Но кто же мог предположить, что парень свяжется с интуитами? Нет, не в драку полезет с риском погибнуть, а как раз наоборот.
В ордене снимали голову за меньшее. Несанкционированные контакты с дикими магами были строго запрещены Уставом. Если же все-таки подобное случалось, и рыцарь ради спасения своей жизни или получения важных сведений вступал в сделку с интуитом, он обязан был доложить об этом при первой возможности. Дикого мага убивали, а на провинившегося рыцаря накладывали епитимью. Достаточно суровую, чтобы остальные братья поняли: колдунов лучше избегать.
Уничтожение их – задача Недремлющих, и незачем храмовникам подставлять свои головы, сражаясь на чужом поле.
– Как ты посмел? – рычал сэр Герман на Артура, с горечью понимая, что ругать этого кретина уже бесполезно – слишком далеко разошлись слухи, и ничего не придумать, чтобы спасти парня от святейшего трибунала. От костра. Такой боец пропадет! Такой боец… – Как ты посмел связаться с колдуном и не доложить об этом немедленно?!
– Он маг, а не колдун. А вы бы его убили. – Артур нахмурился. – Мне это зачем? Он же дите совсем и зла никому не делает.
– Любой, кто занимается недозволенной магией, – колдун. Колдунов надо убивать. Ты знаешь Устав наизусть, Артур Северный, там черным по белому написано, как нужно поступать с дикими магами.
– Колдуны – это совсем другое, – в синих глазах не было ни страха, ни вины, одно лишь удивление, – а магов спасать надо. Они Бога не знают.
– Спасать? – Сэр Герман, обычно спокойный, едва не хрястнул кулаком по столу, но удержался. Побоялся за столешницу. – Ты идиот! Недоумок! Любой младенец знает, что колдуны не могут быть удостоены таинства. Они – нечисть. Они бегут от святых знаков, как оборотни и мертвяки. Они…
– Да не от знаков они бегут, а от вас, – невежливо прервал его Артур, – вы ж с оружием на них кидаетесь, что им еще остается? А Господу они угодны. Так же как мы. Как все люди.
– От нас, значит, бегут? – Злость перекипала, превращаясь в яд похуже, чем у гадюки. – Оружия боятся? А Господу угодны? Откуда бы тебе, благородный сэр, знать, что угодно и что не угодно Господу? Ты у нас кто? Его святейшество патриарх?
– Патриарх до Дня Гнева был, – невозмутимо возразил синеглазый еретик, – а Господь… Ну, я знаю, что ему угодно. Он же со мной. Всегда. Как имя и душа.
Сэр Герман остолбенел. Прекратил ходить по кабинету и уставился на Артура так, словно у того появился третий глаз на лбу.
– Как ты сказал? – переспросил он.
– Про патриарха? – уточнил юноша.
– Про Бога, – рявкнул командор.
– Я сказал, что он со мной, – все так же спокойно повторил Артур, – всегда со мной, как мое имя и моя душа.
– Ага, – сэр Герман кивнул, – угу, – пробормотал ошалело, покачивая головой. Снова посмотрел на рыцаря. – А не слишком ли самонадеянно с твоей стороны, дитя мое, утверждать, что Господь всегда с тобой?
– А с вами разве нет? – изумился Артур.
Сэр Герман щелкнул зубами и не нашелся что ответить.
Он спас своего рыцаря от костра. Это стоило трудов, это стоило денег, но ни разу потом не пожалел командор о том, что не позволил событиям идти своим чередом.
Богородица действительно улыбалась. Гулял по храму ветер, светились стены. И кем бы ни был Артур Северный, очень скоро ставший рыцарем для особых поручений с очень особыми полномочиями, он, право же, был слишком ценен, чтобы умереть на костре.
«Нельзя относиться к ним как к людям…» Да. Нельзя. И нельзя не любить Артура, аскетичного фанатика, бешеного еретика, улыбчивого грешника, невинного и чистого, как будто его предки не вкусили запретного плода.
И если Бог действительно с ним, если это Божья воля – появление Артура в Единой Земле в черные для княжеств времена, значит, капеллан прав: Зло явилось вновь. И Братья вернулись в мир, чтобы совершить очередное чудо.
Или погибнуть. В конце концов рано или поздно погибают все.
День Гнева
…командир особого подразделения. Всей особости – умение командира ходить сквозь стены, приказывать так, что нельзя не подчиниться, да своеобразная биохимия. А в подразделении пять человек: сам командир, техник, связист, медик и… священник. Священник нужен, потому что на командира иногда «находит».
Вот как сейчас, например.
В шлемофоне зашептал голос медика:
– Мастиф, тебе нужна передышка. Обойдемся мантрами или пусть подключается Кристо?
– Обойдемся, – решил Мастиф, присаживаясь у стены, – читай свои мантры, Илясик.
Он прикрыл глаза, продолжая, впрочем, внимательнейшим образом сканировать пространство вокруг, а Иляс монотонно забормотал на привычно непонятной тарабарщине.
«Понимать тебе и не обязательно, – сказал он однажды, когда Мастиф попросил растолковать, о чем же говорится в нескольких вразнобой повторяющихся строчках, – я врач, мне виднее. Главное, чтобы работало».
Работало.
И Мастиф однозначно предпочитал заклинания медика молитвам отца Кристиана. От молитв неудержимо клонило в сон. Желание убивать проходило, но вместе с ним пропадала всякая охота делать еще хоть что-нибудь.
– Ты бы подумал о чем-нибудь, – попросил Иляс, – не сосредоточивайся на мантрах.
Да. Сосредоточиваясь, Мастиф начинал сопротивляться, и штатный колдун, проходивший в документах под обозначением «медик», не мог преодолеть это сопротивление. Да и кто бы смог?
В Семье у каждого была какая-нибудь особая способность. Дед вот начал сосать кровь еще при жизни и умел насылать чуму и мор на города и армии. Сейчас времена изменились, и от нынешних болезней старик шипит и плюется, но тем не менее, если приспичит, разберется и с ними. Отчим, убежденный вегетарианец, не имеет дела с людьми, зато повелевает стихиями, и для него не составляет труда учинить что угодно – от грибного дождичка до двенадцатибалльного землетрясения. Младший брат, убитый Готом, творил чудеса с животными и разного рода механизмами. А Мастиф, или, официально, полковник Невилл Гюнхельд, хоть и не принадлежал к Семье по крови, тоже кое-что умел. Сквозь стены вот ходил. Жаль, с собой никого взять не мог. Никого живого. Все-таки вдвоем было бы легче. Рассыпаться на молекулы с тем, чтобы собраться снова по ту сторону препятствия, совсем несложно, куда сложнее подчинить себе целую группу людей, особенно религиозных фанатиков. После каждой подобной вылазки нужен долгий отдых. Настоящий отдых, а не заклинания и молитвы.
Чтобы не вспоминать о заклинаниях и не мешать Илясу работать, он вспомнил о молитвах. О первом вечере в замке отчима. В настоящем волшебном замке. Десятилетний Невилл впервые тогда столкнулся с магией и, переполненный впечатлениями, уставший от любопытства и восторга, отправился спать на закате. Он преклонил колени возле своей кровати, намереваясь поблагодарить Бога за все чудеса, уже случившиеся и еще предстоящие, и помолиться за отца, чтобы он не скучал по нему и по маме там, на Небе, а мама вошла в спальню и сказала:
– Не надо, сыночек. Не вспоминай Господа на закате и на рассвете. Здесь… здесь это не принято.
– Ну как? – поинтересовался Иляс, – лучше?
– Да. Спасибо.
Стало и в самом деле полегче. Чтобы сбросить остатки агрессии, Мастиф саданул кулаком по стене. Потом шагнул в ту же стену и вышел за спинами очередной четверки Провозвестников.
– Не двигаться…
СТАРИКАМ ВЕЗДЕ У НАС ПОЧЕТ
В «Звездне» Артур брата не нашел, хоть и договорились о встрече загодя. Проспал младший? Это сколько ж спать надо: уже и повечерие отслужили. Артур оглядел переполненный зал, поймал взгляд Брюхотряса и подозвал его:
– Вина и воды.
Милрад исчез, вновь появился раньше чем через минуту, торжественно водрузил на стол поднос с двумя кувшинами:
– Отужинать изволите?
– Не изволю.
– Ежели брата своего ищешь, – с легкостью переходя на «ты», сказал Милрад, – так он не здесь ночует, а вроде дома у себя. А музыкант колобродит где-то. Вчера всю ночь куролесили. Даже вот и не пойму, прибыль мне с вас троих или так, баловство.
– Тебе поговорить не с кем? – уточнил Артур, усаживаясь за пустующий стол с дурацкой табличкой. – Или дело есть?
– Да какое у меня может быть дело к господину рыцарю?
– Тогда вали.
– Ну разве что так, дельце небольшое. Совсем-совсем махонькое.
Артур молча уставился в переносицу Брюхотряса.
Тот плюхнулся напротив и, перегнувшись через стол, зашептал:
– Брат-то твой девочку у меня увел.
– У тебя? – Худое лицо рыцаря чуть осветилось ехидной улыбкой. – Девочку?
– Ну, служанку мою. Ту, рыженькую, может, помнишь?
– Тощая такая, – кивнул Артур, – глазастая. Куда он ее увел?
– Да домой к себе, – досадливо объяснил Милрад.
– Что, правда?
Ехидная улыбка сменилась озадаченной. Артур на секунду задумался, хмыкнул в ответ на собственные мысли. Вспомнив о Брюхотрясе, поднял глаза:
– Ну увел. А я при чем?
– Так ведь, – трактирщик поправил фартук, на удивление чистый фартук, надо заметить, – деньги же. Она ведь, Ветка-то, весь вечер в понедельник, считай, не работала, а это от дня половина, и всю неделю потом я ее не видел. Пятница на исходе – нет девки. Брат твой ей, конечно, даст чего-нибудь, но разве ж я хоть одну бани увижу? Сплошной получается убыток.
– Ты ей сколько платишь? – поинтересовался рыцарь, наливая себе вина и разбавляя его свежей водой из кувшина. – Или она за кормежку работает?
– Да кто нынче за кормежку работает? – грустно вздохнул Милрад. – Плачу, как не платить? Двадцать баней в день плачу. А по праздникам – тридцать. Да еще половина того, что ей сверху дают, ей же и остается. Да если приглянется кому, я ж не мешаю, опять же половину ей оставляю. Ну и кормлю, понятно. Когда одежонки… Все за мой счет.
– Живет, как герцогиня, – понимающе кивнул синеглазый храмовник. – Значит, платишь ты ей пять баней в день. А по праздникам – семь. То, что девчонка помимо тебя заработает, отбираешь. Кормишь… может, конечно, и кормишь, но худая она какая-то, – он неодобрительно поморщился, – лучше надо кормить. А про одежку я и вовсе молчу. В тряпье у тебя девчонка ходит. И что у нас получается, если все сосчитать? Праздников на неделе не было… – Артур задумался, производя в уме какие-то сложные вычисления.
Милрад молча сопел, уже жалея, что затеял этот неудобный разговор. Забыл, что ли, как оно, с храмовниками связываться? В прошлый раз этот красавец от души поиздевался, всего одну бани сверх положенного накинув. И сейчас с него станется столько же предложить.
– Девятнадцать баней, – кивнул наконец тамплиер.
– Премного благодарствую. – Милрад приподнялся для поклона.
– С тебя, – невозмутимо продолжил храмовник. Трактирщик сел. Встал. Опять сел:
– Вы, сэр рыцарь, шутить изволите?
– Я? – удивился Артур.
Брюхотряс вынужден был признать, что на шутника этот молодой тамплиер никак не походил. Но за что?!
– Следовало бы, конечно, больше взять. – Рыцарь отпил вина. – Хм… неплохо. Дождался из Средеца каравана?
– Дождался, – процедил Милрад, не склонный сейчас обсуждать достоинства или недостатки своего погреба.
– Дороговато, поди, обходится. Публика у тебя здесь, – Артур снова обвел взглядом обеденный зал, – так себе публика.
– Для дорогих гостей вино, – пробурчал Брюхотряс, – вроде тебя вот.
– Угу, – рыцарь поощрительно улыбнулся, – молодец. Ко мне ты со всем почтением, брата тоже не обижал, поэтому и я к тебе с душой. Девятнадцать баней: половину от того, сколько ты своей Ветке платишь, это разве деньги? Так, воспитательный момент.
– Да за что?! – взвился Милрад, теряя остатки терпения и осторожности. – С меня-то за что деньги брать?
– За вранье. – Артур допил вино, вновь наполнил кружку. – Ты сколько накинул сверх того, что на самом деле платишь? Пятнадцать баней за будни и аж двадцать три – за праздники. Считай, тридцать восемь, так?
Брюхотряс попытался счесть вопрос риторическим, но под выжидательным взглядом рыцаря долго молчать не смог. Проворчал:
– Ну, так.
– Именно на эту сумму ты хотел меня обжулить. Так? Можешь не отвечать, у тебя по лицу все видно.
Милрад отвечать и не собирался. Хватит уже. Наотвечался. Как бы сразу на десяток леев не влететь.
– Ты, я думаю, знаешь, что в ордене не любят жуликов, – терпеливо продолжал объяснять золотоволосый тамплиер, – и обычно ту сумму, на которую нас пытаются обмануть, мы у обманщика же и отнимаем. В наказание.
Голос у него был спокойный, дружелюбный, слегка наставительный.
Милрад слышал о правиле, упомянутом Артуром, но до сих пор почему-то не относил его к себе. Может быть, потому, что не считал себя жуликом?
– А значит, – продолжал рыцарь, – мне следовало бы затребовать с тебя тридцать восемь баней – ровно столько, сколько ты пытался накинуть сверх реальной суммы. Однако, принимая во внимание уже упомянутые мной некоторые твои достоинства, я скостил долг. Вполовину. Это серьезная скидка, не так ли?
И вновь яркие глаза вперились в Милрада с терпеливым ожиданием.
Нужно было либо соглашаться, либо спорить. Девятнадцать баней… Не те деньги, из-за которых стоит рисковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
В ордене снимали голову за меньшее. Несанкционированные контакты с дикими магами были строго запрещены Уставом. Если же все-таки подобное случалось, и рыцарь ради спасения своей жизни или получения важных сведений вступал в сделку с интуитом, он обязан был доложить об этом при первой возможности. Дикого мага убивали, а на провинившегося рыцаря накладывали епитимью. Достаточно суровую, чтобы остальные братья поняли: колдунов лучше избегать.
Уничтожение их – задача Недремлющих, и незачем храмовникам подставлять свои головы, сражаясь на чужом поле.
– Как ты посмел? – рычал сэр Герман на Артура, с горечью понимая, что ругать этого кретина уже бесполезно – слишком далеко разошлись слухи, и ничего не придумать, чтобы спасти парня от святейшего трибунала. От костра. Такой боец пропадет! Такой боец… – Как ты посмел связаться с колдуном и не доложить об этом немедленно?!
– Он маг, а не колдун. А вы бы его убили. – Артур нахмурился. – Мне это зачем? Он же дите совсем и зла никому не делает.
– Любой, кто занимается недозволенной магией, – колдун. Колдунов надо убивать. Ты знаешь Устав наизусть, Артур Северный, там черным по белому написано, как нужно поступать с дикими магами.
– Колдуны – это совсем другое, – в синих глазах не было ни страха, ни вины, одно лишь удивление, – а магов спасать надо. Они Бога не знают.
– Спасать? – Сэр Герман, обычно спокойный, едва не хрястнул кулаком по столу, но удержался. Побоялся за столешницу. – Ты идиот! Недоумок! Любой младенец знает, что колдуны не могут быть удостоены таинства. Они – нечисть. Они бегут от святых знаков, как оборотни и мертвяки. Они…
– Да не от знаков они бегут, а от вас, – невежливо прервал его Артур, – вы ж с оружием на них кидаетесь, что им еще остается? А Господу они угодны. Так же как мы. Как все люди.
– От нас, значит, бегут? – Злость перекипала, превращаясь в яд похуже, чем у гадюки. – Оружия боятся? А Господу угодны? Откуда бы тебе, благородный сэр, знать, что угодно и что не угодно Господу? Ты у нас кто? Его святейшество патриарх?
– Патриарх до Дня Гнева был, – невозмутимо возразил синеглазый еретик, – а Господь… Ну, я знаю, что ему угодно. Он же со мной. Всегда. Как имя и душа.
Сэр Герман остолбенел. Прекратил ходить по кабинету и уставился на Артура так, словно у того появился третий глаз на лбу.
– Как ты сказал? – переспросил он.
– Про патриарха? – уточнил юноша.
– Про Бога, – рявкнул командор.
– Я сказал, что он со мной, – все так же спокойно повторил Артур, – всегда со мной, как мое имя и моя душа.
– Ага, – сэр Герман кивнул, – угу, – пробормотал ошалело, покачивая головой. Снова посмотрел на рыцаря. – А не слишком ли самонадеянно с твоей стороны, дитя мое, утверждать, что Господь всегда с тобой?
– А с вами разве нет? – изумился Артур.
Сэр Герман щелкнул зубами и не нашелся что ответить.
Он спас своего рыцаря от костра. Это стоило трудов, это стоило денег, но ни разу потом не пожалел командор о том, что не позволил событиям идти своим чередом.
Богородица действительно улыбалась. Гулял по храму ветер, светились стены. И кем бы ни был Артур Северный, очень скоро ставший рыцарем для особых поручений с очень особыми полномочиями, он, право же, был слишком ценен, чтобы умереть на костре.
«Нельзя относиться к ним как к людям…» Да. Нельзя. И нельзя не любить Артура, аскетичного фанатика, бешеного еретика, улыбчивого грешника, невинного и чистого, как будто его предки не вкусили запретного плода.
И если Бог действительно с ним, если это Божья воля – появление Артура в Единой Земле в черные для княжеств времена, значит, капеллан прав: Зло явилось вновь. И Братья вернулись в мир, чтобы совершить очередное чудо.
Или погибнуть. В конце концов рано или поздно погибают все.
День Гнева
…командир особого подразделения. Всей особости – умение командира ходить сквозь стены, приказывать так, что нельзя не подчиниться, да своеобразная биохимия. А в подразделении пять человек: сам командир, техник, связист, медик и… священник. Священник нужен, потому что на командира иногда «находит».
Вот как сейчас, например.
В шлемофоне зашептал голос медика:
– Мастиф, тебе нужна передышка. Обойдемся мантрами или пусть подключается Кристо?
– Обойдемся, – решил Мастиф, присаживаясь у стены, – читай свои мантры, Илясик.
Он прикрыл глаза, продолжая, впрочем, внимательнейшим образом сканировать пространство вокруг, а Иляс монотонно забормотал на привычно непонятной тарабарщине.
«Понимать тебе и не обязательно, – сказал он однажды, когда Мастиф попросил растолковать, о чем же говорится в нескольких вразнобой повторяющихся строчках, – я врач, мне виднее. Главное, чтобы работало».
Работало.
И Мастиф однозначно предпочитал заклинания медика молитвам отца Кристиана. От молитв неудержимо клонило в сон. Желание убивать проходило, но вместе с ним пропадала всякая охота делать еще хоть что-нибудь.
– Ты бы подумал о чем-нибудь, – попросил Иляс, – не сосредоточивайся на мантрах.
Да. Сосредоточиваясь, Мастиф начинал сопротивляться, и штатный колдун, проходивший в документах под обозначением «медик», не мог преодолеть это сопротивление. Да и кто бы смог?
В Семье у каждого была какая-нибудь особая способность. Дед вот начал сосать кровь еще при жизни и умел насылать чуму и мор на города и армии. Сейчас времена изменились, и от нынешних болезней старик шипит и плюется, но тем не менее, если приспичит, разберется и с ними. Отчим, убежденный вегетарианец, не имеет дела с людьми, зато повелевает стихиями, и для него не составляет труда учинить что угодно – от грибного дождичка до двенадцатибалльного землетрясения. Младший брат, убитый Готом, творил чудеса с животными и разного рода механизмами. А Мастиф, или, официально, полковник Невилл Гюнхельд, хоть и не принадлежал к Семье по крови, тоже кое-что умел. Сквозь стены вот ходил. Жаль, с собой никого взять не мог. Никого живого. Все-таки вдвоем было бы легче. Рассыпаться на молекулы с тем, чтобы собраться снова по ту сторону препятствия, совсем несложно, куда сложнее подчинить себе целую группу людей, особенно религиозных фанатиков. После каждой подобной вылазки нужен долгий отдых. Настоящий отдых, а не заклинания и молитвы.
Чтобы не вспоминать о заклинаниях и не мешать Илясу работать, он вспомнил о молитвах. О первом вечере в замке отчима. В настоящем волшебном замке. Десятилетний Невилл впервые тогда столкнулся с магией и, переполненный впечатлениями, уставший от любопытства и восторга, отправился спать на закате. Он преклонил колени возле своей кровати, намереваясь поблагодарить Бога за все чудеса, уже случившиеся и еще предстоящие, и помолиться за отца, чтобы он не скучал по нему и по маме там, на Небе, а мама вошла в спальню и сказала:
– Не надо, сыночек. Не вспоминай Господа на закате и на рассвете. Здесь… здесь это не принято.
– Ну как? – поинтересовался Иляс, – лучше?
– Да. Спасибо.
Стало и в самом деле полегче. Чтобы сбросить остатки агрессии, Мастиф саданул кулаком по стене. Потом шагнул в ту же стену и вышел за спинами очередной четверки Провозвестников.
– Не двигаться…
СТАРИКАМ ВЕЗДЕ У НАС ПОЧЕТ
В «Звездне» Артур брата не нашел, хоть и договорились о встрече загодя. Проспал младший? Это сколько ж спать надо: уже и повечерие отслужили. Артур оглядел переполненный зал, поймал взгляд Брюхотряса и подозвал его:
– Вина и воды.
Милрад исчез, вновь появился раньше чем через минуту, торжественно водрузил на стол поднос с двумя кувшинами:
– Отужинать изволите?
– Не изволю.
– Ежели брата своего ищешь, – с легкостью переходя на «ты», сказал Милрад, – так он не здесь ночует, а вроде дома у себя. А музыкант колобродит где-то. Вчера всю ночь куролесили. Даже вот и не пойму, прибыль мне с вас троих или так, баловство.
– Тебе поговорить не с кем? – уточнил Артур, усаживаясь за пустующий стол с дурацкой табличкой. – Или дело есть?
– Да какое у меня может быть дело к господину рыцарю?
– Тогда вали.
– Ну разве что так, дельце небольшое. Совсем-совсем махонькое.
Артур молча уставился в переносицу Брюхотряса.
Тот плюхнулся напротив и, перегнувшись через стол, зашептал:
– Брат-то твой девочку у меня увел.
– У тебя? – Худое лицо рыцаря чуть осветилось ехидной улыбкой. – Девочку?
– Ну, служанку мою. Ту, рыженькую, может, помнишь?
– Тощая такая, – кивнул Артур, – глазастая. Куда он ее увел?
– Да домой к себе, – досадливо объяснил Милрад.
– Что, правда?
Ехидная улыбка сменилась озадаченной. Артур на секунду задумался, хмыкнул в ответ на собственные мысли. Вспомнив о Брюхотрясе, поднял глаза:
– Ну увел. А я при чем?
– Так ведь, – трактирщик поправил фартук, на удивление чистый фартук, надо заметить, – деньги же. Она ведь, Ветка-то, весь вечер в понедельник, считай, не работала, а это от дня половина, и всю неделю потом я ее не видел. Пятница на исходе – нет девки. Брат твой ей, конечно, даст чего-нибудь, но разве ж я хоть одну бани увижу? Сплошной получается убыток.
– Ты ей сколько платишь? – поинтересовался рыцарь, наливая себе вина и разбавляя его свежей водой из кувшина. – Или она за кормежку работает?
– Да кто нынче за кормежку работает? – грустно вздохнул Милрад. – Плачу, как не платить? Двадцать баней в день плачу. А по праздникам – тридцать. Да еще половина того, что ей сверху дают, ей же и остается. Да если приглянется кому, я ж не мешаю, опять же половину ей оставляю. Ну и кормлю, понятно. Когда одежонки… Все за мой счет.
– Живет, как герцогиня, – понимающе кивнул синеглазый храмовник. – Значит, платишь ты ей пять баней в день. А по праздникам – семь. То, что девчонка помимо тебя заработает, отбираешь. Кормишь… может, конечно, и кормишь, но худая она какая-то, – он неодобрительно поморщился, – лучше надо кормить. А про одежку я и вовсе молчу. В тряпье у тебя девчонка ходит. И что у нас получается, если все сосчитать? Праздников на неделе не было… – Артур задумался, производя в уме какие-то сложные вычисления.
Милрад молча сопел, уже жалея, что затеял этот неудобный разговор. Забыл, что ли, как оно, с храмовниками связываться? В прошлый раз этот красавец от души поиздевался, всего одну бани сверх положенного накинув. И сейчас с него станется столько же предложить.
– Девятнадцать баней, – кивнул наконец тамплиер.
– Премного благодарствую. – Милрад приподнялся для поклона.
– С тебя, – невозмутимо продолжил храмовник. Трактирщик сел. Встал. Опять сел:
– Вы, сэр рыцарь, шутить изволите?
– Я? – удивился Артур.
Брюхотряс вынужден был признать, что на шутника этот молодой тамплиер никак не походил. Но за что?!
– Следовало бы, конечно, больше взять. – Рыцарь отпил вина. – Хм… неплохо. Дождался из Средеца каравана?
– Дождался, – процедил Милрад, не склонный сейчас обсуждать достоинства или недостатки своего погреба.
– Дороговато, поди, обходится. Публика у тебя здесь, – Артур снова обвел взглядом обеденный зал, – так себе публика.
– Для дорогих гостей вино, – пробурчал Брюхотряс, – вроде тебя вот.
– Угу, – рыцарь поощрительно улыбнулся, – молодец. Ко мне ты со всем почтением, брата тоже не обижал, поэтому и я к тебе с душой. Девятнадцать баней: половину от того, сколько ты своей Ветке платишь, это разве деньги? Так, воспитательный момент.
– Да за что?! – взвился Милрад, теряя остатки терпения и осторожности. – С меня-то за что деньги брать?
– За вранье. – Артур допил вино, вновь наполнил кружку. – Ты сколько накинул сверх того, что на самом деле платишь? Пятнадцать баней за будни и аж двадцать три – за праздники. Считай, тридцать восемь, так?
Брюхотряс попытался счесть вопрос риторическим, но под выжидательным взглядом рыцаря долго молчать не смог. Проворчал:
– Ну, так.
– Именно на эту сумму ты хотел меня обжулить. Так? Можешь не отвечать, у тебя по лицу все видно.
Милрад отвечать и не собирался. Хватит уже. Наотвечался. Как бы сразу на десяток леев не влететь.
– Ты, я думаю, знаешь, что в ордене не любят жуликов, – терпеливо продолжал объяснять золотоволосый тамплиер, – и обычно ту сумму, на которую нас пытаются обмануть, мы у обманщика же и отнимаем. В наказание.
Голос у него был спокойный, дружелюбный, слегка наставительный.
Милрад слышал о правиле, упомянутом Артуром, но до сих пор почему-то не относил его к себе. Может быть, потому, что не считал себя жуликом?
– А значит, – продолжал рыцарь, – мне следовало бы затребовать с тебя тридцать восемь баней – ровно столько, сколько ты пытался накинуть сверх реальной суммы. Однако, принимая во внимание уже упомянутые мной некоторые твои достоинства, я скостил долг. Вполовину. Это серьезная скидка, не так ли?
И вновь яркие глаза вперились в Милрада с терпеливым ожиданием.
Нужно было либо соглашаться, либо спорить. Девятнадцать баней… Не те деньги, из-за которых стоит рисковать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82