Черная кровь.
Это вывело из ступора остальных, и с монстрами в детском обличье разделались быстро. Прикончили, потом сожгли. Но сэр Герман долго не мог забыть высокого, синеглазого мальчика, что, поразмыслив лишь мгновение, взял топор и пошел убивать детей.
Легко. Без тени сомнения. Ибо нечисти не место под солнцем, как бы эта нечисть ни выглядела.
Да. Забыть не мог долго. Как выяснилось, не забыл до сих пор.
И легкую, уверенную руку того же мальчика, когда он в несколько штрихов открыл своему командору темный и ясный взгляд Богородицы. Взгляд, от которого перехватывало дыхание и сердце щемило, а в горле вставал комок. И она улыбалась.
Святой?
Проклятый?
Он явился, чтобы спасти Единую Землю от Зла. Да, возможно. А возможно, он и есть то самое Зло.
«Бог со мной». Это не страшновато.
Страшно.
К вечеру сошли с тракта, углубились в Пустоши по кажущемуся бездорожью. Дальше предстоял путь по древним насыпям с проложенными по ним рельсами. Рельсы еще лет двести назад сняли на железо, а наметенная поверху пыль давным-давно слежалась до каменной твердости, превратив насыпи в удобную, хоть и небезопасную дорогу. На трактах, конечно, патрули, зато поверху быстрее.
Артур по-прежнему держался во главе, сразу за ним ехали двое братьев. Замыкали колонну сержанты, охранявшие обоз.
Под навесом, что остался на месте древней станции, разбили лагерь какие-то путешественники. Четверо. Двое с оружием. Сэр Герман пригляделся, увидел в стороне пару крепких, толстоногих лошадок, телегу, груженную угловатыми кусками металла.
Хайдуки с кузнецами на автомобильную свалку ходили. Отважные люди, ничего не скажешь. Решили не дожидаться каравана с храмовой охраной – сами пошли. Оно и верно: лето на дворе, притихла нечисть.
Один из мужчин уже встал, приветственно замахал руками, присоединяйтесь, мол, к костру. Отужинаем чем бог послал…
Артур ударил Серко пятками. С ровной рыси жеребец прыгнул в галоп. Сверкнуло – как будто память стала явью – заходящее солнце на лезвии топора. Раз, второй, третий… Алым по стали.
Алым… Господи, нет!
Один из хайдуков попытался убежать. Подкованные копыта Серко ударили его в спину. Взлетел и опустился топор.
– Чувырлы, – как ни в чем не бывало объяснил Артур подлетевшим братьям, – земляные.
– Чув-вырлы, – непослушными губами произнес брат Петр, – земляные чувырлы рассыпаются п-прахом.
Обученные лошади не боялись крови, но, чуя настроение хозяев, храпели, переступали, нервно взбивая фонтанчики пыли. А крови было достаточно, и сквозь ту же пыль прокладывали себе дорожку темные ручейки.
– Миротворец убивает, а не развоплощает, – просто сказал Артур. И поднял невозмутимый взгляд на подъехавшего сэра Германа. – Дальше надо пройти. Не ночевать же здесь теперь.
Подтянулся обоз. Оторопевшие послушники зачарованно смотрели на убитых людей. Пусть смотрят – надо им привыкать. Не дай бог, правда, еще когда увидеть, как человек человека топором пополам рубит.
– Лошадей заберите, – распорядился командор и догнал вновь выехавшего вперед Артура.
– Земляные чувырлы рассыпаются прахом, – сказал еле слышно. Одному Артуру сказал.
Синью грозовой сверкнули в ответ глаза.
– Сэр Герман…
И, не договорив, шенкелей коню дал. Да пошли, мол, вы все. Не учите ученого.
… Ночью же он просто исчез. Вроде только что сидел в стороне от костра, то ли чураясь братьев, то ли понимая, что чураются его самого. И вдруг не стало. Первым Галеш обеспокоился – вот еще кто трупов не испугался. Но певцы, они все на голову трудные. Галеш обеспокоился, завертелся:
– А где Артур?
– Да где бы ни был, – бросил один из сержантов, – там пусть и остается.
– Я… – Галеш поднялся было, да второй солдат его за полу дернул:
– Сиди! Будешь ты ночью бродить.
И снова тихо. Молча сидят люди у костра. Молча стоят часовые поодаль. Никому говорить не хочется. О ерунде – противно. О том, что стоит разговора, – еще гаже.
Артур появился так же неслышно, как исчез. Тронул командора за плечо, поманил за собой.
Молча.
Ругая себя за дурость, сэр Герман все-таки оставил меч лежать у огня. Встал, бросил остальным:
– Все в порядке.
И пошел в непроглядную после яркого костра темнотищу.
Шли долго – с полчаса, не меньше. Молча шли. Только песок под ногами поскрипывал противно. А когда пришли, Артур все так же без слов вниз указал. На землю. Пригляделся сэр Герман. И увидел.
Четыре тела. Не тела даже – четыре бурдюка полупустых. Внутренности выедены, как всегда чувырлы делают. Они облик живого человека принять не могут. Вот и убивают. Ну и едят заодно – нечисть почти вся человечину предпочитает. А головы целы. Головы чувырлам без надобности. Земляным.
Вот если бы огненные были, те бы, наоборот, черепа изнутри выжгли. Огненные больше всего для магов опасны, мажьи мозги, как известно, особенные.
А воздушные…
Артур уже отвернулся, обратно в лагерь пошел.
– Арчи! – окликнул его командор.
– Ну?
– Извини.
– Не за что.
– Есть за что, – сказал сэр Герман. – Я за сто лет забыл многое и отвыкнуть успел. Нельзя было забывать. Я сомневаться в тебе начал, мальчик, вот за это и прошу прощения.
– Сто лет, – эхом повторил Артур, – сто лет – это много.
– Что у тебя с братом?
Пожал плечами:
– Не знаю. Он вырос.
– И ты уже не нужен ему, да?
– Просто ревность. – В темноте не разобрать, но, кажется, коснулась лица улыбка. – Пройдет. Привыкну.
– Младшие вырастают рано или поздно, – вполголоса заметил командор, – вырастают и уходят жить сами по себе. Но они все равно младшие. Их надо защищать, беречь, помогать, когда сами они помочь себе уже не могут. Иначе случится беда.
– У вас был брат? – не то спросил, не то констатировал Артур.
– Был.
– Вы его обманывали? Когда-нибудь?
– Я никогда не видел его. Просто знал, что он есть. И думал всегда, что он сам может о себе позаботиться.
– Его убили?
– Да. Его убил мой друг. Он не знал. А даже если бы и знал, все равно. Моего младшего брата, Арчи, нужно было убить. Но я знаю, что, будь я с ним, найди я его чуть раньше, – все вышло бы иначе. Ну что, пойдем в лагерь?
– Спасибо.
– Да не за что, – улыбнулся сэр Герман. – И все-таки мне нужно время, чтобы снова к тебе привыкнуть.
– Время есть. Привыкайте.
Присев рядом с костром, сэр Герман протянул руки к огню и какое-то время молча следил за игрой пламени, слушал треск рассыпающихся искр. Потом сказал:
– Это действительно были земляные чувырлы. Тела людей там, – он кивнул в темноту, откуда только что вышли они с Артуром, – завтра нужно похоронить их по-христиански. И еще, братья, то, что я должен был сказать сразу, но по недомыслию своему счел лучшим сохранить в тайне. Хотя, – хмыкнул он задумчиво, – ведь были же знамения, мог и понять. Словом, брат Артур не потомок Миротворца.
Он сделал паузу, хитрый, ехидный старик. Сделал паузу, во время которой успели понимающе переглянуться и рыцари, и послушники; и сержанты проворчали что-то разочарованно; и даже Галеш открыл было рот, но закрыл на всякий случай.
– Брат Артур – это Артур Северный, – как ни в чем не бывало продолжил командор. – Вы знаете его как Миротворца, и я уже привык к этому имени, хотя, конечно, на самом деле Миротворец – это топор.
– К вашим услугам, – буркнул Артур, ни на миг не смутившись под перекрестьем взглядов.
Не поверили. Верят. Гонят веру, взывая к здравому смыслу.
Уже для отцов их отцов Артур Северный был сказкой, легендой, героическими балладами да сотней-другой похабных песенок.
– А крылья? – пробормотал обиженно один из мальчишек. – И нимб. Святой же.
– Сам ты святой, – привычно огрызнулся Артур.
– Со святостью до сих пор не все понятно, – почему-то виновато объяснил сэр Герман. – Вы и сами знаете, сын мой, что официально брат Артур не был причислен к лику святых.
– Угу, – сам для себя заметил брат Петр и почесал шрам на щеке. – Святые, они все замученные, а храмовника кто обидит, тот трех дней не проживет. Значит, говорите, брат Артур, топор ваш чувырл убивает, а не развоплощает?
– Да.
– Это выходит, те четыре, что в хайдуков перекинулись, больше уже не напакостят?
– Да.
– Ну и хватит о них, – подытожил брат Стефан. – Сэр командор, позволите за знакомство? – Он вытащил из седельных сумок бурдюк с вином.
– Вроде знакомились уже, – напомнил сэр Герман.
– Да ладно, – укоризненно сказал брат Петр, – мы ж не с Миротворцем, а с потомком знакомились. А сейчас за предка выпить надо.
… Не помешало, ох не помешало бы мальчику сейчас учинить что-нибудь в его духе. Какое-нибудь маленькое – он таких и не замечает – симпатичное чудо. Для Артура чувырлы, убитые, а не развоплощенные, – доказательство того, что Господь направляет его руку и его сердце. Если не прах сухой от тел остался, а кровь живая потекла – значит правильно все. Но это Артур. А братьям и уж тем более послушникам этого мало. Или, наоборот, много слишком. Четыре трупа, чувырлы или нет, а выглядят-то как люди.
Однако чудеса они на то и чудеса, что по заказу не являются.
Жаль.
Потому что сейчас братья верят, пока огонь горит и ночь вокруг полна тайны, не опасной – загадочной, а при свете дня, под солнцем, где для тайны нет места, скепсис вернется. Эх, Арчи, Арчи, ну почему ты всегда создаешь столько проблем для своего командора? И почему тебя самого эти проблемы нисколько не беспокоят?
Миротворец… Миротворец – это топор!
К стенам, где кладку седых камней
Плавит тепло лучей,
Мы направляем своих коней
И острия мечей.
Шелк моего плаща – белый саван
Проклятой Богом орде.
Ave Mater Dei.
Все-таки это была хорошая идея: сделать парадную форму по образу и подобию тех, древних, рыцарей-храмовников. Алое на белом – броско. Запоминается. Чистота и свет. И серебряные доспехи – почти как у Недремлющих.
Почти.
Мрачно. Внушительно. Надежно. Сила и спокойствие.
Лица в темницах стальных забрал,
Сердце – в тисках молитв.
Время любви – это лишь вассал
Времени светлых битв.
Крест на моей груди ярко-ал,
Как кровь на червленом щите.
Ave Mater Dei.
Разумеется, ни один нормальный храмовник не выйдет в поле, нацепив парадную форму. Но для песни простительны многие вольности, особенно для хорошей песни. Белый плащ с алым крестом.
Да. Именно так – кровь врага и сияние шелка.
Есть два пути: либо славить Свет,
Либо сражаться с Тьмой.
Смертью венчается мой обет,
Как и противник мой.
Взгляд Девы Пречистой вижу я
В наступающем дне!
Ave Mater Dei.
Ну вот и Арчи улыбнулся. Мальчик, мальчик, трудно это – быть святым, даже если сам не веришь в собственную святость. Улыбайся, пока умеешь, брат Артур. Святые, те, что в легендах, суровы и мстительны, и лица их, истощенные постами, не знают улыбок. Улыбайся. А брат Стефан, позабыв о вине, глядит и не может понять – это пламя костра отражается от золотых волос? Или…
Или, брат Стефан, именно что «или». И брат Петр – отражением брата Стефана таращится на Артура с недоверчивым изумлением во взоре.
Она улыбается. И стыдно было забыть об этом тебе, сэр Герман, старый, глупый вояка.
А мальчик сейчас там, рядом с Пречистой, и вот оно – маленькое чудо из тех, на которые сам Артур не обращает внимания.
Если я буду копьем пронзен
И упаду с коня,
Ветром мой прах будет занесен
С павшими до меня.
Нет, это не смерть, лишь только
Ангельских крыльев сень!
Ave Mater Dei.
– … Все равно я в Нее не верю, – пробормотал Альберт во сне.
Ветка, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо.
Спящий, Альберт казался совсем ребенком. И улыбался он по-детски, открыто и доверчиво. Улыбка противоречила словам.
Тяжелый перстень на цепочке, что юный маг носил на шее не снимая, как носят христиане нательные крестики, скатился на подушку и светился в полумраке спальни таинственно и мягко.
Алый крест на белой эмали.
– Сгинь, – приказала Ветка шепотом и провела над перстнем ладонью. Тут же отдернула руку, поморщившись.
– Что? – спросил Альберт, мгновенно просыпаясь. Взгляд его был пристальным и чистым, ни следа сонливости.
– Сон, – объяснила Ветка, – тебе сон плохой снился.
– Да? – Юноша зевнул, тут же брякнувшись обратно на подушки. – Странно. Не помню. Ну и ладно.
– Сними ты это, – попросила Ветка, пока Альберт не заснул, – удавишься ведь цепью когда-нибудь.
– Не-а. – Он обнял ее, притянув поближе к себе, сонно объяснил: – Это же Артур подарил. Меня Пречистая Дева бережет. Только… – и уже во сне, проваливаясь в теплую яму, пробормотал снова: – Все равно я в Нее не верю.
Утром, едва начало светать, отправились хоронить заеденных чувырлами хайдуков. Сэр Герман взял с собой обоих послушников, брата Петра и двоих сержантов. Послушников – чтобы преподать наглядный урок, брат Петр и он сам должны были позаботиться о душах убитых, ну а сержанты – выкопать могилу.
Оставшиеся в лагере тем временем собирались в дорогу.
– Вот так это бывает, – наставительно говорил сэр Герман, указывая на изуродованные тела и с удовольствием отмечая, что детишки держатся хорошо, если и боятся, то виду не подают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82