Они дошли до двери, через которую попали в лабораторию, но и у этой двери на внутренней стороне не оказалось никакой ручки. Дверь даже не шелохнулась, когда Грегорин надавил на нее.
- Эта тоже закрыта, - глухо произнес он. - Мы заперты.
У Фабиана с языка сорвалось ещё одно народное выражение. Бурин тоже позволил себе от души выругаться.
- Что это означает? Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы из этой лаборатории никто не мог выбраться. Но кому вообще могло понадобиться отсюда выходить, кроме пары выживших из ума алхимиков! - Фабиан пытался выпустить скопившееся в нем напряжение в словах.
- Твердо мы знаем только одно: нам необходимо выбраться отсюда. Полагаю, принц, что ты, твой меч, мой топор и я должны хорошенько взяться за дверь на другой стороне.
- Согласен.
Ким чувствовал себя лишним, в то время как Бурин и Фабиан пытались взломать дверь, так что почти механически принялся вчитываться в первый попавшийся на глаза пергамент.
Большинство листов были замараны и неразборчивы. Должно быть, здесь орудовал настоящий варвар или целая орава их.
Но вскоре Ким натолкнулся на лист, содержавший вполне разборчивый текст, после того как Ким сдул с него слой пыли. Текст был написан не иероглифами гномов, а тем особым шрифтом, который не употребляется вот уже несколько сотен лет, да и сам язык представлял собой устаревшую форму нынешнего Всеобщего Языка. Благодаря учебе в Аллатурионе Ким понимал его, и вот он уже начал разбирать текст:
«…стремились сотворить существо по своему образу и подобию и посему никогда не отступались от идеи исследовать эликсир жизни, называемый иначе философский камень, либо эликсир вечной молодости, искомый иными в огне, а иными в воздухе. После того как мною смешано и исключено было множество субстанций, с целью зафиксировать летучий газ в твердую оболочку, могу заключить, что ныне приблизился к разрешению тайны Создателя…»
Здесь текст обрывался; а лучше сказать, он был так вымаран, что его невозможно было разобрать.
Ким прочитал отрывок ещё раз. Но нет, он не ошибся. Здесь, в этом помещении, пытались создать творение, подобное тому, что подвластно только Божественной Чете. Но как создать существо по своему образу и подобию, прибегая при этом к посредничеству машины? Ким вспомнил несколько романтических часов, проведенных в парке Альдсвика с Арабеллой Кислинг, удовлетворившей его исследовательский пыл не только в области алхимии.
Ким попробовал отыскать другие документы, которые бы могли сообщить ему больше. Но либо текст был абсолютно неразборчив, либо среди них можно было разобрать только обрывки фраз. Там речь шла о цифрах гематрии: I кристаллум, II аурум, III аргентум, VII материа микста - для хрусталя, золота, серебра и смешанного вещества, - в другом месте между почти стертыми строками проступало подлинное отчаяние, когда говорилось о том, что «будто насмехаясь над всеми моими потугами, из инкубатора появилось неготовое существо». Затем Ким обнаружил более длинный отрывок текста, оказавшийся страницей с подробным перечнем составных частей какой-то микстуры:
«В слабом растворе аммиака и корня мандрагоры:
III части aurum potabile, иначе именуемом расплавленное золото.
V частей aqua regia, иначе именуемом царская водка, состоящая из одинакового количество серной и соляной кислот.
II части vinum ardens, иначе именуемом кипящий спирт; представляет собой медный купорос, выжженный при помощи…»
И так далее, до тех пор, пока список не заканчивался в том месте, где пергамент был разъеден каким-то веществом.
Ким попал в родную стихию. Он находился в поисках знаний. Именно с этой целью его посылали учиться в университет. Однако у него не было времени производить систематический поиск; он не мог оставаться здесь долго. Бурин и Фабиан все ещё возились с дверью, поскольку гномы сделали её из того самого железного дерева, с которым они уже успели познакомиться, и поддавалась она с трудом.
Ким подошел к друзьям и сообщил им о своем открытии. Грегорин стоял с окаменевшим лицом, как будто его это не касалось, в то время как Бурин и Фабиан не сводили глаз с двери. Марина склонилась над низким столом, где оказалось немного свободного пространства, и изучала карту Грегорина.
А Гврги? Куда подевался болотник?..
- Нет, Гврги, нет!
Но было уже поздно. Все мгновенно обернулись. Гврги, будто обжегшись, отдернул руку от рычага.
В течение какого-то времени все было совершенно тихо. Замолкли даже барабаны, словно повинуясь какому-то тайному сигналу. В следующий момент за стенкой, перед которой стоял Гврги, что-то затрещало и забулькало. Болотник издал испуганный звук и как перепуганная лягушка приковылял к остальным.
- Что это? - вырвалось у Марины.
Ответа не знал никто. Шум за печной заслонкой усилился и уже превратился в лишенное какой бы то ни было гармоничности крещендо, звучавшее резко и неприятно.
- Я не хотеть! Я не хотеть! - верещал Гврги, с выпученными глазами уставясь на таинственную стену, из-за которой доносился шум.
Взгляды товарищей были прикованы к сооружению в центре комнаты, напоминающему печь. Затем произошло нечто такое, что Ким чуть было не рассмеялся при одном виде: из-за заслонки, словно это была настоящая печь, повалил дым, и все ощутили запах горелого. Шум становился тише, но из-за дыма ничего невозможно было увидеть.
Пахнет подгоревшим мясом, подумал Ким. Казалось, что больше за всем этим ничего не скрывается. По всей видимости, поступок Гврги не привел ни к каким серьезным последствиям, и не один только фольк позволил себе вздох облегчения.
- Отлично, мой принц, - громыхнул Бурин, - почему бы нам снова не развлечь себя физическим трудом?
Не успели они отвернуться, как вдруг заслонка отошла в сторону. Марина вскрикнула. В этот же момент, словно повинуясь тайному сигналу, вновь раздались глухие удары в барабан, и Киму показалось, что это сама смерть бьет в них.
Из инкубатора появилось бесформенное нечто. Оно было коричневым, вздрагивало, и из его горла вырывались звуки, похожие на стон.
Ким уставился на монстра, извивавшегося перед ними на полу, и вдруг вспомнил только что прочитанный текст: «…существо по нашему образу и подобию» - там было написано именно так. Лежащее перед ним существо было живым. Киму стало дурно, и он с трудом подавил в себе рвотный рефлекс.
Существо представляло собой изуродованное подобие человека, гнома или кого-то еще. Почти пять футов в длину, с одной ногой, непропорционально большой головой, жутко обезображенным лицом с одним только глазом, кривым ртом, без носа и ушей. Его руки срослись в районе локтей с туловищем, а когда существу удавалось перевернуться, то можно было увидеть его открытый затылок, из которого вытекало что-то серое, возможно его мозг, и перемешивалось с грязью и пылью лаборатории.
Эта тварь издавала омерзительные звуки, исполненные боли и страдания.
Фабиан поднял свой меч и вонзил его в тело твари. Сталь глубоко проникла в то место, где должно было находиться сердце. Несчастное существо вскрикнуло, и этот крик был подобен всхлипыванию потерявшегося ребенка, затем все превратилось в булькающие звуки. Но, видимо, оружие не задело никаких жизненно важных органов; существо продолжало извиваться, затем оно приподнялось на своем наполовину вросшем локте и открыло заплывший слизью глаз, из которого по лицу текли крупные слезы и исчезали в складках на шее. За этим последовал ещё один резкий удар меча Фабиана, и Ким уже глядел на обезглавленное туловище, с вытекающей из раны желтой кровью, в то время как голова существа катилась по полу.
Наступило молчание.
Только по-прежнему глухо разносились удары барабанов.
- Я не мог на это смотреть, - произнес принц. Его взгляд был полон сострадания.
- Да, - сказал Бурин. - Наверное, ты поступил правильно.
Марина подняла с пола несколько страниц пергамента и, как могла, укрыла ими мертвое существо, чтобы лишний раз не глядеть на него.
- Я запрещаю всем прикасаться к какому-либо их этих рычагов, - строго сказал Фабиан, после чего он и Бурин вновь повернулись к двери. - Я не хочу, чтобы подобное повторилось.
- Я не хотеть… - оправдывался Гврги.
- Никто тебя и не упрекает, но теперь мы знаем, что этих рычагов лучше избегать, - объяснил Ким. - Кто знает, что ещё может преподнести эта машина?
Гврги промолчал.
Ким уже хотел было отвернуться, когда болотник вдруг вытаращил глаза, закатил их и, вздрагивая и корчась в судорогах, стал падать.
Грегорин, Фабиан, Бурин и Марина бросились к нему и попытались усмирить дергавшегося в экстазе Гврги.
- …То бы-ы-ы-ли… т-т-темные… - бормотал он. Его дыхание стало вдруг прерывистым, а голос наполнился страхом. За этим последовало ещё несколько непонятных слов, произнесенных на незнакомом языке. Последовавшая за этим фраза привела всех в ужас. - …Из-з-з-за моря… - выдавил из себя болотник. А затем, очень отчетливо: - Творцы!
За этим последовали ещё несколько непонятных предложений и дикое бормотание. Потом Гврги выгнулся в последний раз и затих.
- Темные из-за моря? - Ким попытался соединить в одно предложение все услышанное от Гврги.
- Это же темные эльфы! - сказал Бурин.
- Он назвал их творцами? - спросил Фабиан. - Или как это понимать иначе? И как все это связано с Зарактрором и вот с этим… существом?
Фабиан вновь начал ругаться.
- Постепенно это превращается у тебя в не очень хорошую привычку, - заметил Бурин. - Тебе необходимо от неё избавиться либо наняться на работу портовым грузчиком или извозчиком.
- Нам необходимо выбираться отсюда, - подвел итог их положению Фабиан. - За работу, Бурин.
Их работа проходила под аккомпанемент барабанного боя. Ким уже не мог вспомнить, когда этот грохот начался вновь. Это ужаснуло его; неужели он находится на грани потери рассудка? Ведь когда они вошли сюда, барабаны молчали. Но из-за шума и рева инкубатора, а также вследствие шока, последовавшего за этим, никто не обратил внимания, что происходило вокруг. Может быть, эхо из глубин провожает существо в последний путь? Предостережение это или проклятие?
Гврги пришел в себя, но и на этот раз друзья ничего не сообщили ему про его видения. Они вновь пришли к молчаливому согласию, что не будут переубеждать своего товарища в том, что у него случился всего лишь обморок. Но болотник, по-видимому, и не ждал никакого объяснения.
Бурин изо всех сил рубил дверь. Но с таким же успехом он мог бы бить по стальной плите. Железное дерево гномов, закаленное давно утерянным способом, было настолько прочным, что могло служить в течение веков, так что закаленный и наточенный в мастерских Ингладана топор Бурина не оставлял на поверхности даже царапин.
Наконец гном в изнеможении опустил оружие. По его лицу и рукам струился пот.
- Давай я? - предложил Фабиан, но гном только устало покачал головой.
- Это бессмысленно, - вот единственное, что он произнес. - Это создано гномами…
- А созданное гномами служит вечно! - договорил за него Гврги. Все обратили взоры на болотника, но он только виновато пожал плечами, насколько это ему позволили сделать жабры.
Киму было не до смеха. Барабаны, подумал он. Именно они заманили в ловушку, из которой нет выхода. Неужели теперь их ожидает судьба быть заживо погребенными здесь, под тоннами скальной породы; в помещении без единого окошка между таинственной машиной и непонятными записями; в месте, где самые ужасные кошмары становятся реальностью, двигаться навстречу неизбежному концу, чтобы - после того как закончится вода и будут съедены все припасы и даже сам воздух станет удушливым - подохнуть, как звери в клетке, если только перед этим они сами не превратятся в животных и не вцепятся друг другу в горло?..
Все это настолько живо представилось Киму, что ему стало вдруг трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы довести свои мысли до конца…
- Ну и что господа намерены предпринять? - этот вопрос задала подбоченившаяся и раскрасневшаяся Марина, стоя посреди прохода.
- Пропустите меня! - Грегорин отодвинул её в сторону. Он встал перед дверью и смотрел на неё так, как будто намеревался взломать её одной только силой воли. Но затем фольк услышал звук, доносившийся из уст гнома.
Это было очень низкое, едва различимое гудение. От него вибрировал воздух; казалось, что звучание нарастает, отражаясь от скальных стен. Затем к нему добавился ещё один звук, затем третий и четвертый, так что теперь весь мир был наполнен одним-единственным аккордом, который произносил господин Грегорин.
Пение отзывалось во всем теле, от него гудела голова, звук достигал границ сознания и превращался в кровавую, пульсирующую боль…
Что-то шевельнулось.
Что-то треснуло в двери.
Живое дерево, столетия назад заключенное искусством и пением гномов в форму, которая может служить целую вечность, оживало. Время, застывшее в этом помещении, потекло вспять. Мертвые волокна пробудились. Законы, для которых любой простой - преступление, вновь вступили в действие и заставили действовать приговоренные к вечному сну могучие внутренние силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49