Все они пили вино возле огня, разговаривали, играли в шахматы, читали. Естественность происходящего напомнила Моргону Акрен. Хар восседал в своем кресле неподалеку от очага, слушая арфиста. Айя устроилась рядом с ним и почесывала собаку, лежащую у ее колен. Когда Моргон начал пробираться сквозь толпу, король сразу же заметил его и улыбнулся.
Князь Хеда сел на скамью рядом с королем-волком. Собака оставила Айю, чтобы с любопытством обнюхать нового гостя, и Моргон, испытав легкий шок, понял, что это волк. Возле огня лежали, уютно свернувшись калачиком, и другие животные – рыжая лисица, жирный барсук, серая белка, пара ласок, белых, как снег в камышах.
В то время как Моргон осторожно почесывал у волка за ушами, Айя спокойно пояснила ему:
– Они прячутся в доме от зимы, это друзья Хара. Иногда они проводят здесь время до самой весны, иногда приносят новости о людях и о зверях Остерланда. Иногда их присылают наши дети, если сами не могут нас навестить, – вон, высоко на балке спит белый сокол, его послала сюда наша дочь.
– Вы можете с ними разговаривать? – спросил Моргон. Айя, улыбнувшись, покачала головой:
– Я могу проникать только в сознание Хара – и то лишь тогда, когда он в своем собственном облике. Да так оно и лучше, иначе я бы куда больше о нем беспокоилась, когда он рыскает по всему королевству и надолго оставляет меня одну.
Песня подошла к концу, арфист, поджарый и темноволосый, поднялся, чтобы выпить вина. Король потянулся к своему кубку. Налил он вина и Моргону, не забыв послать слугу за едой. Затем Хар начал говорить, и голос его звучал тихо на фоне окружающего собеседников шума:
– Ты предложил мне свою помощь. Был бы ты любым другим человеком, я бы ею не воспользовался, но ты князь Хеда, и этим все сказано. То, о чем я попрошу, чрезвычайно трудно, зато результат будет очень ценным. Я хочу, чтобы ты нашел Сута.
– Сута? Хар, да как же он может быть живым? Как, если прошло семьсот лет…
– Моргон, я знал Сута. – Голос Хара оставался тихим, но в нем, словно порыв холодного ветра, прозвучала резкая нота. – Давно, много-много лет назад, когда мы оба были молоды, мы дружили… Мы жаждали знаний, и не важно было, как оно нам доставалось. Мы играли в отгадывание загадок задолго до начала существования Кэйтнарда, наши игры растягивались на годы – и все эти годы мы не уставали искать ответы. В те бурные времена он потерял глаз; это он покрыл мои руки шрамами, похожими на рога тура, обучая меня, как нужно менять облик. Когда он исчез вместе со всей школой волшебников, я считал, что он, должно быть, умер. И все же три года назад, когда перед моими глазами на месте молодого тура, меняя облик, возник мальчик, я заглянул в его мысли и сразу же вспомнил лицо человека, которого он считал своим отцом. Я знал его так же хорошо, как знаю собственное сердце. Сут. Он жив. Семь сотен лет он где-то скрывался. Прятался. Однажды, когда я спросил его, как он потерял глаз, он только рассмеялся и сказал, что в мире нет ничего такого, на что стоит смотреть. И все-таки он что-то увидел, повернулся к чему-то спиной и убежал, исчез, точно снежинка, упавшая на заснеженную землю. Он хорошо сделал, что спрятался. Я шел за ним по пятам три года, как волк, и я найду его.
В голове Моргона затеснились мысли.
– Моргол Херуна думает, что Гистеслухлом, основатель Лунголда, тоже жив. Но это не более чем предположение, доказательств нет. Так от чего он убегает?
– А что тебя тянет к горе Эрленстар?
Моргон поставил на стол свой кубок и запустил пальцы в волосы, откидывая их с лица так, что на его бледной коже отчетливо проступили кроваво-красные звезды.
– Вот это.
Руки Хара вздрогнули, блеснув кольцами, которыми были унизаны его пальцы. Айя сидела неподвижно, вся превратившись во внимание, и глаза ее были устремлены на Моргона.
– Значит, – произнес король, – продолжение этой великой игры переместилось на Хед. Когда ты впервые это понял?
Моргон попытался вспомнить.
– В Имрисе, – ответил он после недолгого молчания. – Я обнаружил арфу с тремя звездами, такими же, как у меня, и никто другой, кроме меня, не мог играть на этой арфе. Я увидел там женщину, которая была замужем за Хьюриу, и она пыталась убить меня, но не было для этого иной причины, кроме моих звезд, и она сказала, что она старше любой загадки, когда-либо загаданной…
– Как ты попал в Имрис?
– Я вез корону Аума в Ануйн.
– Имрис, – тихо промолвил Хар, – находится в противоположном направлении.
– Хар, ты должен знать о том, что произошло. Даже если бы все торговцы Обитаемого Мира отправились на морское дно вместе с короной Аума, ты все-таки каким-нибудь образом узнал бы о том, что случилось.
– А я и знаю это, – невозмутимо промолвил Хар. – Но я не знаю тебя. Будь же терпелив со мной, стариком, и начни с начала.
И Моргон начал. К тому времени, когда рассказ подошел к концу, когда он поведал обо всех своих странствиях, зал уже опустел, но король, Айя и тихонько наигрывавший арфист слушали. Слушал и Хугин, который подошел и тихонько сел у ног Хара, положив голову на колени короля. Факелы почти догорели, звери посапывали во сне. Наконец голос Моргона смолк, и он почувствовал, как устал от длинного рассказа. Хар поднялся, глядя в огонь. Он долго молчал, и Моргон видел, как напрягаются мышцы его сильных рук.
– Сут…
При упоминании этого имени лицо Хугина вспыхнуло и обратилось к королю. Моргон спросил:
– Ты думаешь, Сут должен что-то знать? Моргол считает, что понимание сущности этих звезд было извлечено из сознания волшебников.
Хар развел руками. Он посмотрел на Моргона, что-то взвешивая в уме, и сказал, как будто вовсе не слышал последнего вопроса:
– Тебе не нравится убивать. Есть иные способы защиты. Я мог бы обучить тебя заглядывать в чужое сознание, видеть за пределами наваждения, закрывать двери своего собственного сознания, чтобы никто не мог проникнуть в него. Ты уязвим, точно животное без шкуры. Я мог бы научить тебя, как перехитрить саму зиму.
– Я не понимаю, – сказал Моргон, хотя на самом деле уже начинал понимать.
– Я ведь тебя предупреждал, – напомнил Хар, – что ты никогда не должен вслепую что-либо обещать в этом доме. Я думаю, что Сут бегает со стадом туров за Хмурой Горой. Я научу тебя превращаться в тура – ты будешь свободно передвигаться среди них всю зиму, но все же ты не будешь туром. Твое тело и твои инстинкты станут такими же, как у них, но сознание останется твоим. Сут может спрятаться и от самого Высшего, но тебе он себя выдаст.
Моргон запротестовал:
– Хар, у меня нет дара для того, чтобы менять облик.
– Откуда ты знаешь?
– Я не… Ни один человек на Хеде еще не рождался с подобным умением.
Он шевельнулся – и почувствовал, что стоит на четырех сильных ногах, топко отточенных для того, чтобы бежать быстрее, что голова его гнется под тяжестью золотых рогов, что у него нет больше рук и нет голоса.
Неожиданно Хугин, по-прежнему запинаясь, сказал:
– Это так славно – быть туром… Хар знает.
Моргон мысленно увидел лицо Грима Окленда, лицо Элиарда, они непонимающе глядели на него и словно спрашивали – озадаченно и растерянно: «Ты умеешь превращаться в тура? Зачем тебе это?»
Он чувствовал, что Хар смотрит на него, и сказал тихо и неохотно:
– Я попытаюсь, потому что обещал тебе. Но сомневаюсь, получится ли: ведь все мои инстинкты против этого.
– Ах, твои инстинкты….
В глазах короля неожиданно, точно в глазах дикого зверя, отразился огонь, заставив Моргона вздрогнуть.
– Упрям же ты… Повернувшись к горе Эрленстар, уйдя на тысячи верст дальше от Хеда, чем уходил когда-либо любой хедский князь, имея в своем распоряжении арфу, ты все еще цепляешься за прошлое, как птенчик за родное гнездо. Да что ты знаешь о своих инстинктах? Что ты вообще знаешь о себе? Ты что же, хочешь обречь нас всех на гибель своим отказом заглянуть в себя и назвать словами все то, что ты видишь?
Моргон крепко вцепился руками в край скамьи. Ровно, стараясь изо всех сил, чтобы его голос не дрожал, он произнес:
– Я землеправитель Хеда, Мастер Загадок и Звездоносец, в таком порядке…
– Ну уж нет. Ты – Звездоносец. Нет у тебя другого имени, кроме этого, нет иного будущего. У тебя есть способности, с которыми не рождался еще ни один из правителей Хеда. У тебя глаза, которые видят, разум, способный творить. Твое чутье позвало тебя прочь с Хеда прежде, чем ты понял, почему это произошло, – с Хеда в Кэйтнард, в Аум, в Херун, в Остерланд, где короли не имели жалости к бежавшим от правды…
– Я был рожден…
– Ты был рожден Звездоносцем. Мудрому известно свое собственное имя. Ты ведь не дурак, ты не хуже меня способен ощутить, что зарождается в нашем мире немыслимый хаос. Перестань же цепляться за свое прошлое, оно бессмысленно. Ты можешь прожить без землеправления, раз это необходимо, это не так уж существенно…
Моргон оказался на ногах еще прежде, чем осознал, что пошевелился.
– Нет!
– У тебя есть очень способный земленаследник, который спокойно останется дома и будет заниматься делами вместо того, чтобы отвечать на непонятные загадки. Твоя земля может просуществовать без тебя, но, если ты убежишь от своего собственного предназначения, ты, вероятнее всего, погубишь нас всех.
Хар умолк. Моргон непроизвольно издал глухое, рвущееся из самого сердца рыдание без слез. Лица Айи и Хугина при свете огня казались высеченными из белого камня, и только лицо короля было подвижным, как ни у одного из людей и ни у одного из животных. Задыхаясь, Моргон прошептал:
– Какова, по-твоему, стоимость права земленаследия? Какой стимул, ты полагаешь, заставит меня нарушить земельный закон? Какую цену заплатишь ты мне за все то, что я люблю больше жизни?
Светлые, мерцающие глаза короля-волка были неподвижны.
– Пять загадок, – сказал Хар. – Монета для человека, у которого нет ничего. Кто такой Звездоносец и что связанное он развяжет? Что одна звезда вызовет из тишины, одна звезда – из тьмы и одна звезда – из смерти? Кто придет в конце времен и что он принесет? Кто заставит звучать арфу земли, молчащую с Начала Времен? Кто принесет звезды из огня и льда в Конце Времен?
Руки Моргона медленно опустились. В зале царило безмолвие. Моргон почувствовал, как слезы, точно пот, текут по его лицу.
– В каком Конце?
Король-волк не отвечал.
– В каком Конце?
– Отвечать на загадки – твое дело. Сут однажды задал мне эти загадки как человек, который передает на хранение другу свое сердце. Со времени его исчезновения я повторял их много раз – и нет ответов.
– Где он их узнал?
– Только он об этом знает.
– Тогда я спрошу у него.
Лицо Моргона оставалось бескровным, свет от языков пламени прочертил на нем полосы, его глаза не отрывались от лица короля, которое казалось ему абсолютно безжалостным.
– Я разгадаю для тебя эти загадки. И я думаю, что, когда я это сделаю, ты до последнего своего вздоха будешь жалеть, что я когда-то оставил Хед и пустился в странствия.
10
На следующее утро Моргон сидел в круглом каменном сарае позади дома Хара, ожидая, когда разожженный Хугином костер прогреет обледенелый пол. На князе Хеда была короткая льняная рубашка, ноги оставались босыми. В углу стояли кувшины с вином, разбавленным водой, кубки и больше ничего, ни еды, ни постели. Дверь была закрыта, в стенах не было окон, лишь дыра в крыше, сквозь которую уходил дым. Напротив Моргона сидел Хар с неуловимым и постоянно меняющимся в свете пламени выражением лица. За его спиной, скрестив ноги, восседал Хугин – неподвижный до такой степени, что казалось, юноша даже не дышит.
– Я проникну в твое сознание, – донесся до Моргона голос с другой стороны костра. – Я увижу то, что ты держишь в секрете. Не пытайся сопротивляться моему взгляду, но, если ты захочешь ускользнуть от меня, просто предоставь своим мыслям отхлынуть от себя, как вода, стать бессвязными, невидимыми, словно ветер.
Моргон почувствовал легкое прикосновение, как будто кто-то осторожно перебирал его мысли. Оторванные друг от друга мгновения, давно случившиеся события возникали перед его внутренним взором: Руд, занимающийся вместе с ним поздно ночью при свете коптящей свечи, госпожа Эриэл, ласково разговаривающая с ним в темном зале, его пальцы, скользящие по последней, самой толстой струне арфы, Тристан с грязными босыми ногами, поливающая свои розовые кусты, Лира, хватающая меч, становящийся в ее руках живым и меняющим облик. Он позволил Хару остаться у себя в голове без борьбы, пока неожиданно во тьме своих воспоминаний не увидел, как тело незнакомого страшного арфиста, удерживающее в неподвижности текучие, колеблющиеся цвета моря, пытается увернуться от него, и вот лицо пронзенного копьем музыканта меняется, делается ясным – на одно лишь мгновение, после чего он падает.
Моргона сотрясла непроизвольная дрожь. Глаза Хара не мигая смотрели на него из пламени.
– Нет там ничего, с чем нельзя было бы справиться. Начнем сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Князь Хеда сел на скамью рядом с королем-волком. Собака оставила Айю, чтобы с любопытством обнюхать нового гостя, и Моргон, испытав легкий шок, понял, что это волк. Возле огня лежали, уютно свернувшись калачиком, и другие животные – рыжая лисица, жирный барсук, серая белка, пара ласок, белых, как снег в камышах.
В то время как Моргон осторожно почесывал у волка за ушами, Айя спокойно пояснила ему:
– Они прячутся в доме от зимы, это друзья Хара. Иногда они проводят здесь время до самой весны, иногда приносят новости о людях и о зверях Остерланда. Иногда их присылают наши дети, если сами не могут нас навестить, – вон, высоко на балке спит белый сокол, его послала сюда наша дочь.
– Вы можете с ними разговаривать? – спросил Моргон. Айя, улыбнувшись, покачала головой:
– Я могу проникать только в сознание Хара – и то лишь тогда, когда он в своем собственном облике. Да так оно и лучше, иначе я бы куда больше о нем беспокоилась, когда он рыскает по всему королевству и надолго оставляет меня одну.
Песня подошла к концу, арфист, поджарый и темноволосый, поднялся, чтобы выпить вина. Король потянулся к своему кубку. Налил он вина и Моргону, не забыв послать слугу за едой. Затем Хар начал говорить, и голос его звучал тихо на фоне окружающего собеседников шума:
– Ты предложил мне свою помощь. Был бы ты любым другим человеком, я бы ею не воспользовался, но ты князь Хеда, и этим все сказано. То, о чем я попрошу, чрезвычайно трудно, зато результат будет очень ценным. Я хочу, чтобы ты нашел Сута.
– Сута? Хар, да как же он может быть живым? Как, если прошло семьсот лет…
– Моргон, я знал Сута. – Голос Хара оставался тихим, но в нем, словно порыв холодного ветра, прозвучала резкая нота. – Давно, много-много лет назад, когда мы оба были молоды, мы дружили… Мы жаждали знаний, и не важно было, как оно нам доставалось. Мы играли в отгадывание загадок задолго до начала существования Кэйтнарда, наши игры растягивались на годы – и все эти годы мы не уставали искать ответы. В те бурные времена он потерял глаз; это он покрыл мои руки шрамами, похожими на рога тура, обучая меня, как нужно менять облик. Когда он исчез вместе со всей школой волшебников, я считал, что он, должно быть, умер. И все же три года назад, когда перед моими глазами на месте молодого тура, меняя облик, возник мальчик, я заглянул в его мысли и сразу же вспомнил лицо человека, которого он считал своим отцом. Я знал его так же хорошо, как знаю собственное сердце. Сут. Он жив. Семь сотен лет он где-то скрывался. Прятался. Однажды, когда я спросил его, как он потерял глаз, он только рассмеялся и сказал, что в мире нет ничего такого, на что стоит смотреть. И все-таки он что-то увидел, повернулся к чему-то спиной и убежал, исчез, точно снежинка, упавшая на заснеженную землю. Он хорошо сделал, что спрятался. Я шел за ним по пятам три года, как волк, и я найду его.
В голове Моргона затеснились мысли.
– Моргол Херуна думает, что Гистеслухлом, основатель Лунголда, тоже жив. Но это не более чем предположение, доказательств нет. Так от чего он убегает?
– А что тебя тянет к горе Эрленстар?
Моргон поставил на стол свой кубок и запустил пальцы в волосы, откидывая их с лица так, что на его бледной коже отчетливо проступили кроваво-красные звезды.
– Вот это.
Руки Хара вздрогнули, блеснув кольцами, которыми были унизаны его пальцы. Айя сидела неподвижно, вся превратившись во внимание, и глаза ее были устремлены на Моргона.
– Значит, – произнес король, – продолжение этой великой игры переместилось на Хед. Когда ты впервые это понял?
Моргон попытался вспомнить.
– В Имрисе, – ответил он после недолгого молчания. – Я обнаружил арфу с тремя звездами, такими же, как у меня, и никто другой, кроме меня, не мог играть на этой арфе. Я увидел там женщину, которая была замужем за Хьюриу, и она пыталась убить меня, но не было для этого иной причины, кроме моих звезд, и она сказала, что она старше любой загадки, когда-либо загаданной…
– Как ты попал в Имрис?
– Я вез корону Аума в Ануйн.
– Имрис, – тихо промолвил Хар, – находится в противоположном направлении.
– Хар, ты должен знать о том, что произошло. Даже если бы все торговцы Обитаемого Мира отправились на морское дно вместе с короной Аума, ты все-таки каким-нибудь образом узнал бы о том, что случилось.
– А я и знаю это, – невозмутимо промолвил Хар. – Но я не знаю тебя. Будь же терпелив со мной, стариком, и начни с начала.
И Моргон начал. К тому времени, когда рассказ подошел к концу, когда он поведал обо всех своих странствиях, зал уже опустел, но король, Айя и тихонько наигрывавший арфист слушали. Слушал и Хугин, который подошел и тихонько сел у ног Хара, положив голову на колени короля. Факелы почти догорели, звери посапывали во сне. Наконец голос Моргона смолк, и он почувствовал, как устал от длинного рассказа. Хар поднялся, глядя в огонь. Он долго молчал, и Моргон видел, как напрягаются мышцы его сильных рук.
– Сут…
При упоминании этого имени лицо Хугина вспыхнуло и обратилось к королю. Моргон спросил:
– Ты думаешь, Сут должен что-то знать? Моргол считает, что понимание сущности этих звезд было извлечено из сознания волшебников.
Хар развел руками. Он посмотрел на Моргона, что-то взвешивая в уме, и сказал, как будто вовсе не слышал последнего вопроса:
– Тебе не нравится убивать. Есть иные способы защиты. Я мог бы обучить тебя заглядывать в чужое сознание, видеть за пределами наваждения, закрывать двери своего собственного сознания, чтобы никто не мог проникнуть в него. Ты уязвим, точно животное без шкуры. Я мог бы научить тебя, как перехитрить саму зиму.
– Я не понимаю, – сказал Моргон, хотя на самом деле уже начинал понимать.
– Я ведь тебя предупреждал, – напомнил Хар, – что ты никогда не должен вслепую что-либо обещать в этом доме. Я думаю, что Сут бегает со стадом туров за Хмурой Горой. Я научу тебя превращаться в тура – ты будешь свободно передвигаться среди них всю зиму, но все же ты не будешь туром. Твое тело и твои инстинкты станут такими же, как у них, но сознание останется твоим. Сут может спрятаться и от самого Высшего, но тебе он себя выдаст.
Моргон запротестовал:
– Хар, у меня нет дара для того, чтобы менять облик.
– Откуда ты знаешь?
– Я не… Ни один человек на Хеде еще не рождался с подобным умением.
Он шевельнулся – и почувствовал, что стоит на четырех сильных ногах, топко отточенных для того, чтобы бежать быстрее, что голова его гнется под тяжестью золотых рогов, что у него нет больше рук и нет голоса.
Неожиданно Хугин, по-прежнему запинаясь, сказал:
– Это так славно – быть туром… Хар знает.
Моргон мысленно увидел лицо Грима Окленда, лицо Элиарда, они непонимающе глядели на него и словно спрашивали – озадаченно и растерянно: «Ты умеешь превращаться в тура? Зачем тебе это?»
Он чувствовал, что Хар смотрит на него, и сказал тихо и неохотно:
– Я попытаюсь, потому что обещал тебе. Но сомневаюсь, получится ли: ведь все мои инстинкты против этого.
– Ах, твои инстинкты….
В глазах короля неожиданно, точно в глазах дикого зверя, отразился огонь, заставив Моргона вздрогнуть.
– Упрям же ты… Повернувшись к горе Эрленстар, уйдя на тысячи верст дальше от Хеда, чем уходил когда-либо любой хедский князь, имея в своем распоряжении арфу, ты все еще цепляешься за прошлое, как птенчик за родное гнездо. Да что ты знаешь о своих инстинктах? Что ты вообще знаешь о себе? Ты что же, хочешь обречь нас всех на гибель своим отказом заглянуть в себя и назвать словами все то, что ты видишь?
Моргон крепко вцепился руками в край скамьи. Ровно, стараясь изо всех сил, чтобы его голос не дрожал, он произнес:
– Я землеправитель Хеда, Мастер Загадок и Звездоносец, в таком порядке…
– Ну уж нет. Ты – Звездоносец. Нет у тебя другого имени, кроме этого, нет иного будущего. У тебя есть способности, с которыми не рождался еще ни один из правителей Хеда. У тебя глаза, которые видят, разум, способный творить. Твое чутье позвало тебя прочь с Хеда прежде, чем ты понял, почему это произошло, – с Хеда в Кэйтнард, в Аум, в Херун, в Остерланд, где короли не имели жалости к бежавшим от правды…
– Я был рожден…
– Ты был рожден Звездоносцем. Мудрому известно свое собственное имя. Ты ведь не дурак, ты не хуже меня способен ощутить, что зарождается в нашем мире немыслимый хаос. Перестань же цепляться за свое прошлое, оно бессмысленно. Ты можешь прожить без землеправления, раз это необходимо, это не так уж существенно…
Моргон оказался на ногах еще прежде, чем осознал, что пошевелился.
– Нет!
– У тебя есть очень способный земленаследник, который спокойно останется дома и будет заниматься делами вместо того, чтобы отвечать на непонятные загадки. Твоя земля может просуществовать без тебя, но, если ты убежишь от своего собственного предназначения, ты, вероятнее всего, погубишь нас всех.
Хар умолк. Моргон непроизвольно издал глухое, рвущееся из самого сердца рыдание без слез. Лица Айи и Хугина при свете огня казались высеченными из белого камня, и только лицо короля было подвижным, как ни у одного из людей и ни у одного из животных. Задыхаясь, Моргон прошептал:
– Какова, по-твоему, стоимость права земленаследия? Какой стимул, ты полагаешь, заставит меня нарушить земельный закон? Какую цену заплатишь ты мне за все то, что я люблю больше жизни?
Светлые, мерцающие глаза короля-волка были неподвижны.
– Пять загадок, – сказал Хар. – Монета для человека, у которого нет ничего. Кто такой Звездоносец и что связанное он развяжет? Что одна звезда вызовет из тишины, одна звезда – из тьмы и одна звезда – из смерти? Кто придет в конце времен и что он принесет? Кто заставит звучать арфу земли, молчащую с Начала Времен? Кто принесет звезды из огня и льда в Конце Времен?
Руки Моргона медленно опустились. В зале царило безмолвие. Моргон почувствовал, как слезы, точно пот, текут по его лицу.
– В каком Конце?
Король-волк не отвечал.
– В каком Конце?
– Отвечать на загадки – твое дело. Сут однажды задал мне эти загадки как человек, который передает на хранение другу свое сердце. Со времени его исчезновения я повторял их много раз – и нет ответов.
– Где он их узнал?
– Только он об этом знает.
– Тогда я спрошу у него.
Лицо Моргона оставалось бескровным, свет от языков пламени прочертил на нем полосы, его глаза не отрывались от лица короля, которое казалось ему абсолютно безжалостным.
– Я разгадаю для тебя эти загадки. И я думаю, что, когда я это сделаю, ты до последнего своего вздоха будешь жалеть, что я когда-то оставил Хед и пустился в странствия.
10
На следующее утро Моргон сидел в круглом каменном сарае позади дома Хара, ожидая, когда разожженный Хугином костер прогреет обледенелый пол. На князе Хеда была короткая льняная рубашка, ноги оставались босыми. В углу стояли кувшины с вином, разбавленным водой, кубки и больше ничего, ни еды, ни постели. Дверь была закрыта, в стенах не было окон, лишь дыра в крыше, сквозь которую уходил дым. Напротив Моргона сидел Хар с неуловимым и постоянно меняющимся в свете пламени выражением лица. За его спиной, скрестив ноги, восседал Хугин – неподвижный до такой степени, что казалось, юноша даже не дышит.
– Я проникну в твое сознание, – донесся до Моргона голос с другой стороны костра. – Я увижу то, что ты держишь в секрете. Не пытайся сопротивляться моему взгляду, но, если ты захочешь ускользнуть от меня, просто предоставь своим мыслям отхлынуть от себя, как вода, стать бессвязными, невидимыми, словно ветер.
Моргон почувствовал легкое прикосновение, как будто кто-то осторожно перебирал его мысли. Оторванные друг от друга мгновения, давно случившиеся события возникали перед его внутренним взором: Руд, занимающийся вместе с ним поздно ночью при свете коптящей свечи, госпожа Эриэл, ласково разговаривающая с ним в темном зале, его пальцы, скользящие по последней, самой толстой струне арфы, Тристан с грязными босыми ногами, поливающая свои розовые кусты, Лира, хватающая меч, становящийся в ее руках живым и меняющим облик. Он позволил Хару остаться у себя в голове без борьбы, пока неожиданно во тьме своих воспоминаний не увидел, как тело незнакомого страшного арфиста, удерживающее в неподвижности текучие, колеблющиеся цвета моря, пытается увернуться от него, и вот лицо пронзенного копьем музыканта меняется, делается ясным – на одно лишь мгновение, после чего он падает.
Моргона сотрясла непроизвольная дрожь. Глаза Хара не мигая смотрели на него из пламени.
– Нет там ничего, с чем нельзя было бы справиться. Начнем сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34