— Внезапно глаза его сузились. — Ваше лицо мне знакомо. Давно это было, но… вас зовут Джефф, не так ли? Керрадин?.. Кермит?..
— Кервин.
— Вас еще звали Талло , — закивал мужчина. — И что вы тут делаете?
Ни с того ни с сего Джефф решил не выдумывать никакой легенды.
— Два месяца назад я был здесь, и в регистратуре мне сказали, что у них нет никаких записей о моих родителях… будто я у них тут вообще не числился… в общем, что я все вру. В компьютере не оказалось моих отпечатков пальцев. Я уж начал думать, не схожу ли с ума, — он махнул рукой на вырезанные в дереве инициалы. — Нет, не схожу. Вот это я вырезал, когда был совсем маленьким.
— Но зачем это понадобилось? — недоуменно воскликнул мужчина. — Неожиданно вспыхнув румянцем, он протянул Кервину руку. — Меня зовут Бэррон. Я преподавал математику в младших классах. Да и по сей день преподаю, насколько это вообще бывает необходимо.
— Я помню вас, сэр, — Джефф ответил ему крепким пожатием. — Как-то я подрался… не помню уж, с кем… и вы нас разнимали.
— Точно-точно, задира вы были еще тот, — усмехнулся Бэррон. — Да, разумеется, я вас помню. Помню даже, как отец принес вас к нам. Вам тогда было года четыре, если не ошибаюсь.
«Неужели отец прожил так долго? Почему же тогда я его не помню? Словно неуловимый запах в комнатах Клейндори в Арилиннской башне…»
— Вы знали моего отца? — поинтересовался Джефф, затаив дыхание.
— Я видел его только раз, — с сожалением отозвался Бэррон. — Но чем стоять здесь, давайте лучше спустимся ко мне и пропустим по рюмочке. Наверно, и в компьютерах иногда случаются сбои; хотя, по-моему, такое совершенно невероятно.
Но если тут есть люди, которые его помнят, почему в регистратуре больше ничего не сказали? Надо было не сдаваться так быстро и настоять на своем.
— А еще кто-нибудь остался тут, кто мог бы меня помнить?
— Разве что кто-нибудь из нянечек… — после секундного раздумья отозвался Бэррон. — Но почти весь персонал — молодежь. Мы стараемся, чтобы они были помоложе. Это я только, старая развалина, до сих пор тяну лямку; просто хороших учителей с Земли присылают редко, а Империи нужен тут кто-нибудь, кто умел бы говорить без акцента. — Он передернул плечами. — Давайте-ка спустимся ко мне в кабинет. И вы расскажете, юноша, чем занимались. Насколько я помню, вас же отправили на Землю. Как вы опять оказались на Даркоувере?
Из-за окна по-спартански обставленного маленького кабинета Бэррона доносился гомон с детской площадки. Кервину не хотелось ничего пить, но он с благодарностью принял от старого учителя математики стакан в надежде, что это хоть помешает сорваться с языка вопросам, на которые у Бэррона все равно не найдется ответа.
— Вы сказали, что помните, как меня принес отец. А мать мою вы не помните?
Бэррон покачал головой и чопорно поджал губы.
— Он ничего не говорил о ней; да и вообще о том, что был женат.
«Но он официально признал своего ребенка», — подумал Кервин.
— Как выглядел мой отец? — поинтересовался он.
— Это было так давно… — нахмурился Бэррон. — Мне-то запомнилось, потому что выглядел он… жутковато. Явно после какой-то драки, со сломанным носом; и одет по-дарковански — но с регистрационной карточкой Гражданской Службы космопорта. Мы пытались расспрашивать вас о матери — но вы не умели говорить.
— В четыре-то года? — изумленно выдохнул Кервин.
— Вы не говорили ни слова месяцев шесть; долгое время мы вообще принимали вас за недоразвитого, — честно признался Бэррон. — Вот почему я вас так хорошо запомнил. Вы не понимали ни терра-стандарта, ни по-дарковански, ни одного из языков, что знали нянечки — и не говорили ни слова на каком-либо другом.
Похоже, старый учитель разговорился; Джефф решил не прерывать его.
— Кервин заполнил все бумаги, чтобы вас приняли в приют, и ушел, и больше мы его не видели, — рассказывал Бэррон. — Мы задали ему несколько вопросов… Насколько я помню, вы не очень-то были похожи на своего отца. Скорее вы напоминали даркованского ребенка — только у вас были рыжие волосы, а рыжих даркован не бывает. Мне это запомнилось еще потому, что на той же неделе к нам поступил другой маленький рыжий.
— Его, случайно, не Остером звали? — вскинулся Кервин, хватаясь за соломинку.
— Не помню, — нахмурился Бэррон. — Он был у нас всего пару лет, и это очень странная история. Его похитили… Не обращайте внимания на стариковскую болтовню, к вам та история не имеет ни малейшего отношения; хотя… почему вы спросили имя?
— Потому что, — медленно проговорил Кервин, — по-моему, я его знаю.
— В регистратуре должны были остаться какие-то записи. Давайте я погляжу, — предложил Бэррон.
— Спасибо, не стоит, — произнес Джефф.
Какая теперь разница? А как, кстати, вообще Остер оказался в Приюте? Кеннардовская странная история — вряд ли здесь могут что-то о ней знать. И еще менее вероятно, что ребенок был зарегистрирован как Остер Райднау. Каким-то образом комъины сумели заполучить назад этого малыша, сына комъинов-предателей, бежавших вместе с Клейндори и ее хахалем-землянином… Какая разница, как это было? Остер воспитывался среди комъинов и унаследовал все их способности. А Кервин, воспитывавшийся на Земле, был ими принят и предал их.
Нет, об этом он и думать не станет. Джефф поблагодарил Бэррона, покорно совершил экскурсию в новое крыло, побеседовал с кем-то из учителей, выразил восхищение местными успехами и в конце концов отбыл — исполненный беспокойства и новых вопросов.
Клейндори умерла. Но почему Джефф Кервин-старший — «жутковато выглядевший», со сломанным носом — отдал сына в Приют Астронавта? И куда он потом делся?
Почему Джефф Кервин-младший в четыре года не умел говорить и молчал еще целых шесть месяцев?
Почему он не помнит…
Ничего, кроме загадочных полустертых образов: стены, арочные своды, двери, гордо вышагивающий по длинному коридору замка мужчина в плаще… женщина… пронзительный детский крик…
Кервина затрясло, и он постарался об этом не думать. По крайней мере, хоть малость из того, что хотел знать, он выяснил.
А теперь его ждала Элори.
Когда он вернулся в отель, она спала, рухнув в изнеможении поперек кровати, и под длинными ресницами ее залегли глубокие тени — но при скрипе двери она встрепенулась.
— Джефф, я держалась, сколько смогла, — быстро проговорила она.
— Все в порядке, — поспешил успокоить он жену.
— Что ты узнал?
Кервин замялся. Стоит ли говорить? Не разбудят ли бурлящие в нем вопросы каких-нибудь неприятных воспоминаний? Что она знает о Клейндори — если не считать, что ее научили презирать саму память о «предательнице»?
Элори сжала его ладонь.
— Откажись ты разделить боль со мной, — произнесла она, — тогда мне действительно стало бы больно.
И Джефф, опустившись рядом с ней на кровать, рассказал все. Все, что случилось с ним с первой секунды на Даркоувере: о встрече с Раганом и о том, как он узнал, что такое матричный кристалл; о приютской регистраторше; о матричных механиках, отказавшихся помочь ему; и все остальное — вплоть до того, что поведал ему Бэррон.
— Пожалуй, пора признаться, — угрюмо выставив челюсть, заявил он, — что все это безнадежно. Остались считанные часы; скоро рапорт с аэродрома завершит путь по инстанциям, и мне предстоит депортация. Да, может, уже…
Словно в ответ на его слова ожил зуммер, и Кервин поднял телефонную трубку.
— Джефферсон Эндрю Кервин-младший? — поинтересовался металлический голос на другом конце провода. Это была запись.
— Слушаю.
— Говорит отдел регистрации и кадров.
До нас дошли сведения, что вы находитесь в пределах Земного сектора, будучи обвиненным в гражданском правонарушении — незаконном уклонении от депортации. Ваше местонахождение известно. Данным сообщением вы ставитесь в известность, что Городской Совет Тендары на Даркоувере объявил вас персоной нон грата, и вам официально запрещается покидать Земной сектор, Это запрещение распространяется также и на вашу супругу, поскольку завершено рассмотрение вопроса о предоставлении ей имперского гражданства, и вопрос решен положительно. Это официальный приказ. Вы не имеете права покидать места вашего нахождения более чем на час, или удаляться от него более чем на милю, и через сорок восемь часов обязаны явиться, куда следует, или будет выписан ордер на ваш арест. Пожалуйста, подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или укажите юридически корректную причину для обжалования и подайте апелляцию по установленной форме.
— Черт! — пробормотал Джефф.
— Пожалуйста, — терпеливо повторил голос с пленки, — подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или подайте на апелляцию по установленной форме.
— Подтверждаю, — сказал Джефф и бросил трубку.
Значит, все кончено. Надежды на успех апелляции ни малейшей; теперь когда комъины против него, ни одна живая душа на Даркоувере и пальцем не шевельнет, чтобы помешать его депортации.
«Теперь я никогда не узнаю правды…»
Элори поднялась с кровати и встала над ним. Матричный кристалл на тонкой цепочке она повесила на шею.
— С твоей матрицей я могу постараться обойти блок в твоей памяти, — предложила она. — Только, Джефф, если блок настолько мощен, зачем ты хочешь это знать? Почему бы тебе не успокоиться? С комъинами для нас покончено; может быть, нам придется улететь с Даркоувера…
— Элори, всю жизнь меня мучил этот зуд, этот… самый настоящий голод — вернуться на Даркоувер; прямо наваждение. Я совсем даже неплохо жил на других планетах, но все время где-то в подсознании чувствовал, что Даркоувер меня зовет. А теперь уже начинаю сомневаться: действительно ли дело во мне, или мной начали манипулировать еще тогда, в то время, о котором я ничего не помню.
Потому что, если зов Даркоувера, который он ощущал в крови — фикция, кто он тогда? Пустышка, пешка, безвольная марионетка в руках землян? Убрать наваждение — и что останется от того, что, по большому счету, его и сформировало?
— Хорошо, тогда я попробую, — нахмурившись, сказала она. — Только не сейчас; я еще не восстановила силы после «наложения чар».
Они вышли из отеля и немного погуляли по Земному сектору, заглянули перекусить в кафе земного типа возле космопорта, где Элори съела свой традиционный чудовищный обед (что напомнило Кервину о том, к какому физическому истощению приводит телепатическая работа). Чисто для проформы он показал ей главные достопримечательности Земного сектора; но ни ее, ни его это сейчас как-то не слишком волновало.
Джефф обнаружил, что не может сейчас думать ни о чем, кроме Арилинна. Что будет означать для Даркоувера срыв договоренности с Пандаркованским Синдикатом? А для комъинов? Все изыскательские работы были завершены: оставалось самое главное — невероятно, чудовищно сложная задача — поднять руды на поверхность планеты. И Кервин чувствовал, что Элори думает о том же.
— Есть же несколько матричных механиков, которые могли бы… — как-то раз пробормотала она. А другой раз обронила рассеянно, словно случайно: — В конце концов, все матричные структуры и молекулярные модели собраны и настроены. Может, им и удастся справиться. Но, — после некоторой паузы добавила она, — без Хранительницы…
Джефф привлек жену к себе.
— Жалеешь? — прошептал он.
— Ничего подобного. — Она, не моргнув, выдержала его взгляд. — Только… жаль, что все сложилось именно так.
Он погубил их . Он пришел в мир, который любил — и загубил последний шанс этого мира остаться таким, какой он есть.
Но когда Элори взяла матрицу в ладони, Джефф уже не ощущал прежней уверенности. Ему вспомнилась женщина — матричный механик, пытавшаяся прочесть его память; и заплатившая за это жизнью.
— Элори, если это опасно… Черт с ним, обойдусь как-нибудь и без этих четырех лет.
— Мне это не опасно, — она сомкнула ладони над матрицей, и плавающие в кристалле огоньки замерцали ярче. Элори сосредоточенно уставилась в матрицу; светлые волосы ее окаймляли щеки двумя легкими волнами. Потом она подняла глаза на Джеффа.
Он чувствовал себя как на иголках. Прорыв через телепатический блок или барьер — это, как он помнил по первым дням среди комъинов, малоприятное дело.
Свет в кристалле разгорался ярче и ярче, окутывая склоненное лицо Элори золотистым ореолом; Кервин сощурился — таким ослепительным стало свечение — но не в силах был оторвать взгляда от завораживающего чередования пятен света и тьмы. И вдруг каждое пятнышко встало на свое место, словно фрагменты головоломки, и перед глазами у Джеффа возникла четкая, словно отпечатанная, картинка, вид комнаты…
Двое мужчин и две женщины, все одетые по-дарковански, сидели вокруг стола; одна из женщин, очень хрупкая, очень светлокожая, склонялась над матричным кристаллом… Эту сцену он уже видел!
Он оцепенел; предчувствие чего-то чудовищного ледяной лапой сдавило ему сердце. Что-то… Что-то… Вот поворачивается на петлях дверь…
Он услышал собственный крик — хриплый, пронзительный и жуткий, крик до смерти напуганного ребенка, исторгаемый глоткой взрослого мужчины — и мгновение спустя мир растворился в бешено крутящейся черноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Кервин.
— Вас еще звали Талло , — закивал мужчина. — И что вы тут делаете?
Ни с того ни с сего Джефф решил не выдумывать никакой легенды.
— Два месяца назад я был здесь, и в регистратуре мне сказали, что у них нет никаких записей о моих родителях… будто я у них тут вообще не числился… в общем, что я все вру. В компьютере не оказалось моих отпечатков пальцев. Я уж начал думать, не схожу ли с ума, — он махнул рукой на вырезанные в дереве инициалы. — Нет, не схожу. Вот это я вырезал, когда был совсем маленьким.
— Но зачем это понадобилось? — недоуменно воскликнул мужчина. — Неожиданно вспыхнув румянцем, он протянул Кервину руку. — Меня зовут Бэррон. Я преподавал математику в младших классах. Да и по сей день преподаю, насколько это вообще бывает необходимо.
— Я помню вас, сэр, — Джефф ответил ему крепким пожатием. — Как-то я подрался… не помню уж, с кем… и вы нас разнимали.
— Точно-точно, задира вы были еще тот, — усмехнулся Бэррон. — Да, разумеется, я вас помню. Помню даже, как отец принес вас к нам. Вам тогда было года четыре, если не ошибаюсь.
«Неужели отец прожил так долго? Почему же тогда я его не помню? Словно неуловимый запах в комнатах Клейндори в Арилиннской башне…»
— Вы знали моего отца? — поинтересовался Джефф, затаив дыхание.
— Я видел его только раз, — с сожалением отозвался Бэррон. — Но чем стоять здесь, давайте лучше спустимся ко мне и пропустим по рюмочке. Наверно, и в компьютерах иногда случаются сбои; хотя, по-моему, такое совершенно невероятно.
Но если тут есть люди, которые его помнят, почему в регистратуре больше ничего не сказали? Надо было не сдаваться так быстро и настоять на своем.
— А еще кто-нибудь остался тут, кто мог бы меня помнить?
— Разве что кто-нибудь из нянечек… — после секундного раздумья отозвался Бэррон. — Но почти весь персонал — молодежь. Мы стараемся, чтобы они были помоложе. Это я только, старая развалина, до сих пор тяну лямку; просто хороших учителей с Земли присылают редко, а Империи нужен тут кто-нибудь, кто умел бы говорить без акцента. — Он передернул плечами. — Давайте-ка спустимся ко мне в кабинет. И вы расскажете, юноша, чем занимались. Насколько я помню, вас же отправили на Землю. Как вы опять оказались на Даркоувере?
Из-за окна по-спартански обставленного маленького кабинета Бэррона доносился гомон с детской площадки. Кервину не хотелось ничего пить, но он с благодарностью принял от старого учителя математики стакан в надежде, что это хоть помешает сорваться с языка вопросам, на которые у Бэррона все равно не найдется ответа.
— Вы сказали, что помните, как меня принес отец. А мать мою вы не помните?
Бэррон покачал головой и чопорно поджал губы.
— Он ничего не говорил о ней; да и вообще о том, что был женат.
«Но он официально признал своего ребенка», — подумал Кервин.
— Как выглядел мой отец? — поинтересовался он.
— Это было так давно… — нахмурился Бэррон. — Мне-то запомнилось, потому что выглядел он… жутковато. Явно после какой-то драки, со сломанным носом; и одет по-дарковански — но с регистрационной карточкой Гражданской Службы космопорта. Мы пытались расспрашивать вас о матери — но вы не умели говорить.
— В четыре-то года? — изумленно выдохнул Кервин.
— Вы не говорили ни слова месяцев шесть; долгое время мы вообще принимали вас за недоразвитого, — честно признался Бэррон. — Вот почему я вас так хорошо запомнил. Вы не понимали ни терра-стандарта, ни по-дарковански, ни одного из языков, что знали нянечки — и не говорили ни слова на каком-либо другом.
Похоже, старый учитель разговорился; Джефф решил не прерывать его.
— Кервин заполнил все бумаги, чтобы вас приняли в приют, и ушел, и больше мы его не видели, — рассказывал Бэррон. — Мы задали ему несколько вопросов… Насколько я помню, вы не очень-то были похожи на своего отца. Скорее вы напоминали даркованского ребенка — только у вас были рыжие волосы, а рыжих даркован не бывает. Мне это запомнилось еще потому, что на той же неделе к нам поступил другой маленький рыжий.
— Его, случайно, не Остером звали? — вскинулся Кервин, хватаясь за соломинку.
— Не помню, — нахмурился Бэррон. — Он был у нас всего пару лет, и это очень странная история. Его похитили… Не обращайте внимания на стариковскую болтовню, к вам та история не имеет ни малейшего отношения; хотя… почему вы спросили имя?
— Потому что, — медленно проговорил Кервин, — по-моему, я его знаю.
— В регистратуре должны были остаться какие-то записи. Давайте я погляжу, — предложил Бэррон.
— Спасибо, не стоит, — произнес Джефф.
Какая теперь разница? А как, кстати, вообще Остер оказался в Приюте? Кеннардовская странная история — вряд ли здесь могут что-то о ней знать. И еще менее вероятно, что ребенок был зарегистрирован как Остер Райднау. Каким-то образом комъины сумели заполучить назад этого малыша, сына комъинов-предателей, бежавших вместе с Клейндори и ее хахалем-землянином… Какая разница, как это было? Остер воспитывался среди комъинов и унаследовал все их способности. А Кервин, воспитывавшийся на Земле, был ими принят и предал их.
Нет, об этом он и думать не станет. Джефф поблагодарил Бэррона, покорно совершил экскурсию в новое крыло, побеседовал с кем-то из учителей, выразил восхищение местными успехами и в конце концов отбыл — исполненный беспокойства и новых вопросов.
Клейндори умерла. Но почему Джефф Кервин-старший — «жутковато выглядевший», со сломанным носом — отдал сына в Приют Астронавта? И куда он потом делся?
Почему Джефф Кервин-младший в четыре года не умел говорить и молчал еще целых шесть месяцев?
Почему он не помнит…
Ничего, кроме загадочных полустертых образов: стены, арочные своды, двери, гордо вышагивающий по длинному коридору замка мужчина в плаще… женщина… пронзительный детский крик…
Кервина затрясло, и он постарался об этом не думать. По крайней мере, хоть малость из того, что хотел знать, он выяснил.
А теперь его ждала Элори.
Когда он вернулся в отель, она спала, рухнув в изнеможении поперек кровати, и под длинными ресницами ее залегли глубокие тени — но при скрипе двери она встрепенулась.
— Джефф, я держалась, сколько смогла, — быстро проговорила она.
— Все в порядке, — поспешил успокоить он жену.
— Что ты узнал?
Кервин замялся. Стоит ли говорить? Не разбудят ли бурлящие в нем вопросы каких-нибудь неприятных воспоминаний? Что она знает о Клейндори — если не считать, что ее научили презирать саму память о «предательнице»?
Элори сжала его ладонь.
— Откажись ты разделить боль со мной, — произнесла она, — тогда мне действительно стало бы больно.
И Джефф, опустившись рядом с ней на кровать, рассказал все. Все, что случилось с ним с первой секунды на Даркоувере: о встрече с Раганом и о том, как он узнал, что такое матричный кристалл; о приютской регистраторше; о матричных механиках, отказавшихся помочь ему; и все остальное — вплоть до того, что поведал ему Бэррон.
— Пожалуй, пора признаться, — угрюмо выставив челюсть, заявил он, — что все это безнадежно. Остались считанные часы; скоро рапорт с аэродрома завершит путь по инстанциям, и мне предстоит депортация. Да, может, уже…
Словно в ответ на его слова ожил зуммер, и Кервин поднял телефонную трубку.
— Джефферсон Эндрю Кервин-младший? — поинтересовался металлический голос на другом конце провода. Это была запись.
— Слушаю.
— Говорит отдел регистрации и кадров.
До нас дошли сведения, что вы находитесь в пределах Земного сектора, будучи обвиненным в гражданском правонарушении — незаконном уклонении от депортации. Ваше местонахождение известно. Данным сообщением вы ставитесь в известность, что Городской Совет Тендары на Даркоувере объявил вас персоной нон грата, и вам официально запрещается покидать Земной сектор, Это запрещение распространяется также и на вашу супругу, поскольку завершено рассмотрение вопроса о предоставлении ей имперского гражданства, и вопрос решен положительно. Это официальный приказ. Вы не имеете права покидать места вашего нахождения более чем на час, или удаляться от него более чем на милю, и через сорок восемь часов обязаны явиться, куда следует, или будет выписан ордер на ваш арест. Пожалуйста, подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или укажите юридически корректную причину для обжалования и подайте апелляцию по установленной форме.
— Черт! — пробормотал Джефф.
— Пожалуйста, — терпеливо повторил голос с пленки, — подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или подайте на апелляцию по установленной форме.
— Подтверждаю, — сказал Джефф и бросил трубку.
Значит, все кончено. Надежды на успех апелляции ни малейшей; теперь когда комъины против него, ни одна живая душа на Даркоувере и пальцем не шевельнет, чтобы помешать его депортации.
«Теперь я никогда не узнаю правды…»
Элори поднялась с кровати и встала над ним. Матричный кристалл на тонкой цепочке она повесила на шею.
— С твоей матрицей я могу постараться обойти блок в твоей памяти, — предложила она. — Только, Джефф, если блок настолько мощен, зачем ты хочешь это знать? Почему бы тебе не успокоиться? С комъинами для нас покончено; может быть, нам придется улететь с Даркоувера…
— Элори, всю жизнь меня мучил этот зуд, этот… самый настоящий голод — вернуться на Даркоувер; прямо наваждение. Я совсем даже неплохо жил на других планетах, но все время где-то в подсознании чувствовал, что Даркоувер меня зовет. А теперь уже начинаю сомневаться: действительно ли дело во мне, или мной начали манипулировать еще тогда, в то время, о котором я ничего не помню.
Потому что, если зов Даркоувера, который он ощущал в крови — фикция, кто он тогда? Пустышка, пешка, безвольная марионетка в руках землян? Убрать наваждение — и что останется от того, что, по большому счету, его и сформировало?
— Хорошо, тогда я попробую, — нахмурившись, сказала она. — Только не сейчас; я еще не восстановила силы после «наложения чар».
Они вышли из отеля и немного погуляли по Земному сектору, заглянули перекусить в кафе земного типа возле космопорта, где Элори съела свой традиционный чудовищный обед (что напомнило Кервину о том, к какому физическому истощению приводит телепатическая работа). Чисто для проформы он показал ей главные достопримечательности Земного сектора; но ни ее, ни его это сейчас как-то не слишком волновало.
Джефф обнаружил, что не может сейчас думать ни о чем, кроме Арилинна. Что будет означать для Даркоувера срыв договоренности с Пандаркованским Синдикатом? А для комъинов? Все изыскательские работы были завершены: оставалось самое главное — невероятно, чудовищно сложная задача — поднять руды на поверхность планеты. И Кервин чувствовал, что Элори думает о том же.
— Есть же несколько матричных механиков, которые могли бы… — как-то раз пробормотала она. А другой раз обронила рассеянно, словно случайно: — В конце концов, все матричные структуры и молекулярные модели собраны и настроены. Может, им и удастся справиться. Но, — после некоторой паузы добавила она, — без Хранительницы…
Джефф привлек жену к себе.
— Жалеешь? — прошептал он.
— Ничего подобного. — Она, не моргнув, выдержала его взгляд. — Только… жаль, что все сложилось именно так.
Он погубил их . Он пришел в мир, который любил — и загубил последний шанс этого мира остаться таким, какой он есть.
Но когда Элори взяла матрицу в ладони, Джефф уже не ощущал прежней уверенности. Ему вспомнилась женщина — матричный механик, пытавшаяся прочесть его память; и заплатившая за это жизнью.
— Элори, если это опасно… Черт с ним, обойдусь как-нибудь и без этих четырех лет.
— Мне это не опасно, — она сомкнула ладони над матрицей, и плавающие в кристалле огоньки замерцали ярче. Элори сосредоточенно уставилась в матрицу; светлые волосы ее окаймляли щеки двумя легкими волнами. Потом она подняла глаза на Джеффа.
Он чувствовал себя как на иголках. Прорыв через телепатический блок или барьер — это, как он помнил по первым дням среди комъинов, малоприятное дело.
Свет в кристалле разгорался ярче и ярче, окутывая склоненное лицо Элори золотистым ореолом; Кервин сощурился — таким ослепительным стало свечение — но не в силах был оторвать взгляда от завораживающего чередования пятен света и тьмы. И вдруг каждое пятнышко встало на свое место, словно фрагменты головоломки, и перед глазами у Джеффа возникла четкая, словно отпечатанная, картинка, вид комнаты…
Двое мужчин и две женщины, все одетые по-дарковански, сидели вокруг стола; одна из женщин, очень хрупкая, очень светлокожая, склонялась над матричным кристаллом… Эту сцену он уже видел!
Он оцепенел; предчувствие чего-то чудовищного ледяной лапой сдавило ему сердце. Что-то… Что-то… Вот поворачивается на петлях дверь…
Он услышал собственный крик — хриплый, пронзительный и жуткий, крик до смерти напуганного ребенка, исторгаемый глоткой взрослого мужчины — и мгновение спустя мир растворился в бешено крутящейся черноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32