И гадала: как можно одолеть это чудище? Перебирала в голове различные варианты, готовая даже Решетникову в ноги броситься, лишь бы он поднял народ с вилами вдоль кромки всего болота. Только ведь не послушает он меня, бросит в какой-нибудь подвал, а Подаренка сожрет еще кого-нибудь. Или хуже того, очухается до такой степени, что начнет ворожить. Это самое страшное – на упыря еще можно найти управу, а полумертвая ведьма – это ведь почти что навка, а навок в Северске уже давно разучились загонять туда, где им самое место. Я сидела, сжавшись в комок, и со стороны походила на нахохлившегося воробья. Илиодор, попетляв вокруг меня, как водомерка, с различными «э-э», «м-м», «о-о» в надежде привлечь внимание и в легкой светской беседе развеять мою грусть, был обтявкан и предпочел в конце концов компанию Архиносквена. Архимаг сначала косился на него, видимо ожидая пакостей и подначек от чернокнижника, но златоградец сумел натянуть на себя маску восторженного студента, который с трепетным обожанием заглядывает в рот преподавателю в надежде на поучительные откровения. Склонный к менторству колдун сломался, как деревенская дуреха в лапах городского балагура и повесы. Сначала бросил пару фраз, как застрельщики на поле боя бросают копье во вражескую рать, без надежды пришибить кого-нибудь, а просто показывая, что дальше соваться не следует, Илиодор наивно кивнул – и через некоторое время они уже спорили о высоких колдовских материях.
Пантерию надоело слоняться по капищу. Строя рожи истуканам и ковыряя в их носах, он уповал на то, что я рявкну, а он прицепится как репей. Но я защищать изваяния не собиралась, и поэтому черту пришлось прицепиться к высокомудрому архимагу и к чернокнижнику, о чем он тут же пожалел. Это они ухватились за него, как два кобеля за тряпку, помусолили и снова забыли в своих рассуждениях.
– …а мне, молодой человек, кажется, что ваши искания сродни попыткам варварских степных князьков завоевать себе новое царство, когда с дюжиной дружков они начинают нападать на Мирену, Златоград или Северск, грабя пограничные деревушки. В вас тот же юношеский максимализм и неумение видеть мир реально.
– В таком случае у академика Хамата тоже юношеский максимализм? – с улыбочкой поинтересовался Илиодор, вызвав в Архиносквене бурю возмущения:
– Что вы тычете мне этим своим Хаматом? Да, был степняк Илиодор с братьями, ставший первым Златоградским Императором и завоевавший все Поречье и южные земли, вплоть до Теплого моря, но ведь не в одиночку же! За ним шли НАРОДЫ! А кто идет за вами? Я уверен, человечеству не нужна магия, и вы пытаетесь восстановить мир, который в обывателе вызывает дрожь ужаса и омерзения.
– Вы, батюшка, палку-то не перегибайте! – возмущенно ткнул кулаки в бока черт. – Ежели я вам лично неприятен, то так и скажите, а всю мою семью вот так вот освинячивать незачем!
– Вот! – всплеснул руками архимаг. – Яркий пример того, что вы пытаетесь вернуть людям. И это, я вам замечу, самый миролюбивый образчик прошлого!
– Кто прошлое?! – выпучил глаза черт, но Илиодор как бы невзначай задвинул его за спину:
– На мой взгляд, очень мало шансов вернуть миру родственников Пантерия, – заявил он сладеньким голосом, – их сон так глубок, что это скорее смерть. Люди – единственные существа на сегодняшний день, которые способны получить какую-либо выгоду от магии. Представьте: два урожая на полях и сказочные дворцы, возникающие по мановению руки – разве это в вас не будит… э-э… энтузиазма?
Глаза Архиносквена азартно сверкнули. Несмотря на возраст, энтузиазма в нем было хоть отбавляй. Он бы, наверно, в пляс пошел, кабы перед ним был не чернокнижник, а свой брат колдун. Пантерий, стоявший с поникшими плечами за спиной Илиодора, вдруг заревел дурным голосом и, ткнувшись кудлатой головой в бок златоградца, шумно высморкался:
– Один я, как есть сирота! Мамки нет, папки нет, тетки с дядьками все дры-ы-ыхнут!
Спорщики осеклись, а он полез на колени к Архиносквену и, моча слезами его бороду, принялся откровенничать:
– Проклятая моя душа, пропащая совсем! Отчего, думаете, я по свету мыкаюсь в одиночестве, во всяком непотребном виде? – Он задрал рубаху и с презрением оттянул детский жирок на животе. – Думаете, я завсегда вот такой был? Да я, между прочим, принц наследный, у меня демоны в роду были! А потом, дернул черт, поцапался с Пречистой Девой, и понеслась карусель! – Пантерий притиснулся к Архиносквену, заглядывая в глаза: – Было это в жуткие времена, нечисть дохла, как чесоточные клещи в серной ванне.
У меня привычно побежали по телу мурашки, как только я услышала его задушевный тон, хоть и думала сейчас о вещах куда более жутких, чем все фантазии Пантерия. А тот не унимался, заговорщицки проникновенно шепча. Илиодор и Архиносквен склонили головы, вслушиваясь.
– Это вы вот говорите «позаснула», словно на бочок прилег и мирно захрапел, а вот хрена вам столового на блюде! Волками выли, визгом визжали, волосы на голове стояли, как рога, руками не прижмешь! В озеро сунешься – нет водяного, в лес зайдешь – пропал леший. Навкам, Проказе, Моровой деве рад был, как родным сестрам, верите? И тут вдруг случай – проигрался мне один молодчик в пух и перья, знаете, как оно бывает, зашел в постоялый двор, кружку-другую выпил, загулял, сел поиграть в карты, а на другой день и кошель вывернут, и штаны твои сосед примеряет. – Пантерий покосился на Илиодора, видимо припомнив свой последний выигрыш. – Одни в таком разе в тоску впадают, а этот рубаху на груди рванул и говорит: «Играю на свою душу!» По тем временам предложение смелое, желающих много было, и я не отказался. Раздали карты, парень глянул и побледнел, а я ему так серьезно, чтобы сразу понял – «Смотри ж теперь, придет срок – приду», – и, довольный, на улицу. А там – ОНА, стоит, осуждающе глядит и говорит, дескать, даже не думай. Я говорю: а кто ты такая? Я не я буду, если свое не возьму! Она головой качнула, говорит: ты сказал. Глаза по-козьи сузила, ну, думаю, быть беде. Должник мой еще долго по свету гулял, я сам чуть не помер, ожидаючи, когда срок придет, уж ползал еле-еле, и вдруг как локтем кто в бок толкнул – пора! Я в ту пору и сам обморочный был, чую – далеко, но ползу, на когтях, на зубах, где крысой прошмыгну, где котом перепрыгну. Время поджимает, а я чуть не визжу от страха – боюсь не успеть. Добежал до Ведьминого Лога, смотрю – дом, а в дому покойник. Вокруг нашего брата видимо-невидимо, и все одичалые, рвут друг друга, в окна ломятся, в трубу лезут. Я смекнул, ага, не одному мне он в должники записался! Каждый хочет вырвать себе кус. Смотрю: бегут две девчушки, на заложного покойника глянуть, а при этом слепенькие, что вокруг них творится – не видят.
Пантерий тяжело вздохнул, видимо вспоминая те времена, когда людям дано было не только видеть нечисть, но и дрожать перед ней в ужасе. Воспоминания оказались чересчур тоскливыми, он скис и скомкал конец рассказа: – Перекинулся я котом и давай тереться об их ноги, только не сообразил, дурак, что как только они меня в дом внесли, так и вцепились в четыре руки, дескать, не трогай каку, нехорошо, нельзя! Я от тоски так об пол лбом шарахнулся, что чувств лишился, а как очнулся, так и стало, по словам Пречистой Девы, – сделался я не я. Вон какая пакость получилась, а ведь был принц.
Он потянул на себя Архиносквенову мантию, желая с чувством обсморкать и ее, но опомнившийся маг не дал, ссадив великовозрастного дитятю с колен, несколько неуверенно прокомментировав:
– Врун ты, братец.
– С каких это щей я врун? – поднял на него красные от рева глаза Пантерий. – Или вы, батюшка, и существование Пречистой Девы отрицаете?
Предстоятель открыл возмущенно рот, Илиодор, напротив, сделал губы трубочкой, дескать, его это не касается, он вообще насвистывает, но тут над болотами горько-тоскливо завыл волк, и мы забыли о спорах.
Я поднялась со своего бревнышка и всмотрелась в даль. Сразу за реденькими кустами начиналось болото. Кочки, поросшие свежей Травой, изумрудно зеленели, золото заходящего солнца плавилось в лужицах, небо над болотом было бездонно высоко, и в нем носились быстрокрылые птицы, склевывая повылезший по причине теплого дня болотный гнус. Все как всегда и совсем не страшно. Только каждая жилка в теле звенела, не веря красивой и безмятежной картинке.
Я обхватила себя руками и, набравшись мужества, произнесла вслух то, что решила про себя еще вчера:
– Пойду я прибью эту гадину.
– Я с тобой, – тут же вырос у правого плеча Илиодор.
– Не надо мне твоих спектаклей!
Он хмыкнул и, достав из-за пазухи кулек изюма, заглянул в него с таким видом, словно ожидал обнаружить внутри все тайны мироздания.
– Я обязательно помогу вам, – запоздало спохватился Архиносквен, а черт стукнул себя кулаком в грудь, выражая решимость биться с Фроськой, даже несмотря на то что хитрое Илиодорово заклятие на версту его не подпустит к Чучелкиной могилке.
– Я бы советовал вам заняться более насущными делами, – поднял со значением бровь златоградец и, ссыпав в рот горсть изюма, сначала сладко зажмурился, а потом беззаботно отправился убивать Фроську. Я метнулась к архимагу:
– Дядя Архиносквен, если вы собрались сейчас вызывать других колдунов, то, может, не надо?
– Да что ты, Маришечка, – очень ненатурально попробовал отмахнуться от меня предстоятель, но я от досады чуть не боднула его в живот:
– Я знаю, что вы это можете, и он, – я покосилась на Илиодора, – знает. Не нравится мне все это. А вдруг это ловушка?
Архиносквен хотел было и дальше сюсюкать со мной как с ребенком, но, заглянув в мои глаза, посерьезнел, нахмурился и даже губу закусил, задумавшись:
– Знаешь, Мариша, меня самого господин Илиодор настораживает. Ландольфы вообще всегда были люди… к-хм, – он кашлянул, – с причудами. И число это настораживает. Двенадцать магов, двенадцать резонаторов… Невольно дрожь по телу пробегает.
– Вы думаете, он вас?! – Я почувствовала, что у меня подгибаются ноги, но предстоятель обнял меня за плечи, успокаивающе похлопав, и улыбнулся:
– Нет, двенадцать – это даже для него чересчур. Три, четыре – я бы еще поверил, но дюжина… это нереально.
– А может, он хочет, чтобы вы его магистром избрали? – предположила я самое меньшее из зол, порядком удивив мага.
– Как-то я не думал об этом, – захлопал Архиносквен глазами, потом тряхнул головой, отгоняя нереальные видения, – навряд ли! Он молодой, ему хочется могущества и власти, а пост магистра – это больше канцелярщина, удел стариков, я бы сказал. Вот украсть наши накопители, стационарные, которым больше пяти веков, – вот это вполне в духе его семьи.
– А ваши друзья сюда с накопителями прибудут?
– Конечно, – вздернул брови Архиносквен, – а иначе как перемещаться? Свободной праны в мире нет, как сказал господин Илиодор.
Наше страстное перешептывание прервал капризный зов златоградца:
– Мариша, ну пойдем уж. Мы, рыцари, предпочитаем умирать на глазах прекрасной дамы.
– Если будешь кривляться, как вчера, то лучше сразу обратно возвращайся, – посоветовала я, нервно пожав на прощание холеные пальчики Архиносквена, и припустила к Чучелкиной могилке.
Илиодор, уписывающий изюм, проводил меня недоуменным взглядом, когда я пробежала мимо, наигранно вякнув в спину:
– Когда это я кривлялся?
– Всегда, – прошипела я сквозь зубы.
Я смутно представляла себе тропинку к проклятому островку от капища. Пантерий, правильно поняв мои колебания, когда я цаплей замерла на кочке, не зная, куда поставить ногу, игриво подмигнул:
– Выгуляю тебя напоследок.
Шагов через двести он споткнулся и плюхнулся без сил и всякой возможности двигаться дальше, однако успев показать мне тропку. Я чмокнула его меж рожек и велела ползти обратно, к Архиносквену.
Илиодор все это наблюдал с отстраненным интересом, чем несказанно раздражал, я бы сказала, бесил.
– Чего ты все время улыбаешься? – рявкнула я на него.
Он сразу сделал серьезную мину:
– Да вот думаю, не посвататься ли? Есть в тебе что-то от Ландольфов. Мы тоже скорее помрем, чем свое уступим.
– Кловун, – буркнула я, а он с готовностью улыбнулся, если б не топь, то и на руках прошелся бы, наверное. Это было уж чересчур, и я, ухватив его за пуговицу кафтана, потребовала. – Говори сейчас же, можешь Фроську убить или нет?
Он задумался с самым серьезным видом, даже переносицу почесал:
– Строго говоря, в мире вообще нет невозможных вещей, есть только маловероятные.
Я кинулась на него с кулаками:
– Гад, как же я тебя ненавижу! Ты можешь один раз честно сказать, чего тебе от всех нас надо?
Он изобразил на лице крайнее удивление и некоторое замешательство, но, как я поняла чуть позже, это не я его так впечатлила, а появившийся как из-под земли волк.
ГЛАВА 14
Хорек сунулся было заварить чай, уже и заварочки насыпал, и рукой потянулся к маленькому котелку, который весело взбулькивал оттого, что еле заметные языки огня облизывали его закопченные бока, но тут егерский десятник Кирилка, по прозвищу Беда властно прижал его к земле, подав условный знак Медведю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Пантерию надоело слоняться по капищу. Строя рожи истуканам и ковыряя в их носах, он уповал на то, что я рявкну, а он прицепится как репей. Но я защищать изваяния не собиралась, и поэтому черту пришлось прицепиться к высокомудрому архимагу и к чернокнижнику, о чем он тут же пожалел. Это они ухватились за него, как два кобеля за тряпку, помусолили и снова забыли в своих рассуждениях.
– …а мне, молодой человек, кажется, что ваши искания сродни попыткам варварских степных князьков завоевать себе новое царство, когда с дюжиной дружков они начинают нападать на Мирену, Златоград или Северск, грабя пограничные деревушки. В вас тот же юношеский максимализм и неумение видеть мир реально.
– В таком случае у академика Хамата тоже юношеский максимализм? – с улыбочкой поинтересовался Илиодор, вызвав в Архиносквене бурю возмущения:
– Что вы тычете мне этим своим Хаматом? Да, был степняк Илиодор с братьями, ставший первым Златоградским Императором и завоевавший все Поречье и южные земли, вплоть до Теплого моря, но ведь не в одиночку же! За ним шли НАРОДЫ! А кто идет за вами? Я уверен, человечеству не нужна магия, и вы пытаетесь восстановить мир, который в обывателе вызывает дрожь ужаса и омерзения.
– Вы, батюшка, палку-то не перегибайте! – возмущенно ткнул кулаки в бока черт. – Ежели я вам лично неприятен, то так и скажите, а всю мою семью вот так вот освинячивать незачем!
– Вот! – всплеснул руками архимаг. – Яркий пример того, что вы пытаетесь вернуть людям. И это, я вам замечу, самый миролюбивый образчик прошлого!
– Кто прошлое?! – выпучил глаза черт, но Илиодор как бы невзначай задвинул его за спину:
– На мой взгляд, очень мало шансов вернуть миру родственников Пантерия, – заявил он сладеньким голосом, – их сон так глубок, что это скорее смерть. Люди – единственные существа на сегодняшний день, которые способны получить какую-либо выгоду от магии. Представьте: два урожая на полях и сказочные дворцы, возникающие по мановению руки – разве это в вас не будит… э-э… энтузиазма?
Глаза Архиносквена азартно сверкнули. Несмотря на возраст, энтузиазма в нем было хоть отбавляй. Он бы, наверно, в пляс пошел, кабы перед ним был не чернокнижник, а свой брат колдун. Пантерий, стоявший с поникшими плечами за спиной Илиодора, вдруг заревел дурным голосом и, ткнувшись кудлатой головой в бок златоградца, шумно высморкался:
– Один я, как есть сирота! Мамки нет, папки нет, тетки с дядьками все дры-ы-ыхнут!
Спорщики осеклись, а он полез на колени к Архиносквену и, моча слезами его бороду, принялся откровенничать:
– Проклятая моя душа, пропащая совсем! Отчего, думаете, я по свету мыкаюсь в одиночестве, во всяком непотребном виде? – Он задрал рубаху и с презрением оттянул детский жирок на животе. – Думаете, я завсегда вот такой был? Да я, между прочим, принц наследный, у меня демоны в роду были! А потом, дернул черт, поцапался с Пречистой Девой, и понеслась карусель! – Пантерий притиснулся к Архиносквену, заглядывая в глаза: – Было это в жуткие времена, нечисть дохла, как чесоточные клещи в серной ванне.
У меня привычно побежали по телу мурашки, как только я услышала его задушевный тон, хоть и думала сейчас о вещах куда более жутких, чем все фантазии Пантерия. А тот не унимался, заговорщицки проникновенно шепча. Илиодор и Архиносквен склонили головы, вслушиваясь.
– Это вы вот говорите «позаснула», словно на бочок прилег и мирно захрапел, а вот хрена вам столового на блюде! Волками выли, визгом визжали, волосы на голове стояли, как рога, руками не прижмешь! В озеро сунешься – нет водяного, в лес зайдешь – пропал леший. Навкам, Проказе, Моровой деве рад был, как родным сестрам, верите? И тут вдруг случай – проигрался мне один молодчик в пух и перья, знаете, как оно бывает, зашел в постоялый двор, кружку-другую выпил, загулял, сел поиграть в карты, а на другой день и кошель вывернут, и штаны твои сосед примеряет. – Пантерий покосился на Илиодора, видимо припомнив свой последний выигрыш. – Одни в таком разе в тоску впадают, а этот рубаху на груди рванул и говорит: «Играю на свою душу!» По тем временам предложение смелое, желающих много было, и я не отказался. Раздали карты, парень глянул и побледнел, а я ему так серьезно, чтобы сразу понял – «Смотри ж теперь, придет срок – приду», – и, довольный, на улицу. А там – ОНА, стоит, осуждающе глядит и говорит, дескать, даже не думай. Я говорю: а кто ты такая? Я не я буду, если свое не возьму! Она головой качнула, говорит: ты сказал. Глаза по-козьи сузила, ну, думаю, быть беде. Должник мой еще долго по свету гулял, я сам чуть не помер, ожидаючи, когда срок придет, уж ползал еле-еле, и вдруг как локтем кто в бок толкнул – пора! Я в ту пору и сам обморочный был, чую – далеко, но ползу, на когтях, на зубах, где крысой прошмыгну, где котом перепрыгну. Время поджимает, а я чуть не визжу от страха – боюсь не успеть. Добежал до Ведьминого Лога, смотрю – дом, а в дому покойник. Вокруг нашего брата видимо-невидимо, и все одичалые, рвут друг друга, в окна ломятся, в трубу лезут. Я смекнул, ага, не одному мне он в должники записался! Каждый хочет вырвать себе кус. Смотрю: бегут две девчушки, на заложного покойника глянуть, а при этом слепенькие, что вокруг них творится – не видят.
Пантерий тяжело вздохнул, видимо вспоминая те времена, когда людям дано было не только видеть нечисть, но и дрожать перед ней в ужасе. Воспоминания оказались чересчур тоскливыми, он скис и скомкал конец рассказа: – Перекинулся я котом и давай тереться об их ноги, только не сообразил, дурак, что как только они меня в дом внесли, так и вцепились в четыре руки, дескать, не трогай каку, нехорошо, нельзя! Я от тоски так об пол лбом шарахнулся, что чувств лишился, а как очнулся, так и стало, по словам Пречистой Девы, – сделался я не я. Вон какая пакость получилась, а ведь был принц.
Он потянул на себя Архиносквенову мантию, желая с чувством обсморкать и ее, но опомнившийся маг не дал, ссадив великовозрастного дитятю с колен, несколько неуверенно прокомментировав:
– Врун ты, братец.
– С каких это щей я врун? – поднял на него красные от рева глаза Пантерий. – Или вы, батюшка, и существование Пречистой Девы отрицаете?
Предстоятель открыл возмущенно рот, Илиодор, напротив, сделал губы трубочкой, дескать, его это не касается, он вообще насвистывает, но тут над болотами горько-тоскливо завыл волк, и мы забыли о спорах.
Я поднялась со своего бревнышка и всмотрелась в даль. Сразу за реденькими кустами начиналось болото. Кочки, поросшие свежей Травой, изумрудно зеленели, золото заходящего солнца плавилось в лужицах, небо над болотом было бездонно высоко, и в нем носились быстрокрылые птицы, склевывая повылезший по причине теплого дня болотный гнус. Все как всегда и совсем не страшно. Только каждая жилка в теле звенела, не веря красивой и безмятежной картинке.
Я обхватила себя руками и, набравшись мужества, произнесла вслух то, что решила про себя еще вчера:
– Пойду я прибью эту гадину.
– Я с тобой, – тут же вырос у правого плеча Илиодор.
– Не надо мне твоих спектаклей!
Он хмыкнул и, достав из-за пазухи кулек изюма, заглянул в него с таким видом, словно ожидал обнаружить внутри все тайны мироздания.
– Я обязательно помогу вам, – запоздало спохватился Архиносквен, а черт стукнул себя кулаком в грудь, выражая решимость биться с Фроськой, даже несмотря на то что хитрое Илиодорово заклятие на версту его не подпустит к Чучелкиной могилке.
– Я бы советовал вам заняться более насущными делами, – поднял со значением бровь златоградец и, ссыпав в рот горсть изюма, сначала сладко зажмурился, а потом беззаботно отправился убивать Фроську. Я метнулась к архимагу:
– Дядя Архиносквен, если вы собрались сейчас вызывать других колдунов, то, может, не надо?
– Да что ты, Маришечка, – очень ненатурально попробовал отмахнуться от меня предстоятель, но я от досады чуть не боднула его в живот:
– Я знаю, что вы это можете, и он, – я покосилась на Илиодора, – знает. Не нравится мне все это. А вдруг это ловушка?
Архиносквен хотел было и дальше сюсюкать со мной как с ребенком, но, заглянув в мои глаза, посерьезнел, нахмурился и даже губу закусил, задумавшись:
– Знаешь, Мариша, меня самого господин Илиодор настораживает. Ландольфы вообще всегда были люди… к-хм, – он кашлянул, – с причудами. И число это настораживает. Двенадцать магов, двенадцать резонаторов… Невольно дрожь по телу пробегает.
– Вы думаете, он вас?! – Я почувствовала, что у меня подгибаются ноги, но предстоятель обнял меня за плечи, успокаивающе похлопав, и улыбнулся:
– Нет, двенадцать – это даже для него чересчур. Три, четыре – я бы еще поверил, но дюжина… это нереально.
– А может, он хочет, чтобы вы его магистром избрали? – предположила я самое меньшее из зол, порядком удивив мага.
– Как-то я не думал об этом, – захлопал Архиносквен глазами, потом тряхнул головой, отгоняя нереальные видения, – навряд ли! Он молодой, ему хочется могущества и власти, а пост магистра – это больше канцелярщина, удел стариков, я бы сказал. Вот украсть наши накопители, стационарные, которым больше пяти веков, – вот это вполне в духе его семьи.
– А ваши друзья сюда с накопителями прибудут?
– Конечно, – вздернул брови Архиносквен, – а иначе как перемещаться? Свободной праны в мире нет, как сказал господин Илиодор.
Наше страстное перешептывание прервал капризный зов златоградца:
– Мариша, ну пойдем уж. Мы, рыцари, предпочитаем умирать на глазах прекрасной дамы.
– Если будешь кривляться, как вчера, то лучше сразу обратно возвращайся, – посоветовала я, нервно пожав на прощание холеные пальчики Архиносквена, и припустила к Чучелкиной могилке.
Илиодор, уписывающий изюм, проводил меня недоуменным взглядом, когда я пробежала мимо, наигранно вякнув в спину:
– Когда это я кривлялся?
– Всегда, – прошипела я сквозь зубы.
Я смутно представляла себе тропинку к проклятому островку от капища. Пантерий, правильно поняв мои колебания, когда я цаплей замерла на кочке, не зная, куда поставить ногу, игриво подмигнул:
– Выгуляю тебя напоследок.
Шагов через двести он споткнулся и плюхнулся без сил и всякой возможности двигаться дальше, однако успев показать мне тропку. Я чмокнула его меж рожек и велела ползти обратно, к Архиносквену.
Илиодор все это наблюдал с отстраненным интересом, чем несказанно раздражал, я бы сказала, бесил.
– Чего ты все время улыбаешься? – рявкнула я на него.
Он сразу сделал серьезную мину:
– Да вот думаю, не посвататься ли? Есть в тебе что-то от Ландольфов. Мы тоже скорее помрем, чем свое уступим.
– Кловун, – буркнула я, а он с готовностью улыбнулся, если б не топь, то и на руках прошелся бы, наверное. Это было уж чересчур, и я, ухватив его за пуговицу кафтана, потребовала. – Говори сейчас же, можешь Фроську убить или нет?
Он задумался с самым серьезным видом, даже переносицу почесал:
– Строго говоря, в мире вообще нет невозможных вещей, есть только маловероятные.
Я кинулась на него с кулаками:
– Гад, как же я тебя ненавижу! Ты можешь один раз честно сказать, чего тебе от всех нас надо?
Он изобразил на лице крайнее удивление и некоторое замешательство, но, как я поняла чуть позже, это не я его так впечатлила, а появившийся как из-под земли волк.
ГЛАВА 14
Хорек сунулся было заварить чай, уже и заварочки насыпал, и рукой потянулся к маленькому котелку, который весело взбулькивал оттого, что еле заметные языки огня облизывали его закопченные бока, но тут егерский десятник Кирилка, по прозвищу Беда властно прижал его к земле, подав условный знак Медведю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66