Но тут я увидела рядом с обломком скалы нож и сделанную им на камне белую
царапину. По склону легко бежал Блейз н'ри н'сут Медуэнин, держа в правой
руке харур-нацари, а в левой - харур-нилгри. Шрамы превращали его лицо в
нечто неописуемое.
"Могу ли я тягаться с ним?" - подумала я. Он совершил обход, и
утреннее солнце стало бить мне в глаза. Из осторожности я снова упала и
услышала звон металла при ударе о камень; он взмахнул харур-нацари и
промахнулся. Я вжалась в тень, которую отбрасывала скала. Злобно блеснула
сталь.
Он сделал выпад, а я стала проводить приемы, с помощью которых можно
было обезоружить нападающего, но при этом чувствовала себя скованной и
беспомощной в холодном воздухе. Он, однако, приближался, и тогда я
выстрелила в него.
Тишину утра нарушил звонкий визг. Я услышала крик Марика, вскоре
скатившегося вниз по склону. Он держал в руках мечи Телук и неподвижно
стоял на месте.
Дикарка безучастно смотрела на происходящее со склона низины.
Я убрала палец с кнопки, и медленно наступила угрожающая тишина.
Парализатор, приятно грея, лежал у меня в руке.
- Он мертв? - спросил Марик.
- Не думаю.
Я опустилась на колени и перевернула тело на спину. Он был тяжел. Его
руки бессильно свисали. Я еще не использовала парализатор против ортеанца.
Если у них была чувствительная нервная система...
Из его ушей и носа текла тонкая струйка крови. Но сердце мощно
колотилось под моей рукой.
"Что же мне с тобой делать?" Я говорила сама с собой. Потом я отошла
от него - спина его туники пропиталась ледяной водой - и стала собирать
ножи. Узкое лезвие, лежавшее в нескольких футах от его вытянутой руки,
было харур-нилгри римонской работы.
Марик осторожно оглядел лежавшего и подошел ближе, чтобы сесть на
один из обломков скалы. Я тоже села, протерла себе кулаками глаза и
попыталась снять с себя напряжение. Было тихо. Так мы сидели некоторое
время. Тени становились короче, по мере того как солнце двигалось в небе.
Внизу, над Топями, жалобно завывали рашаку-наи.
- Что будем делать? - безрадостно спросил Марик. - Вы... мы...
вынуждены будем убить его. Прежде чем он убьет нас.
Это было совершенно верно, но я просто не могла в этом признаться.
- Или оставим его здесь. И... только лишь уйдем. Пусть земля убьет
его вместо нас.
- Нет, так не пойдет. Он - хороший следопыт. Я не могу все время
следить, что происходит у меня за спиной, - возразила я.
- Вы говорите как истинная жительница Южной земли. - Голос Блейза
прозвучал как хрип. Он наблюдал за нами, опершись на локти.
- Черт возьми, что же вы опять принялись за старое?
- Меня наняли с определенной целью, - сказал он.
- В Топях вы взяли на себя обязанность быть моим телохранителем.
- В Корбеке я взял на себя обязанность быть вашим арикей, разве это
неправда?
Это сильно разозлило меня. Он ухмыльнулся, сел и потряс головой,
чтобы прийти в себя. При этом он потирал свои уши, потому что, как я
предположила, наполовину оглох.
- От всех проклятых... и мы во многих милях от Мелкати.
- Я называл имя СуБаннасен?
Его голова была склонена набок, а лоб наморщен. Я заметила, что он
следил за моими губами, и нарочно повернула голову в сторону, говоря с
Мариком.
- Собери наши вещи. Думаю, она не станет ждать нас вечно.
- Хорошо. А что с ним?
- Предоставь это мне. - Я взяла харуры, оценила их вес и решила
оставить у себя нож для метания.
- Можете не упоминать СуБаннасен, - заверила я Блейза, - я, как и
любой другой, умею суммировать факты. Но какое это имеет значение в
настоящей ситуации?
Мне пришлось повторить вопрос. Он сказал:
- Я наемник. Я зарабатываю на жизнь тем, что держу свое слово.
Ненадежным наемникам никто не платит.
- Это то, что погнало вас в Топи - деньги?
Он медленно поднялся. Я протянула ему харуры. Не имело смысла, чтобы
один из нас был безоружен в этой дикой местности.
- Вы легкомысленны, - упрекнул он меня.
- Нет, я буду защищаться, если на меня нападут.
- О, в этом я не сомневаюсь. - В его словах частично звучала прежняя
резкость.
- Скажу вам еще кое-что. Ваше повреждение - это ненадолго, во всяком
случае, я так думаю. До вечера сегодняшнего дня слух у вас восстановится.
- В его глазах не угадывались ни страх, ни облегчение. - Но это только в
первый раз так... Не знаю, что будет с вами во второй или в третий;
кажется, вы гораздо чувствительнее нас к звукам высокой частоты. Если
такое случится еще раз, то вы можете надолго лишиться слуха.
Он сунул мечи в ножны, взглянул на меня и казалось, взвесил, что я
сказала. Появились Мари вместе с дикаркой и позвали меня.
Дикарка уже шла в сторону Стены Мира.
- Вы думаете, что перейдете на ту сторону?
- Она же это сделала.
- Ага, понимаю. Возвращению на юг вы предпочитаете тихую смерть в
горах.
- Оставьте меня в покое со своей наемной моралью. Что же мне теперь,
с этого момента постоянно следить, что делается у меня за спиной?
- Трудное путешествие. - Его взгляд все еще было обращен на стену
гор. - И, как я уже раньше думал... Законы здесь недействительны.
Я ему не верила. Но мы шли дальше вверх по сужавшейся долине между
заснеженными вершинами, возвышавшимися в сияющем небе.

Ходьба стоила адских усилий. Бурый мох был здесь цепким, выносливым и
вырастал по колени. Через него невозможно было пройти, на каждом шаге его
приходилось притаптывать. К тому же он скрывал ямы, трещины, в которые
можно легко угодить и переломать себе кости. Через первые полчаса,
несмотря на ледяной ветер, я даже вспотела.
Старые, высохшие побеги ломались, когда мы наступали на них, а их
семена вцеплялись во что только можно: в волосы, глаза, в одежду и сапоги.
По молчаливой договоренности через каждую пару миль мы устраивали
отдых. Я обессиленно лежала на животе и думала, что дикарка могла бы идти
и дальше, если бы ей не приходилось нас ждать, но, как я предположила, она
чувствовала наше дыхание и замедляла шаги.
Во время вторых сумерек я подняла голову, после того как весь день
при ходьбе смотрела только вниз, чтобы видеть, куда поставить ногу. Меня
поразило, насколько близко мы подошли к горам. Нет, не близко, подумалось
мне, мы уже в них самих.
В нескольких километрах по обе стороны возвышались гигантские
вершины. Эта суровая, без каких-либо деревьев, полоса между вершинами была
обязана своим существованием тектоническому сдвигу во время одного из
ранних периодов. Вот это-то и был упомянутый дикаркой горный проход. Мы
находились уже гораздо выше уровня болот, а подъем все не кончался.
Над холодной водой протекавшей речки клубился туман.
Дикарка достала из трещины на склоне, не заслуживавший даже того,
чтобы называться пещерой, кожаные мешки с пищей и материалом для палатки.
Мы расчистили участок поверхности, чтобы на нем можно было жечь мох, и
укрылись, как смогли, от ветра.
Уснуть было нелегко. Мы надели на себя всю одежду, какая у нас до сих
пор сохранилась, и все равно нас пробирало до костей. Я много раз
просыпалась и растирала себе руки и ноги, чтобы активизировать
кровообращение.
Я думала, что если погода не изменится, тогда возможно, у нас есть
шанс. Если же усилится ветер... или будет мороз... или пойдет дождь...
Если мы за день-то есть завтра - не осилим этот перевал и не
доберемся до лежащих за ним земель, шансы будут против нас.
Я погрузилась в сон, не спрашивая себя, что могло находиться по ту
сторону гор.
В предрассветных сумерках на фоне неба, усыпанного звездами словно
пылью, стали видны бледные скалы всех молочных оттенков - от голубого до
светло-серого, - казавшиеся мягкими, и все же один их вид создавал у меня
впечатление острых, как лезвие ножа, кромок и обжигающе-холодных ветров.
Здесь я вплотную могла почувствовать ледяную реальность скал: темную,
влажную, массивную и твердую.
Перед нами и всюду вокруг нас в северное небо взлетали скалистые
стены. Три, пять, шесть тысяч метров высотой при поразительной крутизне. А
голубая даль смягчала их очертания серыми и белыми оттенками.
Наступало утро, а у нас был впереди долгий день.

Чем выше мы лезли, тем хуже рос мох - блаженством было идти вдруг без
прежних усилий, - а на крутом склоне валялись большие, отколотые обломки
скал. Холод, исходивший из камней, мучил наши тела сквозь бекамиловые
пальто, а в воздухе висел пар от дыхания.
К полудню с вершин поползли первые хвосты тумана.
На северных сторонах глыб, неподвластных погоде, лежал старый,
смешанный с грязью снег прошлой зимы. Слышалось эхо шорохов. Я слышала и
шум, мчавшейся в долину воды.
Обжигающая боль поселилась у меня под ребрами. Воздух сушил горло и
легкие. Холод в сочетании с физической усталостью не допускали
удовольствия вести разговоры; так как каждый из нас продолжал лезть вверх,
замкнувшись в своем внутреннем мире. Дикарка всегда шла впереди, то
исчезала в сгущавшемся тумане, то снова возникала, как виденье.
Для того, чтобы поставить одну ногу впереди другой, требовалась
концентрация всего моего внимания и всех усилий. Туман оседал на меня в
виде капель воды на волосах и промочил их, мои губы с каждым вздохом
становились холоднее.
Дважды я мгновенно засыпала, когда приседала, чтобы отдохнуть, но
холод снова будил меня. И каждый раз становилось все труднее подыматься.
Меня испугало то, что я так скоро и так сильно устала. Было и еще
одно чувство, которое я испытала, но не могла определить - это было скорее
опустошенность, чем усталость, - которое напугало меня гораздо больше,
если бы я была в состоянии побеспокоиться об этом.
Туман клубился, шел волнами, он промочил нас насквозь, как мелкий
моросящий дождь, и прошло много времени, пока до меня не дошло значение
этого обстоятельства - сейчас мы шли вниз по склону.
Я увидела рядом с собой стекавшую в долину ледяную воду, туман
рассеялся, когда мы достигли нижней границы облачности, и мы все
остановились, чтобы приготовиться к длительному спуску.
Холод уменьшился, когда подул ветер. Не было никакой радости от того,
что мы оставили перевал позади себя, не было и момента, чтобы посмотреть
назад; теперь мы могли лишь продолжать идти.
- Нам повезло, - нехотя сказал Блейз, когда мы отдыхали, - чуть позже
этот перевал перекрывается снегом. Сейчас, наверное, идет вторая или
третья неделя риардха.
Я вздрогнула от неожиданного движения. Дикарка опять уже была на
ногах и начала спуск по длинному склону. Скалы тянулись вниз множеством
разломов и поперечных холмистых структур. На тундре лежал ясный свет и
окрашивал ее в цвет светлого золота.
Даже я понимала, что при более плохой погоде у нас не было бы шансов
выжить и что даже при хорошей погоде, находясь на верху более длительное
время, мы не могли надеяться на благоприятный исход. Здесь ничто не росло,
а охотой мало что можно было добить. Здесь перед нами лежали ребра суши и
кости всей Орте. Это была суровая земля; нам предстояло приспособиться к
ее условиям, или она погубила бы нас.
Дикарка шла вперед - единственный наш проводник.

Запас пищи был спрятан в ущелье, проходившем вниз от стены Мира,
однако половина его испортилась.
Узкие, белые ручейки, текшие с вершин, становились в долинах ревущими
потоками, стремившимися вниз с огромной силой. Они были так холодны, что в
них могла замерзнуть руки.
Мы находились там весь следующий день, в этом воздухе, казавшемся нам
теплым после того, которым мы дышали на перевале. Мы спустились ниже не
более чем на девятьсот или тысячу метров, а все плоскогорье лежало выше
Топей.
- Куда ты идешь? - спрашивала я дикарку в разных вариантах, какие мне
только приходили в голову.
- Мы - люди Кирриах, - сказала она и протянула свою смуглую руку в
северо-западном направлении. Это было все, чего я от нее добилась.
Я подумала, что мы приближаемся к своему концу. Так или иначе.
Существует предел выживания человека в экстремальных условиях. Есть
предел, который решает, сколько ночей можно обходиться без достаточного
количества сна... О, боже, как я жаждала одной-единственной ночи
ненарушенного сна! Существует предел перенесения голода. А рано или поздно
погода ухудшится.
Дикарка сможет выжить. Она была очень выносливой даже по ортеанским
представлениям. Но мы, все остальные, лишались последних сил.
Я проспала большую часть дня. Всякий раз, ненадолго просыпаясь, я
видела Марика и Блейза, дремавших возле костра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87