– Каким был твой отец? – спросил Габриель.
– Тебе не обязательно о нем знать.
– Он был ненормальным? Бил тебя?
– Конечно, нет. Чаще всего он пропадал где-то за границей, пытаясь спасти очередного Странника. Отец никогда не говорил нам, куда едет. Мы никогда не знали, жив он или погиб. Он мог пропустить мой день рождения и Рождество, а потом появиться в самый неожиданный момент. Отец всегда вел себя так, будто ничего необычного не происходит, будто он ходил за угол выпить кружку пива. Наверное, иногда я по нему скучала, но все равно не хотела, чтобы он возвращался домой. Потому что когда он возвращался, снова начиналось мое обучение.
– Он учил тебя пользоваться мечом?
– Не только. Еще я училась кикбоксингу, карате, дзюдо и стрельбе из различных типов оружия. Он заставлял меня даже думать по-особому. Если мы приходили в магазин за покупками, он мог вдруг потребовать, чтобы я описала всех, кого там увидела. Если мы ехали в метро, он просил рассмотреть всех, кто был в вагоне, и определить схему возможного боя. Сначала следовало напасть на самого сильного, а потом поочередно переходить к более слабым противникам.
Габриель кивнул, будто хорошо понимая, о чем она рассказывает.
– Что он делал еще?
– Когда я стала постарше, отец стал нанимать воров или наркоманов, чтобы они следили за мной по пути из школы домой. Моей задачей было обнаружить их и скрыться от преследования. Все обучение проходило на улице, и отец старался, чтобы оно было как можно опаснее.
Майя чуть не рассказала о том, как дралась в подземке с футбольными фанатами, но, к счастью, подошла официантка и подала Габриелю второй гамбургер. Габриель не обратил на него никакого внимания и попытался возобновить разговор.
– Похоже, не очень-то тебе хотелось быть Арлекином.
– Я пыталась жить обычной жизнью. Ничего не получилось.
– Тебя это злит?
– Мы не всегда выбираем свой путь сами.
– По-моему, ты злишься на отца.
Слова Габриеля проникли под Майин защитный панцирь и попали в самое сердце. На секунду ей показалось, будто она вот-вот расплачется, и расплачется так отчаянно, что содрогнется весь окружающий их мир.
– Я… я уважала его, – сказала она, заикаясь.
– Это не значит, что ты не можешь на него злиться.
– Хватит о моем отце. К тому, что происходит сейчас, он не имеет никакого отношения. Сейчас нас разыскивает Табула, а я пытаюсь тебя спасти. Перестань носиться на мотоцикле взад-вперед. Я должна видеть тебя постоянно.
– Майя, мы же посреди пустыни. Никто нас тут не увидит.
– Клетка существует и там, где ее прутья совсем не заметны. – Майя поднялась с места и забросила ремень металлического тубуса на плечо. – Заканчивай с едой. Я жду на улице.
Весь остаток дня Габриель ехал впереди фургона, не отрываясь вперед. Солнце село и будто растворилось в горизонте, а они все ехали и ехали на восток. Милях в сорока от границы штата Невада Майя заметила неоновую зелено-голубую вывеску маленького мотеля.
Майя достала из сумки генератор случайных чисел. Если выпадет четное число, они едут дальше. Если нечетное, останавливаются здесь. Она надавила на кнопку. На дисплее появилось число – 88167. Майя помигала Габриелю фарами фургона и свернула на покрытый гравием двор. Мотель был выстроен полукругом и предлагал постояльцам двенадцать номеров и пустой бассейн, на дне которого росла трава.
Майя выбралась из фургона и подошла к Габриелю. Она считала, что номер надо взять один на двоих, так как не хотела упускать Габриеля из виду, но ему решила дать другое объяснение. «Не дави на него, – сказала себе Майя. – Придумай что-нибудь убедительное».
– У нас мало денег, так что номер придется взять один на двоих.
– Ладно, – сказал Габриель и отправился следом за Майей в освещенный офис администратора.
Хозяйкой мотеля оказалась пожилая дама с сигаретой в зубах. Она криво ухмыльнулась, когда Майя написала на маленькой белой карточке: «Мистер и миссис Томпсон».
– Мы заплатим наличными, – сказала Майя.
– Конечно, дорогая. Как вам будет угодно. Только постарайтесь ничего не ломать.
Из обстановки в номере было две продавленные кровати, маленький стол и пара пластмассовых стульев. Кроме того, имелся кондиционер, но Майя решила его не включать. Гул вентилятора мог заглушить подозрительные звуки снаружи. Она открыла окно над изголовьем кроватей и отправилась в душ. Вода из кранов бежала чуть теплая, с затхлым щелочным запахом. С трудом промыв свои густые волосы, Майя надела футболку и спортивные шорты и уступила ванную Габриелю.
Пока он принимал душ, Майя сняла с кровати одеяло и скользнула под простыню, положив меч в нескольких дюймах от правой ноги. Через пять минут из ванной появился Габриель – с мокрыми волосами, в футболке и трусах. Он медленно прошел по потертому ковру и сел на краешек своей кровати. Майе показалось, что он собирается что-то сказать, но Габриель передумал и молча забрался под одеяло.
Лежа на спине, Майя принялась вслушиваться в звуки, которые доносились со всех сторон. На оконную проволочную сетку слегка давил ветер. По автостраде изредка проносился фургон или автомобиль. Майя начала засыпать и уже в полудреме снова стала маленькой девочкой, оказалась одна в тоннеле метро, и трое мужчин опять на нее напали. «Нет, – сказала она себе. – Не думай об этом».
Открыв глаза, Майя слегка повернула голову и посмотрела на Габриеля. Его голова лежала на подушке, а очертания тела плавно вырисовывались под простыней. Майе стало интересно, много ли у Габриеля было подружек, которые говорили ему комплименты и признавались в любви. К слову «любовь» Майя относилась с недоверием. Это слово постоянно использовали в песнях и рекламных роликах. Оно звучало неискренне и ненадежно – как слово для обывателей. А что же мог сказать Арлекин самому близкому для него человеку?
Тут Майя вспомнила ту фразу, последние слова, которые отец сказал ей в Праге: «Я умер бы ради тебя».
Габриель стал беспокойно крутиться с боку на бок, отчего кровать заскрипела. Через несколько минут он положил под голову вторую подушку и заговорил:
– Ты ведь разозлилась, когда мы в ресторане обедали, правда? Мне, наверно, не стоило тебя расспрашивать.
– Тебе не надо ничего знать о моей жизни, Габриель.
– У меня тоже нормального детства не было. Родители все время чего-то боялись. Мы постоянно прятались или убегали.
Он замолчал. Майя не знала, следует ли сказать что-то в ответ. Разве Арлекины ведут личные разговоры с теми, кого охраняют?
– Ты видел когда-нибудь моего отца? – спросила она наконец. – Помнишь его?
– Нет, но я помню, как первый раз в жизни увидел нефритовый меч. Мне было лет пять или шесть.
Габриель опять замолчал, а Майя больше не стала ничего спрашивать. Некоторые воспоминания походят на шрамы, которые мы прячем от посторонних глаз. Мимо мотеля проехал грузовик с прицепом. Затем автомобиль. Потом снова грузовик. Если бы машина повернула во двор, под ее колесами захрустел бы насыпной гравий.
– Я забываю о семье, когда прыгаю с парашютом или еду на мотоцикле, – тихо заговорил Габриель, и его слова будто растворялись в темноте. – Стоит только притормозить, и все возвращается обратно…
29
– Из раннего детства я помню только то, как мы едем куда-то в автомобиле. Мы все время паковали вещи и перебирались с места на место. Наверное, поэтому мы с Майклом просто бредили о собственном доме. Если мы жили где-то дольше чем пару недель, то начинали надеяться, что останемся там навсегда. Потом возле мотеля дважды проезжал один и тот же автомобиль или работник с бензозаправки задавал отцу какой-нибудь необычный вопрос. Родители начинали шептаться друг с другом, потом будили нас среди ночи и заставляли одеваться в темноте. Солнце не успевало взойти, а мы уже снова были в дороге и ехали неизвестно куда.
– Твои родители как-то объясняли такое поведение? – спросила Майя.
– Толком не объясняли. Потому-то и было так страшно. Они просто говорили: «Здесь опасно» или «За нами гонятся нехорошие люди», после чего мы собирали вещи и срывались с места.
– Вы с Майклом никогда не жаловались?
– Отцу нет. Он всегда ходил в потрепанной одежде и рабочих ботинках, но в нем самом, в его взгляде все равно чувствовалась огромная сила, даже мудрость. Незнакомые люди часто открывали ему свои секреты, как будто надеялись, что он поможет.
– А твоя мать? Какой она была?
Габриель минуту помолчал.
– Я все время вспоминаю, как мы виделись незадолго до ее смерти. Никак не могу забыть, какой она стала. Раньше мама была такой веселой, такой жизнерадостной. Если у нас посреди дороги ломался пикап, она вела меня и Майкла в поле, и мы собирали цветы или искали счастливый клевер с четырьмя листочками.
– Ну а как ты себя вел? – спросила Майя. – Слушался или хулиганил?
– Я тихоней был, держал все в себе.
– А Майкл?
– Он всегда был серьезным, уверенным в себе старшим братом. Если в мотеле нам требовался шкафчик с замком или лишнее полотенце, родители посылали за ними Майкла… Иногда мне все же нравилось путешествовать. Насколько я помню, денег нам всегда хватало, хотя отец нигде не работал. Мама терпеть не могла телевизоры и все время рассказывала нам какие-то истории или читала вслух. Она любила Марка Твена и Чарльза Диккенса, и я помню, в каком мы с Майклом были восторге, когда мама прочитала нам «Лунный камень» Уилки Коллинза. Отец учил нас ремонтировать автомобиль, разбираться в картах и тому, как не потеряться в незнакомом городе. Вместо того чтобы читать учебники, мы останавливались у каждой мемориальной доски, которую встречали вдоль дороги.
Когда мне было восемь, а Майклу – двенадцать, мама с папой посадили нас рядом и сообщили, что мы собираемся купить ферму. Мы останавливались в небольших городках, покупали там газеты с объявлениями и ездили по фермам, у которых стояли таблички «Продается». Мне они нравились все до единой, но отец всегда возвращался к пикапу, качал головой и говорил маме, что «условия не подходят». Через пару недель мне стало казаться, что «условия» – это компания противных старух, которым нравится на все отвечать «нет». Мы проехали по Миннесоте, потом повернули на запад, в сторону Южной Дакоты. В Сиу-Сити отец узнал, что в городке Юнитивилль продается ферма. Красивые там были места, с холмами, и с озерами, и с полями люцерны. Ферма стояла в полумиле от дороги, за сосновым леском. Там был огромный красный амбар, несколько сараев и ветхий дом в два этажа. Отец с хозяином немного поторговались, и мы все-таки купили эту ферму за наличные. Через две недели мы туда переехали. Сначала все шло нормально, а в конце месяца у нас отключилось электричество. Мы с Майклом решили, будто что-то сломалось, но родители позвали нас на кухню и сказали, что электричество и телефон связывают нас с остальным миром.
– Твой отец знал, что за вами охотятся, – сказала Майя. – Он хотел жить вне Системы.
– Нам он ничего не объяснял. Он просто сказал, что теперь мы будем звать себя Миллерами и что каждый должен выбрать себе новое имя. Майкл захотел взять имя Робин Вундеркинд, но отцу оно не понравилось. Мы долго спорили, и в конце концов Майкл стал Дэвидом, а я Джимом, в честь Джима Хокинса из «Острова сокровищ». В тот вечер отец показал нам все оружие и объяснил, где что будет лежать. Нефритовый меч хранился в спальне родителей, и нам запретили трогать его без разрешения.
Майя улыбнулась, представив ценный меч спрятанным в кладовке. Она подумала, что скорее всего он стоял в дальнем углу, рядом с парой старых ботинок.
– Винтовка лежала в гостиной, за диваном, а гладкостволку спрятали на кухне. Еще у отца был пистолет тридцать восьмого калибра. Его он всегда держал в наплечной кобуре. В детстве нам с Майклом это не казалось чем-то особенно странным. Мы просто приняли оружие как данность. Ты сказала, отец был Странником. Честно говоря, ни разу не видел, чтобы он исчез, или растворился, или что-нибудь в этом роде.
– Тело Странника остается здесь, в этом мире, – объяснила Майя. – Преграду между мирами пересекает свет, который заключен в человеке.
– Два раза в год отец садился в пикап и на несколько недель уезжал из дома. Нам с Майклом он всегда говорил, что едет на рыбалку, но рыбы никогда не привозил. Когда отец был дома, он обычно мастерил мебель или работал в саду. Часа в четыре он заканчивал все дела, звал нас с Майклом в амбар и показывал приемы дзюдо, и карате, и кэндо на бамбуковых мечах. Майкл терпеть не мог те занятия. Считал их пустой тратой времени.
– Он говорил об этом отцу?
– Мы никогда не смели ему перечить. Иногда отец мог просто посмотреть на тебя и сразу понять, о чем ты думаешь. Мы с Майклом верили, что он способен читать наши мысли.
– Как к нему относились соседи?
– Мы мало с кем общались. Выше по холму стояла ферма Стивенсонов, но они были не очень дружелюбные. На другой стороне речки жили супруги Тедфорд, Дон и Ирэн, уже довольно пожилые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63