Я думала, что, пока держу в руке кристалл и вижу его, я не в мозговой сумке. Вдобавок к этому я заставила криотехников поместить в мое тело мозг немецкой овчарки и послать его мужу в клетке, обнаженным. На шею повесила табличку: «Если все, что тебе нужно, — это верность и возможность трахать меня — я твоя». — Воспоминание, казалось, очень ее забавляло.
— Твой муж вызвал меня по комлинку. Предложил заплатить, если я отдам тебя. Мне кажется, он заботится о тебе. Хотя трудно сказать наверняка.
— Не позволяй ему одурачить тебя, — сказала она. — Это один из мертвецов, живых мертвецов. Он отказался от эмоций, когда стал кимехом.
— Не стоит так опрометчиво судить его…
— Поверь мне, у него остались только воспоминания об эмоциях. Воспоминания все время тускнеют.
— А Эйриш военный?
— Он неофициально выполняет разные задания для военных. Такие, как с Флако.
— Это он оторвал тебе кисть? Женщина рассмеялась.
— Нет. — Берег исчез. Я увидел Тамару в аэропорту, она выходила из черного мини — челнока «Мицубиси». Заглядевшись на снижающийся корабль, женщина захлопнула дверцу, зажав руку. Попыталась высвободить — стала вырывать и дергать руку. В конце концов вырвала, но без кисти. Я не мог в это поверить… И тут сцена снова изменилась, и я опять увидел лежащую на берегу женщину. Ее поедали призрачные крабы.
— Это тело — дрянь.
Эпизод испугал меня. Она не должна уничтожать в мониторе целый мир, для того чтобы показать мне одно — единственное воспоминание. Такое погружение в подсознание небезопасно.
— Пойду, — сказал я. — Нужны новые медикаменты, чтобы предотвратить повреждение мозга. Подождешь меня здесь?
Темные существа снова поднялись из моря и уставились на меня. Она пожала плечами.
— Да. Наверное.
Я отключился и отсоединился от монитора. Только что взошло солнце, и, так как предыдущие две ночи я спал мало, а аптека все равно еще не открылась, я решил немного подремать, поэтому лег рядом с Тамарой и закрыл глаза.
Проснулся я в три часа дня. Женщина спала рядом. Коснувшись ее рукой, я заметил: температура очень высокая. Невольно я поцеловал ее в лоб, потом посмотрел, не проснется ли она. Не проснулась. И я был рад этому, потому что наконец понял, где видел ее раньше: худое тело, истощенное и маленькое, было мне незнакомо, но лицо — нос, глаза, изгиб губ — напоминало мне Елену, мою покойную жену. Я мысленно выругал себя: мне следовало с самого начала увидеть это сходство, ведь образ Елены двадцать лет живет в моих снах… Хотя все кажется знакомым, когда достигаешь моего возраста. Трижды в жизни я встречал своих двойников; так что я понимал: встретить женщину, похожую на мою жену, — лишь вопрос времени. Мне казалось, я подготовлен к такой встрече, однако, если б так и было, я не поддался бы искушению согласиться помогать ей и не выглядел бы таким дураком, привязавшись к ней.
Переодев рубашку, я отправился в аптеку Васкеса. Купил там долговременные регуляторы роста и антимозин С. Заплатил наличными. На пути домой у меня было время подумать. Никогда раньше я не сталкивался с проблемой, которую не мог бы разрешить, конечно, если время позволяло. Проанализировав свой разговор с Тамарой, я решил, что в ее истории не все сходится. Если Джафари планировал заключить Тамару в мозговую сумку, ему не нужно ее тело. Разве что для продажи. Конечно, это при условии, что он не собирался в будущем снова соединить все в одно целое. Может, он и хотел это сделать, когда ситуация прояснится? Или просто продержал бы ее несколько лет в заключении, а потом бы потихоньку выпустил? Я чувствовал, что иду по верному следу. То, что Тамара не разгадала планы Джафари, свидетельствует либо об ее импульсивности, либо о неразумном страхе. Я решил, вернувшись домой, рассказать ей о своей теории, а пока что принялся обдумывать варианты ее спасения.
На посещение аптеки Васкеса ушло несколько часов…
* * *
Когда я вернулся, Тамара сидела на кухне, опустив голову на стол, в руке — стакан с ледяной водой. Лазерное ружье валялось рядом на полу. Она в бреду что-то говорила на непонятном мне языке. Температура у нее была очень высокая. Я сбежал вниз, принес медикаменты, вывалил их на стол. Хотел как можно скорее ввести лекарство, поэтому наполнил шприц и сделал укол прямо в сонную артерию. Женщина подняла голову, потом снова закрыла глаза и сказала:
— Уведи меня отсюда. Я хочу уйти.
— Всему свое время, — ответил я, желая как-то ее успокоить.
— Мне холодно. Похоже, я умираю.
— Не умрешь, — сказал я. Но холод — это плохо.
Иммунная система атакует мозг… Заполнив шприц антимозином, я ввел препарат ей в руку.
— Ты так добр ко мне, Анжело. Очень добр. Ты на самом деле так считаешь… о порядке… не хочешь порядка?
— Да. Не хочу.
— Тогда уходи. Уходи из Панамы. — Глаза ее открылись, она села прямо.
— Что это значит? — не понял я. Она долго смотрела на пол. Я снова спросил: — Что ты имеешь в виду?
— Хочешь, чтобы я вторично допустила ошибку? — Она улыбнулась — холодной, угрожающей улыбкой. — Это значит — убирайся. Немедленно! Наступает порядок, неудержимый порядок! Уходи из Панамы, уходи с Земли… Уходи от ИР и ОМП!
Я попытался уловить смысл в ее словах. Она смотрела на меня, как будто хотела передать свое знание взглядом. Силы ОМП — Объединенной Морской Пехоты — набираются на всех континентах и должны отстаивать интересы Земли в космосе. Теоретически у них нет политической власти ни на одной планете, хотя они контролируют пространство между планетами и тем самым держат под контролем всю галактику. Предполагается, что они не вмешиваются в политику, поэтому я не понял, почему Тамара связывает ИР — Искусственный Разум — с ОМП. Но, как и во всякой большой организации, многие части ОМП борются за власть. Я вспомнил и повторил слова Флако об империализме:
— Кто-то в Морской Пехоте вступил в контакт с Искусственным Разумом, чтобы овладеть Землей?
Тамара кивнула.
— Они захватывают страны одну за другой. Некоторые сейчас. Другие через несколько лет. Не знаю, много ли времени осталось у вас в Панаме.
Я вспомнил о политических затруднениях в соседних государствах, о ползущем распространении никитийского идеал — социализма. Теперь я знал имя виновного. Все это организовано разведкой ОМП. Но тем не менее все это казалось невозможным. Искусственному Разуму запрещено законом ввязываться в человеческие войны. ИР всегда оставались политически нейтральными, их наша политика не интересовала. И я не мог понять, что заставило их вмешаться и пойти на такой риск, в то время как их мозг всегда был занят другими проблемами.
— Но что могли социалисты дать Искусственным Разумам?
Какое-то время Тамара колебалась, затем ответила:
— Увеличить объем их памяти. Дать им доступ в космос.
Я напряженно соображал. Свобода, наконец понял я. У меня закружилась голова. Она говорит о свободе. Некоторые ИР готовы продать свободу Земли ради собственной свободы. Прекрасный обмен — ценность на ценность. Если бы не относился к своей свободе так эмоционально, я бы рассмеялся.
— Тебе нужно кому-то рассказать! — закричал я. — Объявить об этом всем!
— Я рассказала тебе, — ответила она. — Этого достаточно.
— Расскажи властям.
— Анжело, ты не понимаешь. Я была одной из них. Я служила в военной разведке. Я их знаю. И мне никогда от них не уйти.
Она отвернулась от меня и снова опустила голову на стол. Через несколько мгновений она тяжело задышала, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что женщина уснула. Погладив ее волосы, я подумал, что она имела в виду, говоря — одна из них? Одна из тех, которые убивают Флако по всему миру? Одна из тех, которые превращают свободу в товар? Что я вообще о ней знаю? Рыжеволосая девушка на морском берегу. Женщина с быстрым властным голосом, как у жены социалистического диктатора. Ей нравится запах роз. Она бежала, потому что боится заключения в мозговой сумке, и однако готова была превратить весь мир в тюрьму для других. Разве не справедливо было бы выдать ее Джафари? Или задушить? Я с самого начала подозревал, что когда-нибудь пожалею о том, что согласился помочь ей. Может, отвезти ее в больницу, сообщить властям, позволить убить ее?
Она снова застонала, начала бредить на английском, перешла на фарси. Я разобрал: «Все пошло плохо, очень плохо», но большую часть того, что она говорила, не понимал. Задумался о том, каким способом они собираются установить контроль над планетой. ИР управляют передачей информации — торговые курсы, предсказания погоды, банковские счета — и связью. Они следят за развитием вооружения. И в принципе, им нетрудно уничтожить мир просто неверной передачей информации — целые государства обанкротятся, начнется экономический кризис. Это может быть и результатом простой некомпетентности и неумелости. А какой ущерб нанесет прямой саботаж?
Я посмотрел на исхудавшее лицо Тамары, на ее хрупкие плечи и пожалел, что не знаю, каким было ее настоящее тело. Женщина ее теперешнего сложения должна быть робкой. Она сама знает боль — и должна испытывать сочувствие к другим. Что же я все — таки знаю о ней? И тут, как бы в ответ на мои сомнения, она неожиданно воскликнула по-английски:
— Хочу уйти! И я решился.
Кем бы она ни была в прошлом, что бы она о себе ни думала, теперь она беженка — рефуджиада.
Я перенес ее в постель. Придется мне набраться мужества и переправить ее на плантации. Впрочем, для этого придется ждать ночи. Я отправился на кухню за пивом и услышал звук возле задней двери. Выглянул в окно: на крыльце стояла мисочка с молоком, которую Тамара или Флако поставили для серо — белого котенка. Котенок был тут же, он играл темно — коричневым клубком — тарантулом, подобравшим лапы под брюхо. Котенок толкал тарантула, ударяя его о заднюю дверь; потом поднял голову, увидел меня и убежал.
Я включил радио — тишина была слишком невыносимой. А через несколько мгновений у меня в голове прозвучал вызов комлинка. Включившись, я услышал голос Джафари. По-прежнему без всякой интонации он спросил:
— Тамил поблизости?
Я испугался. Сердце у меня забилось, я готов был поддаться панике. Линия была так насыщена разрядами, что я его почти не слышал. Похоже, он пропускал сигнал через фильтры для того, чтобы его нельзя было отследить.
— Тамил? Ваша жена? Она без сознания.
— Это важно, — сказал Джафари. — После нашего разговора ни с кем не вступайте в связь по комлинку. Разведка может засечь ваш сигнал. Скажите Тамил, что разведка посадила меня на контур. Я больше ничего не могу для нее сделать. Если ее поймают, ее убьют. Скажите, что я любил ее. Скажите, что мне жаль. — И Джафари отключился.
Я обошел вокруг дома как в тумане, потом начал собирать в дорогу пищу и воду. Взял свою медицинскую сумку и выбросил то, что не понадобится. По радио исполняли «Кольца Сатурна в до минор» Ветинни, но потом передача прекратилась. В доме воцарилась тишина.
Внизу скрипнули петли входной двери, и я почувствовал сквозняк. По-моему, дверь была закрыта… По радио начали передавать «Полет валькирий» Вагнера. Спустившись вниз, я взял ружье, потом прокрался к лестнице и выстрелил. Там, спиной к стене, раскрыв рот, стоял Эйриш, держа в руках короткий дробовик. Он лишь успел сказать: «Твою мать…» и выстрелить в тот момент, когда моим зарядом ему разворотило живот.
Выстрел его пришелся в стену за моей спиной, потому что я успел проскочить мимо. Эйриш повалился на пол. Тамара выглянула из спальни: лицо ее было бледным, она с трудом держалась на ногах. Знаком я велел ей вернуться в спальню и посмотрел на лестницу.
Эйриш тяжело дышал, лежа на животе и вытянув вперед правую руку. Пятно света упало на сожженную плоть его тела. Я двинулся к нему, и он одним гибким движением вскочил, держа в руках дробовик.
Подпрыгнув и пнув его в голову, я вложил в этот удар весь вес своего тела, зная, что другой возможности у меня не будет. Удар пришелся ему в подбородок, и я скорее почувствовал, чем услышал, как хрустнула его шея. Ружье выстрелило в потолок, а сам он покатился по лестнице. Я тоже упал и покатился вслед за ним.
Он лежал совершенно неподвижно, с раскрытыми глазами. Потом зарычал, но мышцы его оставались расслабленными, хотя дробовик он по-прежнему держал в руке.
Встав, я отступил на шаг, нацелил ружье ему в голову, потом подошел и ногой откинул дробовик.
Что с ним делать? Убивать его я не хотел. Медицинская сумка стояла на столе за моей спиной, я достал маску, наложил ему на лицо, включил подачу флуотана, потом осмотрел раны. На левой руке сгорело три пальца, и в животе была дыра — я выпустил ему наружу чуть не все внутренности. Рана была такая горячая, что в инфракрасном свете выглядела как расплавленная плазма. Поэтому я не мог разглядеть, поражены ли жизненно важные органы. Меня поразило, как легко все произошло. Рот у меня был словно набит ватой, сердце билось учащенно. Тамара предупреждала, что я не смогу убить Эйриша, и я боялся оставить его, зная, что в следующий раз так легко не получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73