— Мы обсуждаем семейные дела. Шагай!
— Знаю я, что за дела вы тут проворачиваете, — ответил я резко. Но, вспомнив наставления Глории, с дипломатической вежливостью добавил: — Я пришел сказать, что этой свадьбе не бывать! Глория не собирается выходить замуж за мистера Вилкинсона. Она хочет стать моей женой, и, клянусь, любому, кто осмелится встать между нами, лучше бы повстречаться с кугуаром или гризли, чем со мной!
— Что такое? — зловеще протянул мистер Вилкинсон, медленно вставая со скамьи и принимая позу кугуара, изготовившегося к прыжку.
— Пошел вон! — заорал папаша Макгроу, вскакивая со стула и хватаясь за кочергу. — Как я поступлю со своей дочерью, тебя не касается! Мистер Вилкинсон дает мне за нее превосходный винчестер и пять долларов наличными! А что можешь предложить мне ты? Кто ты такой — гора безмозглых мускулов и только-то!
— Смотри, не продешеви, старый скряга, — сказал я в запальчивости, помня, однако, о хорошем тоне. Оскорблять его не имело смысла; к тому же, несмотря на гадости в мой адрес, я был решительно настроен довести разговор до конца. Итак, я продолжал: — Тому, кто готов продать собственную дочь за ружье и пять долларов, следует поостеречься будущих родственников. Попробуй выдать Глорию за мистера Вилкинсона и увидишь, что ничего, кроме неприятностей, тебе это не принесет.
— Да как ты… — захлебнулся яростью старик и замахнулся на меня кочергой. — Если сейчас же не заткнешься, я проломлю твой дурацкий череп, как орех!
А мистер Вилкинсон как зарычит:
— Позвольте, дорогой тестюшка, я сам им займусь! У меня руки так и чешутся набить наглецу морду. Эй ты, лопоухий осел! Ты, сам уберешься отсюда или предпочитаешь вылететь с треском?
— Чего же ты топчешься, полосатое брюхо, если такой сильный? — учтиво так возразил я ему на манер придворного щеголя, а он в ответ заревел, как медведь, и схватился за кольт; да только я оказался проворнее, и не успел он нащупать курок, как выстрелом выбил кольт из его руки вместе с отстреленным пальцем. Он взвыл и, пошатываясь, отступил к стене, с яростью глядя то на меня, то на кровь, капающую из култышки. Я засунул свой верный кольт обратно в кобуру и сказал:
— Может быть, у себя дома вы и считаетесь неплохим стрелком, но здесь, на Медвежьей Речке, я бы посоветовал вам вести себя осмотрительнее, чтобы не свалять дурака. Катитесь-ка домой, мистер, и…
И в этот момент старик Макгроу огрел-таки меня своей кочергой. Он здорово постарался, и не будь у меня на голове енотовой шапки, этот довод оказался бы решающим. Я рухнул на колени, ничего не соображая. Воспользовавшись случаем, братья Глории гурьбой подскочили ко мне и принялись дубасить стульями, скамьями и ножкой стола. В мои планы не входило драться с родичами Глории, но при ударе кочергой я случайно прикусил язык, а это всегда действует мне на нервы. Я понял, что в любом случае продолжать разговор не имеет смысла: все они жаждали крови — моей крови, разумеется. Итак, я поднялся с колен и, ухватив Джоя за шею и промеж ног, швырнул его со всей возможной осторожностью в окно. Да только совсем запамятовал, что окно-то забрано деревянной решеткой от любопытных медведей, так что Джой вылетел из окна вместе с решеткой и, должно быть, чуток ободрался. Я услышал снаружи пронзительный вопль Глории, и уже открыл было рот, чтобы крикнуть в ответ, что со мной все в порядке и она может за меня не волноваться, как в этот момент Джон сунул мне в зубы обломком ножки стула.
Такое обхождение и святого выведет из себя, но все же я никак не ожидал, что удар окажется настолько силен. В результате Джон беспорядочно отступил через дверь, придерживая руками вывихнутую челюсть. Папаша Макгроу, прыгая вокруг меня, пытался изловчиться и трахнуть еще разок своей погнутой железякой, а Билл, не теряя времени, обрабатывал мою голову стулом. Один мистер Вилкинсон не принимал участи в драке. Он стоял, прислонившись к стене, и с диким выражением на бледном лице взирал на происходящее. Наверное, ему были в диковинку молодецкие забавы жителей Медвежьей Речки.
Я вырвал из рук Билла стул и съездил парню по башке, чтобы охладить страсти, и тут папаша Макгроу чуть не достал меня кочергой. Но я сумел увернуться и крепко обхватил его руками. В это время Билл, наклонившись и высматривая на полу нож, выпавший из чьего-то сапога, как раз повернулся ко мне спиной. Грех было упускать такой случай, и, изловчившись, я со все силой припечатал копытом ему в задницу. С отчаянным воплем, головой вперед, он вылетел в дверь. Снаружи кто-то вскрикнул — похоже, снова Глория. Я не знал тогда, что она подбежала к двери в аккурат навстречу вылетавшему во двор братцу Биллу.
Я не мог видеть, что там происходит, потому как папаша Макгроу с остервенением грыз мой большой палец, а когтищами уже подбирался к глазам, так что мне пришлось выбросить его вслед за сыновьями. Кстати, он врал потом, будто я нарочно отправил его в сторону дождевой бочки. Я и не подозревал, что там стоит бочка, до тех пор, пока его голова в нее не врезалась и не пробила в досках огромную брешь.
После чего я обернулся к мистеру Вилкинсону, намереваясь продолжить нашу беседу, но тот вдруг выпрыгнул в окно, через которое прежде вылетел Джой, а когда я захотел последовать за ним, то не смог протиснуться между перекладинами. Поэтому пришлось воспользоваться дверью. И только я выскочил во двор, как повстречал Глорию, которая закатила мне оглушительную пощечину, прозвучавшую в наступившей тишине, точно удар бобрового хвоста по мокрому бревну.
— Ты чего это? — воскликнул я, оглушенный, глядя прямо в горящие глаза и на вставшие дыбом золотистые волосы. Она была вне себя от гнева, рыдая в три ручья, — я впервые видел ее в таком состоянии. — Что произошло? Что я такого сделал?
— Что ты сделал? — бушевала она, вытанцовывая босыми ногами нечто вроде пляски войны. — Бандит! Убийца! Помесь шакала и скунса! Полюбуйся на дело своих рук!
Она указала на отца — тот делал слабые попытки вызволить голову из дождевой бочки — и на братьев, в беспорядке разбросанных по двору в самых свободных позах. В воздухе слышались их громкие стоны.
— Ты чуть не укокошил мою семью! — кричала она, потрясая кулаком перед моим носом. — И ты нарочно швырнул в меня Биллом!
— Да что с тобой, Глория? — воскликнул я, потрясенный несправедливым обвинением. — У меня и в мыслях ничего такого не было! Знаешь ведь — я и пальцем не посмею до тебя дотронуться. Я старался ради тебя, только ради тебя.
— Ты искалечил отца и братьев! — билась она в истерике.
Ну что за глупая девчонка! А она все кричит:
— Если бы ты в самом деле любил меня, то не полез бы в драку! Просто у тебя натура такая подлая! Я ведь тебе говорила — говорила: веди себя тихо и учтиво. А ты что? Заткнись! Видеть тебя не хочу! Ну, что стоишь, как воды в рот набрал, бестолочь!
— Я старался действовать аккуратно, — сказал я, задетый до глубины души. — Я не виноват. Будь у них хоть капля мозгов…
— И ты еще смеешь оправдываться?! — завизжала она. — Что ты сделал с мистером Вилкинсоном?
Только она произнесла это имя, как вышеназванный джентльмен, прихрамывая, вышел из-за угла дома и направился к лошади. Глория подбежала к нему и, схватив за руку, горячо заговорила:
— Мистер! Если вы еще не передумали, я согласна стать вашей женой! Мы уезжаем немедленно!
Он посмотрел в мою сторону, вздрогнул всем телом и резким движением высвободил руку.
— Я еще не сошел с ума! — мрачно изрек он. — Мой вам совет: скорее выходите замуж за этого молодого гризли, хотя бы из соображений общественной безопасности. Жениться на вас, когда он желает того же? Нет уж, увольте! Я оставляю вам на память свой палец и думаю, что еще легко отделался. После того торнадо, что здесь увидел, какой-то палец кажется сущим пустяком. Адье, мадемуазель! Если вы когда-нибудь заметите меня в пределах ста миль от Медвежьей Речки, то знайте — вы повстречали сумасшедшего!
С этими словами он взобрался на лошадь и помчался так, точно сам дьявол наступал ему на пятки.
— Ну что, доволен? — заплакала Глория. — Теперь он никогда на мне не женится!
— Я-то думал, ты не хотела, — говорю я, совершенно сбитый с толку.
Она зашипела на меня дикой кошкой:
— И не собиралась! Я не вышла бы за него, будь он даже единственным мужчиной на Земле! Мне нужно лишь право самой говорить да или нет, и я против того, чтобы моей судьбой распоряжался какой-то деревенщина на паршивом муле!
— И вовсе Александр не паршивый, — осторожно возразил я. — И потом, Глория, я не думал тобой распоряжаться. Я просто устроил так, чтобы твой отец не выдал тебя насильно за мистера Вилкинсона. Мы же сами с тобой хотели.
— Кто это тебе сказал? — вскричала она. — Чтобы я вышла за тебя после всего, что ты сотворил с моим отцом и братьями? Воображаешь, будто тебе нет равных? Ха! Оглянись на себя: кожаные штаны, старый кольт да вытертая енотовая шапка — и больше ничего! Чтобы я за такого вышла замуж? Забирай своего паршивого мула и проваливай, пока я сама не взялась за ружье!
— Ну ладно же! — зарычал я, теряя терпение. — Ладно! Пусть, если тебе так больше нравится! В конце концов, ты не единственная девушка в этих краях, найдутся и другие, не хуже тебя, кто будет рад принять мое предложение.
— Это кто же, например? — усмехнулась она.
— Да хотя бы Эллен Рейнольдс!
— Превосходно! — ее голос задрожал от возмущения. — Вот и отправляйся к своей Эллен и попробуй обольстить эту заносчивую потаскушку своим паршивым мулом, дырявыми мокасинами и ржавым кольтом! Я и пальцем не шевельну, чтобы тебе помешать!
— И пойду! — с горечью воскликнул я. — Только я подъеду к ней не на муле, а на лучшем коне, который только найдется в горах Гумбольдта, в самом шикарном седле, на ногах будут настоящие сапоги, а в кобуре кольт с покупными пулями. Вот увидишь!
— Где же ты все это достанешь?
— Достану! — я распалился не на шутку. — Ты говоришь, я хвастаюсь, будто в здешних лесах мне нет равных? А я докажу, что это правда! Я рад, что ты отпускаешь меня на волю. Если бы я на тебе женился, то, как и все, поставил бы дом где-нибудь у ручья, да так ничего и не увидел бы в жизни и никем не стал бы, кроме как твоим мужем! А сейчас я — свободный человек! Пройду страну из конца в конец, и люди обо мне заговорят!
— Ха-ха-ха! — раздалось в ответ.
— Ты еще услышишь обо мне! — с этими словами я вскочил на мула и тронул его вниз по тропе. В ушах, не переставая, звенел ее издевательский смех. Я больно ударил Александра пятками под ребра. Издав громкий рев изумления, мул стрелой помчался к дому. Мгновение спустя ольховник скрыл из глаз и дом семьи Макгроу, и Глорию, и мои детские мечты.
Глава 2
Спустившийся с гор
— Она еще услышит обо мне! — в порыве отчаяния воскликнул я, выжимая из бедного Александра все, на что тот был способен. — Хватит жить затворником! Я должен показаться на людях и сделать себе имя! Она еще пожалеет! Н-но, Александр!
Последние слова были вызваны тем, что вдалеке показалось дерево с пчелиным дуплом. Мое истерзанное сердце требовало утешения, а потому я решил, что слава и богатство могут немного обождать, пока я буду топить в меду свою скорбь. Я уже, можно сказать, погрузился по самые уши, как вдруг услышал голос папаши:
— Брекенридж! Где ты, Брекенридж? А-а, вот ты куда забрался. Слезай, нечего прятаться от отца. — Он приблизился. — Брекенридж, да тебя никак пчела в ухо укусила!
Я дотронулся рукой до уха. Похоже, папаша был прав. Его слова направили ход мыслей в другое русло, и, очнувшись от горестных раздумий, я почувствовал, как кто-то дружной компанией кусает меня сразу в нескольких местах.
— Бьюсь об заклад, у любого другого Элкинса хватило бы ума выбрать более безопасное место для игры в прятки, — продолжал сыпать соль мне на раны папаша. — Послушай-ка, сынок: только что здесь был проездом старина Роджерс из Буффало. Он утверждает, что на почте в Томагавке для меня лежит письмо из штата Миссисипи, а почтальон ни за что не отдает его посторонним: только, говорит, лично старику Элкинсу или кому-нибудь из его семьи. Ума не приложу — кому это понадобился в Миссисипи? В последний раз я там был, когда сражался в армии северян. Как бы там ни было, а письмо надо забрать. Мы с мамочкой решили, что поедешь ты.
— В самый Томагавк?! — У меня захватило дух. — Вот здорово, па!
— Видишь ли, — продолжал мой старик, пятерней расчесывая бороду, — ты уже достаточно взрослый, да и выглядишь старше своих лет. Настало тебе время повидать мир. До сих пор ты не отъезжал от дома, где родился, дальше тридцати миль. Твой брат Гарфильд поехать не может — он еще не оправился после встречи с медведем, а Бакнер сейчас занимается выделкой шкуры этого медведя. Ты ведь доезжал до того места, где тропа выходит на большую дорогу? Так вот: доберешься по ней до развилки и повернешь направо. Не забудь — левая дорога ведет в Белую Клячу.
— Здорово! — Я был весьма доволен таким началом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Знаю я, что за дела вы тут проворачиваете, — ответил я резко. Но, вспомнив наставления Глории, с дипломатической вежливостью добавил: — Я пришел сказать, что этой свадьбе не бывать! Глория не собирается выходить замуж за мистера Вилкинсона. Она хочет стать моей женой, и, клянусь, любому, кто осмелится встать между нами, лучше бы повстречаться с кугуаром или гризли, чем со мной!
— Что такое? — зловеще протянул мистер Вилкинсон, медленно вставая со скамьи и принимая позу кугуара, изготовившегося к прыжку.
— Пошел вон! — заорал папаша Макгроу, вскакивая со стула и хватаясь за кочергу. — Как я поступлю со своей дочерью, тебя не касается! Мистер Вилкинсон дает мне за нее превосходный винчестер и пять долларов наличными! А что можешь предложить мне ты? Кто ты такой — гора безмозглых мускулов и только-то!
— Смотри, не продешеви, старый скряга, — сказал я в запальчивости, помня, однако, о хорошем тоне. Оскорблять его не имело смысла; к тому же, несмотря на гадости в мой адрес, я был решительно настроен довести разговор до конца. Итак, я продолжал: — Тому, кто готов продать собственную дочь за ружье и пять долларов, следует поостеречься будущих родственников. Попробуй выдать Глорию за мистера Вилкинсона и увидишь, что ничего, кроме неприятностей, тебе это не принесет.
— Да как ты… — захлебнулся яростью старик и замахнулся на меня кочергой. — Если сейчас же не заткнешься, я проломлю твой дурацкий череп, как орех!
А мистер Вилкинсон как зарычит:
— Позвольте, дорогой тестюшка, я сам им займусь! У меня руки так и чешутся набить наглецу морду. Эй ты, лопоухий осел! Ты, сам уберешься отсюда или предпочитаешь вылететь с треском?
— Чего же ты топчешься, полосатое брюхо, если такой сильный? — учтиво так возразил я ему на манер придворного щеголя, а он в ответ заревел, как медведь, и схватился за кольт; да только я оказался проворнее, и не успел он нащупать курок, как выстрелом выбил кольт из его руки вместе с отстреленным пальцем. Он взвыл и, пошатываясь, отступил к стене, с яростью глядя то на меня, то на кровь, капающую из култышки. Я засунул свой верный кольт обратно в кобуру и сказал:
— Может быть, у себя дома вы и считаетесь неплохим стрелком, но здесь, на Медвежьей Речке, я бы посоветовал вам вести себя осмотрительнее, чтобы не свалять дурака. Катитесь-ка домой, мистер, и…
И в этот момент старик Макгроу огрел-таки меня своей кочергой. Он здорово постарался, и не будь у меня на голове енотовой шапки, этот довод оказался бы решающим. Я рухнул на колени, ничего не соображая. Воспользовавшись случаем, братья Глории гурьбой подскочили ко мне и принялись дубасить стульями, скамьями и ножкой стола. В мои планы не входило драться с родичами Глории, но при ударе кочергой я случайно прикусил язык, а это всегда действует мне на нервы. Я понял, что в любом случае продолжать разговор не имеет смысла: все они жаждали крови — моей крови, разумеется. Итак, я поднялся с колен и, ухватив Джоя за шею и промеж ног, швырнул его со всей возможной осторожностью в окно. Да только совсем запамятовал, что окно-то забрано деревянной решеткой от любопытных медведей, так что Джой вылетел из окна вместе с решеткой и, должно быть, чуток ободрался. Я услышал снаружи пронзительный вопль Глории, и уже открыл было рот, чтобы крикнуть в ответ, что со мной все в порядке и она может за меня не волноваться, как в этот момент Джон сунул мне в зубы обломком ножки стула.
Такое обхождение и святого выведет из себя, но все же я никак не ожидал, что удар окажется настолько силен. В результате Джон беспорядочно отступил через дверь, придерживая руками вывихнутую челюсть. Папаша Макгроу, прыгая вокруг меня, пытался изловчиться и трахнуть еще разок своей погнутой железякой, а Билл, не теряя времени, обрабатывал мою голову стулом. Один мистер Вилкинсон не принимал участи в драке. Он стоял, прислонившись к стене, и с диким выражением на бледном лице взирал на происходящее. Наверное, ему были в диковинку молодецкие забавы жителей Медвежьей Речки.
Я вырвал из рук Билла стул и съездил парню по башке, чтобы охладить страсти, и тут папаша Макгроу чуть не достал меня кочергой. Но я сумел увернуться и крепко обхватил его руками. В это время Билл, наклонившись и высматривая на полу нож, выпавший из чьего-то сапога, как раз повернулся ко мне спиной. Грех было упускать такой случай, и, изловчившись, я со все силой припечатал копытом ему в задницу. С отчаянным воплем, головой вперед, он вылетел в дверь. Снаружи кто-то вскрикнул — похоже, снова Глория. Я не знал тогда, что она подбежала к двери в аккурат навстречу вылетавшему во двор братцу Биллу.
Я не мог видеть, что там происходит, потому как папаша Макгроу с остервенением грыз мой большой палец, а когтищами уже подбирался к глазам, так что мне пришлось выбросить его вслед за сыновьями. Кстати, он врал потом, будто я нарочно отправил его в сторону дождевой бочки. Я и не подозревал, что там стоит бочка, до тех пор, пока его голова в нее не врезалась и не пробила в досках огромную брешь.
После чего я обернулся к мистеру Вилкинсону, намереваясь продолжить нашу беседу, но тот вдруг выпрыгнул в окно, через которое прежде вылетел Джой, а когда я захотел последовать за ним, то не смог протиснуться между перекладинами. Поэтому пришлось воспользоваться дверью. И только я выскочил во двор, как повстречал Глорию, которая закатила мне оглушительную пощечину, прозвучавшую в наступившей тишине, точно удар бобрового хвоста по мокрому бревну.
— Ты чего это? — воскликнул я, оглушенный, глядя прямо в горящие глаза и на вставшие дыбом золотистые волосы. Она была вне себя от гнева, рыдая в три ручья, — я впервые видел ее в таком состоянии. — Что произошло? Что я такого сделал?
— Что ты сделал? — бушевала она, вытанцовывая босыми ногами нечто вроде пляски войны. — Бандит! Убийца! Помесь шакала и скунса! Полюбуйся на дело своих рук!
Она указала на отца — тот делал слабые попытки вызволить голову из дождевой бочки — и на братьев, в беспорядке разбросанных по двору в самых свободных позах. В воздухе слышались их громкие стоны.
— Ты чуть не укокошил мою семью! — кричала она, потрясая кулаком перед моим носом. — И ты нарочно швырнул в меня Биллом!
— Да что с тобой, Глория? — воскликнул я, потрясенный несправедливым обвинением. — У меня и в мыслях ничего такого не было! Знаешь ведь — я и пальцем не посмею до тебя дотронуться. Я старался ради тебя, только ради тебя.
— Ты искалечил отца и братьев! — билась она в истерике.
Ну что за глупая девчонка! А она все кричит:
— Если бы ты в самом деле любил меня, то не полез бы в драку! Просто у тебя натура такая подлая! Я ведь тебе говорила — говорила: веди себя тихо и учтиво. А ты что? Заткнись! Видеть тебя не хочу! Ну, что стоишь, как воды в рот набрал, бестолочь!
— Я старался действовать аккуратно, — сказал я, задетый до глубины души. — Я не виноват. Будь у них хоть капля мозгов…
— И ты еще смеешь оправдываться?! — завизжала она. — Что ты сделал с мистером Вилкинсоном?
Только она произнесла это имя, как вышеназванный джентльмен, прихрамывая, вышел из-за угла дома и направился к лошади. Глория подбежала к нему и, схватив за руку, горячо заговорила:
— Мистер! Если вы еще не передумали, я согласна стать вашей женой! Мы уезжаем немедленно!
Он посмотрел в мою сторону, вздрогнул всем телом и резким движением высвободил руку.
— Я еще не сошел с ума! — мрачно изрек он. — Мой вам совет: скорее выходите замуж за этого молодого гризли, хотя бы из соображений общественной безопасности. Жениться на вас, когда он желает того же? Нет уж, увольте! Я оставляю вам на память свой палец и думаю, что еще легко отделался. После того торнадо, что здесь увидел, какой-то палец кажется сущим пустяком. Адье, мадемуазель! Если вы когда-нибудь заметите меня в пределах ста миль от Медвежьей Речки, то знайте — вы повстречали сумасшедшего!
С этими словами он взобрался на лошадь и помчался так, точно сам дьявол наступал ему на пятки.
— Ну что, доволен? — заплакала Глория. — Теперь он никогда на мне не женится!
— Я-то думал, ты не хотела, — говорю я, совершенно сбитый с толку.
Она зашипела на меня дикой кошкой:
— И не собиралась! Я не вышла бы за него, будь он даже единственным мужчиной на Земле! Мне нужно лишь право самой говорить да или нет, и я против того, чтобы моей судьбой распоряжался какой-то деревенщина на паршивом муле!
— И вовсе Александр не паршивый, — осторожно возразил я. — И потом, Глория, я не думал тобой распоряжаться. Я просто устроил так, чтобы твой отец не выдал тебя насильно за мистера Вилкинсона. Мы же сами с тобой хотели.
— Кто это тебе сказал? — вскричала она. — Чтобы я вышла за тебя после всего, что ты сотворил с моим отцом и братьями? Воображаешь, будто тебе нет равных? Ха! Оглянись на себя: кожаные штаны, старый кольт да вытертая енотовая шапка — и больше ничего! Чтобы я за такого вышла замуж? Забирай своего паршивого мула и проваливай, пока я сама не взялась за ружье!
— Ну ладно же! — зарычал я, теряя терпение. — Ладно! Пусть, если тебе так больше нравится! В конце концов, ты не единственная девушка в этих краях, найдутся и другие, не хуже тебя, кто будет рад принять мое предложение.
— Это кто же, например? — усмехнулась она.
— Да хотя бы Эллен Рейнольдс!
— Превосходно! — ее голос задрожал от возмущения. — Вот и отправляйся к своей Эллен и попробуй обольстить эту заносчивую потаскушку своим паршивым мулом, дырявыми мокасинами и ржавым кольтом! Я и пальцем не шевельну, чтобы тебе помешать!
— И пойду! — с горечью воскликнул я. — Только я подъеду к ней не на муле, а на лучшем коне, который только найдется в горах Гумбольдта, в самом шикарном седле, на ногах будут настоящие сапоги, а в кобуре кольт с покупными пулями. Вот увидишь!
— Где же ты все это достанешь?
— Достану! — я распалился не на шутку. — Ты говоришь, я хвастаюсь, будто в здешних лесах мне нет равных? А я докажу, что это правда! Я рад, что ты отпускаешь меня на волю. Если бы я на тебе женился, то, как и все, поставил бы дом где-нибудь у ручья, да так ничего и не увидел бы в жизни и никем не стал бы, кроме как твоим мужем! А сейчас я — свободный человек! Пройду страну из конца в конец, и люди обо мне заговорят!
— Ха-ха-ха! — раздалось в ответ.
— Ты еще услышишь обо мне! — с этими словами я вскочил на мула и тронул его вниз по тропе. В ушах, не переставая, звенел ее издевательский смех. Я больно ударил Александра пятками под ребра. Издав громкий рев изумления, мул стрелой помчался к дому. Мгновение спустя ольховник скрыл из глаз и дом семьи Макгроу, и Глорию, и мои детские мечты.
Глава 2
Спустившийся с гор
— Она еще услышит обо мне! — в порыве отчаяния воскликнул я, выжимая из бедного Александра все, на что тот был способен. — Хватит жить затворником! Я должен показаться на людях и сделать себе имя! Она еще пожалеет! Н-но, Александр!
Последние слова были вызваны тем, что вдалеке показалось дерево с пчелиным дуплом. Мое истерзанное сердце требовало утешения, а потому я решил, что слава и богатство могут немного обождать, пока я буду топить в меду свою скорбь. Я уже, можно сказать, погрузился по самые уши, как вдруг услышал голос папаши:
— Брекенридж! Где ты, Брекенридж? А-а, вот ты куда забрался. Слезай, нечего прятаться от отца. — Он приблизился. — Брекенридж, да тебя никак пчела в ухо укусила!
Я дотронулся рукой до уха. Похоже, папаша был прав. Его слова направили ход мыслей в другое русло, и, очнувшись от горестных раздумий, я почувствовал, как кто-то дружной компанией кусает меня сразу в нескольких местах.
— Бьюсь об заклад, у любого другого Элкинса хватило бы ума выбрать более безопасное место для игры в прятки, — продолжал сыпать соль мне на раны папаша. — Послушай-ка, сынок: только что здесь был проездом старина Роджерс из Буффало. Он утверждает, что на почте в Томагавке для меня лежит письмо из штата Миссисипи, а почтальон ни за что не отдает его посторонним: только, говорит, лично старику Элкинсу или кому-нибудь из его семьи. Ума не приложу — кому это понадобился в Миссисипи? В последний раз я там был, когда сражался в армии северян. Как бы там ни было, а письмо надо забрать. Мы с мамочкой решили, что поедешь ты.
— В самый Томагавк?! — У меня захватило дух. — Вот здорово, па!
— Видишь ли, — продолжал мой старик, пятерней расчесывая бороду, — ты уже достаточно взрослый, да и выглядишь старше своих лет. Настало тебе время повидать мир. До сих пор ты не отъезжал от дома, где родился, дальше тридцати миль. Твой брат Гарфильд поехать не может — он еще не оправился после встречи с медведем, а Бакнер сейчас занимается выделкой шкуры этого медведя. Ты ведь доезжал до того места, где тропа выходит на большую дорогу? Так вот: доберешься по ней до развилки и повернешь направо. Не забудь — левая дорога ведет в Белую Клячу.
— Здорово! — Я был весьма доволен таким началом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41