» Каких только упреков не наслушался Селдон – он, дескать, из-за своей фанатической преданности Психоисторическому Проекту, хочет лишить Ванду нормального, здорового отрочества, засадить за работу, которая не даст ей общаться со сверстниками… Но Селдон не отступался.
– Верь мне, Рейч. Я никогда не сделаю Ванде ничего плохого. Но обследовать ее нужно непременно. Мне нужен ее геном. Если все будет так, как я предполагаю, значит, мы на пороге смены подхода к психоистории, ко всему будущему Галактики!
Словом, Рейча Селдон убедил, а тот как-то договорился с Манеллой. И вот все трое взрослых повели Ванду к доктору Энделецки.
Доктор Энделецки – седая, но с моложавым лицом, встретила их у дверей своего кабинета и посмотрела на девочку, глядевшую на нее с любопытством, но без страха. Обращаясь к взрослым, врач с улыбкой спросила:
– Мама, папа и дедушка, верно?
– Совершенно верно, – ответил Селдон.
Рейч выглядел подавленно, а у Манеллы покраснели и распухли веки, и вид был невыспавшийся и усталый.
– Ванда, – обратилась доктор к девочке, – тебя, кажется, так зовут?
– Да, мэм, – бойко кивнула Ванда.
– Ванда, я расскажу тебе, в чем заключается обследование. Скажи, ты правша?
– Да, мэм.
– Ну вот, значит, я на твоей левой руке сделаю кляксу – капну туда обезболивающее лекарство. Покажется, словно холодный ветерок подул. Вот и все. А потом я сниму с твоей руки кусочек кожи – совсем маленький. Тебе не будет больно, и кровь не потечет, и даже царапинки потом не останется. В конце я смажу это место дезинфицирующим средством. На все уйдет несколько минут. Ну как, не страшно?
– Ни капельки! – мотнула головой Ванда и протянула руку.
Когда процедура была закончена, доктор Энделецки сказала:
– Теперь я помещу материал под микроскоп, выберу клетку и запущу компьютеризированный генный анализатор. Он все исследует до последнего нуклеотида, но их там миллиарды. Так что на работу почти весь день уйдет. Нет, конечно, все автоматизировано, но я все равно буду сидеть рядом и следить за приборами. А вот вам это совершенно ни к чему.
Как только геном будет подготовлен, начнется самая длинная часть исследования. Если вы хотите, чтобы работа была проделана до конца, потребуется несколько недель. Именно поэтому процедура столь дорогостояща. Работа трудная и потребует много времени. Как только результаты будут у меня в руках, я вам сообщу.
Она отвернулась, словно дала понять, что посетители свободны, села и склонилась над сверкающим прибором, стоявшим перед ней на столе.
Селдон, немного помявшись, спросил:
– Не могли бы вы сразу сообщить мне, если обнаружите что-то не совсем обычное? То есть, если вы что-то найдете сразу, не ждите окончания исследования и меня не заставляйте ждать.
– Шансы обнаружить что-либо в первые часы совсем невелики, но обещаю вам, профессор Селдон, я с вами сразу свяжусь, если что.
Манелла взяла Ванду за руку и гордо вышла из кабинета. За ними следом поковылял Рейч. Селдон склонился к врачу и сказал:
– Это намного важнее, чем вы думаете, доктор Энделецки.
Доктор Энделецки кивнула.
– Какова бы ни была причина, я сделаю все, что смогу, профессор.
Селдон сжал губы, попрощался и вышел. Он был расстроен. С чего он взял, что через пять минут он будет знать ответ на мучивший его вопрос, он и сам не понимал. А теперь нужно было ждать несколько недель, а каков будет ответ – неизвестно.
Селдон скрипнул зубами. Будет ли его задуманное детище – Вторая Академия – когда-нибудь основана или так и останется недостижимым миражом?
7
Нервно улыбаясь, Гэри Селдон вошел в кабинет доктора Энделецки.
– Вы же сказали – пару недель. А уже целый месяц прошел, доктор.
Доктор Энделецки кивнула.
– Простите, профессор Селдон, но вы же хотели, чтобы все было сделано досконально, и я именно этим занималась все это время.
– Ну, – взволнованно спросил Селдон, – что же вы обнаружили?
Около ста дефективных генов.
– Что?! Дефективных генов? Вы шутите, доктор Энделецки?
– Я говорю совершенно серьезно. Что тут удивительного? Геномов, в которых не было бы как минимум сотни дефективных генов, просто не существует, а как правило, их гораздо больше. Сказать честно, все не так страшно, как звучит.
– Да, конечно, я же не специалист.
Доктор Энделецки вздохнула, поерзала на стуле.
– Вы ничего не знаете о генетике, профессор?
– Нет, не знаю. Человек не может знать все.
– Вы правы. Я, например, ничего не знаю об этой вашей… как же она называется? Ах да, о вашей психоистории. – Доктор Энделецки пожала плечами и продолжала: – Если бы вы взялись объяснять мне суть вашей науки, вам пришлось бы начать с азов, но даже в этом случае я бы вряд ли поняла вас. Ну так вот, что касается генетики…
– Да?
– Дефективный ген, как правило, ничего не значат. Существуют дефективные гены – настолько дефективные, настолько патологичные, что вызывают серьезные заболевания. Но это – большая редкость. Большинство дефективных генов просто-напросто работают плоховато, вроде разболтавшихся колес. Машина все равно едет – дрожит, правда, немного, но едет.
– Именно так обстоит дело с Вандой?
– Да. Более или менее. В конце концов, если бы все гены были в идеальном состоянии, мы все были бы как две капли воды похожи друг на друга и вели бы себя совершенно одинаково. Именно различия в генах делают людей разными.
– Но не ухудшается ли положение с возрастом?
– Да. С возрастом все мы чувствуем себя хуже. Я заметила, вы вошли, прихрамывая. Что с вами?
– Ревматизм… – смущенно пробормотал Селдон.
– Вы всю жизнь им страдаете?
– Нет, конечно.
– Ну так вот: кое-какие из ваших генов сильно разболтались с возрастом, и теперь вы хромаете.
– А что случится с Вандой, когда она повзрослеет?
– Не знаю. Я не умею предсказывать будущее, профессор. Похоже, это как раз ваша специальность. Но если бы я решила угадать, я бы сказала, что с Вандой ничего необыкновенного не случится, то есть ничего, кроме того, что она в свое время состарится.
– Вы уверены? – спросил Селдон.
– Вам придется поверить мне на слово. Вы хотели узнать о том, каков геном Ванды, и сильно рисковали – вы могли бы узнать вещи, о которых лучше не знать. Но я говорю вам, что, по моему мнению, ничего ужасного ей не грозит.
– Но эти, как вы говорите… разболтанные гены – их никак нельзя укрепить, зафиксировать?
– Нет. Во-первых, это было бы слишком дорого. Во-вторых, нет уверенности, что они сохранят зафиксированное состояние. И потом… люди против этого.
– Но почему?
– Потому что они вообще против науки. Вам это должно быть известно лучше, чем кому-либо, профессор. Боюсь, что после смерти Клеона – особенно после его смерти – ситуация стала такова, что все больше людей ударяется в мистицизм. Люди не верят в возможность медицинской фиксации генов. Они предпочитают лечиться у шарлатанов – наложением рук, заклинанием и тому подобными методами. Честно вам скажу, мне нелегко работать. Субсидии мизерные.
Селдон кивнул в знак согласия.
– Конечно, я вас очень хорошо понимаю. И психоистория объясняет причины такого положения, но, честно говоря, я не думал, что ситуация ухудшится столь быстро. Я слишком сильно был погружен в свою работу и не замечал, что творится вокруг. Вот уже тридцать лет, – сказал Селдон, глубоко вздохнув, – я смотрю, как медленно, но верно распадается Галактическая Империя, а теперь, когда она близка к параличу, я не вижу, как это вовремя предотвратить.
– Неужели вы пытаетесь это сделать? – изумленно вздернула брови доктор Энделецки.
– Да, пытаюсь.
– Желаю удачи… Насчет вашего ревматизма… Знаете, пятьдесят лет назад его можно было бы вылечить, а теперь, увы, это невозможно.
– Но почему?
– Аппаратуры, которая применялась для лечения, больше нет. Специалисты, занимавшиеся лечением этого заболевания, занимаются другими вещами. Медицина в упадке.
– Как и все остальное… – пробормотал Селдон. – Но давайте вернемся к Ванде. Понимаете, она кажется мне совершенно необычной девочкой, и ее мозг представляется мне непохожим на мозг других людей. Скажите, что говорят вам ее гены о ее мозге?
Доктор Энделецки откинулась на спинку стула.
– Профессор Селдон, известно ли вам, какое число генов принимает участие в обеспечении функции мозга?
– Нет.
– Тогда я напомню вам, что функция мозга – самый сложный аспект в функционировании всего организма человека. На самом деле, во всей Вселенной нет ничего более сложного, чем мозг человека. Следовательно, вы не должны удивляться, если я скажу вам, что в работе мозга принимают участие тысячи генов.
– Тысячи?
– Вот именно. Рассмотреть их все и обнаружить что-либо необычное попросту невозможно. Насчет Ванды я вам верю на слово. Пусть она необычная девочка с необычным мозгом, но ее гены мне об этом не говорят ни слова, кроме того, конечно, что мозг у нее в порядке.
– Скажите, вы могли бы найти других людей, чьи гены, обеспечивающие мыслительную функцию мозга, были бы такие же, как у Ванды?
– Сильно сомневаюсь. Даже если бы нашелся мозг, напоминающий мозг Ванды, различия в генах были бы колоссальны. Искать подобия – бесполезный труд. Но скажите, профессор, из-за чего вы думаете, что у Ванды такой необычный мозг?
– Простите, – покачал головой Селдон. – Но этого я вам сказать не могу.
– Что ж, в таком случае, я вам точно ничем помочь не сумею. Но как вы обнаружили что-то необычное в мозге девочки? Ну, это самое, о чем не можете сказать?
– Случай… – пробормотал Селдон. – Чистейшей воды случай.
– Ну, тогда и людей с мозгом, таким же, как у Ванды, вы найдете случайно. Ничего не поделаешь.
Наступила пауза. Наконец Селдон спросил:
– Больше вы мне ничего не скажете?
– Боюсь, ничего. Кроме того, что пришлю вам счет. Селдон с трудом поднялся на ноги. Ревматизм разыгрался не на шутку.
– Хорошо: Спасибо вам, доктор. Присылайте счет, я оплачу.
Уходя из кабинета доктора Энделецки, Селдон думал о том, что же делать дальше.
8
Как любой из ученых, Селдон беспрепятственно пользовался Галактической Библиотекой. Большей частью он связывался с банком данных Библиотеки по системе компьютерного абонирования, но иногда наведывался туда лично – скорее, для того чтобы уйти из-под гнета Психоисторического Проекта, чем для чего-либо другого. В последние два года, с тех нор как он решил начать поиски людей, подобных Ванде, он даже снял небольшую квартиру в ближайшем секторе, откуда до Библиотеки было рукой подать, и не было нужды всякий раз после многотрудного дня возвращаться в Стрилинг.
Однако теперь задуманный им план требовал внесения кое-каких изменений, и Селдон хотел повидаться с Ласом Зеновым.
Договориться о личной беседе с Главным Библиотекарем оказалось не так-то просто. Он высоко ценил свое положение и время, и частенько поговаривали, что даже когда с Главным Библиотекарем нужно было повидаться Императору, то он самолично являлся в Библиотеку и ждал, когда тот его примет.
У Селдона тем не менее особых трудностей не возникло.
– Какая честь, господин премьер-министр, – сказал он, приветствуя Селдона.
Селдон улыбнулся.
– Вы наверняка знаете, что этот пост я покинул шестнадцать лет назад.
– Но титул по-прежнему остается вашим. И потом, сэр, именно вы избавили нас от жестокой власти хунты. А хунта несколько раз порывалась нарушить священный закон неприкосновенности Библиотеки.
«Ага, – подумал Селдон, – так вот почему он с такой готовностью согласился принять меня».
– Это всего лишь разговоры, – сказал он вслух.
– Ну а теперь скажите, – Зенов таки не удержался и взглянул на часы, – что привело вас ко мне и чем я могу быть вам полезен?
– Главный Библиотекарь, – начал Селдон, – дело у меня к вам необычное. Мне нужно больше места в Библиотеке. Я хотел бы, чтобы вы разрешили разместить здесь кое-кого из моих сотрудников, для того, чтобы мы могли работать над программой величайшей важности.
Лас Зенов скорчил недовольную гримасу.
– Вы просите многого. Не могли бы вы объяснить мне, какова важность вашей программы?
– Мог бы. Империя погибает.
Наступила продолжительная пауза. Наконец Зенов сказал:
– Я слыхал о ваших исследованиях в области психоистории. Мне говорили, что ваша новая наука дает возможность предсказывать будущее. Вы сейчас говорите о психоисторических предсказаниях?
– Нет. Пока психоистория не позволяет судить о будущем с уверенностью. Но психоистория не нужна для того, чтобы видеть, что Империя распадается и гибнет. Это и так очевидно.
Зенов вздохнул.
– Моя работа поглощает все мое время без остатка, профессор Селдон. Во всем, что касается политики, общественной жизни, я просто младенец.
– Если хотите, можете просмотреть те данные, что собраны у вас в Библиотеке, не выходя из кабинета, – тут ведь собрана информация обо всем, что происходит в Галактической Империи.
– Знаете старую пословицу – «сапожник без сапог»? – грустно усмехнулся Зенов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Верь мне, Рейч. Я никогда не сделаю Ванде ничего плохого. Но обследовать ее нужно непременно. Мне нужен ее геном. Если все будет так, как я предполагаю, значит, мы на пороге смены подхода к психоистории, ко всему будущему Галактики!
Словом, Рейча Селдон убедил, а тот как-то договорился с Манеллой. И вот все трое взрослых повели Ванду к доктору Энделецки.
Доктор Энделецки – седая, но с моложавым лицом, встретила их у дверей своего кабинета и посмотрела на девочку, глядевшую на нее с любопытством, но без страха. Обращаясь к взрослым, врач с улыбкой спросила:
– Мама, папа и дедушка, верно?
– Совершенно верно, – ответил Селдон.
Рейч выглядел подавленно, а у Манеллы покраснели и распухли веки, и вид был невыспавшийся и усталый.
– Ванда, – обратилась доктор к девочке, – тебя, кажется, так зовут?
– Да, мэм, – бойко кивнула Ванда.
– Ванда, я расскажу тебе, в чем заключается обследование. Скажи, ты правша?
– Да, мэм.
– Ну вот, значит, я на твоей левой руке сделаю кляксу – капну туда обезболивающее лекарство. Покажется, словно холодный ветерок подул. Вот и все. А потом я сниму с твоей руки кусочек кожи – совсем маленький. Тебе не будет больно, и кровь не потечет, и даже царапинки потом не останется. В конце я смажу это место дезинфицирующим средством. На все уйдет несколько минут. Ну как, не страшно?
– Ни капельки! – мотнула головой Ванда и протянула руку.
Когда процедура была закончена, доктор Энделецки сказала:
– Теперь я помещу материал под микроскоп, выберу клетку и запущу компьютеризированный генный анализатор. Он все исследует до последнего нуклеотида, но их там миллиарды. Так что на работу почти весь день уйдет. Нет, конечно, все автоматизировано, но я все равно буду сидеть рядом и следить за приборами. А вот вам это совершенно ни к чему.
Как только геном будет подготовлен, начнется самая длинная часть исследования. Если вы хотите, чтобы работа была проделана до конца, потребуется несколько недель. Именно поэтому процедура столь дорогостояща. Работа трудная и потребует много времени. Как только результаты будут у меня в руках, я вам сообщу.
Она отвернулась, словно дала понять, что посетители свободны, села и склонилась над сверкающим прибором, стоявшим перед ней на столе.
Селдон, немного помявшись, спросил:
– Не могли бы вы сразу сообщить мне, если обнаружите что-то не совсем обычное? То есть, если вы что-то найдете сразу, не ждите окончания исследования и меня не заставляйте ждать.
– Шансы обнаружить что-либо в первые часы совсем невелики, но обещаю вам, профессор Селдон, я с вами сразу свяжусь, если что.
Манелла взяла Ванду за руку и гордо вышла из кабинета. За ними следом поковылял Рейч. Селдон склонился к врачу и сказал:
– Это намного важнее, чем вы думаете, доктор Энделецки.
Доктор Энделецки кивнула.
– Какова бы ни была причина, я сделаю все, что смогу, профессор.
Селдон сжал губы, попрощался и вышел. Он был расстроен. С чего он взял, что через пять минут он будет знать ответ на мучивший его вопрос, он и сам не понимал. А теперь нужно было ждать несколько недель, а каков будет ответ – неизвестно.
Селдон скрипнул зубами. Будет ли его задуманное детище – Вторая Академия – когда-нибудь основана или так и останется недостижимым миражом?
7
Нервно улыбаясь, Гэри Селдон вошел в кабинет доктора Энделецки.
– Вы же сказали – пару недель. А уже целый месяц прошел, доктор.
Доктор Энделецки кивнула.
– Простите, профессор Селдон, но вы же хотели, чтобы все было сделано досконально, и я именно этим занималась все это время.
– Ну, – взволнованно спросил Селдон, – что же вы обнаружили?
Около ста дефективных генов.
– Что?! Дефективных генов? Вы шутите, доктор Энделецки?
– Я говорю совершенно серьезно. Что тут удивительного? Геномов, в которых не было бы как минимум сотни дефективных генов, просто не существует, а как правило, их гораздо больше. Сказать честно, все не так страшно, как звучит.
– Да, конечно, я же не специалист.
Доктор Энделецки вздохнула, поерзала на стуле.
– Вы ничего не знаете о генетике, профессор?
– Нет, не знаю. Человек не может знать все.
– Вы правы. Я, например, ничего не знаю об этой вашей… как же она называется? Ах да, о вашей психоистории. – Доктор Энделецки пожала плечами и продолжала: – Если бы вы взялись объяснять мне суть вашей науки, вам пришлось бы начать с азов, но даже в этом случае я бы вряд ли поняла вас. Ну так вот, что касается генетики…
– Да?
– Дефективный ген, как правило, ничего не значат. Существуют дефективные гены – настолько дефективные, настолько патологичные, что вызывают серьезные заболевания. Но это – большая редкость. Большинство дефективных генов просто-напросто работают плоховато, вроде разболтавшихся колес. Машина все равно едет – дрожит, правда, немного, но едет.
– Именно так обстоит дело с Вандой?
– Да. Более или менее. В конце концов, если бы все гены были в идеальном состоянии, мы все были бы как две капли воды похожи друг на друга и вели бы себя совершенно одинаково. Именно различия в генах делают людей разными.
– Но не ухудшается ли положение с возрастом?
– Да. С возрастом все мы чувствуем себя хуже. Я заметила, вы вошли, прихрамывая. Что с вами?
– Ревматизм… – смущенно пробормотал Селдон.
– Вы всю жизнь им страдаете?
– Нет, конечно.
– Ну так вот: кое-какие из ваших генов сильно разболтались с возрастом, и теперь вы хромаете.
– А что случится с Вандой, когда она повзрослеет?
– Не знаю. Я не умею предсказывать будущее, профессор. Похоже, это как раз ваша специальность. Но если бы я решила угадать, я бы сказала, что с Вандой ничего необыкновенного не случится, то есть ничего, кроме того, что она в свое время состарится.
– Вы уверены? – спросил Селдон.
– Вам придется поверить мне на слово. Вы хотели узнать о том, каков геном Ванды, и сильно рисковали – вы могли бы узнать вещи, о которых лучше не знать. Но я говорю вам, что, по моему мнению, ничего ужасного ей не грозит.
– Но эти, как вы говорите… разболтанные гены – их никак нельзя укрепить, зафиксировать?
– Нет. Во-первых, это было бы слишком дорого. Во-вторых, нет уверенности, что они сохранят зафиксированное состояние. И потом… люди против этого.
– Но почему?
– Потому что они вообще против науки. Вам это должно быть известно лучше, чем кому-либо, профессор. Боюсь, что после смерти Клеона – особенно после его смерти – ситуация стала такова, что все больше людей ударяется в мистицизм. Люди не верят в возможность медицинской фиксации генов. Они предпочитают лечиться у шарлатанов – наложением рук, заклинанием и тому подобными методами. Честно вам скажу, мне нелегко работать. Субсидии мизерные.
Селдон кивнул в знак согласия.
– Конечно, я вас очень хорошо понимаю. И психоистория объясняет причины такого положения, но, честно говоря, я не думал, что ситуация ухудшится столь быстро. Я слишком сильно был погружен в свою работу и не замечал, что творится вокруг. Вот уже тридцать лет, – сказал Селдон, глубоко вздохнув, – я смотрю, как медленно, но верно распадается Галактическая Империя, а теперь, когда она близка к параличу, я не вижу, как это вовремя предотвратить.
– Неужели вы пытаетесь это сделать? – изумленно вздернула брови доктор Энделецки.
– Да, пытаюсь.
– Желаю удачи… Насчет вашего ревматизма… Знаете, пятьдесят лет назад его можно было бы вылечить, а теперь, увы, это невозможно.
– Но почему?
– Аппаратуры, которая применялась для лечения, больше нет. Специалисты, занимавшиеся лечением этого заболевания, занимаются другими вещами. Медицина в упадке.
– Как и все остальное… – пробормотал Селдон. – Но давайте вернемся к Ванде. Понимаете, она кажется мне совершенно необычной девочкой, и ее мозг представляется мне непохожим на мозг других людей. Скажите, что говорят вам ее гены о ее мозге?
Доктор Энделецки откинулась на спинку стула.
– Профессор Селдон, известно ли вам, какое число генов принимает участие в обеспечении функции мозга?
– Нет.
– Тогда я напомню вам, что функция мозга – самый сложный аспект в функционировании всего организма человека. На самом деле, во всей Вселенной нет ничего более сложного, чем мозг человека. Следовательно, вы не должны удивляться, если я скажу вам, что в работе мозга принимают участие тысячи генов.
– Тысячи?
– Вот именно. Рассмотреть их все и обнаружить что-либо необычное попросту невозможно. Насчет Ванды я вам верю на слово. Пусть она необычная девочка с необычным мозгом, но ее гены мне об этом не говорят ни слова, кроме того, конечно, что мозг у нее в порядке.
– Скажите, вы могли бы найти других людей, чьи гены, обеспечивающие мыслительную функцию мозга, были бы такие же, как у Ванды?
– Сильно сомневаюсь. Даже если бы нашелся мозг, напоминающий мозг Ванды, различия в генах были бы колоссальны. Искать подобия – бесполезный труд. Но скажите, профессор, из-за чего вы думаете, что у Ванды такой необычный мозг?
– Простите, – покачал головой Селдон. – Но этого я вам сказать не могу.
– Что ж, в таком случае, я вам точно ничем помочь не сумею. Но как вы обнаружили что-то необычное в мозге девочки? Ну, это самое, о чем не можете сказать?
– Случай… – пробормотал Селдон. – Чистейшей воды случай.
– Ну, тогда и людей с мозгом, таким же, как у Ванды, вы найдете случайно. Ничего не поделаешь.
Наступила пауза. Наконец Селдон спросил:
– Больше вы мне ничего не скажете?
– Боюсь, ничего. Кроме того, что пришлю вам счет. Селдон с трудом поднялся на ноги. Ревматизм разыгрался не на шутку.
– Хорошо: Спасибо вам, доктор. Присылайте счет, я оплачу.
Уходя из кабинета доктора Энделецки, Селдон думал о том, что же делать дальше.
8
Как любой из ученых, Селдон беспрепятственно пользовался Галактической Библиотекой. Большей частью он связывался с банком данных Библиотеки по системе компьютерного абонирования, но иногда наведывался туда лично – скорее, для того чтобы уйти из-под гнета Психоисторического Проекта, чем для чего-либо другого. В последние два года, с тех нор как он решил начать поиски людей, подобных Ванде, он даже снял небольшую квартиру в ближайшем секторе, откуда до Библиотеки было рукой подать, и не было нужды всякий раз после многотрудного дня возвращаться в Стрилинг.
Однако теперь задуманный им план требовал внесения кое-каких изменений, и Селдон хотел повидаться с Ласом Зеновым.
Договориться о личной беседе с Главным Библиотекарем оказалось не так-то просто. Он высоко ценил свое положение и время, и частенько поговаривали, что даже когда с Главным Библиотекарем нужно было повидаться Императору, то он самолично являлся в Библиотеку и ждал, когда тот его примет.
У Селдона тем не менее особых трудностей не возникло.
– Какая честь, господин премьер-министр, – сказал он, приветствуя Селдона.
Селдон улыбнулся.
– Вы наверняка знаете, что этот пост я покинул шестнадцать лет назад.
– Но титул по-прежнему остается вашим. И потом, сэр, именно вы избавили нас от жестокой власти хунты. А хунта несколько раз порывалась нарушить священный закон неприкосновенности Библиотеки.
«Ага, – подумал Селдон, – так вот почему он с такой готовностью согласился принять меня».
– Это всего лишь разговоры, – сказал он вслух.
– Ну а теперь скажите, – Зенов таки не удержался и взглянул на часы, – что привело вас ко мне и чем я могу быть вам полезен?
– Главный Библиотекарь, – начал Селдон, – дело у меня к вам необычное. Мне нужно больше места в Библиотеке. Я хотел бы, чтобы вы разрешили разместить здесь кое-кого из моих сотрудников, для того, чтобы мы могли работать над программой величайшей важности.
Лас Зенов скорчил недовольную гримасу.
– Вы просите многого. Не могли бы вы объяснить мне, какова важность вашей программы?
– Мог бы. Империя погибает.
Наступила продолжительная пауза. Наконец Зенов сказал:
– Я слыхал о ваших исследованиях в области психоистории. Мне говорили, что ваша новая наука дает возможность предсказывать будущее. Вы сейчас говорите о психоисторических предсказаниях?
– Нет. Пока психоистория не позволяет судить о будущем с уверенностью. Но психоистория не нужна для того, чтобы видеть, что Империя распадается и гибнет. Это и так очевидно.
Зенов вздохнул.
– Моя работа поглощает все мое время без остатка, профессор Селдон. Во всем, что касается политики, общественной жизни, я просто младенец.
– Если хотите, можете просмотреть те данные, что собраны у вас в Библиотеке, не выходя из кабинета, – тут ведь собрана информация обо всем, что происходит в Галактической Империи.
– Знаете старую пословицу – «сапожник без сапог»? – грустно усмехнулся Зенов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57