Красноармейцы, перехватив винтовки с поблескивающими на солнце примкнутыми штыками, прохаживались по шпалам, Мишель находился здесь же, при них, присев на подножку.
Скоро подъехал грузовик, из кабины которого выскочил товарищ Глушков.
— Давай, грузи! — крикнул он, размахивая рукой. Красноармейцы сбили с теплушки засов, с грохотом откатили в сторону дверь. Мишель, любопытствуя, глянул внутрь. Вагон был почти пустой — только посредине лежали какие-то деревянные ящики. Солдаты похватали их и поволокли к выходу. Ящики были совсем небольшие, но солдаты, сгибаясь в три погибели, еле-еле волокли их. Неужто патроны?.. Нет, навряд ли... Мишель не раз видел, как разгружают с телег и волокут к передовой боеприпасы — они, конечно, тоже тяжелые, но не настолько — иной солдат покрепче в одиночку их поднимал и на закорки кидал, да и ящики те выглядели иначе. А эти просто неподъемные! Что ж здесь — свинец, что ли?..
Красноармейцы перетаскали ящики в грузовик.
— Товарищ Фирфанцев, подь сюды! — крикнул Глушков. Мишель подошел.
— Ты тоже езжай, да кого из красноармейцев с собой прихвати!
— Лиходеев, Еременко, Карпухин! — крикнул Мишель. — Айда за мной!
Три солдата, подсаживая друг друга, полезли в кузов.
Грузовик чихнул, дернулся, чадя выхлопом, поехал. Мишель, присев на ящики и держась за борт, глядел по сторонам.
Ехали недолго — только вывернули с пакгауза, как уже остановились подле Советского торгпредства. Шофер гуднул — из-за ворот вышел человек в кожанке.
— Чего тебе?
— Открывай давай!
Ворота распахнулись.
Машина въехала, осадила задним бортом, встала подле крыльца.
— Тащи их сюда! — крикнул товарищ Глушков.
Мишель, помогая красноармейцам, ухватил один ящик, крякнул, потянул, да не поднял даже — экая тяжесть!
— Куды лапаешь — надсадишься, не барское то дело! — ухмыльнулись солдаты.
— Это тебе не кофею пить!.. Отойдь, благородие.
Но Мишель, не желая выказывать своей слабости, все ж таки впрягся в ящик, уперся, потащил его наверх на пару с Карпухиным. Тот кряхтел, с подозрением глядя на командира.
Чего это он пуп надсаживает? Не иначе выслуживается пред Советской властью...
Втащили ящики на второй этаж.
Потом другие.
Как сложили все рядком, пришел господин в штатском, судя по манерам, вернее, их отсутствию, — какой-то местный начальник.
— Ну чего там еще? — недовольно морщась, спросил он.
— Да вот, новую партию привезли, — ответил Глушков. — Давай оприходуй, товарищ Граковский. Нам обратно поскорей надобно!
С ящиков сбили деревянные крышки. Изнутри блеснуло чем-то желтым.
Золото?!.
А ведь и верно — золото! В ящиках, впритирку друг к дружке, лежали золотые слитки с выдавленным на них российским гербом. Вот отчего ящики были столь тяжелы!
Товарищ Граковский скучающе глянул на золото, будто это был какой чугун. Крикнул:
— Эй, кто-нибудь!.. Тащи сюда весы. Откуда-то приволокли весы, коими в лавках мясо вешают, стали класть на чашку слитки, а на другую гири. Вешали долго.
— Ну что, сколь?
— Девятнадцать пудов, семь фунтов да еще три золотника, — подвел итог Глушков. — Аккурат, как в бумаге указано. Черкай мне расписку.
Товарищ Граковский написал что-то на бумаге, Глушков сложил лист вчетверо, сунул расписку в карман. Ящики поволокли было к выходу.
Мишель недоуменно глядел на присутствующих, потому что помимо ящиков с золотом было еще четыре, которые не вскрывали и опись их не делали.
— А там что? — указал на них Мишель.
— Там-то... Реквизированные буржуйские побрякушки, — махнул рукой товарищ Глушков.
— Но ведь мы их не глядели!
— А на кой?.. Кому они нужны? Золото — иное дело, золото по описи идет, а эти — по числу.
— Но как же так? — еще раз подивился Мишель. — Ведь это народное достояние. А ну как случатся воры?
При слове «воры» товарищ Граковский обернулся и глянул на Мишеля мутными глазами.
— Это кто таков? — спросил он.
— Товарищ Фирфанцев. Поставлен мною командовать караулом, — сказал Глушков.
— Из бывших, что ли? — поморщился Граковский, обращая внимание на выправку и манеры Мишеля. — Из недобитков?
— Вроде того.
— А чего тогда он тут голос подает — али жить надоело?
Глушков, ухватив главу торгпредства за рукав, быстро отвел того в сторону и что-то горячо зашептал на ухо. Мишель мог расслышать лишь отдельные слова:
— Свой... преданный делу... порвал с прошлым...
И еще звучали какие-то фамилии, в том числе раз имя Дзержинского.
Взгляд товарища Граковского помягчел.
— А чего ж сразу молчал? — И уже обращаясь к Мишелю: — Ты, товарищ Фирфанцев, напрасно тут бдительность разводишь — чай, одно дело делаем!
— Во всем должен быть порядок, — упрямо ответил Мишель.
— Ладно, коли так, сбивай крышки, — приказал товарищ Граковский.
Крышки сбили... А как подняли — в глаза ударило ослепительным блеском. Бриллиантовым блеском! Вот тебе и «буржуйские побрякушки»!
В ящиках были украшения, иные из которых стоили дороже золота!
— Сколько их тут? — не удержался, спросил Мишель.
— Да кто их считал-то? Свалили в ящики да повезли. А коли по весу, так без малости три пуда.
— Но позвольте? — удивился Мишель. — Надобно бы их перечесть и опись составить.
— Ты, как я погляжу, товарищ Фирфанцев, не до конца перековался, потому как не веришь рабочему классу! Что алмазы, коли ныне идет рубка с мировым капиталом не на жизнь, а на смерть, коли сотни бойцов кладут свои буйны головы за светлое завтра!
Опять слова!..
— Спроси умирающих на фронтах бойцов революции — нужны им эти стекляшки?..
Товарищ Граковский сгреб в пятерню украшения, поднял их, потрясая сжатым кулаком, брезгливо бросил обратно.
— Пролетариату не нужно золото, ему нужна всеобщая свобода и братство! А алмазами мы станем отхожие места украшать!
Про отхожие места Мишель уже слышал, да не раз.
— Айда, товарищ Фирфанцев, погутарим меж собой.
— Пошли...
В соседней комнате царил форменный бедлам: стояли наспех стащенные разномастные столы и кресла, повсюду валялись перевернутые бутылки и рюмки дорогого богемского стекла вперемежку с мятыми солдатскими кружками, в углу, прямо на полу, лежала пьяная полуголая девица, руки которой были унизаны золотыми браслетами, на сдвинутых стульях кто-то отчаянно храпел, накрывшись с головой шинелью.
— Пить станешь? — спросил товарищ Граковский, брезгливо осматриваясь по сторонам и наливая себе в стакан спирт.
Мишель отказался.
— А я буду! Мне эта работа самому не по нутру, но меня партия сюда послала, и я подчиняюсь ей, потому как я есть сознательный ее боец!
Поднес стакан, выпил, крякнул, громко разгрыз валявшийся на столе ржаной сухарь.
— По нраву ты, товарищ Фирфанцев, сам не скажу, чем, а по нраву! На вот!..
Сунул руку в карман, вытащил массивный портсигар, протянул:
— Владей!..
Портсигар был золотой, с монограммой, украшенный поверх бриллиантами.
— Откуда такой? — подивился Мишель столь щедрому подарку.
— А то — не твоего ума дело! Бери, коль дают, да носи себе на здоровье!
— Нет, — замотал головой Мишель, которому все более и более не нравилась развязанность начальника торгпредства, который теперь лапал его, норовя обнять и прижать к себе. — Покорно благодарю!
Товарищ Граковский помрачнел:
— Ломаешься?..
Вновь сунул Мишелю в самые руки портсигар.
— От подарков революции не отказываются, это тебе не царские кресты! Бери — ну!..
Мишель покачал головой.
— Да ты, видать, контра! — рявкнул товарищ Граковский в пьяном угаре. — А вот я тебя счас к стенке!
И стал лапать себя правой рукой за карман.
Из-под шинели донесся заспанный голос:
— Ну кто там шумит — дай спать!
Товарищ Граковский выдернул из кармана револьвер, нашел большим пальцем курок, потянул до щелчка, ткнул револьвером в Мишеля:
— Именем революции!..
— Хватит орать-то! — вновь закричал кто-то из-под шинели. — Коли так приспичило — стреляй его поскорей да ступай отседа. Ночь — орут, день — орут, покоя нету...
Мишель спокойно стоял, глядел, как в чужой руке пляшет револьвер. Смерти он не боялся, да и подозревал, что коли теперь испугается да повернется спиной, так тот, пожалуй, и выпалит.
— Если вы меня сейчас застрелите, так с вас спросят! — твердо сказал он. — Я сюда направлен товарищем Дзержинским... Виновен я или нет — пусть решает ревтрибунал, а вершить суд самолично вам никто прав не давал!
Револьвер стал медленно опускаться вниз.
— Разрешите идти? — коротко спросил Мишель.
И не дожидаясь ответа, развернулся на каблуках и не оглядываясь пошел к выходу, хоть чувствовал, как холодеет и сводит страхом затылок...
Как только он вышел за дверь, товарищ Граковский бросился к окну, вывалился по пояс, рявкнул что было мочи:
— Глушков где?! Кликни его, пущай немедля сюда бежит!
Товарищ Глушков прибежал тут же, увидел красного, будто вареный рак, начальника торгпредства, сробел.
— Ты кого мне сюда привез? — рявкнул товарищ Граковский.
— Так разве это я?.. Мне назначили его заместо Кузмичева, тот в тифу свалился!.. — залепетал Глушков. — А чего он?
— Контра он — как есть, чистая контра! Помяни мое слово! Как в Москву вернется, непременно на нас донос учинит! Я эту золотопогонную публику насквозь вижу!..
— И чего теперь станешь делать? — перешел на испуганный шепот товарищ Глушков.
— А не я — ты! Я его сюда не звал — его ты привез — тебе с ним разбираться! Понял ли?
Как не понять...
— Людей я тебе дам, а дальше — сам! Но одно тебе скажу — нам с тобой добра от него ждать не приходится, коли он отсель живым уедет — так быть беде — потянется ниточка в Москву! Здесь с ним решать надобно, пока он во власти нашей, после — уж поздно будет. А то хуже — товарищ Гуковский о том узнает, так нам с тобой и здесь головы не сносить. Сам знаешь — он на расправу короток!
Услышав имя Гуковского, Глушков испуганно втянул голову в плечи.
— Сделаю! — пообещал он. — Куды ему от нас деваться? Да и не ждет он теперь с моей стороны беды, отчего беречься не будет. Теперь же ночью все и сладим!.. Сперва заарестуем, потом свезем куда подале да застрелим, будто он побежал.
— Тогда ладно. На — пей.
Граковский протянул товарищу Глушкову стакан.
— За что пить-то станем?
— Ясно за что — за победу мировой революции! И за упокой души... Этого, как его — Фирфанцева...
Мишель быстрыми шагами уходил от Торгпредства... Думал...
Надобно теперь спешно отправляться в Москву, где доложить о творимых безобразиях. Ведь о миллионах рублей речь идет! Вполне может быть — о тех самых драгоценностях, что они с Валерианом Христофоровичем и Пашей-кочегаром, служа в Чрезвычайной Экспертной комиссии, собирали по пустым квартирам...
Да — так!..
Скорей на станцию да истребовать сверх всяких очередей паровоз, чтобы сегодня же, чтобы немедля отбыть восвояси!..
Как будто сие так просто!.. Сунулся Мишель не в свое дело, да как высунуться из него теперь и не знает! И высунется ли?! Доберется ли до Москвы? Да и что теперь про Москву загадывать, коли по пятам его смерть бежит, отпустив жизни ему самый малый срок — всего-то до ночи!..
Видно и впрямь — в руку был дурной сон Анны, хоть и припоздал он на три месяца. Не иначе как быть беде!..
Глава 9
Тяжела жизнь беглого арестанта — все-то его ищут, все ему зла желают, об одном лишь мечтая — словить его да в кутузку засадить!
Куда ему податься?..
Те, что поудачливей, прячутся от родного правосудия за границей, где даже и не прячутся, а живут в полное свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Менее удачливые — роют в тайге и горах землянки, где питаются корнеплодами и тихо дичают среди зверья.
Мишель-Герхард фон Штольц был по удачливости где-то посередке между эмигрировавшими олигархами и беглыми зэками — перебежать за границу, где проматывать нажитые преступным промыслом деньги, он не успел, но в берлоге, на пару с медведем, не жил. Он нашел другое, гораздо более комфортабельное логово с паровым отоплением, холодной и горячей водой и всеми прочими удобствами. И хоть недалече оно было, до милиции рукой подать, а понадежней иного!
Ну кто станет искать главного подозреваемого в убийстве академика Анохина-Зентовича в квартире его любимой внучки? То есть — потерпевшей! Никто не станет, потому что никому такое даже в голову не придет!
— Милый, ты что хочешь — паровые котлетки или отбивные?
— Пожалуй, отбивные, дорогая.
И вот уже с кухни доносится отчаянная дробь молотка и стимулирующие слюноотделение запахи.
Ну чем не жизнь — так-то бегать можно!..
Конечно, это не его фамильный замок в Монако и не квартира в Монте-Карло, но тоже ничего, тем паче что жизнь джентльмена красит не место, а предмет его обожания.
Предмет его обожания теперь отколачивал кусок свежего мяса, тихо мурлыкая что-то себе под нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Мишель поставил красноармейцев по обе стороны пути, строго-настрого приказав им никуда не отлучаться и не подпускать никого к вагонам ближе тридцати шагов. Красноармейцы, перехватив винтовки с поблескивающими на солнце примкнутыми штыками, прохаживались по шпалам, Мишель находился здесь же, при них, присев на подножку.
Скоро подъехал грузовик, из кабины которого выскочил товарищ Глушков.
— Давай, грузи! — крикнул он, размахивая рукой. Красноармейцы сбили с теплушки засов, с грохотом откатили в сторону дверь. Мишель, любопытствуя, глянул внутрь. Вагон был почти пустой — только посредине лежали какие-то деревянные ящики. Солдаты похватали их и поволокли к выходу. Ящики были совсем небольшие, но солдаты, сгибаясь в три погибели, еле-еле волокли их. Неужто патроны?.. Нет, навряд ли... Мишель не раз видел, как разгружают с телег и волокут к передовой боеприпасы — они, конечно, тоже тяжелые, но не настолько — иной солдат покрепче в одиночку их поднимал и на закорки кидал, да и ящики те выглядели иначе. А эти просто неподъемные! Что ж здесь — свинец, что ли?..
Красноармейцы перетаскали ящики в грузовик.
— Товарищ Фирфанцев, подь сюды! — крикнул Глушков. Мишель подошел.
— Ты тоже езжай, да кого из красноармейцев с собой прихвати!
— Лиходеев, Еременко, Карпухин! — крикнул Мишель. — Айда за мной!
Три солдата, подсаживая друг друга, полезли в кузов.
Грузовик чихнул, дернулся, чадя выхлопом, поехал. Мишель, присев на ящики и держась за борт, глядел по сторонам.
Ехали недолго — только вывернули с пакгауза, как уже остановились подле Советского торгпредства. Шофер гуднул — из-за ворот вышел человек в кожанке.
— Чего тебе?
— Открывай давай!
Ворота распахнулись.
Машина въехала, осадила задним бортом, встала подле крыльца.
— Тащи их сюда! — крикнул товарищ Глушков.
Мишель, помогая красноармейцам, ухватил один ящик, крякнул, потянул, да не поднял даже — экая тяжесть!
— Куды лапаешь — надсадишься, не барское то дело! — ухмыльнулись солдаты.
— Это тебе не кофею пить!.. Отойдь, благородие.
Но Мишель, не желая выказывать своей слабости, все ж таки впрягся в ящик, уперся, потащил его наверх на пару с Карпухиным. Тот кряхтел, с подозрением глядя на командира.
Чего это он пуп надсаживает? Не иначе выслуживается пред Советской властью...
Втащили ящики на второй этаж.
Потом другие.
Как сложили все рядком, пришел господин в штатском, судя по манерам, вернее, их отсутствию, — какой-то местный начальник.
— Ну чего там еще? — недовольно морщась, спросил он.
— Да вот, новую партию привезли, — ответил Глушков. — Давай оприходуй, товарищ Граковский. Нам обратно поскорей надобно!
С ящиков сбили деревянные крышки. Изнутри блеснуло чем-то желтым.
Золото?!.
А ведь и верно — золото! В ящиках, впритирку друг к дружке, лежали золотые слитки с выдавленным на них российским гербом. Вот отчего ящики были столь тяжелы!
Товарищ Граковский скучающе глянул на золото, будто это был какой чугун. Крикнул:
— Эй, кто-нибудь!.. Тащи сюда весы. Откуда-то приволокли весы, коими в лавках мясо вешают, стали класть на чашку слитки, а на другую гири. Вешали долго.
— Ну что, сколь?
— Девятнадцать пудов, семь фунтов да еще три золотника, — подвел итог Глушков. — Аккурат, как в бумаге указано. Черкай мне расписку.
Товарищ Граковский написал что-то на бумаге, Глушков сложил лист вчетверо, сунул расписку в карман. Ящики поволокли было к выходу.
Мишель недоуменно глядел на присутствующих, потому что помимо ящиков с золотом было еще четыре, которые не вскрывали и опись их не делали.
— А там что? — указал на них Мишель.
— Там-то... Реквизированные буржуйские побрякушки, — махнул рукой товарищ Глушков.
— Но ведь мы их не глядели!
— А на кой?.. Кому они нужны? Золото — иное дело, золото по описи идет, а эти — по числу.
— Но как же так? — еще раз подивился Мишель. — Ведь это народное достояние. А ну как случатся воры?
При слове «воры» товарищ Граковский обернулся и глянул на Мишеля мутными глазами.
— Это кто таков? — спросил он.
— Товарищ Фирфанцев. Поставлен мною командовать караулом, — сказал Глушков.
— Из бывших, что ли? — поморщился Граковский, обращая внимание на выправку и манеры Мишеля. — Из недобитков?
— Вроде того.
— А чего тогда он тут голос подает — али жить надоело?
Глушков, ухватив главу торгпредства за рукав, быстро отвел того в сторону и что-то горячо зашептал на ухо. Мишель мог расслышать лишь отдельные слова:
— Свой... преданный делу... порвал с прошлым...
И еще звучали какие-то фамилии, в том числе раз имя Дзержинского.
Взгляд товарища Граковского помягчел.
— А чего ж сразу молчал? — И уже обращаясь к Мишелю: — Ты, товарищ Фирфанцев, напрасно тут бдительность разводишь — чай, одно дело делаем!
— Во всем должен быть порядок, — упрямо ответил Мишель.
— Ладно, коли так, сбивай крышки, — приказал товарищ Граковский.
Крышки сбили... А как подняли — в глаза ударило ослепительным блеском. Бриллиантовым блеском! Вот тебе и «буржуйские побрякушки»!
В ящиках были украшения, иные из которых стоили дороже золота!
— Сколько их тут? — не удержался, спросил Мишель.
— Да кто их считал-то? Свалили в ящики да повезли. А коли по весу, так без малости три пуда.
— Но позвольте? — удивился Мишель. — Надобно бы их перечесть и опись составить.
— Ты, как я погляжу, товарищ Фирфанцев, не до конца перековался, потому как не веришь рабочему классу! Что алмазы, коли ныне идет рубка с мировым капиталом не на жизнь, а на смерть, коли сотни бойцов кладут свои буйны головы за светлое завтра!
Опять слова!..
— Спроси умирающих на фронтах бойцов революции — нужны им эти стекляшки?..
Товарищ Граковский сгреб в пятерню украшения, поднял их, потрясая сжатым кулаком, брезгливо бросил обратно.
— Пролетариату не нужно золото, ему нужна всеобщая свобода и братство! А алмазами мы станем отхожие места украшать!
Про отхожие места Мишель уже слышал, да не раз.
— Айда, товарищ Фирфанцев, погутарим меж собой.
— Пошли...
В соседней комнате царил форменный бедлам: стояли наспех стащенные разномастные столы и кресла, повсюду валялись перевернутые бутылки и рюмки дорогого богемского стекла вперемежку с мятыми солдатскими кружками, в углу, прямо на полу, лежала пьяная полуголая девица, руки которой были унизаны золотыми браслетами, на сдвинутых стульях кто-то отчаянно храпел, накрывшись с головой шинелью.
— Пить станешь? — спросил товарищ Граковский, брезгливо осматриваясь по сторонам и наливая себе в стакан спирт.
Мишель отказался.
— А я буду! Мне эта работа самому не по нутру, но меня партия сюда послала, и я подчиняюсь ей, потому как я есть сознательный ее боец!
Поднес стакан, выпил, крякнул, громко разгрыз валявшийся на столе ржаной сухарь.
— По нраву ты, товарищ Фирфанцев, сам не скажу, чем, а по нраву! На вот!..
Сунул руку в карман, вытащил массивный портсигар, протянул:
— Владей!..
Портсигар был золотой, с монограммой, украшенный поверх бриллиантами.
— Откуда такой? — подивился Мишель столь щедрому подарку.
— А то — не твоего ума дело! Бери, коль дают, да носи себе на здоровье!
— Нет, — замотал головой Мишель, которому все более и более не нравилась развязанность начальника торгпредства, который теперь лапал его, норовя обнять и прижать к себе. — Покорно благодарю!
Товарищ Граковский помрачнел:
— Ломаешься?..
Вновь сунул Мишелю в самые руки портсигар.
— От подарков революции не отказываются, это тебе не царские кресты! Бери — ну!..
Мишель покачал головой.
— Да ты, видать, контра! — рявкнул товарищ Граковский в пьяном угаре. — А вот я тебя счас к стенке!
И стал лапать себя правой рукой за карман.
Из-под шинели донесся заспанный голос:
— Ну кто там шумит — дай спать!
Товарищ Граковский выдернул из кармана револьвер, нашел большим пальцем курок, потянул до щелчка, ткнул револьвером в Мишеля:
— Именем революции!..
— Хватит орать-то! — вновь закричал кто-то из-под шинели. — Коли так приспичило — стреляй его поскорей да ступай отседа. Ночь — орут, день — орут, покоя нету...
Мишель спокойно стоял, глядел, как в чужой руке пляшет револьвер. Смерти он не боялся, да и подозревал, что коли теперь испугается да повернется спиной, так тот, пожалуй, и выпалит.
— Если вы меня сейчас застрелите, так с вас спросят! — твердо сказал он. — Я сюда направлен товарищем Дзержинским... Виновен я или нет — пусть решает ревтрибунал, а вершить суд самолично вам никто прав не давал!
Револьвер стал медленно опускаться вниз.
— Разрешите идти? — коротко спросил Мишель.
И не дожидаясь ответа, развернулся на каблуках и не оглядываясь пошел к выходу, хоть чувствовал, как холодеет и сводит страхом затылок...
Как только он вышел за дверь, товарищ Граковский бросился к окну, вывалился по пояс, рявкнул что было мочи:
— Глушков где?! Кликни его, пущай немедля сюда бежит!
Товарищ Глушков прибежал тут же, увидел красного, будто вареный рак, начальника торгпредства, сробел.
— Ты кого мне сюда привез? — рявкнул товарищ Граковский.
— Так разве это я?.. Мне назначили его заместо Кузмичева, тот в тифу свалился!.. — залепетал Глушков. — А чего он?
— Контра он — как есть, чистая контра! Помяни мое слово! Как в Москву вернется, непременно на нас донос учинит! Я эту золотопогонную публику насквозь вижу!..
— И чего теперь станешь делать? — перешел на испуганный шепот товарищ Глушков.
— А не я — ты! Я его сюда не звал — его ты привез — тебе с ним разбираться! Понял ли?
Как не понять...
— Людей я тебе дам, а дальше — сам! Но одно тебе скажу — нам с тобой добра от него ждать не приходится, коли он отсель живым уедет — так быть беде — потянется ниточка в Москву! Здесь с ним решать надобно, пока он во власти нашей, после — уж поздно будет. А то хуже — товарищ Гуковский о том узнает, так нам с тобой и здесь головы не сносить. Сам знаешь — он на расправу короток!
Услышав имя Гуковского, Глушков испуганно втянул голову в плечи.
— Сделаю! — пообещал он. — Куды ему от нас деваться? Да и не ждет он теперь с моей стороны беды, отчего беречься не будет. Теперь же ночью все и сладим!.. Сперва заарестуем, потом свезем куда подале да застрелим, будто он побежал.
— Тогда ладно. На — пей.
Граковский протянул товарищу Глушкову стакан.
— За что пить-то станем?
— Ясно за что — за победу мировой революции! И за упокой души... Этого, как его — Фирфанцева...
Мишель быстрыми шагами уходил от Торгпредства... Думал...
Надобно теперь спешно отправляться в Москву, где доложить о творимых безобразиях. Ведь о миллионах рублей речь идет! Вполне может быть — о тех самых драгоценностях, что они с Валерианом Христофоровичем и Пашей-кочегаром, служа в Чрезвычайной Экспертной комиссии, собирали по пустым квартирам...
Да — так!..
Скорей на станцию да истребовать сверх всяких очередей паровоз, чтобы сегодня же, чтобы немедля отбыть восвояси!..
Как будто сие так просто!.. Сунулся Мишель не в свое дело, да как высунуться из него теперь и не знает! И высунется ли?! Доберется ли до Москвы? Да и что теперь про Москву загадывать, коли по пятам его смерть бежит, отпустив жизни ему самый малый срок — всего-то до ночи!..
Видно и впрямь — в руку был дурной сон Анны, хоть и припоздал он на три месяца. Не иначе как быть беде!..
Глава 9
Тяжела жизнь беглого арестанта — все-то его ищут, все ему зла желают, об одном лишь мечтая — словить его да в кутузку засадить!
Куда ему податься?..
Те, что поудачливей, прячутся от родного правосудия за границей, где даже и не прячутся, а живут в полное свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Менее удачливые — роют в тайге и горах землянки, где питаются корнеплодами и тихо дичают среди зверья.
Мишель-Герхард фон Штольц был по удачливости где-то посередке между эмигрировавшими олигархами и беглыми зэками — перебежать за границу, где проматывать нажитые преступным промыслом деньги, он не успел, но в берлоге, на пару с медведем, не жил. Он нашел другое, гораздо более комфортабельное логово с паровым отоплением, холодной и горячей водой и всеми прочими удобствами. И хоть недалече оно было, до милиции рукой подать, а понадежней иного!
Ну кто станет искать главного подозреваемого в убийстве академика Анохина-Зентовича в квартире его любимой внучки? То есть — потерпевшей! Никто не станет, потому что никому такое даже в голову не придет!
— Милый, ты что хочешь — паровые котлетки или отбивные?
— Пожалуй, отбивные, дорогая.
И вот уже с кухни доносится отчаянная дробь молотка и стимулирующие слюноотделение запахи.
Ну чем не жизнь — так-то бегать можно!..
Конечно, это не его фамильный замок в Монако и не квартира в Монте-Карло, но тоже ничего, тем паче что жизнь джентльмена красит не место, а предмет его обожания.
Предмет его обожания теперь отколачивал кусок свежего мяса, тихо мурлыкая что-то себе под нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29