Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.
Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался перерыва на обед, подошел вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл, как бык, и кинулся на обидчика.
Он выпустил в Носатого всю обойму. Все вокруг было залито кровью, но Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.
Стрелок, не выдержав, побежал, и Сенаро целый час гонял его по всему складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как раз в тот миг, когда белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.
Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак в его намертво сжатых руках. А Сенаро потом очухался и со временем даже сделал себе в Чикаго имя.
Дон проявил полное понимание.
— Это всегда трудно, — сказал он, — в первый-то раз, а? Первый блин комом, так всегда и бывает.
— В другой раз я его достану, — пообещал стрелок дону Педро, хотя желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.
— Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого. Вы оба счастливчики, вам повезло выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.
С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.
Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его беспокоило. Как непрофессиональное.
Однако клиент всегда прав.
По крайней мере, пока.
Дрейк Мэнген совещался по телефону с Джеймсом Ривеллом, президентом «Дженерал автос компани», и Хьюбертом Миллисом, главой «Америкэн автос».
— Что будем делать? — спрашивал Ривелл. — Этот наглец Лаваллет перенес свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?
— Куда денешься, — сказал Миллис. — Не можем же мы показать всему свету, что боимся Лаваллета и этой его ублюдочной сверхсекретной машины.
Надеюсь, она даже не заведется.
— Ох, не знаю, — сказал Мэнген. — Как бы нас там не перестреляли.
— А охрана для чего? Пусть поработают, — сказал Миллис. — Но знаете, что застряло у меня, как кость в горле?
— Что? — спросил Мэнген.
— Что в свое время Лаваллет работал на каждого из нас, и все мы его выперли.
— Еще бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с «кадиллака»!
— вспомнил Ривелл. — Недоумок!
— Нет, — сказал Миллис, — не увольнять надо было сукина сына. Убить. И не было б у нас сейчас этой головной боли.
— Может, еще не поздно, — хмыкнул Мэнген. — Ну, значит, договорились.
Завтра на пресс-конференции.
Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца. Сам президент Соединенных Штатов сказал, что старый пень сумеет защитить Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как его там... а, да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.
Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.
Что ни говори, а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк Мэнген не мог этого не признать.
После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на двери что-то нарисовать. Он велел секретарше послать за заведующим отделом покраски автомобильных корпусов.
Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь разговор, сидя у стола секретарши.
— Нарисуешь на двери новую надпись, — распорядился Чиун.
— Я не разрисовываю дверей, — ответил заведующий отделом.
— Погоди. Ты художник или нет?
— Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.
— Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!
— Нет, ни за что! Красить двери не входит в мои обязанности, — вконец разгневался заведующий отделом.
— Кто тебе это сказал? — поинтересовался Чиун.
— Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.
— Это указание отныне теряет свою силу, — сказал Чиун. — С сегодняшнего дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.
— С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?
— Я Чиун.
— Ну хватит, я ухожу, — сказал заведующий отделом. — И в профсоюзе немедленно об этом узнают.
Со своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал заведующему ухо.
— Я хочу, чтобы краска была золотой.
— Да, сэр, да, — бормотал заведующий. — Я уже иду за краской.
— Даю тебе пять минут, — сказал Чиун. — Через пять минут не вернешься, приду за тобой сам. И вряд ли тебе это понравится.
Заведующего отделом как ветром сдуло. Лифт не торопился явиться на зов, и он пешком рванул вниз по лестнице.
На Дрейка Мэнгена это произвело большое впечатление. Надо же, выкручивание ушей как метод улаживания трудовых отношений! А ему и в голову не приходило прибегнуть к нему в своих многотрудных борениях с профессиональным союзом.
Говорят же, век живи — век учись.
Теперь дверь, из-за которой разгорелся сыр-бор, была закрыта. Заведующий отделом, стоя перед ней на коленях, выводил последние буквы надписи, сочиненной Чиуном.
Она гласила: «ЕГО ВНУШАЮЩЕЕ СТРАХ ВЕЛИКОЛЕПИЕ».
Мэнген рассудил, что Чиун, пока художник не закончит, из кабинета не выйдет, и, прытко подойдя к лифту, нажал кнопку вызова.
— Уходите, мистер Мэнген? Я предупрежу Мастера Чиуна.
— Нет! Не делайте этого!
— Но он — ваш телохранитель!
— Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча. Передайте ему — увидимся утром.
Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась с Чиуном по интеркому:
— Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать об этом.
Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и снисходительно потрепал художника по голове.
— Что ж, неплохо, — сказал он, — конечно, учитывая, что ты белый. Я буду иметь тебя в виду, если потребуется еще что-нибудь сделать.
— Ладно-ладно. Только без рукоприкладства, идет?
— Это будет зависеть от твоего поведения, — сказал Чиун. — И не забудь про звезды под надписью. Мне нравятся звезды.
— Будут, будут вам звезды, не сомневайтесь.
Дрейк Мэнген припарковался перед высотным многоквартирным домом поблизости от набережной Сен-Клер, что проделывал почти каждую среду с тех пор, как женился.
Он поднялся на лифте в роскошную квартиру — пентхаус, которую снимал для своих любовниц. Они время от времени менялись, но квартира всегда была одна и та же. Поселять там любовниц стало у него как бы традицией. Ему нравилось втайне думать, что по натуре он традиционалист.
Он ногой закрыл за собой дверь и крикнул:
— Агата!
Интерьер был решен в наидурнейшем вкусе, вплоть до мебели в зебровидную черно-белую полоску и картин с клоунами по черному бархату на стенах, но залитое мягким светом пространство благоухало любимыми духами Агаты, терпким ароматом порока. Одного вдоха было достаточно, чтобы заботы дня забылись как дурной сон, и Мэнген почувствовал, как забродили в нем соки.
— Агата! Папочка дома!
Молчание.
— Детка! Ты где?
Он скинул пальто на одно из отвратительно полосатых кресел. Дверь в спальню была чуть приоткрыта, и теплый свет, слабее, чем от свечи, сочился оттуда.
Значит, она в спальне. Отлично. Не придется терять полвечера на болтовню.
Болтовни ему хватает и дома. Болтовня — это единственное, что ему там перепадает.
— Что, детка, греешь мне местечко?
Он распахнул дверь.
— Вот умница. Ну, иди к папочке.
Но Агата не подняла головы. Она лежала на спине в шелковой красной пижаме и смотрела в потолок. Закинутая за голову рука спрятана под светловолосой гривой. С края кровати свисает нога.
Казалось, она следит за мухой, которая кружила над ее непомерным бюстом.
Ничего подобного. Мэнген видел, как муха приземлилась на кончик длинного носа Агаты, а та даже не поморщилась. Даже не моргнула.
Он шагнул к ней и тихо позвал:
— Агата?
Позади него захлопнулась дверь. Прежде чем повернуться, Мэнген наконец заметил дыру в красном шелке пижамной рубашки. Дыра выглядела так, будто ее прожгли сигаретой, однако с сердцевиной тошнотворного цвета сырого мяса, а вокруг по красному шелку расползлось пятно еще краснее, чем щелк.
Тот, кто захлопнул дверь у него за спиной, был высок, сухощав, с длинным шрамом, рассекшим правую скулу, и в перчатках. В руке он держал черный длинноствольный пистолет, нацеленный прямо в грудь Мэнгену. Сердце автопромышленника подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он почувствовал, что сейчас задохнется, но, пересилив себя, рявкнул:
— Кто вы, черт побери, такой? Что тут происходит?
Человек со шрамом холодно улыбнулся:
— Можешь звать меня Римо. Сожалею, но пришлось утихомирить твою подружку: не согласилась сотрудничать. Все рвалась вызвать полицию.
— Да я вас даже не знаю... Почему вы... за что...
Убийца пожал плечами:
— Я против тебя ничего не имею, Мэнген. Ты всего лишь пункт в списке.
Палец его понемногу усилил давление на курок. Мэнген, не в силах оторвать взгляд от дырки в стволе, пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука.
Внезапно раздался скрежет, столь пронзительный, что его мог бы издать только станок с алмазным сверлом, затем звук бьющегося стекла заставил и Мэнгена, и его убийцу одновременно повернуть головы, точно обе они управлялись одной веревочкой.
Через идеально круглую дыру в оконном стекле, вырезанную длинным ногтем, в комнату вступил, с ледяным блеском в очах, Чиун, Мастер Синанджу.
— Это он, Чиун! — вскричал Дрейк Мэнген. — Наемный убийца Римо Уильямс!
— Ошибаешься, — сказал Чиун и посмотрел на человека со шрамом:
— Положи оружие, и тогда, возможно смерть твоя будет легкой и безболезненной.
Тот, что со шрамом, засмеялся, направил пистолет на хрупкого корейца и дважды выстрелил.
Это доконало остатки оконного стекла позади Чиуна. Казалось, он даже не шевельнулся, однако пули его не задели.
Человек со шрамом двумя руками взялся за пистолет, стал в стойку, как на стрельбище, и тщательно прицелился. Старикашка даже не моргнул. Грохнул выстрел.
Штукатурка позади покрылась трещинами, а старик стоял как ни в чем не бывало.
Еще один выстрел — результат тот же. Но на этот раз стрелявшему показалось, что он засек какое-то зыбкое движение: как будто, тень старика отступила в сторону, а потом неуловимо быстро вернулась на место — и все это в ту долю секунды, в какую пуля вырвалась из ствола, долетела до стены и погребла себя в ней.
— Черт знает что! — воскликнул стрелявший.
И тут старикашка двинулся на него. Словно история с Носатым Сенаро повторялась один к одному.
Дрейк Мэнген, который, лежа на кровати, смотрел, чем все это кончится, сейчас, когда Чиун перешел в наступление, понял вдруг, что ему подворачивается редкая возможность прогреметь на всю страну заголовками вроде: «АВТОМАГНАТ БЕРЕТ В ПЛЕН ТЕРРОРИСТА. ДРЕЙК МЭНГЕН ОБЕЗОРУЖИВАЕТ НАЕМНОГО УБИЙЦУ».
Потрясающий материал для нового издания его биографии!
Видя, что глаза стрелка прикованы к Чиуну, он вскочил на ноги и в прыжке наискось кинулся на человека с пистолетом.
— Нет! — вскричал Чиун, но было уже поздно.
Стрелок развернулся навстречу Мэнгену и нажал на курок прежде, чем Чиун успел встать между ним и его жертвой.
Президента «Нэшнл автос» с силой отбросило назад на кровать. Но раны в его груди не было. Он стонал.
Черт, опять пуленепробиваемый жилет, подумал стрелок и направил свой пистолет на приближающегося китайца. Но китаец больше не приближался. Он лежал на полу лицом вниз.
Стрелок увидел струйку крови, выбежавшую из-под седых прядей над ухом.
Надо же, рикошет. Один случай на миллион. Пуля отскочила от Мэнгена и попала прямо в голову старику.
Стрелок с облегчением рассмеялся.
Мэнген на кровати громко стонал, лежа поверх тела своей мертвой любовницы.
— Так, теперь разберемся с тобой, — стрелок схватил Мэнгена за лацкан пиджака. Ткань холодила пальцы.
Костюм из кевлара. Ну вот все и объяснилось. Мэнген на всякий случай надел костюм из пуленепробиваемой ткани. В наши дни костюмы из кевлара популярны среди бизнесменов и политиков, потому что легки, сравнительно удобны и поддаются не всякой пуле.
— Что вы делаете? — спросил Мэнген, когда стрелок принялся стягивать его галстук.
— То, что было принято в старые добрые времена. Приговоренного доставляли куда-нибудь побезлюдней, и прежде чем хлопнуть, распахивали ему на груди рубашку. Это была такая традиция, и сейчас я ее возобновлю.
Стрелок рванул сначала сорочку — да так, что пуговицы полетели, потом исподнее, левой рукой пригвоздил сопротивляющуюся жертву, приставил пистолет к обнаженной груди Мэнгена и одним выстрелом попал в сердце.
Дрейк Мэнген дернулся, будто от удара током, и тело его обмякло.
Выпрямившись, стрелок произнес, обращаясь к трупу:
— Нет, на мой вкус, лучше бы в голову!
Он тихо вышел из квартиры, помедлил, чтобы убрать пистолет и стянуть перчатки. Он не торопился. Спуск вниз занял много времени, но куда ему было спешить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29