это как раз то, что Кеннарду приходилось делать раньше, это как раз то, что невозможно ни вынести, ни запомнить…
Больше всего это было похоже на вкручивающееся в череп сверло бормашины. Секунд пять Кервин терпел. Потом он конвульсивно содрогнулся и полетел в черноту, а сквозь миллионы миль до него донесся пронзительный крик.
Когда он пришел в себя, то лежал на полу в восьмиугольной комнате, а над ним возвышались Кеннард, Элори и Остер, Издалека приглушенно донесся всхлип; скосив глаза, Джефф разглядел, скорчившегося, закрывшего лицо ладонями Коруса.
Вместо головы, казалось Кервину, на плечах у него огромный воздушный шар, наполненный докрасна раскаленной, кипящей болью. Это было настолько ужасно, что, наверно, целую минуту он не мог перевести дыхания; потом из легких невольно вырвался протяжный хрип.
— Ты можешь сесть? — опустившись на колено, негромко спросил Кеннард.
Джефф сделал попытку приподняться, и Остер протянул ему руку. На Остера было больно смотреть.
— Все мы проходили через это, — произнес Кеннард. — Давай, обопрись на меня. Корус, ты как?
— Кажется… в порядке, — сдавленно отозвался Корус, поднимая пошедшее пятнами лицо.
— Давайте быстрее заканчивать, — натянуто проговорила Элори. — Надолго их не хватит. — Девушку трясло, но она протянула руку Корусу; до Кервина донесся еле слышный щелчок, и он ощутил, как снова бешено замельтешила паутина раппорта. Остер, а за ним и Раннирл отдались на волю вихря. Кеннард, поддерживая Джеффа за плечи, шагнул в водоворот и исчез.
Элори не разжимала губ, но шепот ее донесся до Кервина как приказ:
«Ну, давай, Джефф-варвар…»
Казалось, в одно мгновение воздух улетучился у него из легких; всем своим невероятным весом паутина раппорта обрушилась на Кервина и впечатала в голубую сердцевину кристалла. В мозгу у него гигантской звездой ослепительно вспыхнул узор, и Джеффа с дикой скоростью понесло по кругу; контакт то замыкался, то размыкался. Замельтешили образы: Элори — спокойно, отстраненно держит в руках нить страховочного конца; Кеннард — сама ободряющая уверенность; Корус — легкое, как перышко, прикосновение; Остер — зловещая вспышка пламени, болезненный шок; Раннирл — деловитая искорка.
— Достаточно, — отрывисто произнес Кеннард. И Кервин вдруг снова стал самим собой, а конгломерат неосязаемых образов распался на отдельных людей из плоти и крови.
— Аварра, ничего себе барьер! — присвистнул Раннирл. — Кервин, если нам когда-нибудь удастся снять его окончательно, из тебя выйдет превосходный механик — если удастся, в чем я сильно сомневаюсь. — Он помрачнел.
В черепной коробке у Джеффа по-прежнему бултыхалось огненное месиво.
— Вы хотите сказать, я не… — начал он.
— Частично мы барьер преодолели, — сказала Элори. Она еще продолжала говорить, но Кервин внезапно перестал ее понимать. Кеннард бросил на него быстрый взгляд и что-то спросил, но слова отдались в мозгу Кервина пустым гудением статики. Он непонимающе мотнул головой.
— Как голова, лучше? — спросил Кеннард на кахуенге.
— Лучше, лучше, — пробормотал Кервин. Головная боль не желала никуда деваться и только усиливалась. Кеннард не стал спорить. Он твердо взял Кервина за плечи и усадил в большое кресло.
— Позовите Тани, и побыстрее, — бросил он через плечо.
Джефф никак не прореагировал. Ему было не до этого. По гигантской головокружительной дуге, быстрее и быстрее его раскручивал маятник боли. Подошла Элори и заговорила с ним, но слова, казалось, потеряли всякое значение. Даже голос Кеннарда звучал как неразборчивая мешанина слогов. Речь Остера лилась ритмично, то тише, то громче, словно песня на незнакомом языке. Потом появилась Таниквель — казалось, ее окружало расплывчатое сероватое мерцание — и, что-то вскрикнув, припала на колено рядом с Кервином.
Перед глазами у Джеффа стоял уже сплошной туман.
— Джефф! Ты слышишь меня?
«Какого черта кричать в самое ухо? — морщась от боли, подумал Кервин. — Если б только они оставили меня в покое…»
— Джефф, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста…
— Нет, — устало пробормотал он, — не надо больше. Может, для одного вечера хватит, а?
— Пожалуйста, Джефф! — взмолилась Таниквель. — Я не смогу помочь, если ты меня не пустишь. — Горячая ладошка ее опустилась на его болезненно пульсирующий лоб; Кервин беспокойно дернулся, пытаясь сбросить ладонь, словно раскаленное железо.
Затем Джефф почувствовал, что медленно, очень медленно боль начинает стихать — словно густой гной выходит из вскрытого нарыва. В конце концов в глазах у него прояснилось, а из легких с натужным хрипом вырвался воздух. Кервин приподнялся в кресле; головная боль почти сошла на нет, лишь затаилась в основании черепа и еле ощутимо пульсировала.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал Кеннард. — Не знаю, насколько утешительно это звучит сейчас, но — ты наверняка пробьешься, Кервин. Я уверен.
— Все равно без толку… — пробормотал Остер.
— Принято к сведению, — уронил Кервин, и Остер удивленно дернулся. Кеннард медленно, не без торжественности закивал.
— Вот видите. Я же говорил. Все получилось. — Он испустил длинный, усталый вздох.
Джефф вскочил на ноги и замер, стиснув спинку кресла. У него было такое ощущение, будто его пропустили через соковыжималку; но, несмотря на остаточную боль, преобладающим чувством было умиротворение.
Таниквель бессильным комком обмякла возле кресла.
— Не беспокойся, Джефф, — слабо проговорила она, подняв к нему посеревшее лицо. — Я только рада, что смогла хоть как-то помочь.
В дверном проеме появилась Месир; она тоже выглядела усталой, но довольной. Корус поднял голову и скривил губы — это напоминало скорее гримасу боли, чем улыбку — и Кервина внезапно обожгла мысль: «А ведь этот парнишка страдает из-за моей боли!» Даже Остер, покусывая губу, произнес:
— Вынужден признать: ты — наш. Пожалуйста, не держи на меня зла за то, что в этом сомневался.
Рука Кеннарда легла Кервину на плечи; подошла Элори, приподнялась на цыпочки, и Кервин изумленно ощутил на щеке легкое прикосновение прохладных губ. Раннирл поддержал его под локоть, и они направились в большую гостиную.
— Теперь, по крайней мере, мы сами решим, что будем пить! — со смехом говорил Раннирл, и внезапно Кервин понял: последнее испытание позади. Таниквель первой приняла его; теперь это сделали остальные — и так же безоговорочно. Никогда раньше не имевший настоящей семьи, он теперь вдруг взял да обзавелся — причем такой, о какой и мечтать не смел. Появилась Таниквель и примостилась на подлокотник его кресла. Месир поинтересовалась, как Кервин насчет того, чтобы перекусить или выпить чего-нибудь. Это начинало походить на какой-то нелепый день рождения.
Вечер был в самом разгаре, когда Джефф оказался вдруг рядом с Кеннардом. За прошедший день он уже научился улавливать настроение старшего комъина и не мог не поинтересоваться:
— Похоже, вы очень довольны, как все кончилось. Остер же, мягко говоря, не слишком. Почему, собственно?
— Почему недоволен Остер или почему доволен я? — переспросил Кеннард с шутовской ухмылкой.
— И то, и другое.
— Потому что ты наполовину землянин, — ответил Кеннард.
— И что поэтому — вы довольны или Остер недоволен?
— И то, и другое, — повторил, в свою очередь, Кеннард, теперь уже совершенно серьезно. — Если ты действительно сможешь работать в Башенном Круге, есть надежда, что когда-нибудь Совет признает и моих сыновей. Понимаешь, я сделал, в общем-то то же, что и Клейндори… Я женился на земной девушке, и у нас два сына, и… короче, это создает прецедент. А Остера такая перспектива не слишком-то вдохновляет.
Кервин мог бы задать еще добрый десяток вопросов, но каким-то шестым чувством уловил, что сейчас не самое подходящее время. Да и какая, собственно, разница? Теперь у него есть семья.
7
День проходил за днем, и постепенно Кервину стало казаться, будто он живет в Арилинне всю жизнь. Но его не покидало странное, неуловимое ощущение, что все это — какой-нибудь колдовской сон; словно все сокровенные мечты его вдруг обратились в явь, а он исхитрился проникнуть внутрь и надежно замуровал за собой вход.
Чувство времени начинало понемногу атрофироваться; но в один прекрасный день ему пришло в голову, что в Арилинне он, почитай, уже недели три, а собственно города так до сих пор толком и не видел; и тогда он спросил у Кеннарда — поскольку относительно своего статуса все еще испытывал некоторые сомнения — нельзя ли ему пойти посмотреть город.
— Почему бы и нет? — оторвался на мгновение от каких-то своих раздумий старший комъин; потом тряхнул головой и расхохотался.
— Всемогущий Зандру! Юноша, тебе ни о чем не надо спрашивать разрешения — делай все, что заблагорассудится. Разумеется, иди — или давай я устрою тебе небольшую экскурсию; или возьми кого-нибудь из кирри , чтобы не заблудиться. Как пожелаешь.
— Только не позорь нас этой земной одеждой, — сердито повернулся от камина Остер (дело происходило в большой гостиной, и все были в сборе).
Что бы Остер ни говорил, у Кервина всегда тут же возникало стойкое желание сделать в точности наоборот.
— В тебя будут тыкать пальцами, — пояснил Раннирл, еле заметно передернув плечами.
— В него и так будут тыкать пальцами, — заявила Месир.
— Все равно, Месир, на первое время найди для него, пожалуйста, что-нибудь подходящее из моего гардероба — вроде бы у нас один размер.
Вырядившись в короткую кожаную куртку на завязках, длинную, с широкими рукавами, рубашку и облегающие, по даркованской моде, бриджи, Джефф почувствовал себя до крайности нелепо. Если уж одеваться по-дарковански — а в имперской черной коже он выглядел бы посреди Арилинна, пожалуй, действительно глупо — он предпочел бы не столь кричащие цвета. Будь выбор за ним, он никогда не стал бы напяливать зеленое с лиловым.
По крайней мере, он так надеялся.
Но, взглянув в зеркало, он вынужден был признать, что этот аляповатый наряд ему очень даже идет; более того, скрадывает (или, точнее, выгодно подчеркивает) нестандартно высокий рост и огненные волосы, служившие раньше объектом стольких насмешек. «Только ни в коем случае ничего не надевай на голову, — предупредила его Месир, — все комъины, и мужчины, и женщины, гордо ходят с непокрытыми головами — и отнюдь не из одних соображений престижа». «Что ж, — вынужден был согласиться Кервин, — на такой планете, как Даркоувер, где уличные драки — самый распространенный способ дать выход избытку чувств, это далеко не лишняя мера предосторожности».
Разгуливая по городу — на экскурсию он предпочел отправиться в одиночку — Джефф нередко ловил на себе любопытные взгляды или слышал за спиной удивленный шепот; но приставать к нему никто не пытался. Все в этом городе было ему в диковину; раньше из всего Даркоувера он видел только Тендару — где давным-давно уже обосновались земляне, и это не могло не оставить отпечатка. Земная обувь совершенно не подходила к даркованской одежде, и, наткнувшись на обувную лавку, Кервин, недолго раздумывая, зашел внутрь и попросил показать несколько пар.
Казалось, владелец лавки вот-вот рассыплется в благоговейном восторге, и Кервин начал было сомневаться, не нарушил ли он опять каких-нибудь норм местного поведения — очевидно же, что комъины редко сами отправлялись за покупками — пока не встала проблема выбора. Тогда владелец лавки с таким пылом принялся убеждать Джеффа взять вместо простых добротных сапог, что ему приглянулись, самую шикарную пару во всем магазинчике, что Кервин потерял терпение и принялся торговаться всерьез. Владелец же, с выражением самого искреннего расстройства на лице, продолжал настаивать, что столь скверная пара недостойна столь высокочтимого господина. В конце концов Джефф остановился на паре сапог для верховой езды и мягких домашних туфлях, наподобие тех, что носили Кеннард и Корус.
— Сколько я вам должен? — поинтересовался он, вытаскивая бумажник.
Владелец лавки был оскорблен до глубины души; казалось, его вот-вот хватит удар.
— Вы оказали мне величайшую любезность, вай дом . Я не могу принять у вас денег.
— Но послушайте…
— Я же говорил, что столь скверная обувь недостойна высокочтимого господина, — неумолимо заявил владелец, — и боялся, что вы не примете ее, но…
— Ну черт побери! — пробормотал Кервин. — Я купил же их, так?
Владелец лавки снова выглядел шокированным.
— Прошу прощения, — вдруг произнес он, внимательно оглядев Кервина, — но вы, часом, не комъин Кервин-Эйллард?
Кервин кивнул, припомнив даркованский обычай давать ребенку фамилию более знатного из родителей.
Уважительно — но таким тоном, будто объяснял что-то слабоумному или ребенку — владелец лавки произнес:
— Не принято, досточтимый господин, взимать плату за то, что комъин соизволит принять.
Кервин, рассыпавшись в извинениях, уступил, но чувствовал себя в высшей степени неудобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Больше всего это было похоже на вкручивающееся в череп сверло бормашины. Секунд пять Кервин терпел. Потом он конвульсивно содрогнулся и полетел в черноту, а сквозь миллионы миль до него донесся пронзительный крик.
Когда он пришел в себя, то лежал на полу в восьмиугольной комнате, а над ним возвышались Кеннард, Элори и Остер, Издалека приглушенно донесся всхлип; скосив глаза, Джефф разглядел, скорчившегося, закрывшего лицо ладонями Коруса.
Вместо головы, казалось Кервину, на плечах у него огромный воздушный шар, наполненный докрасна раскаленной, кипящей болью. Это было настолько ужасно, что, наверно, целую минуту он не мог перевести дыхания; потом из легких невольно вырвался протяжный хрип.
— Ты можешь сесть? — опустившись на колено, негромко спросил Кеннард.
Джефф сделал попытку приподняться, и Остер протянул ему руку. На Остера было больно смотреть.
— Все мы проходили через это, — произнес Кеннард. — Давай, обопрись на меня. Корус, ты как?
— Кажется… в порядке, — сдавленно отозвался Корус, поднимая пошедшее пятнами лицо.
— Давайте быстрее заканчивать, — натянуто проговорила Элори. — Надолго их не хватит. — Девушку трясло, но она протянула руку Корусу; до Кервина донесся еле слышный щелчок, и он ощутил, как снова бешено замельтешила паутина раппорта. Остер, а за ним и Раннирл отдались на волю вихря. Кеннард, поддерживая Джеффа за плечи, шагнул в водоворот и исчез.
Элори не разжимала губ, но шепот ее донесся до Кервина как приказ:
«Ну, давай, Джефф-варвар…»
Казалось, в одно мгновение воздух улетучился у него из легких; всем своим невероятным весом паутина раппорта обрушилась на Кервина и впечатала в голубую сердцевину кристалла. В мозгу у него гигантской звездой ослепительно вспыхнул узор, и Джеффа с дикой скоростью понесло по кругу; контакт то замыкался, то размыкался. Замельтешили образы: Элори — спокойно, отстраненно держит в руках нить страховочного конца; Кеннард — сама ободряющая уверенность; Корус — легкое, как перышко, прикосновение; Остер — зловещая вспышка пламени, болезненный шок; Раннирл — деловитая искорка.
— Достаточно, — отрывисто произнес Кеннард. И Кервин вдруг снова стал самим собой, а конгломерат неосязаемых образов распался на отдельных людей из плоти и крови.
— Аварра, ничего себе барьер! — присвистнул Раннирл. — Кервин, если нам когда-нибудь удастся снять его окончательно, из тебя выйдет превосходный механик — если удастся, в чем я сильно сомневаюсь. — Он помрачнел.
В черепной коробке у Джеффа по-прежнему бултыхалось огненное месиво.
— Вы хотите сказать, я не… — начал он.
— Частично мы барьер преодолели, — сказала Элори. Она еще продолжала говорить, но Кервин внезапно перестал ее понимать. Кеннард бросил на него быстрый взгляд и что-то спросил, но слова отдались в мозгу Кервина пустым гудением статики. Он непонимающе мотнул головой.
— Как голова, лучше? — спросил Кеннард на кахуенге.
— Лучше, лучше, — пробормотал Кервин. Головная боль не желала никуда деваться и только усиливалась. Кеннард не стал спорить. Он твердо взял Кервина за плечи и усадил в большое кресло.
— Позовите Тани, и побыстрее, — бросил он через плечо.
Джефф никак не прореагировал. Ему было не до этого. По гигантской головокружительной дуге, быстрее и быстрее его раскручивал маятник боли. Подошла Элори и заговорила с ним, но слова, казалось, потеряли всякое значение. Даже голос Кеннарда звучал как неразборчивая мешанина слогов. Речь Остера лилась ритмично, то тише, то громче, словно песня на незнакомом языке. Потом появилась Таниквель — казалось, ее окружало расплывчатое сероватое мерцание — и, что-то вскрикнув, припала на колено рядом с Кервином.
Перед глазами у Джеффа стоял уже сплошной туман.
— Джефф! Ты слышишь меня?
«Какого черта кричать в самое ухо? — морщась от боли, подумал Кервин. — Если б только они оставили меня в покое…»
— Джефф, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста…
— Нет, — устало пробормотал он, — не надо больше. Может, для одного вечера хватит, а?
— Пожалуйста, Джефф! — взмолилась Таниквель. — Я не смогу помочь, если ты меня не пустишь. — Горячая ладошка ее опустилась на его болезненно пульсирующий лоб; Кервин беспокойно дернулся, пытаясь сбросить ладонь, словно раскаленное железо.
Затем Джефф почувствовал, что медленно, очень медленно боль начинает стихать — словно густой гной выходит из вскрытого нарыва. В конце концов в глазах у него прояснилось, а из легких с натужным хрипом вырвался воздух. Кервин приподнялся в кресле; головная боль почти сошла на нет, лишь затаилась в основании черепа и еле ощутимо пульсировала.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал Кеннард. — Не знаю, насколько утешительно это звучит сейчас, но — ты наверняка пробьешься, Кервин. Я уверен.
— Все равно без толку… — пробормотал Остер.
— Принято к сведению, — уронил Кервин, и Остер удивленно дернулся. Кеннард медленно, не без торжественности закивал.
— Вот видите. Я же говорил. Все получилось. — Он испустил длинный, усталый вздох.
Джефф вскочил на ноги и замер, стиснув спинку кресла. У него было такое ощущение, будто его пропустили через соковыжималку; но, несмотря на остаточную боль, преобладающим чувством было умиротворение.
Таниквель бессильным комком обмякла возле кресла.
— Не беспокойся, Джефф, — слабо проговорила она, подняв к нему посеревшее лицо. — Я только рада, что смогла хоть как-то помочь.
В дверном проеме появилась Месир; она тоже выглядела усталой, но довольной. Корус поднял голову и скривил губы — это напоминало скорее гримасу боли, чем улыбку — и Кервина внезапно обожгла мысль: «А ведь этот парнишка страдает из-за моей боли!» Даже Остер, покусывая губу, произнес:
— Вынужден признать: ты — наш. Пожалуйста, не держи на меня зла за то, что в этом сомневался.
Рука Кеннарда легла Кервину на плечи; подошла Элори, приподнялась на цыпочки, и Кервин изумленно ощутил на щеке легкое прикосновение прохладных губ. Раннирл поддержал его под локоть, и они направились в большую гостиную.
— Теперь, по крайней мере, мы сами решим, что будем пить! — со смехом говорил Раннирл, и внезапно Кервин понял: последнее испытание позади. Таниквель первой приняла его; теперь это сделали остальные — и так же безоговорочно. Никогда раньше не имевший настоящей семьи, он теперь вдруг взял да обзавелся — причем такой, о какой и мечтать не смел. Появилась Таниквель и примостилась на подлокотник его кресла. Месир поинтересовалась, как Кервин насчет того, чтобы перекусить или выпить чего-нибудь. Это начинало походить на какой-то нелепый день рождения.
Вечер был в самом разгаре, когда Джефф оказался вдруг рядом с Кеннардом. За прошедший день он уже научился улавливать настроение старшего комъина и не мог не поинтересоваться:
— Похоже, вы очень довольны, как все кончилось. Остер же, мягко говоря, не слишком. Почему, собственно?
— Почему недоволен Остер или почему доволен я? — переспросил Кеннард с шутовской ухмылкой.
— И то, и другое.
— Потому что ты наполовину землянин, — ответил Кеннард.
— И что поэтому — вы довольны или Остер недоволен?
— И то, и другое, — повторил, в свою очередь, Кеннард, теперь уже совершенно серьезно. — Если ты действительно сможешь работать в Башенном Круге, есть надежда, что когда-нибудь Совет признает и моих сыновей. Понимаешь, я сделал, в общем-то то же, что и Клейндори… Я женился на земной девушке, и у нас два сына, и… короче, это создает прецедент. А Остера такая перспектива не слишком-то вдохновляет.
Кервин мог бы задать еще добрый десяток вопросов, но каким-то шестым чувством уловил, что сейчас не самое подходящее время. Да и какая, собственно, разница? Теперь у него есть семья.
7
День проходил за днем, и постепенно Кервину стало казаться, будто он живет в Арилинне всю жизнь. Но его не покидало странное, неуловимое ощущение, что все это — какой-нибудь колдовской сон; словно все сокровенные мечты его вдруг обратились в явь, а он исхитрился проникнуть внутрь и надежно замуровал за собой вход.
Чувство времени начинало понемногу атрофироваться; но в один прекрасный день ему пришло в голову, что в Арилинне он, почитай, уже недели три, а собственно города так до сих пор толком и не видел; и тогда он спросил у Кеннарда — поскольку относительно своего статуса все еще испытывал некоторые сомнения — нельзя ли ему пойти посмотреть город.
— Почему бы и нет? — оторвался на мгновение от каких-то своих раздумий старший комъин; потом тряхнул головой и расхохотался.
— Всемогущий Зандру! Юноша, тебе ни о чем не надо спрашивать разрешения — делай все, что заблагорассудится. Разумеется, иди — или давай я устрою тебе небольшую экскурсию; или возьми кого-нибудь из кирри , чтобы не заблудиться. Как пожелаешь.
— Только не позорь нас этой земной одеждой, — сердито повернулся от камина Остер (дело происходило в большой гостиной, и все были в сборе).
Что бы Остер ни говорил, у Кервина всегда тут же возникало стойкое желание сделать в точности наоборот.
— В тебя будут тыкать пальцами, — пояснил Раннирл, еле заметно передернув плечами.
— В него и так будут тыкать пальцами, — заявила Месир.
— Все равно, Месир, на первое время найди для него, пожалуйста, что-нибудь подходящее из моего гардероба — вроде бы у нас один размер.
Вырядившись в короткую кожаную куртку на завязках, длинную, с широкими рукавами, рубашку и облегающие, по даркованской моде, бриджи, Джефф почувствовал себя до крайности нелепо. Если уж одеваться по-дарковански — а в имперской черной коже он выглядел бы посреди Арилинна, пожалуй, действительно глупо — он предпочел бы не столь кричащие цвета. Будь выбор за ним, он никогда не стал бы напяливать зеленое с лиловым.
По крайней мере, он так надеялся.
Но, взглянув в зеркало, он вынужден был признать, что этот аляповатый наряд ему очень даже идет; более того, скрадывает (или, точнее, выгодно подчеркивает) нестандартно высокий рост и огненные волосы, служившие раньше объектом стольких насмешек. «Только ни в коем случае ничего не надевай на голову, — предупредила его Месир, — все комъины, и мужчины, и женщины, гордо ходят с непокрытыми головами — и отнюдь не из одних соображений престижа». «Что ж, — вынужден был согласиться Кервин, — на такой планете, как Даркоувер, где уличные драки — самый распространенный способ дать выход избытку чувств, это далеко не лишняя мера предосторожности».
Разгуливая по городу — на экскурсию он предпочел отправиться в одиночку — Джефф нередко ловил на себе любопытные взгляды или слышал за спиной удивленный шепот; но приставать к нему никто не пытался. Все в этом городе было ему в диковину; раньше из всего Даркоувера он видел только Тендару — где давным-давно уже обосновались земляне, и это не могло не оставить отпечатка. Земная обувь совершенно не подходила к даркованской одежде, и, наткнувшись на обувную лавку, Кервин, недолго раздумывая, зашел внутрь и попросил показать несколько пар.
Казалось, владелец лавки вот-вот рассыплется в благоговейном восторге, и Кервин начал было сомневаться, не нарушил ли он опять каких-нибудь норм местного поведения — очевидно же, что комъины редко сами отправлялись за покупками — пока не встала проблема выбора. Тогда владелец лавки с таким пылом принялся убеждать Джеффа взять вместо простых добротных сапог, что ему приглянулись, самую шикарную пару во всем магазинчике, что Кервин потерял терпение и принялся торговаться всерьез. Владелец же, с выражением самого искреннего расстройства на лице, продолжал настаивать, что столь скверная пара недостойна столь высокочтимого господина. В конце концов Джефф остановился на паре сапог для верховой езды и мягких домашних туфлях, наподобие тех, что носили Кеннард и Корус.
— Сколько я вам должен? — поинтересовался он, вытаскивая бумажник.
Владелец лавки был оскорблен до глубины души; казалось, его вот-вот хватит удар.
— Вы оказали мне величайшую любезность, вай дом . Я не могу принять у вас денег.
— Но послушайте…
— Я же говорил, что столь скверная обувь недостойна высокочтимого господина, — неумолимо заявил владелец, — и боялся, что вы не примете ее, но…
— Ну черт побери! — пробормотал Кервин. — Я купил же их, так?
Владелец лавки снова выглядел шокированным.
— Прошу прощения, — вдруг произнес он, внимательно оглядев Кервина, — но вы, часом, не комъин Кервин-Эйллард?
Кервин кивнул, припомнив даркованский обычай давать ребенку фамилию более знатного из родителей.
Уважительно — но таким тоном, будто объяснял что-то слабоумному или ребенку — владелец лавки произнес:
— Не принято, досточтимый господин, взимать плату за то, что комъин соизволит принять.
Кервин, рассыпавшись в извинениях, уступил, но чувствовал себя в высшей степени неудобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32