Маленький Доннер никогда не играл с соседскими детьми. Мало кто приходил в их дом с облупившейся штукатуркой. Еще реже мать с сыном выходили наружу. В результате только в пять лет Доннер обнаружил, что по-английски говорят не только по телевизору. Этот урок дался ему нелегко и был преподан в первый же день в школе. Голубоглазый блондин с нежным цветом лица, он выглядел стопроцентным американцем, но с губ его срывались лишь непонятные слова.
Белые дети возненавидели его. И дети мексиканцев тоже его невзлюбили. Горстка черных и китайцев решила, что он слишком смешон, чтобы с ним говорить. Маленький Доннер, после школы с трудом добравшись до дома, решил во что бы то ни стало изучить американский язык, даже если ради этого придется навсегда отказаться от разговоров с матерью.
Его учителем стал телевизор. В каком-то смысле он стал и его домом. Каждый вечер он переселялся в устроенный и счастливый мир шоу Донны Рид, сериала «Отцу видней» и дюжины других аналогичных передач. У телегероев были полные семьи. Они жили на приятных, засаженных деревьями улицах и мыли руки перед едой. Мамы киномалышей всегда носили серьги и туфли на высоком каблуке. Но что самое главное, в этих телевизионных историях никогда ничего не происходило. Конечно, у героев были свои проблемы, но какими ужасными они бы ни были, к последнему рекламному блоку их все удавалось разрешить.
Любимым сериалом Доннера был «Пусть решает бобер». На всем свете не было более стопроцентного американца, чем Уолли Кливер. Он был совершенно неуязвим. Доннеру даже казалось, что Уолли Кливер мог стукнуть старушку ледорубом по голове, но все было бы тут же улажено и он, зубастый и симпатичный, мог, сунув руки в карманы, вразвалку подойти к отцу и сказать: «Привет, отец».
Итак, Доннер наблюдал и учился. Быстро промелькнули годы, неразличимые в своем однообразии. Днем Доннер продолжал бороться, а вечером — смотреть телевизор. Не замечая надоедливой болтовни матери, он сосредоточивался на сверкающем экране. Он быстро научился говорить на американском языке. Он чувствовал, что этот язык всегда жил в нем. Нужно было лишь научить язык произносить слова. Одновременно он изо всех сил старался забыть испанский, но не мог изгнать его из головы. В конце концов он признал свое поражение. Испанский останется с ним на всю жизнь, как какое-то жуткое родимое пятно, которое лишь он один может увидеть в зеркале.
В пятнадцать он ушел из дома, просто выскользнул незаметно на улицу, пока его мать была в церкви. Он вовсе не планировал побег. Просто проснулся воскресным утром и понял: пора. Уложил кое-какие вещи в спортивную сумку и ушел, не потрудившись даже закрыть за собой дверь. Не озаботился он и тем, чтобы написать записку: мать поймет, что он ушел навсегда, когда увидит разбитую рамку и порванную фотографию блондина, изуродованную осколками стекла. А если она решит, что это всего лишь недоразумение, ей достаточно будет заглянуть в коробку из-под леденцов, где она хранила деньги на хозяйство. Стоит ей туда заглянуть, и она все поймет раз и навсегда.
В тот первый вечер самостоятельной жизни Доннера подвезла некая дама в «Кадиллаке-Эльдорадо». Он до сих пор помнил ее — светлые мягкие волосы, загорелую морщинистую кожу на шее и как кроваво-красные ноготки выбивали нервную дробь на рулевом колесе.
Она спросила, как его зовут. Он совсем было собрался произнести «Хосе», но с губ невольно сорвалось «Уолли».
— Уолли? Здорово.
— Да, мэм, благодарю.
Но это было только начало.
Она пожалела его, такого большого и крепкого парня, совершенно одинокого в этом мире, и ее сочувствие приобрело форму приглашения. Она решила, что было бы неплохо, если бы Доннер погостил у нее пару дней.
Пара дней превратилась в месяц, и Доннер узнал кое-что новое и весьма интересное о своем теле, нечто, о чем прежде он лишь смутно подозревал. Теперь, размышляя об этом эпизоде с высоты лет, он понимал, что старая хрычовка получила гораздо больше своих денег. Но как бы то ни было он ушел от нее с тремя тысячами баксов в кармане, что составило сотню в день. Он знал, что стоил таких денег и даже гораздо больше.
Он стал переезжать из города в город и понял, что всегда найдется кто-то, готовый его поддержать. Другими словами, сунуть в джинсы небольшое количество зеленых за вовремя оказанные услуги. И все же иногда случалось, что поток «пожертвований» иссякал, так что, как всякий хороший предприниматель, Доннер переключился на другой вид работы. Чаще всего это называют «вооруженный грабеж».
Первое свое убийство он совершил в Джексон-Хоул, штат Вайоминг, когда продавец винного магазина полез под прилавок за обрезом. Это была его роковая ошибка. Память о том случае до сих пор жила в нем, словно ласкающий душу стоп-кадр. Громоподобный удар выстрела, забавной формы кровавое пятно, растекающееся по линялой ковбойке, и выражение удивления на лице, прежде чем парень рухнул навзничь, прямо на стеллаж уцененных вин.
— Мы готовы! — крикнула Консуэла, прервав поток мыслей Доннера.
Он выдавил улыбку.
— Так чего же мы ждем? — Он отшвырнул сигареты и открыл дверцу «эконолайна». Салон выглядел удобным, манящим: на полу лежал ворсистый коврик, сиденья были обтянуты плюшем, заднее стекло и окна машины были приятного желтоватого цвета. Если даже кому-то из семейства Мадера что-то и показалось странным, он не подал виду. — Поехали, — сказал Доннер, делая им жест приблизиться. — До границы путь неблизкий.
Кинув быстрый взгляд на лачугу, Консуэла пошла по заваленному мусором двору — остальные последовали за ней. Свой скудный скарб они несли в тряпичных узелках. Мигель попытался было спрятать пса в многочисленных складках собственной одежды, но тощее тельце продолжало извиваться, а розовый язык то и дело норовил лизнуть жирную физиономию хозяина. Доннер решил, что лучше взять собаку с собой. Зачем поднимать шум, когда от нее легко можно будет избавиться, стоит лишь пересечь границу. Семейство загрузилось в автомобиль в почтительном молчании. Наконец все расселись. Тогда Доннер плотно закрыл зверь и вставил ключ в зажигание.
Ведя машину по узкому серпантину, Доннер старался сосредоточиться на дороге. Нельзя сказать, чтобы эта часть Чихуахуа пестрила дорожными знаками или сияла огнями. В некоторых деревнях, расположенных в стороне от дороги, не было даже метра асфальтированного пространства. Даже удивительно, подумал он, насколько эти люди отрезаны от мира, словно двадцатый век обошел их стороной, совершенно не задев. Впрочем, это только облегчало его работу. Начинал он в приграничных городках, но там все были слишком американизированы, слишком подозрительны и недоверчивы, к тому же они сами настолько привыкли к мошенничеству, что у них не было времени участвовать в задуманном им. И Доннер быстро понял, что, если хочешь торговать мечтой, надо отправляться туда, где люди все еще в нее верят.
Наконец они выехали на шоссе, и Доннер достал из-под сиденья бутылку текилы. Семейство Мадера у него за спиной распевало песни, словно компания ребятишек, вывезенная на прогулку. Они пели о любви, революции, смерти и Пресвятой Богородице. Их голоса звучали то тише, то громче, и это начинало действовать ему на нервы.
— Тут я припас кое-что — скрасит дорогу. — Он протянул плетеную бутыль главе семьи и ухмыльнулся, услышав звук открываемой пробки. — Давайте поднимем тост за новую, лучшую жизнь в Америке.
— Извините, — произнесла Консуэла, — но спиртное плохо на меня действует. А мои сестренки еще слишком малы для подобных вещей.
— Рекомендую, — настаивал Доннер. — Не может быть, чтобы у вас был такой уж чувствительный желудок. И в конце концов, это тост, дело серьезное и очень ответственное. Конечно, если для вас не имеет значения... — Он внезапно замолк, словно охваченный разочарованием и отчаянием.
— Ну хорошо, — согласилась девушка. — Но только глоток — в честь этого события.
В зеркало заднего вида Доннер наблюдал, как они передают бутылку по кругу. Это всегда срабатывало безупречно. Стоит лишь воззвать к чувству собственного достоинства мексиканца, и можно заставить его сделать что угодно. К тому времени, как бутылка совершила полный круг, голова старика свесилась на грудь. Остальные члены семьи отключились секундой позже. Доннер слышал, как бутылка упала на покрытый ковриком пол. Тощий желтый пес приподнялся и вылакал остатки, прежде чем жидкость успела впитаться в ковер. Мгновение спустя он тоже впал в забытье; его остекленевшие карие глаза светились в полумраке.
— Мощное средство, — хмыкнул Доннер. — Разве никто вам, дуракам, не говорил, что нельзя пить с незнакомыми людьми?
Со смехом он прибавил скорость до шестидесяти миль в час. Теперь он ехал по главной дороге, всего в часе с небольшим езды до границы. Если учесть, сколько снотворного он засыпал в текилу, похоже, семейство пропустит момент прибытия в Штаты.
Доннер откинулся на сиденье. Что может быть лучше, когда в лицо тебе дует ветерок, а впереди лежит чистая, пустая дорога. Он достал пачку «Уинстона», сунул в рот сигарету и глубоко, с удовольствием затянулся. Да, за последние несколько месяцев жизнь его сильно изменилась. Он до сих пор помнил, как удивился, получив первое письмо. Особенно когда из конверта посыпались банкноты, образовав неровную стопку на потертом ковре гостиной. Он никогда прежде не видел столько денег сразу, а письмо обещало гораздо более крупную сумму.
Само письмо было кратким, простым и деловым. В благодарность за неожиданно свалившееся на него богатство он должен был всего-навсего снабжать своего анонимного нанимателя женщинами. Другими словами, раздобыть для него 242 женщины. В письме содержались основные возрастные и физические параметры, но отыскать требуемое было не так-то легко. Парень хотел получить хорошеньких женщин, и это желание было вполне понятно.
Однако в данном деле было одно «но». Женщины, исчезновение которых может вызвать переполох, полностью исключались. В письме его будущий наниматель предлагал заниматься отбором в Мексике, поскольку там проще относятся к исчезновению людей. Он также информировал, что уже улажен вопрос его пересечения границы без досмотра машины. В конце письма содержались подробные инструкции относительно места и времени перехода границы, и даже указано, по какой дороге лучше ехать, чтобы встретить «доброжелательного» пограничника. Было ясно, что на подобное курсирование черед границу уже затрачено много времени и средств. Но больше всего поразило Доннера то, что в конверте он обнаружил ключи от новенького двенадцатиместного микроавтобуса. Там также лежали документы на право владения и чек на покупку, оба выписанные на его имя.
Прочитав письмо, Доннер подошел к окну. И, приподняв занавеску, выглянул наружу. Машина стояла под окнами. Он сверил номера с документами — все совпадало. Почему эти люди так уверены в себе? И почему из всех жителей Санта-Фе они выбрали именно его?
И тогда ему в голову пришла еще одна мысль: а что мешает ему взять деньги и автомобиль и смыться с глаз долой? Мысль доставила ему удовольствие. А почему бы и нет? Тот, кто так слепо доверяет незнакомому человеку, вполне заслужил, чтобы его надули.
Однако поток его мыслей был прерван пронзительным телефонным звонком. Мгновение Доннер колебался, раздраженный, затем снял трубку.
— Вы прочитали письмо? — спросил голос, отрывистый и холодный, напрочь лишенный всяких эмоций.
— Прочитал.
— Отлично. Теперь у вас две возможности, — продолжал говоривший уже мягче. — Вы можете принять мое предложение и воспользоваться многочисленными преимуществами, а можете отказаться от моих щедрых условий. В таком случае вам нужно лишь положить конверт со всем содержимым за козырек от солнца над водительским местом. Через час мои люди отгонят машину. Но если вы согласны, то сегодня же приступайте к работе.
— Честно говоря, я еще не успел подумать...
— Тогда думайте сейчас, — сказал голос. — Кстати, если вы обдумываете и еще один вариант, вашего собственного изобретения, вот вам совет: выкиньте эти мысли из головы. Конечно, мир большой, мистер Доннер, но все же не так уж он и велик.
После этого предупреждения на том конце повесили трубку.
Доннер глубоко вздохнул, осторожно положил трубку на рычаг и с удивлением обнаружил, что у него дрожат руки. Мысль о том, чтобы удрать с деньгами, сразу улетучилась из головы. Он понял, что с таким человеком лучше не шутить.
Решение заняло у него всего несколько минут. Он согласится на эту работу. Слишком уж она заманчива, чтобы отказаться. И чем больше Доннер думал о ней: тем больше понимал, что он был просто рожден для такой работы. Он обладал всеми необходимыми качествами: привлекательной внешностью, обаянием, свободно говорил по-испански. Пригодится и то, что он готов без колебаний и сожалений, если надо, убить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19