Роуэн напряженно застыл на табурете: он был бледен, его трясло. Меч рассек предплечье, но ни кость, ни мышцы задеты не были. Рука останется цела, он сможет ею пользоваться, как и раньше, хотя, вероятно, сейчас чувствует себя так, словно уже потерял ее.
Он медленно и осторожно выдохнул: это скорее напоминало шипение сквозь стиснутые зубы. Протянул руку к кубку терпкого вина, который Уэйтэ предусмотрительно поставил на стол. Пальцы сжались на кубке так, что даже костяшки побелели, он поднес кубок к губам. Я улыбнулся. Уэйтэ насыпал в вино порошка, который несколько уймет боль. Роуэн сначала отказывался от такой помощи, но сейчас он просто не знал о порошке. Когда он выпьет вина, ему станет легче.
Я посмотрел через плечо в дверной проем. Снаружи все было серым и темно-синим, над лагерем нависли низкие облака, и по земле стелился зимний морозный туман. Пар от моего дыхания за пределами палатки становился похожим на дым и поднимался вверх легким белым облачком.
– Благодарю, господин мой, – голос Роуэна был все еще напряженным, но чувствовалось, что зелье уже начало действовать.
Он принялся натягивать свои отороченные мехом кожаные одежды, хотя – я знал это – каждое движение причиняло ему боль. Я не предложил своей помощи, зная, что он не позволит Мухаару прислуживать ему, да и гордость помешает принять помощь – от кого бы то ни было. Как и у всякого Чэйсули, у него была своя гордость: резковатая ранимая гордость, которую многие принимали за надменность. Обычно это чувство было рождено сознанием того, что они немаловажные фигуры в игре богов. И Роуэн, хотя и был более хомэйном, чем Чэйсули, в привычках и поведении, вел себя с той же характерной гордостью хотя сам и не отдавал себе в этом отчета.
Я пошевелился и тут же скривился от боли, мышцы явно не желали повиноваться. Мое тело было в синяках, кожу саднило, но в последней стычке я не получил ни царапины. Я не пролил ни капли собственной крови – в отличие от Роуэна – если не считать того, что разбил нос, когда мой конь неловко дернул головой, а я в тот момент прижимался к его холке. На одно-два мгновения удар привел меня в полубессознательное состояние – я был легкой добычей и мог только удерживаться в седле. А Роуэн бросился вперед, чтобы отвести удар меча – и принял удар, предназначавшийся мне. Нам обоим повезло, что атвиец промахнулся.
– Ты голоден? – спросил я.
Роуэн кивнул. Как и все мы, он сильно исхудал – кожа да кости. Поскольку он был Чэйсули, его худоба была более заметна, я носил бороду, и никто не замечал, как я выгляжу. В этом были свои преимущества:
Роуэн смотрелся неважно, я – нет, а я, надо сказать, терпеть не мог, когда меня спрашивали, как я себя чувствую. Это заставляло меня ощущать себя слабым и беспомощным, я же таким не был. Но – увы, иногда за трон и власть приходится расплачиваться и этим.
Роуэн натянул перчатки, чуть замешкавшись с правой – движение причиняло ему боль. Он был по-прежнему бледен, потеря крови заставила побелеть его лицо, бронзовое, как у всех Чэйсули, это, да еще потемневшие от выпитого снадобья глаза, делало его больше похожим на хомэйна.
Бедняга Роуэн, подумал я, вечно мечущийся между двумя мирами и народами…
Он провел здоровой рукой по волосам и посмотрел на меня, усилием воли заставив себя улыбнуться:
– Мне не больно, мой господин. Уэйтэ, откладывая орудия хирурга, неодобрительно хмыкнул:
– В моем присутствии ему, видите ли, больно, а перед Мухааром – нет. У вас, мой господин, поразительные способности целителя… может, нам нужно поменяться местами?
Роуэн покраснел. Я ухмыльнулся и откинул дверной полог, жестом приказав ему выйти первым, хотя он и хотел пропустить меня вперед. Туман обдал наши лица холодом. Роуэн передернул плечами, баюкая раненую руку:
– Мне действительно лучше, господин мой. Я ничего сказал ему о порошке, просто показал жестом на ближайший костер, где жарилось мясо:
– Туда. Горячее вино и жареный кабан. Тебе без сомнения станет лучше, когда твой желудок будет полон.
Он осторожно пошел по утоптанной промерзшей земле, стараясь не потревожить раненую руку.
– Господин мой… прости.
– За то, что тебя ранили? – я покачал головой. – Ты получил рану, которая предназначалась мне. Это требует моей благодарности, а не твоих извинений.
– Нет, – его юное лицо прорезали морщинки. Он смотрел себе под ноги, и волосы, черные, как вороново крыло, почти скрывали его лицо: как и я, он давно не стриг волос. – Лучше бы рядом с тобой был Финн. Я… я не ленник, – он бросил на меня взгляд темных глаз. – Мне не хватает умения, чтобы охранить тебя, мой господин.
Я остановился у костра и кивнул солдату, который занимался жареным кабаном, тот тут же принялся резать мясо – должно быть, тем же ножом, каким разделывал добычу.
– Ты не Финн и никогда не смог бы стать им, – ответил я Роуэну. – Но я хочу, чтобы ты был рядом со мной.
– Мой господин…
Я жестом заставил его замолчать:
– Когда шесть месяцев назад я отослал Финна со службы, я знал, чем рискую.
Но все же это нужно было сделать для нашего общего блага. Я не отрицаю, что для меня важно было его присутствие рядом. Связь между ленником-Чэйсули и его Мухааром – священна, но когда отвергнута клятва крови, изменить уже ничего нельзя Я взял его за здоровую руку, зная, что под мехами и кожей нет золотых браслетов лиир.
– Я не ищу второю Финна. Я ценю тебя – таким, каков ты есть. Не разочаровывай меня тем, что ты сам столь низкого о себе мнения.
Солдат бросил кусок мяса на ломоть черствого хлеба и протянул мне. Я, в свою очередь, передал его Роуэну:
– Ешь. Ты должен восстановить силы, чтобы быть готовым к новым сражениям.
Туман был таким густым, что в волосах Роуэна оседали капли воды. Влажные пряди спадали ему на плечи, лицо его было усталым и бледным, кожа обтягивала кости, но мне подумалось, что боль ему причиняет не только рана.
Рядом с очагом грелась баклага вина. Я наклонился, налил кружку и протянул ее Роуэну. Когда я наливал вторую – для себя, кто-то окликнул меня.
– Мяса, господин? – спросил солдат с ножом.
– Подожди минутку.
Я поднялся и пошел на крик. В тумане трудно было разобрать, откуда он донесся, но тут я увидел вынырнувшие из серой дымки силуэты всадников: трое хомэйны из моего войска, четвертый – чужак.
Они были одеты в привычную кожу и меха. Туман расступился перед ними, позволив разглядеть их, потом сомкнулся снова за их спиной.
– Мой господин!
Один из всадников спешился и опустился на одно колено, потом снова поднялся:
– Посланник, мой господин.
Рука указывала на незнакомца, до сих пор сидящего в седле. Его конь был хорош, как обычно бывают кони вестников, но герба, показывавшего, откуда он, я не увидел. Темная кожа, меха – еще темнее, шапка закрывает голову, оставляя открытым только лицо.
Горячее вино грело мне руки даже сквозь перчатки.
– Атвиец? – я постарался не вкладывать в это слово никакого определенного выражения. Незнакомец стянул шерстяную ткань, окутывающую его голову поверх шапки:
– Нет, мой господин, элласиец, – голос был ясный и чистый, – посланник Наследного Принца Куинна.
Лахлэн. Я не сумел удержаться от улыбки:
– Слезай с коня, друг мой посланник. Добро пожаловать.
Он спешился, подошел ближе и упал на одно колено в быстром почтительном поклоне. Хорошо исполнено. У него было дружелюбное открытое лицо в веснушках, он был молод, но явно знал свое дело. Судя по цвету бровей, под шапкой скрывались рыжие волосы, а глаза у него были зелеными.
– Мой господин, я рад служить Наследному Принцу. Он приказал мне передать это, – из кожаного мешочка на поясе он извлек свиток, скрепленный печатью голубого цвета со знакомым гербом – арфа и корона Эллас. Мне вспомнился Лахлэн с его Леди в руках, рассказывающий мне, кто он.
Я сломал печать и развернул свиток, во влажном воздухе мгновенно утративший свою упругость, однако слова были вполне разборчивы.
Возвратившись домой в Регхед я был встречен моим королем и отцом весьма тепло и сердечно – он просто осыпал меня дарами. Одним из них была личная гвардия – на случай надобности. Не знаю, думал ли Родри, что я решу быть щедрым и передам этот дар тебе. Не думаю, что намерения короля относительно этого подарка были таковы, но я уже распорядился им по-своему. Мои люди в твоем распоряжении, пока у тебя есть в них нужда. И если ты по доброте своей решишь ответить даром на дар, я прошу только, чтобы ты был милостив к Эллас в тот день, когда мы попросим тебя о союзе.
Собственноручно подписано:
Куинн Лахлэн Ллеуэллин, Наследный Принц Эллас Я ухмыльнулся, потом рассмеялся и сунул кружку горячего вина в руки посланника:
– Вот истинно добрая весть! Где они и сколько их?
Выпив вина, он широко улыбнулся в ответ:
– Пол-лиги к востоку отсюда, мой господин. Что до их числа – пять тысяч.
Королевская Гвардия Эллас.
Я снова рассмеялся:
– Ах, Лодхи, благодарю тебя за этого посланника! Но еще более благодарю за дружбу Лахлэна! – я похлопал посланника по плечу, – Как твое имя?
– Гриффт, мой господин.
– А вашего капитана?
– Мередит. Это человек, близкий к самому принцу, – Гриффт ухмыльнулся еще шире. – Господин, простите меня, но мы все знаем о том, что задумал принц Куинн. И все с радостью присоединимся к тебе. Послать за остальными?
– Пять тысяч… – я с улыбкой покачал головой. – С Торном будет покончено в один день. Гриффт просиял:
– Значит, вы близки к победе?
– Мы побеждаем, – ответил я, – но с вашей помощью победа будет быстрее – и слаще. О боги, благодарю вас за этого арфиста!
Я забрал у Гриффта кружку – он вскочил в седло и поскакал прочь, а я смотрел ему вслед, пока туман не поглотил его и троих его сопровождающих.
– Что ж, мой господин, – сказал Роуэн, – дело почти сделано.
– И это хорошо, – я усмехнулся. – Хорошо и то, что тебе не придется сражаться – с такой рукой ты еще не годишься для боя.
– Мой господин… – попытался возразить он, но я уже не слушал его, перечитывая письмо Лахлэна.
Карта была выполнена на хорошо выделанной мягкой коже кремового цвета, и рисунок был чуть выпуклым. В освещенном свечами шатре линии, казалось, тихо мерцали.
– Здесь, – я коснулся карты указательным пальцем, – Мухаара. Мы – здесь, около сорока лиг к северо-западу.
Я передвинул палец на запад:
– Чэйсули здесь, ближе к Лестре, хотя еще и в пределах Хомейны, – поднял руку и указал более эмоциональным жестом на солиндский порт Андемир.
– Торн высадился здесь, Атвия – в восьми лигах за Идрийским Океаном, строго к западу от Солинды. Он выбрал кратчайший путь через море в Солинду и кратчайший по суше – в Хомейну, – я прочертил по карте линию ногтем. – Видите?
Он прошел вот так, разделив Солинду пополам. Здесь наши земли врезаются в земли Солинды, и сюда шел Торн.
– Но вы остановили его, – кивнул элласийский капитан со знанием дела. – Вы отрезали ему путь, и он не может продвинуться дальше.
Странно было вновь слышать этот выговор, хотя мы и говорили на хомэйнском в присутствии хомейнских командиров. В моем шатре собралось довольно много элласийцев: я хотел, чтобы «подарок» Лахлэна знал, что он делает.
– Торн не слишком старался скрыть, что разделил свою армию, – объяснял я.
– Он пройдет через Солинду, собирая подмогу, а вторая часть его войска на кораблях – так говорили донесения – высадится в Хондарте. Вот здесь, – я указал на точку, обозначающую Хондарт и находившуюся почти в самом низу карты прямо на юг от Мухаары. – Но флота не было – настоящего флота. Это был обманный ход.
Мередит кивнул:
– Он хотел, чтобы вы разделили войско надвое, часть ушла бы в Хондарт, а он ударил бы сюда всеми силами и встретил бы вдвое уменьшившуюся армию Хомейны, – он улыбнулся. – Он умен. Но ты, господин мой Мухаар – более.
Я покачал головой:
– Просто удачлив. И моя разведка хороша. Я узнал о плане Торна и предпринял шаги, чтобы вернуть тех, кто отправился в Хондарт, благодарение богам, они недалеко ушли. Теперь Тори в наших руках, но так просто он не сдастся. Он будет посылать против меня все новые и новые отряды до тех пор, пока у него есть хоть один человек.
– А как Солиндская поддержка, на которую он так рассчитывал?
– Она оказалась много меньше, чем он предполагал…
Мередит был по меньшей мере на двадцать лет старше меня, но слушал внимательно. Поначалу я побаивался говорить открыто, зная, что он гораздо более опытен, чем я – но Лахлэн сделал хороший выбор. Передо мной был человек, готовый выслушать мои слова, взвесить их и вынести свое решение.
– Он пришел в Солинду, ожидая, что за ним последуют тысячи – а пошли только сотни. С тех пор, как я послал туда Чэйсули, солиндцы десять раз подумают, прежде чем разрывать заключенный со мной союз.
Мередит был сама вежливость:
– Каково самочувствие королевы? Я знал, о чем он спрашивает. Это был далеко не праздный вопрос. Будущее Солинды зависело оттого, что было результатом – или причиной – нашего союза, Электра ждала второго ребенка через три месяца и, если это будет мальчик, Солинда окажется на шаг ближе к свободе и независимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52